Зависимость

Тонкое лезвие ножа проходит по нежной коже, отчерчивая четкую линию вниз от мочки уха до ключицы, алая жидкость скапливается на острие, соскальзывая к оголённой груди, тоненьким ручейком продолжает свой быстрый путь, наровясь вот-вот соскользнуть с женского тела и упасть нá пол. Мягкие губы подцепляют каплю, не давая ей соскользнуть с набухшего соска. Кожа полыхает огнем и одновременно с этим покрывается мурашками от столь интимного действия. Длинный шершавый язык проходится по фарфоровой коже вверх, слизывая неустанно бегущую кровь, подбирается к ключице, оставляя после себя алые разводы, приобретающие в тусклом освещении бордовый оттенок, и липко-мокрый след от слюны. Он скользит дальше, выше, к началу надреза, под девичье ушко, вырывая глухие всхлипы, перемешивающиеся со стонами, сливающиеся в приятную серинаду для ушей Грайма. Кровотечение приостановилось, и он отстраняется от разорванной кожи, трогая губами мочку уха, прикусывает её, обводя языком, и ведёт носом по ушной раковине. До слуха мужчины доносится тихий протяжный выдох вперемешку со звоном цепей. Её заметно трясёт от возбуждения, слышно сбитое дыхание, и не нужно быть всевидящим, чтобы знать, как сильно прижались острые коленки друг к другу, пытаясь унять неутихающее возбуждение. Мужчина прикрывает глаза, вдыхая запах её сальных волос, и представляет, как будет втирать нежными движениями в кожу головы бальзам, распутывать каждый блондинистый волосок, а затем смывать пену, так аккуратно лежащую на маленькой головке. Улыбка нежности трогает губы Грайма. Он откидывает назад плотно спутавшиеся между собой пряди, обхватывает голову большими ладонями, в одной все ещё держа нож, целует лоб, виски, прикрытые веки, аккуратный носик, доходит поцелуями до скул, щёк и подбородка, переключается на шею, намеренно не задевая губ, так соблазнительно приоткрытых, жаждущих его внимания и ласки. Лёгким прикосновением губ дотрагивается до тонкой кожи под подбородком и едва ощутимыми прикосновениями спускается ниже, к вздымающейся от надрывных вдохов-выдохов груди. Обхватывает правый сосок, прикусывая и тут же зализывая. Саше кажется, что ее сейчас разорвет от тяжести в теле, кажется, что сейчас сердце остановится от перевозбуждения и она повиснет на цепях пустым, безжизненным, так и не удовлетваренным мешком. Она стоит все это время на носочках, благодаря извращённой фантазии Грайма, которая подсказала ему поднять цепи ещё выше, и от очередного прикосновения мужчины к её телу она вытягивается по струнке, почти подтягивается на цепях, становясь на кончики больших пальцев. Удовольствие скапливается внизу живота тугим узлом и Саша тихо всхлипывает от того, что не может избавиться от него, однако ничего не говорит, покорно принимая ласки мужчины, часто-часто дыша и пытаясь справиться с наслождением, перетекающим в мучительную пытку. Будучи весьма общительной девочкой, в школе она быстро приобрела популярность не только среди сверстниц. Ее бойкий характер, связи родителей и умение очаровывать людей своей речью быстро помогли обзавестись парнями. Милые маленькие мальчики покупались на её слова и движения, подходили к ней с предложениями прогуляться, посидеть в кафешке за чашкой чая или же поболтать на перемене. Саша не отказывала, пробуя новые ощущения на вкус. У неё было не так уж и много отношений, которые заходили дальше дружеских объятий, но были и исключения. Ради интереса и усмирения бурлящих гормонов она позволяла себя трогать, раздевать и целовать не в самых пристойных местах. Тогда идея быть облапанной показалась Саше весьма соблазнительной и весёлой, ещё пара лет и она будет готова к более серьёзным отношениям, которые, рано или поздно, но приведут её к неизбежному — близости с мужчиной. Так почему бы не начать с малого и не позволить интересу покомандовать? Когда она отдалась своему безрассудству, то ожидала получить уйму впечатлений и незабываемых эмоций. Ожидания не оправдались, нагоняя на Сашу тоску и разочарование. Неумелые глупые мальчишки, заботящиеся о себе и своем любопытстве, так похожие на нее саму, действовали робко и смущённо, чем ни раз сводили все начинания на нет. Их нерасторопность и нерешительность выводили Сашу из себя, а резкие и холодные движения рук вызывали чувство отвращения. Действия совсем ещё юных, неуверенных в себе мальчишек ничуть не распаляли, наоборот, усыпляли и быстро надоедали. Тогда Саше казалось, что они просто не подходят друг другу, просто напросто не совпадают темпераментами, обладают различными желаниями или ещё чего. Но сейчас, когда шершавые губы Грайма задевают все чувствительные точки её тела, отдавая импульсы наслаждения одним лишь соприкосновением с кожей, Саша понимает, что то были лишь неопытные движения, взятые с очередного порно-сайта, и мальчишки, что так усердно пытались доставить ей удовольствие, приследовали лишь одну цель — удовлетворить своё любопытство. Грайм же опытен, его не смущает её оголённое тело, не вводит в ступор протяжный стон или нервное дерганье в ожидании новой порции ласки. По сравнению с тем, что делает с её телом этот мужчина, действия её бывших — детский лепет. За плечами Грайма много лет жизни, он уверен и тверд в своих намерениях, когда встает на колени, между раздвинутых девичьих ножек и припадает губами к внутренней части бедра, оставляя багровый засос. Саша невольно вспоминает одноклассника, который делал что-то похожее, но то и близко не стояло с её нынешним партнёром. Грайм поднимается выше, едва задевая кожу, подбирается к половым губам и оставляет поцелуй совсем рядом с ними, но так их и не задев. Он отстраняется, выпрямляясь во весь рост, отступает на несколько шагов назад и окидывает свое творение довольным взглядом. В правой руке по прежнему поблескивает холодное оружие. Однажды Саше довелось держать подобную вещь и держать пришлось двумя руками ибо весила она непомерно много, только то был самый простой охотничий нож, а недорого выглядящий даже в тусклом освещении предмет её сладостных пыток, но ведь это не так уж и важно, да? Видимо Грайм был противоположно мнения, ведь нож в своей руке он вертел, словно пушинку, то подкидывая его, то зажимая резную ручку между пальцами, то удерживая подушечками пальцев остриё на самом его кончике, не позволяя оружию выскользнуть из руки. Мужчина подошёл ближе, смотря прямо в затуманенные глаза напротив, они в кровавых следах от его губ. Всё её лицо в кровавых отпечатках и лишь губы не тронуты. Грайм наслаждается её потерянным взглядом, молящем продолжить, несколько долгих секунд, а затем вновь опускается на колени. Холодное лезвие ножа касается внутренней стороны бедра, и Саша непроизвольно стонет, подаваясь вперёд, ближе к прохладе металла. Но как бы она не извивалась, соприкосновение не увеличилось, а кончик ножа всё так же едва касался кожи, заставляя сердце биться чаще. Неизвестно, что придумает Грайм в этот раз, начертить очередную красивую ровную линию на её бедре, пощекочет нервы и уберёт нож, а может лишит её девственности этим холодным оружием. Мужчина вновь и вновь удивлял её, преподнося с каждым своим визитом порцию новых незабываемых ощущений, того, что Саше так хотелось прочувствовать на своем теле, охотно отзывающемся на грубые ласки и выгибающемся не меньше от нежных поцелуев. Холод поднялся выше, лезвие заскользило по бедру, казалось, дернись, и оно вонзится в плоть, оставляя самую глубокую рану на её теле, но Грайм умело вёл оружие в своей руке, не давал ему причинить боли, зато позволял едва уловимо касаться. Сашу передёргивало от щекочащих покалываний, в перемешку с диким чувством страха, вызваном инстинктом самосохранения, еще не до конца выветрившемся из её сознания. Её прошибали волны удовольствия, тело била мелкая дрожь, любое движение вызывало чувство эйфории, уходящее в низ живота. Остриё срезает пару волосков и останавливается между половых губ, не задевая кожу. Стоять на носках неприятно, но Саша прекрасно знает, оступись она и полетит прямо вниз, насаживаясь на острый нож, и уж тогда ничто не спасёт её от адской боли между ног. Ноги и руки затекли, и Саша уже не знает выдержит ли испытание. Её затрясло с новой силой. Цепи зазвенели по новой, создавая еще больше шума. Голова безвольно опускается не в силах больше вынести такой нагрузки. Она упирается в грязный и скользкий пол большими пальцами, стараясь удержать равновесие, поддерживает себя руками, обхватив цепи, но руки не выдерживают напряжения, соскальзывают и Саша падает. Она уже чувствует эту невыносимую боль от соприкосновения с лезвием ножа, представляет себе легкую улыбку мужчины и кровь хлещущую фонтаном. Саша бы представила боль от вывернутых запястий, если не сломанных, но она их не чувствует, совсем. Наверное кожа на них стерлась до мяса, от того как ее выкручивало тут последние несколько часов. Её обмякшее тело легко подхватывают сильные руки и вдавливают в липкую стену. Спину прожигает тупой болью в районе поясницы, но это не так заметно на фоне повисших, словно веревки, рук. Ноги сами собой обхватывают торс мужчины, пытаясь удержаться. Сознание окончательно плывет и Саша пропускает момент, когда руки закидывают на широкие плечи, а ширинка на брюках расстегивается. Низ живота пронзает острая боль, будто её разрывают изнутри. И это действительно больно. Мучительно больно. — Что, даже сейчас ни слова не скажешь? — шепчет Грайм на ушко, слегка прикусывая мочку. Ее тихий скулеж и широко распахнутые глаза выдают ее мучения, и мужчине это нравится. Безумно нравится. — А еще пару недель назад ты кричала и требовала тебя отпустить. Грайм спускается к шее и начинает покрывать кожу поцелуями. Его мягкие растрепанные волосы щекотят лицо, задевают нос и губы, от чего Саше хочется улыбаться. Её улыбка выходит счастливой, словно никто не резал её ножом и не лишал девственности меньше минуты назад. И впервые за эти долгие недели, на протяжении которых этот мужчина приходит к ней и творит с ее телом поистине потрясающие вещи, Саша задумывается, а не пртивно ли ему? Наверное нет, раз он так старательно вылизывает каждый кусочек её тела, целует в самых непристойных местах, даже не задумываясь о том, что она не мылась вот уже две недели. Он с таким желанием доставляет ей извращённое удовольствие, что наверное, да, ему нравится. И Саше становится стыдно, его волосы всегда чисты, пахнут мятой и травами, в отличии от её, сальных и спутанных. Её тело покрывает не первый слой пыли и грязи, ногти сломаны, в то время как он идеал красоты, даже шрам, рассекающий глаз, подчеркивает это, показывает всю его мужественность. И, о Боги, она точно сошла с ума, ведь он сам оставляет её здесь, в грязной и пропахшей отходами темнице с леденым ветром, сам решил сделать из неё шлюшку над которой можно издеваться, но от чего-то именно ей стыдно за свой внешний вид. Она точно сошла с ума, ведь тихо, неслылно шевелит губами, молвя бесшумное: «Прости». Грайм улыбается, поднимает на неё свой взгляд полный нежности и целует опухшие губы. Саша прикасается к его устам в неумелом первом поцелуе, отдаваясь ему. Она ощущает тягуче-медленный толчок в её тело и стонет прямо ему в губы, прикрывая глаза от наслаждения. — Я могу отпустить тебя, прямо сейчас. Хочешь? Хочешь чтобы я отпустил тебя? — говорит он и вновь толкается в неё. Саша стонет, откидывает голову назад на холодную стену, пачкая и без того грязные волосы в чем-то липком. Она совсем не соображает, потерявшись в ощущениях, но заставляет абстрагироваться и понять суть вопроса. Её будто прошибает током. Она хочет что-то сказать, но сама уже не понимает что. Хочет ответить, но удовольствие накрывает с новой силой, не давая передышки. — Можешь ответить позже, — слышит она и кивает. Толчки становятся быстрей, короче, впиваясь в тело Саши новой волной эйфории. Она дрожит в его руках с осознанием того, что беспомощна. Она может попытаться сбежать, может попытаться его убить, может… но не хочет. Сколько она здесь, пару недель? Вроде бы да. Наверное это не любовь, но она точно знает, что никакая горничная, приходящая раз в неделю и рассказывающаяя об их великом и строгом господине, что так яростно покушается на её тело в данную минуту, не веселит Сашу разговорами и не накладывает бинты лучше него. Нет, сбеги она сейчас она умрет, не выживет, даже если он снарядит её в поход, даст транспорт и одежду, ткнёт пальцем в местонахождение её дома, она не выживет. Она задохнется, умрет. Лишь мысль о том, что он может ее променять, бросить, больше никогда не заговорить с ней, даже если это разговоры о её доме, угнетает её. — Не стоит хмуриться, — доносится до неё. Глаза распахиваются, когда мягкие губы трогают её потный лоб, разглаживая складочки, — Поразмышлять можно будет попозже. И это чистейшая правда, у неё будет целая ночь впереди, чтобы пожалеть себя, сейчас не стоит тратить время на такие глупости. И Саша решает сосредоточиться на божественных ощущениях, прикрывая глаза. Она чувствует кожей, как Грайм улыбается. Толчки становятся чаще, а удовольствие связывается в плотный узел внизу живота, резко разрываясь. Тело трясётся в судорогах и не падает безвольным мешком лишь благодаря мужчине, придерживающему её сильными руками. Удовольствие накатывает неожиданно и начинает покидать тело только спустя несколько длинных минут, но до конца так и не исчезает, оставаясь с Сашей в виде лёгкого покалывания между ног. Её все ещё трясет, но уже больше от холода. Она вздрагивает, когда её бережно укладывают на пол, на что-то мягкое, но Саша уже не может ничего различить, усталость сковала тело и шевелиться стало невозможно. Глаза медленно закрываются. Её укутывают в нечто очень приятное, плед или одеяло, думает Саша. Наверное раньше она начала бы брыкаться, несмотря на усталость, но сейчас, надломленная физически и подчинённая психологически, она лежит позволяя заботиться о себе. Он подчинил её. Сделал он это с помощью секса, препаратов, подсыпанных в еду, или заумных разговоров о травах, которыми прижигал ее раны, Саша не знает. Но факт остается фактом, она стала его, ведь иначе не объяснить её мазохистского желания видеть Грайма и быть рядом с ним. Она чувствует тепло, обнимающее её обмякшее тело, она лежит на чем-то мягком. Саша морщится из-за волос, упавших на лицо, руки не слушаются, чтобы устранить эту маленькую проблему, но это и не требуется, кто-то заботливо убирает слипшиеся волосы, заправляя их за ушко, и чешет насупившийся носик. Её целуют в лоб и оставляют в покое. И, ох как ей хочется, чтобы это был Грайм.