Лионель
Сил нет, а вечер сюрпризов в самом разгаре. У стены, рядом с дверью в кабинет Рокэ, прислонившись к ней спиной и прикрыв глаза, сидит Эстебан. Хвататься за голову или смеяться? Повеситься что ли? Останавливаюсь напротив него, нависаю коршуном, готовый разразиться ехидной тирадой, такой, чтобы её было слышно всем сразу — покончить со всем этим кошмаром. Эстебану стоило бы тоже быть сдержаннее! Закатные твари, как я устал. И вовсе не от государственных дел и поручений Рокэ. Лучше бы от них. В такие моменты мне начинает казаться, что лучше ужасный конец, чем весь этот ужас без конца. Эстебан, поначалу лениво приоткрывший один глаз, тут же собирается, впечатлённый моим выдающимся выражением лица. — Эр, не нужно так беспокоится, — он протягивает руку, приглашая присоединиться к прослушиванию вечернего спектакля. Доля алкоголя в его крови значительная, судя по поведению. Давно ли он тут сидит и зачем? — Оставим громкие титулы. Не на работе. Опускаюсь рядом с вездесущим маркизом, которому до всего есть дело… Говорю вполголоса и беззлобно: — Подслушивать неприлично, Эстебан, неужели отец вам этого не говорил? — Подслушивать? — изумление на его лице неподдельно. — А кто подслушивает? Как можно столь недостойно вести себя, когда беседуют король Ракан и Повелитель Скал! Смотрю на бутылку справа от Колиньяра — «Черная кровь». Дурной пример, судя по всему, заразителен. Почему никто не предпочитает «Слезы»? — Беседуют? — приподнимаю бровь. Голос Окделла — пистолетный выстрел. Он, кажется, срывается, и то переходит на шёпот, то кричит. Вмешиваться сейчас — глупо и опасно, но уйти невозможно. С тоской смотрю на Эстебана — он похоже чувствует нечто подобное. Пробую вино. — Ты откуда тут взялся? Эстебан пожимает плечами — Примчался на крик Окделла, изрядно перепугавшись, что он опять учудит что-то. Но там же герцог, то есть король… Он смотрит на меня немного виновато, я усмехаюсь. Я бы тоже не рискнул предлагать Рокэ помощь в нелегком деле воспитания Повелителя Скал. Делаю большой глоток из бутылки. Но даже древние короли нуждаются в отдыхе. Иначе Рокэ не повысил бы голос. — Ричарду не помешает жесткая рука… — злорадствует Эстебан, я усмехаюсь. — Раз, наш король, так упорно не дает герцогу отправится в закат — рассудительно отвечаю я — допустим, что из Повелителя Скал выйдет толк? Эстебан комично вцепляется руками в волосы, а потом, спохватившись, пихает мне бутылку. — Иногда он бывает даже славным, — замечаю я. — Иногда? — со смехом интересуется Эстен. — Когда спит? Вспоминаю неровное, рваное дыхание Ричарда. Качаю головой. — Когда не видит кошмаров. — Эр… Лионель, ты сегодня тошнотворно серьёзен. — А ты выдающеся нагл, — парирую я. Эстебан, подтверждая мою правоту, и ухом не ведет, делает очередной глоток. — Вот, и вино где-то… — Взял с разрешения самой королевы. — В следующий раз бери «Слезы». — Их она взяла сама. Сказала, ждет гостя. — Да у вас заговор! — делаю большой глоток и нахожу в себе силы улыбнуться. Значит ждет. От этой мысли даже тревоги отступают. Стихают и крики за дверью. Мы с Эстебаном шёпотом переговариваемся и пьём вино — этот вечер стремительно обещает стать одним из самых спокойных за последнее время. Усмехаюсь. — Раз Рокэ за какими-то киркореллами сдался герцог без герцогства — так тому и быть, и он не сможет прятать его от людей. Как и свои чувства. Последнее придерживаю при себе. Эстебан — моя правая рука, но это все же не моя тайна. Пусть и выпирающая из всех щелей. В кабинете становится совсем тихо. Договорились? Эстебан смотрит на меня пристально, подмигивает и ухмыляется. Соглашается. Тоже встает, ловко подхватывает бутылку. И отправляется в очередной раз ломать розы под окном Селины. А я иду к Катари, я так долго этого ждал…Рокэ
Вдыхаю поглубже. Сдержать гнев и крик проще, чем то, что чувствую сейчас. — Ричард… Голос предательски хрипит, а Ричард ластится к моей ладони. Осторожно стираю пальцем его слезы. Улыбаюсь ему. Стараюсь не думать о его чуть приоткрытых губах. Я должен что-то сказать. Успокаивающее и мудрое. — Я мерзавец… — шепчет тем временем Ричард. — Нет, — я тоже говорю тихо, нежность прорывается, снова глажу его по щеке. — Ты, конечно, много всего натворил, но… ты же не знал. А я не объяснял. Сначала не хотел, почти ставил эксперимент, ждал, пока сам все поймет. С Робером же сработало. А потом не мог. Боялся. Собственных желаний рядом с ним. Ричард мотает головой, всхлипывает. Хочу обнять его, но сейчас это почти невозможно. Слишком понятно, что в этом не будет ничего: ни отеческого, ни дружеского. — Я не должен был принуждать тебя… — Принуждать? Глаза у него распахиваются. Такие большие, удивленные. Киваю, и наконец, нахожу в себе силы отстраниться. — Я не должен был принимать твою клятву. — Но почему? Зажмуриваюсь, стараюсь удержать слова, но они вырываются: — Потому что я влюбился в тебя! И вот теперь, Ричард, конечно, осмыслит, что хотя бы часть его больного бреда правда. И я услышу… — Правда? — Правда, — выдыхаю я. — Не все слухи врут, Ричард. Я, впрочем, уже говорил об этом… Встаю, отхожу от него. Прячусь за столом. Кажется, еще немного и истерика все же накроет и меня. — Но это невозможно… Вы же… Ты же не знал меня… — Леворукий! — запускаю пальцы в волосы. — Ричард, конечно, это не случилось на площади! Ты весьма хорош, но я староват для любви с первого взгляда! Что я несу? Страшно себя слышать. А Ричард вдруг выскальзывает из кресла, шагает ко мне. Выставляю руку вперед. — Нет! Вот теперь стой! И, вообще, герцог, идите к себе. Мне нужно… подумать. Умыться. Успокоится. Побиться головой о стену. Он и не думает уходить. Смотрит. Кажется, опять дрожит. Закрываю глаза. — Пожалуйста, Ричард… Все это… Ни к чему вас не обязывает. Это только мое дело. Я только прошу… не надо так себя мучить. Лучшее, что вы можете для меня сделать… То ли я старею, то ли он входит в силу, но Ричард вдруг подныривает под мою руку, оказывает близко, почти прижимается ко мне, и несмело, словно девушка, касается моих губ своими. Я еще помню, что должен сделать, но руки уже ложатся на его плечи, тянут к себе, и я целую его.Ричард
Решаться не нужно. Глаза распахиваются сами — я смотрю на тебя и мне хочется верить. Это легко — легко, когда ты мягко, почти невесомо целуешь в ответ. Это все неправильно. Похоже на галлюцинации, на горячечный бред. Жарко. Я схожу с ума, потому что хочу этого. Звук твоих шагов, понимающий взгляд… Твои губы… Я хочу длить это… Тянусь к тебе, целую, куда успеваю… Кажется в шею… — Тш-ш-ш. Никто тебя никуда не отпустит, никто не прогонит. Все простили… Я не должен этого слушать, обязан объяснить, что — нет… Нельзя так! — Все… простили… Только этого быть не может — не должно. Не заслужил! Разрушаю все, что вокруг… Его тоже… мучаю… — от меня тебе только хуже? Когда ты приходишь, смотришь, говоришь — не могу отделаться от ощущения, что в тягость, что убери эти волшебные слова «должен», «в ответе» — ты исчезнешь, не вернешься. Я останусь… Один на один с собой. Без тебя. Я могу сказать все это вслух — говорить сейчас много и красиво…не выйдет. Горло саднит. — У тебя есть вся жизнь, чтобы исправить то, что натворил. Я прошу тебя, просто останься… — Рокэ, но… я сам себе не верю? Если я предам снова? — Ты не предашь снова — я знаю. Ты раньше не понимал, что происходит. Теперь знаешь. Его слова материальны. Выпуклые буквы пахнут ветром, дождем, грозой, огнем, дымом и мокрым камнем. От его плеч веет теплом. Он настоящий, живой. Он невероятный. Впитывая ощущения дома… которого у меня никогда не было, я окончательно теряю волю. Кладу голову тебе на колени. Чего я хочу? Только ты знаешь… Ты знаешь все. Не убирай руки из моих волос… Рокэ… Если вот так сходят с ума, то пускай. Я держу твою ладонь в своей, переплетаю наши пальцы… Это реальность?