Something old, something new...

День первый. Ты мудро поступил, отказавшись от завтрака — он оказался бы в унитазе через пятнадцать минут. Ты приходил в себя, бубнил что-то про свежий воздух и снова отключался. Раз десять за первые восемь часов. Открытое окно ничего не поменяло. Пока был в отключке, ты явно видел какие-то сны: руки цеплялись за простыни, ты говорил нечто бессвязное. Второй укол поставили, пока ты был без сознания. Вечером тебя снова выворачивало пятнадцать минут, и это при пустом желудке. Вечером, когда Дик пришёл меня сменить, мы… В общем, ты даже пришёл в себя, кажется, потому что смотрел на нас, скандалящих, с таким трезвым интересом и пониманием происходящего, что я пригрозил избить Дика, если он ещё хоть раз попытается меня выставить из комнаты. Так что идея дежурств провалилась, Дик будет приходить только для того, чтобы я мог уснуть. День третий. Тебе не сны снятся. Это воспоминания. Сегодня ты довольно громко просил прощения за то, что решил, что ты из параллельной вселенной. И да, каждый момент нашей драки ты тоже вспомнил. Дик слушал этот спектакль и качал головой. Он ещё больше уверился, что в драке не было необходимости. Я с ним согласен, но ты ведь не спрашивал тогда, верно? Тебя перестало рвать после уколов. Мы даже смогли напоить тебя бульоном. Ты осовело глотал, моргал и постоянно спрашивал, кто мы и почему мы к тебе так добры. Боже, Джей, где ты был и кого ты спрашивал об этом? Я торчу в твоей комнате безвылазно, Дик приходит, когда хочет и может. Ты каждый раз тепло улыбаешься, когда слышишь мой голос, а вот на Дика почти не реагируешь. День четвёртый. Сегодня ты танцевал, стоя у окна. Со слов Дика: ты объявил, что у тебя тренировка, и стал активно растягиваться. Он, как бывший гимнаст, оценил твою подготовку, кстати. Танцевал ты долго, почти час, после чего рухнул на пол и тихо стонал, не в состоянии пошевелиться. Когда я переложил тебя на кровать, ты выдавил что-то вроде благодарности и отключился. К обеду мне показалось, что ты пришёл в себя. Ты открыл глаза, улыбнулся, спросил, сколько дней ты уже лежишь. Удивился, что только четвёртый. «А чувствую себя, будто все сорок прошли». А потом ты вдруг спросил, как там Альфред, не соскучился ли он один в мэноре, не потерял ли меня. Дик пытался с тобой поговорить, но ты его совсем не слышал. День седьмой. Что ты хочешь тут увидеть? Что тебя последние три дня рвало буквально каждые пятнадцать минут? Ты почти сутки провёл над унитазом, не реагируя вообще ни на что. Нам даже внутривенное ставить не получалось, хотя ты не особенно сопротивлялся. Я хотел… Я хотел хотя бы сутки дать тебе отдохнуть от лекарств. Альфред не позволил. Джей, это слишком. Оно того не… День девятый Твой желудок вчера вечером наконец успокоился. Ты проспал шестнадцать часов, после чего разбудил меня ночью и попросил бутерброд с сыром. Им же тебя и стошнило десять минут спустя. Нет, Джей, видимо, с этого момента — только капельница. Утром ты лежал почти неподвижно, только тихо стонал. На вопросы отвечал бессвязно, только один раз прохрипел: «Мышцы выворачиваются». Дик подтвердил мои подозрения: твои лекарства действуют и на мышечную систему, вызывая спазмы. Мне не позволили дать тебе обезболивающее— Дик сказал, что с твоими лекарствами ни одно из существующих не сочетается в достаточной мере безопасно. Ты бы, наверное, тоже не позволил, если бы достаточно соображал. День десятый Я думал, что сегодня писать будет не о чем. Ты не приходил в себя, едва шевелился. Я даже у Дика спросил, что писать — ты же ворчать будешь, если я заброшу. На его «А что ты там вообще пишешь?» честно ответил: всё, что с тобой происходит. После этого Дик сел рядом с тобой, приобнял тебя за плечи и заявил: «Джей, давай-ка быстренько приходи в себя, и я тебя от него заберу. Он у тебя туповатый. Он взаправду думает, что ты его дневник просил вести для того, чтобы у тебя хроника твоих походов в туалет была». А потом отчитал меня, представляешь? Минут пятнадцать расписывал разницу между дневником и репортажем. Сказал, что если бы тебе нужна была сухая выжимка, то ты бы просто записи с камер посмотрел. Ты действительно для этого просил? Джей, я ведь… Я не умею… День двенадцатый. Я решил, что будет немного легче справляться, если я буду видеть, сколько времени прошло и осталось. Повесил календарь напротив кровати. Альфред идею одобрил, но попросил использовать другой цвет. «Не все же дни должны быть мрачными, мастер Брюс». Боюсь, что светлых дней будет слишком мало. День пятнадцатый. Сегодня впервые пришлось тебя пристегнуть. За полчаса до этого ты просил сломать тебе руку, потому что она якобы «вырвана из нужного места», и, когда получил отказ, начал биться о стены головой, плечами и рёбрами в надежде хоть что-то из этого разбить. Пока тебя пристёгивали, ты кричал, что тебе больно, что все твои мышцы сгорают внутри тебя, что мы должны хотя бы руку тебе из жалости сломать. Дик стоял рядом с таким серым лицом, что я его выгнал. День восемнадцатый. Я думал, что выход «на воздух» поможет прочистить голову, выдохнуть. Я не выдержал пятнадцати минут, Джей. Пятнадцати. Едва за мной закрылась дверь, в голову полезли совершенно идиотские мысли. Вернулся, пока не провалился в панику с головой. День двадцатый. Мне повезло, что ты проснулся, пока Дика рядом не было. Первое, что ты сказал, открыв глаза: «Снимай штаны, ковбой, и забирайся сверху». И начал раздеваться, пытаясь призывно на меня смотреть. Пришлось заверять тебя, что я не в настроении, и одевать обратно. Мало того, что выглядело это жалко, потому что у тебя не было сил даже пуговицу с первого раза расстегнуть, так ещё и это «ковбой»… Оно явно адресовано не мне. Кому? Обычно ты узнавал меня, пусть даже в неверном тайминге или не той вселенной. Сейчас ты принял меня за кого-то ещё. Это было… День двадцать третий. Сегодня ты пытался атаковать каждого из нас. Сначала ты напал на Дика, пока я спал: ты вскочил с постели и попытался связать его своим одеялом. Меня разбудили твои проклятия, когда Дик пристёгивал тебя к кровати. Ты кусался, лягался и обещал отгрызть ему нос и другие «выдающиеся части тела», как ты сказал. Мы отстегнули тебя через несколько часов, когда ты, проснувшись, попросил воды. Когда в твоих руках оказалась кружка, её содержимое тут же полетело мне в лицо, а ты попытался разбить её о край тумбочки. Почему ты не заметил, что кружка пластиковая? Это ещё одно воспоминание? В Аркхэме не пользуются фарфоровой или стеклянной посудой. Где ты был? День двадцать пятый Почти три часа ты что-то искал. Перевернул кровать (не буквально — у тебя не хватило сил поднять подушку, поэтому я ходил за тобой и поднимал всё, что ты хотел), обшарил все полки, заглянул под ковёр. Мой вопрос «Что ты ищешь?» ты услышал раза с третьего и, хихикая, шепнул: «Я знаю, что Бэтс спрятал для меня здесь подарок. Но я не знаю, что это, и мне безумно интересно». Ты всё чаще меня не узнаёшь, Джей. День двадцать шестой. Просыпаюсь сегодня — а ты у меня на плече спишь. Дик, посмеиваясь, рассказал, что ты минут десять забирался, но от помощи отказался. Мог бы просто разбудить, родной. Ещё около часа я лежал, не двигаясь, пока ты не проснулся. Открыв глаза, ты спросил, сколько времени, и резко стал собираться «на свидание, потому что Мышонок не любит, когда я опаздываю». День двадцать восьмой Когда я поднял тебя на руки, чтобы отнести в ванну, мне стало страшно. Джей, ты никогда не был тяжёлым, но сейчас это какой-то кошмар. Дик в десять лет весил больше. Нужно пересмотреть состав твоих внутривенных. А в ванной ты пришёл в себя. Действительно, по-настоящему. Открыл глаза и спросил, где Дик и Альфред и «какого хрена ты один со мной возишься, я о чём просил?» Пришлось объяснять, что они не слишком воодушевились перспективой увидеть тебя голым. Только в этот момент ты понял, что лежишь в ванной. Ты попросил зубную щётку, и у тебя едва хватало сил держать её ровно, пока она мерно жужжала. Ты ковырялся минут десять, а потом попросил тебя поцеловать. Если вся эта возня со щёткой была исключительно ради меня, то ты идиот. Всё остальное время ты лежал с закрытыми глазами и тихо мурлыкал, пока я мыл твои волосы и растирал спину. День двадцать девятый. Когда я открыл глаза, тебя в кровати не было. Ты стоял у окна, опираясь на Дика (он практически держал тебя на весу), и всхлипывал. Дик сказал, что ты попросил подвести тебя к окну и тут же стал тихо плакать. На вопросы не реагировал, и Дик просто перестал спрашивать. Меня ты почему-то услышал и тут же стал просить прощения. Бормотал что-то вроде «не удержал», «не справился» и «две недели просто выпали из памяти». Это что-то _оттуда_, что ты мне ещё не рассказывал, Джей? День тридцать первый. Альфред показал, что нужно делать с тобой, чтобы не атрофировались мышцы. Никогда раньше не задумывался, что ухаживать за лежачим больным — серьёзная работа, требующая конкретных навыков. За один раз мы с Диком, разумеется, запомнили мало, но Альфред пообещал нами руководить. Всё будет хорошо, Джей. Мы все здесь, с тобой. Я с тобой. Я наконец-то узнал, где ты мечтаешь побывать. Ты рассказывал о том, как жалеешь, что видел Берлин только на картинках, что не представилось шанса побывать в Праге, что твоя единственная в жизни поездка в Париж закончилась через полчаса после приземления в аэропорту во Франции. Ну и, разумеется, «как твой злейший враг, который провёл в драках с тобой больше половины собственной жизни, я просто обязан осмотреть Колизей. Вдруг нам с тобой и там удастся помахать кулаками, как в старые-добрые». Джей, я отвезу тебя куда угодно, я сделаю всё для этого, только вернись. День тридцать третий. А я ведь не успел тебе рассказать: Флэш помог разгадать твою загадку. Все твои воспоминания, откуда они, почему они есть. Ты на самом деле тогда подсматривал другую вселенную. Это совершенно не объясняет, как сюда вписываются лекарства, но, подозреваю, что они сюда никакого отношения и не имеют. Разве что они мешали проснуться и заставляли болтать во сне, потому что обычно ты молчишь. Дик разбудил сегодня ночью. Сказал, что ты меня звал, но слишком тихо, чтобы я проснулся. Когда я перевернул тебя на спину, ты слабо улыбнулся и прошептал: «Я хочу танцевать». Я кивнул Дику, и он нас оставил. Тебе не слишком понравилось лежать у меня на руках. Пришлось ставить тебя на мои ступни и держать, обхватив за талию. Ты что-то пел, слабо, почти неслышно, а я пытался поймать ритм. Сложно было понять, то ли это ещё одно воспоминание, то ли ты очнулся. Но в какую-то секунду дошло: это неважно. Ты танцуешь со мной, и какая разница, как ты это осознаёшь сейчас. Это в любом случае реально в твоей голове, и не менее реально для меня сейчас. Мы танцевали почти десять минут, пока ты напевал, и ещё пять после того, как ты выдохся. Ты уснул прямо у меня на руках, не потерял сознание, а именно уснул. День тридцать пятый. Я не могу. Я просто не буду ничего писать. Нет. День тридцать восьмой Ты стал почти прозрачным. Все футболки, которые мы на тебя натягиваем, болтаются, словно на вешалке. Дик пошутил, что совсем скоро мы тебя потеряем между подушками. Я бы даже посмеялся, будь это о ком-то другом. Видел то же в глазах Альфреда. Берегись: тебя ждёт семиразовое полноценное питание, когда ты снова будешь в состоянии нормально есть. А пока всё, что мы можем, — это ещё раз пересмотреть состав твоего внутривенного. Дик и Альфред не доверяют мне шприцы, да я и не виню их в этом. Не уверен, что смогу… День сороковой. Уже когда ты замурлыкал у меня на коленях, я вспомнил. Ты рассказывал мне об этом дне, ещё на наших «каникулах» рассказывал. И я ведь слово в слово повторил то, что, по твоим словам, я сказал тебе тогда. «Джей, дай знак, что ты со мной». Сколько времени прошло, а меня всё ещё пугают эти совпадения. День сорок первый Сегодня Дик спас тебе жизнь. Стоило мне на минуту скрыться в ванной, как ты начал задыхаться. Я вернулся, как только Дик закричал, помог ему отстегнуть твою руку и перевернуть тебя на бок. Пока я возился с ремнями, он успел достать ампулу и шприц. Повезло, что нас было двое. Возможно, там, в одиночку, именно тут я и не справился с… День сорок второй. Ты узнал Альфреда. Спросил его, собирается ли он улететь на отдых, когда это всё закончится. «Давайте посмотрим, как это закончится, мистер Джей», — он ответил довольно ровно, но, поверь мне, он очень волнуется за тебя. Все мы волнуемся, Джей. День сорок четвёртый Сегодня тебе стало хуже. То есть, хуже, чем было. Ты катался по кровати, словно от боли, не приходил в себя и только выл, тихо, тонко и без конца. Дик сказал, что изменение реакции — хороший знак, говорил что-то вроде «основные зажимы сняты, лекарство работает непосредственно с проблемой». Я не особенно слушал, если честно. Я понимаю, почему в твоей параллельной вселенной я не довёл лечение до конца. Если бы не Дик, ты бы даже сегодняшний укол не получил, у меня бы просто духа не хватило его поставить. Ещё две недели… День сорок шестой. **страница вырвана** День сорок седьмой. Дик говорит, я цепляюсь за тебя во сне. Может, он не заметил, но я и во время бодрствования не могу от тебя отойти. Я не могу выйти из комнаты без паники, не засыпаю, пока не нащупаю твой пульс, не могу видеть, как тебе ставят новые и новые уколы. Я всё больше узнаю себя в том, что ты описывал, когда пытался меня напугать. У тебя получилось. День сорок девятый. Я в отчаянии, Джей. Ты уже почти три дня не открываешь глаза, почти не шевелишься, только стонешь время от времени. Пожалуйста, хоть какой-то знак, что ты ещё здесь, ещё борешься. День пятьдесят первый. Вчера ты открывал глаза, слабо улыбался и хрипло просил почитать тебе. А сегодня проспал весь день. Не приходил в себя, не шевелился даже, просто дышал. Сколько я ни чесал за ухом, ни звал тебя — ничего. Я скучаю, Джей. День пятьдесят третий. Я провёл всё утро, разглядывая твои руки. Слишком много шрамов, у меня столько нет. Какие-то совсем мелкие, их не видно, только кожа под пальцами ощущается шершавой. Какие-то виднеются бледными полосами, явно от ножа. Есть совсем странной формы, подозреваю, ожоги. К твоим рукам невозможно прикоснуться, не задев какой-нибудь из старых шрамов. Надеюсь только, что они не напоминают о себе. В ванне тебе опять стало легче. Ты не приходил в себя, но сдвинутые брови расслабились, ослабла челюсть и скулы. Видимо, надо купать тебя почаще. Мне хватает и такого знака, Джей. Я знаю, что ты здесь. День пятьдесят пятый. Утром ты долго смотрел в потолок. Никого не слышал, не обращал на нас ни малейшего внимания. Это было жутко, Джей. Настолько жутко, что я не отпускал твоё запястье до самого вечера, до следующего укола. Слабенькая жилка, трепещущая под пальцами, всё же успокаивала. День пятьдесят седьмой Ты не приходил в себя последние двое суток. Никак не реагировал на мои просьбы, на прикосновения, даже на уколы. Не двигался, не стонал, ни-че-го. Отличался от трупа только тем, что ещё дышал (даже цвет и температура были, словно ты уже…). Я пытался не подпустить Дика к тебе, когда он собирался сделать укол. Вдвоём с Альфредом они вытурили меня из комнаты и поставили укол до того, как я вломился обратно. Помнишь, я писал про календарь на стене? Сейчас я готов раскрасить яркими цветами каждый день, когда ты открывал глаза. Абсолютно плевать, что было в тот день: слышал ты меня или нет, лез драться или вспоминал свидания, на которых я никогда не был. Ты открывал глаза, Джей. Я бы сейчас дорого дал, чтобы ещё раз в них заглянуть. День шестидесятый. Сегодня — последний укол. Альфред несколько раз заглядывал, всё время пытаясь мне напомнить: ты можешь прийти в себя далеко не сразу, возможно, это займёт несколько дней. Я понимаю это, но не перестаю воображать, как ты завтра откроешь глаза и что-нибудь слабо выдохнешь. Я знаю: так не случится, но не могу заставить себя прекратить.