Ричард
Со мной не все в порядке… В общем, не удивительно — нужно больше спать и меньше разглядывать себя в окнах. Но я не могу… Злость и.… обида каждый раз, когда вижу Колиньяра — невозможно — совершенно неудовлетворительно. Что я себе позволяю? Личный адъютант Лионеля, любимец при дворе… Жених Селины, разорви его ызарги! Как он сумел задурить ей голову? Хотя… она очень доверчива, а Колиньяр прекрасно умеет пускать пыль в глаза и красоваться. Сволочь. Усмешка тенью наползает на лицо, натягивается как идеально подогнанная маска. Хотя никого нет рядом… Но злости хватает ненадолго. Ведь я… Хуже Колиньяра, и не мне предъявлять ему что-то. Я помню, что плечо трогать нельзя. Вспоминаю в последний момент. Рана все еще болит. Иногда идет кровь. Разматываю повязку, которую сделал Рокэ. Я не заслуживаю. Рана расходится, колючая и живая… Помогаю ей, почти рву. Кровь черная, течет и застывает… жжет. Я могу разглядывать рану часами. Она дышит. Пусть это бредово звучит, но мне, Леворукий возьми, не кажется. Камни дворца тоже дышат. Осуждающе, затхло, словно душат меня. Сжимаются… Дворец пугает меня, словно следит за мной, расскажет ему если я ошибусь или предам. Стихия тоже наказывает меня. Когда Рокэ рядом, так важно суметь позабыть о ране — сложно не прикасаться, не выдать… Чтобы он не вылечил снова. Жарко… Холодно… Я же хотел как лучше, я боролся за истинного короля! Я стараюсь в это верить, повторяю, чтоб только не сомневаться, не наделать каких-нибудь глупостей. Мое персональное заклинание, и оно работает. Пока в саду, поздно вечером, куда прихожу, только чтобы камень перестал выжимать меня досуха не встречаю Эстебана. Не слышу того, что он говорит.Эстебан
Да, я шпионю за ним. А что еще остается делать? Он же непредсказуемый идиот… Если он повторит свое покушение? На Катарину, а может на Рокэ. Я выхожу из-за дерева, по телу разливается приятное тепло, в груди бурлит бездумное веселье. За прошедший год, я успел почти забыть, что такое бывает. Пьянящий водоворот шипит и пенится, взрывается фонтанами брызг. От ощущения полного контроля над Окделлом, от уверенности, что ничего мне за это не будет, потому что он никогда ничего не расскажет… Теряюсь в собственном состоянии, но ни на секунду не теряя связь с реальностью. На самом деле, сейчас мне просто очень хочется ему треснуть…как можно больнее… За все. Но я держусь. Есть способ гораздо лучше. — Окделл, вечер добрый. Гуляешь? Он молчит, опускает глаза, прелесть какая. — Как тебе быть тем, кто предал короля? Он вскидывается, и я понимаю, что он… Леворукий, он не знает, не понимает. Мне не хватает воздуха, очень нужен глубокий вдох, и я его делаю, пряча за ленивым зевком, даже не подумав прикрыться ладонью. Демонстративно — пусть, плевать! Я уже вижу всю фразу целиком, представляю, как скажу ее, как отвалится у Окделла челюсть, как он в шоке вытаращит глаза… Все будет как надо. — Т-а-а-к… Ты не знаешь. Давший присягу Рокэ Алве и нарушивший ее, что уже само по себе преступление. Браво, Ричард, ты превзошел сам себя. Рокэ — настоящий Ракан. Война остановилась, повелители объединились и вошли в силу… Благодаря ему. Ты и сам должен это чувствовать. Камни еще не говорят с тобой? Я доволен… Приходится сдерживать улыбку, чтоб не выглядеть глупо, размышляя о серьезных вещах. Теперь важно не переборщить с информацией и не переиграть, по возможности говорить, то, что я и правда думаю, — легко и непринужденно. Он смотрит на меня, так, что сразу понятно — я попал. Видимо, даже про камни. И он мне верит. Даже не будет… сопротивляться и спорить. Окделл очень неожидан. Он бросает себе под нос ругательство и вдруг убегает так, словно за ним гонятся. Я чувствую отчего-то… стыд. Совестливость Сель заразна? Приходится напрячься и внушить себе, что на самом деле ничего дурного в этот раз я ему не сделал. Селина давно учит меня — говорить правду — легко и приятно. Это так и есть… Только не всегда уместно. Надеюсь только, что Окделл не наделает глупостей. Хочется пойти к Селине… Тем более, что ее окно недалеко. Улыбка сама приходит и заполняет меня. Представляю, как накручиваю на палец ее локон и совсем легко целую, а она смущается, и нет никого прекраснее моей невесты… Невеста. Я и ее матери обязательно понравлюсь! Она просто меня не знает. Но… я люблю Селину, люблю больше всего на свете… Госпожа Арамона не может не верить в это. Но тревога не отпускает… Нужно хотя бы убедится, что идиот добрался до спальни. А то ведь мне не простят. За правду бьют чаще, чем за красивое вранье.Ричард
В коридоре полумрак. Стоит мне пройти несколько метров по направлению к лестнице, как я умудряюсь обо что-то споткнуться, приходится хвататься за стену. Закатные твари! Они все время бьют меня. Почти бегу вверх по ступеням взлетающих лестничных пролетов. Третий этаж, невзрачная дверь. Прыгая на одной ноге, хватаюсь за ушибленную ступню. Оцепенение спадает. Оскорбленный ужасным обращением дверной проем моей комнаты неодобрительно косится на меня пустым нутром. Укоризненно… Мне стыдно… даже перед ним. Хуже просто не бывает, хоть плачь… Только не поможет. Но слезы подступают к глазам. Пытаюсь перестать моргать. Позорно опускаю голову, изучая носки собственных сапог. Они пыльные… Отвратительно. Я стараюсь, но привлекаю к себе чересчур много внимания. Хотя бы тем, как выгляжу в последнее время: бледный, не выспавшийся и больной. Во дворце, оказывается, полно зеркал — они меня порядком достали. Отражения все разные, ни одно из них не похоже на меня. Как будто кто-то ходит за мной по пятам, постоянно стоит за плечом, отражается вместо меня… Так всего много последнее время: чужие взгляды и надменные улыбки. Липкие, цепкие — не отдерешь. Закрываю глаза, становится только еще хуже — я слышу, как они перешептываются. Не обращать на них внимание невозможно. Вроде веду себя как обычно, стараюсь быть естественным, но кривая усмешка — единственное на что я еще способен даже в ответ на что-то хорошее. Это ненормально. Я совсем не знаю, что теперь делать. Память приходит реальными людьми посреди дня и бессмысленными душными снами — ночью. Становится страшно до одури, до мурашек, до крика и желания побиться головой о стену. Но я молчу, считаю и дышу. Глаза жжет. Стараюсь не задумываться о последствиях своих поступков. Я сам себе не верю… Только… Рокэ… Его слова, глаза — максимум, на котором я в состоянии сосредоточить свое внимание. Пытаюсь не думать о них… Как же! Ничего не получается! Сон — отличное решение, может, мне для разнообразия приснится что-нибудь приличное. Хотя… это уже не важно — я готов уснуть немедленно и где угодно, лишь бы не рядом с ним. Только бы рядом с ним? Слова Колиньяра звучат во мне заглушая все… Я знаю — это… это правда. Так нелепо и глупо, так обидно, что снова слезы встают. Ничто не бьет так сильно и больно, как правда, которую не хочешь знать. Внутри пусто, темно, сыро, ничего не работает, отваливаются внушительные, кажется, жизненно-важные куски, падают, рассыпаются — все разрушается на газах. Я отражение Надора. Герцог без герцогства, повелитель, который предал… Теперь стихия предает меня. Только безумные мысли вспыхивают и светятся конвульсивно-пульсирующими от слабости светом. Предназначено на слом. На меня давит воздух, словно кто-то очень большой и сильный поймал и держит меня в кулаке, медленно, но верно сжимая пальцы. Слезы текут по щекам, капают в таз, смешиваясь с водой. Я боюсь поднять голову и увидеть в зеркале свое отражение. Облокачиваюсь на табурет, чтоб не упасть. Как же мне плохо… Не понимаю уже какой я, чего хочу, что правильно, а что нет. Запрещаю себе задумываться об этом. Только знаю, что должен. Не быть. Сдохнуть. И всем станет легче. Моему королю… Рокэ станет проще. Не глядя, бью кулаком в проклятое зеркало над умывальником, оно звенит. По стеклу расползается уродливая неровная трещина. Не пытаясь сдерживаться, плачу навзрыд, глотая слезы, задыхаясь. Меня трясет. А я могу думать лишь о том, что может быть скоро стану призраком замка. И о том, как будет выступать кровь… Выламываю кусок расколотого стекла, большой, почти идеальный треугольный кусок, заостренный на конце. Пальцы режет, кровь течет быстро, капает на пол. Приятно… Камни замолкают, все замолкает. Спускаю рукав рубашки и режу прямо по ране… Это неожиданно не больно. Мне вообще больше не больно. Рана расползается и доходит до локтя. Кровь теплая, течет красивыми струйками, слышу, как капает на пол. Разрезать руку дальше по вене до самого запястья и опустить в таз. Так просто. Скоро все закончится, пожалуйста. Я согласен и на ад, лишь бы не мучать больше никого.Эстебан
Дверь в комнату Окделла не закрыта, и это хорошо, я только чуть-чуть увеличу щель, убеждаясь, что все в порядке, и тут же уйду, честное слово. У меня высокая цель… Сель слишком сильно действует на меня, мне уже и подглядывать стыдно. Леворукий! Ты же знаешь, что я прав, верно? Щель увеличивается, расширяя вид, дверь не скрипит — Леворукий по-прежнему на моей стороне. Вот так… У меня жуткое неживое расколотое надвое отражение, а у Окделла в разбитом зеркале огромные вытаращенные глаза. Всклокоченные волосы и рука вся в крови. К ызаргам! Резко распахиваю дверь. Света мало и все вокруг размытое, Окделл яркий, распадается на части и снова складывается воедино, как мозаика в калейдоскопе. — Уйди! — шепчет он, но я понимаю и уже готов к бою. Осколок в его руке отражает блики свечи, выглядит угрожающе, но направлен он вовсе не на меня. Окделл настроен серьезно, направление его удара начинает смещаться от руки к горлу. Это было бы очень плохо, но Окделл, к счастью, очень медленный, его шатает, от железного запаха в комнате уже и у меня кружится голова. Думать я не успеваю. Прицелиться тоже. Просто бью, попадаю в руку и осколок падает. Есть! Глаза у Окделла бешеные, и я бью еще разок, но он вдруг уклоняется, и я сбиваю таз. Он с громким звуком падает на пол, вода исторгается огромным потоком, стремительно заливая все вокруг, делая пол скользким…Ричард
У меня в голове что-то вдохновенно трещит и стучит, шумит и хлюпает вода под ногами — сводит с ума. Колиньяр поскальзывается и падает. Ресницы, слипшиеся от слез — оказывается, я все еще плачу. Закатные твари! Ненавижу!.. Выкрикиваю Колиньяру в лицо: — Ненавижу! Подбираю осколок, всего одно движение по горлу… Он немыслимым образом оказывается рядом, и неожиданно сильно бьет под дых. На секунду забываю, как дышать, а он уже выкручивает мне руку. Осколок отлетает к противоположной стене и безжизненно падает. Мир расплывается то ли от боли, то ли от слез. Пытаюсь ударить его коленом, сбить с ног, но Колиньяр постоянно уворачивается. Он бьет в ответ тоже не очень удачно. Наконец, пропускает удар в грудь, но вместо того, чтоб остановиться или отступить делает шаг на встречу — я получаю кулаком в висок и сразу еще — стопой под колени. Ноги подкашиваются, я падаю. Убью тебя… Вытягиваю руки, хватаю Эстебана за лодыжки, дергаю изо всех сил — роняю на пол. Этот кретин рушится почему-то не назад, как я рассчитывал, а вперед… Падает странно медленно. Пытаюсь откатиться в сторону, но не успеваю. Эстебан накрывает меня собой. Тут же приподнимается на руках, я резко бью его лбом в переносицу. Эстебан вскрикивает и прикрывает нос рукой. Его кровь капает на мою рубашку, оставляя неровные темно-красные пятна. Отпихиваю его, вскакиваю на ноги. Колиньяр напрыгивает сзади, ловит меня за руку и заламывает ее так, что кажется вот-вот сломает. Не могу сдержать крик. Дергаюсь, боль простреливает в плечо. Эстебан неожиданно выпускает руку, но толкает меня коленом в спину. Падаю, расшибая локти в кровь. Мы катимся по полу. Его кулак с размаху врезается мне в челюсть. Перед глазами мелькают черные точки, ослепляют, издевательски подмигивают словно угасающие звезды. Рот наполняется кровью — противно. Сплевываю не глядя — попадаю ему в лицо. Кашляю кровью. Внутри горячо и больно. Сумев подняться, Колиньяр бьет меня коленом под ребра. Сгибаясь пополам, обнимаю живот руками, захлебываюсь воздухом. Не плакать… Обидно и глупо все. Волнами накатывает холодное расчетливое спокойствие, даже боль немного отступает. Окончательно опускаюсь на пол, почти не защищаясь. Стараюсь восстановить дыхание и вернуть контроль. Подождать… Ну же, придурок! Где твое хваленое благородство, в которое все так верят? Давай, сволочь… Колиньяр останавливается. С сомнением смотрит на меня сверху вниз… Дурак. Встаю и бью ему в грудь, в живот, по ногам, в его кретинские удивленные зеленые глаза — куда-нибудь. Лицо Колиньяра колышется и растекается. Жаль, не получается двигаться достаточно быстро. Хочется на него орать, раздавить, растоптать, пинать, уничтожить, отомстить… Бить, бить, бить… Не останавливаясь, не переводя дыхания, чтоб не поднялся только… Потому… Потому что, никто не должен был видеть… Потому что, он должен был свалить к Леворукому! Потому что, нельзя было так смотреть на меня! Потому что, сука тупая! Потому что, у него все еще есть и всегда был чертов выбор…! Все подернуто розовой скользкой пеленой — без особой пользы утираю грязным рукавом рубашки кровь с лица. Я устал, хочется остановиться, сесть, прислониться спиной к стене. Сознание раздолбанное и заторможенное. Выхода у меня нет. У меня только один выход и не важно, блядь, что я о нем думаю… Нужно просто вырубить его и продолжить то, что начал…Эстебан
Пару секунд… Устраиваю ему очередную встречу с мокрым твердым полом. Падая, он натыкается на битые стекла и режется. Закатные твари! Гребанный Окделл и идиотские стекла! Я хотел бы остановиться. Он весь в крови, и глазищи у него сумасшедшие, темные. А еще у него целая куча энтузиазма. Псих ненормальный… Откуда в нем столько сил осталось? Я с трудом могу дышать. Один глаз до конца не открывается, кажется заплыл, во рту постоянный привкус крови, болит живот, грудь, ребра. Саднит локти и колени, пальцы не слушаются.Ричард
Боль такая яркая, постоянная, разрастается — кроме нее больше ничего нет. Забиться в угол, обняв себя руками и сдохнуть. Эстебан резко дергает меня вверх за волосы, в голове одновременно срабатывают взрывы разной мощности — так невыносимо больно, что катятся слезы, приходиться встать. Не успеваю выпрямиться, как Эстебан со всего размаха впечатывает меня в стену. Холодная вода вокруг не дает потерять сознание. Не чувствую лица. Накатывает тошнота. Плачу и не пытаюсь сопротивляться. Пусть он убьет меня. Сейчас все закончится, проблем ни останется ни одной — их решит проклятый Колиньяр. Он так меня встряхивает, что стучат зубы. С трудом разгибаясь, встречаюсь взглядом с собой из зеркала. Отражение жуткое… кривое…. Это не я! Конечно, не я! Сползаю на пол, опираюсь о него ладонями. Пол угрожающе хрустит, впиваясь в пальцы и ноги игольчатыми укусами многочисленных осколков — коленям и рукам горячо. Остро пахнет кровью. Кружится голова, веки мягкие и тяжелые, набитые шариками мокрой ваты — не поднимаются. Не получается дышать. Беспомощно открываю рот. Меня колотит от холода и выворачивает наизнанку горькой склизкой желчью. Больше нечем — я сегодня еще ничего не ел. Реву. Слезы, смешиваясь с кровью, катятся по щекам, капают с подбородка. Всхлипывая, пытаюсь вздохнуть, но воздух застревает в горле. Теряю ориентацию, только голос Колиньяра слышится где-то вдалеке, не давая забыть, что он все еще здесь, все еще видит… Жар поднимается к лицу. Задыхаюсь. Криво усмехаюсь, пряча за усмешкой желание лечь обратно на пол и больше никогда не вставать, не думать, не дышать и ни в коем случае не двигаться. Не хочу ничего, не могу! Не получается! Падай! Давай! Это самое большее, чем ты действительно можешь помочь мне. Плачу. Ненавижу его. И себя ненавижу. Сознание уплывает.Эстебан
— Окделл! Да, Окделл же! Ричард, Очнись! Слышишь? Пожалуйста… Ты что умер? — Это совсем не смешно. Слышу вдох и вижу, как с усилием воли он открывает глаза. — Окделл, ты как? — спрашиваю неуверенно, — тебе помочь? — Заткнись и сдохни, Колиньяр! Даже не вздумай трогать меня! Он совсем больной что ли? Стискиваю зубы и встаю сам с первой попытки. Делаю неправдоподобно маленький шаг к нему. Глубокий, насколько это возможно, вдох и еще один шаг. Он бьет точно в мне в лицо… И я ошарашен и поражен. Это отвлекает даже от того, что сбитые костяшки пальцев ноют, а в плечо так отдает, что на секунду действительность меркнет, успевая испугать меня, но… Кто-то же должен остаться в себе. Кажется это я. — Ненавижу тебя, Колиньяр. Отвали от меня со своей помощью! Никогда не смей меня жалеть, придурок. Не нуждаюсь я ни в чьей помощи, а в твоей особенно! Просто потерпеть… я должен. Ричард выглядит просто ужасно. Я больше не стану его бить, как бы он ни нарывался. Нет. Я не убью тебя. И не трону. — Ты должен жить, слышишь?Ричард
Наверное, у меня слуховые галлюцинации. Голове горячо, в ней нет ни одной связной мысли, в ушах гремит фейерверк, из носа течет кровь. Сижу у ног Колиньяра. Он в голос ругается какими-то странными словами, которые я до этого никогда еще не слышал. Кажется, он опять чего-то хочет от меня. Тварь. Пытаюсь сфокусировать на нем взгляд — получается с трудом. Стараюсь подняться, но ничего не выходит. — Помочь? — Колиньяр наблюдает за моими жалкими попытками. — Браво, Колиньяр. Отлично! Развлекаешься? Весело? Издеваешься, шваль. Добить было бы милосерднее, а то от твоей помощи и умереть недолго. — Заткнись! — Он хватает меня за ворот рубашки и встряхивает. Кажется, голова сейчас взорвется, рот полон крови. Кашляю и демонстративно сплевываю. — А что будет, если не заткнусь? Убьешь меня? Его передергивает, наверное, от злости. Колиньяр наконец, меня отпускает. — Значит, нормально поговорить ты не можешь, да, Окделл? — С тобой? Просто не о чем. Наши интеллектуальные уровни несовместимы. К сожалению, у тебя всего одна извилина, и та на лбу. Он бьет без замаха. Закрываю глаза. От стены в миллиметре от моего уха отваливается огромный кусок отсыревшей краски. У Колиньяра вместо костяшек кровавое месиво. Мне страшно от вот такого Эстебана, хотя я понимаю, что сам его спровоцировал. Облизываю губы, сухой и немой язык еле ворочается, от противного вкуса во рту, не переставая тошнит и хочется пить. Выталкиваю слова с огромным усилием воли: — Здорово, следующий должен быть мне в голову, правда? Мне в лицо бьет вода. Где он только взял… Вода стекает по волосам и щекам, позволяя незаметно ловить капли губами. Холодная противная и безвкусная, но все равно становится немного лучше. Рубашка совсем мокрая, липнет к телу второй кожей. Обнимаю себя руками за плечи, пытаясь унять дрожь. — Вставай, — Голос Колиньяра звучит подозрительно властно. Если бы это было так просто… Ему требуется некоторое время, чтоб осознать, что я его игнорирую. Он подхватывает меня под локти и ставит на ноги. От этого мое самочувствие только ухудшается, готовясь, добить меня разнообразными впечатляюще-насыщенными неприятными ощущениями. Но мы просто стоим, Эстебан не дает мне упасть. Накрывает меня своим плащом и, не дав мне опомниться, тащит к выходу. Вяло мешаю ему идти, в ответ Колиньяр усиливает хватку, кажется, всерьез намереваясь вывернуть мне руку в случае более серьезного сопротивления. Разъяренный как стадо вепрей Колиньяр волочет меня по коридору в одному ему ведомом направлении. — Куда ты меня тащишь? — Спрашиваю и тут же жалею об этом. Я не хочу знать ответ. Правда он и не думает отвечать. С трудом переставляю ноги, несколько раз чуть не падая, Колиньяр бдителен и упорен. Он останавливается неожиданно — врезаюсь в его плечо, не успев затормозить. Он негуманно отпихивает меня. Приходится опереться о стену для устойчивости. Перед нами вдруг Катарина и Селина… Хуже быть просто не может.