***
— Ммм, чем так вкусно пахнет? — Чонгук выходит из душа, в котором, к сожалению, быстро закончилась горячая вода, не дав возможности провести там пару часов к ряду. Юнги, что-то помешивая и напевая, стоит за плитой, где бурлит и жарится их ужин. Ненавязчиво свистит чайник, стрелки часов громко отсчитывают секунды, а ветер стучится в оконные рамы. Всё кажется таким родным и уютным, словно они здесь всю жизнь живут. Чонгук обнимает Юнги сзади, переплетая руки на талии и укладывая свою голову на его плечо. Щекочет его мокрыми прядями и чувствует вибрацию от смеха, упиваясь этим моментом, пытаясь запомнить его настолько детально, насколько это возможно, чтобы, когда тяжело и хочется все бросить — возвращаться к этому моменту и вспоминать, что есть мелочи, ради которых стоит жить, которые делают его счастливым. Юнги дует на ложку с острым рагу и поворачивается лицом к Чонгуку, который все ещё держит его за талию, чтобы, придерживая ладонь под ложкой, дать ему попробовать. — Как у мамы, — Чонгук довольно мычит, облизываясь. Он думал, что совсем не голоден до этого момента. — Ты так круто готовишь и не говорил об этом? Что мне еще предстоит узнать о тебе, Мин Юнги? При первой встрече Чонгук думал, что Юнги тот человек, который завтракает и обедает бутербродами, а на ужин заваривает себе рамен или съедает пачку чипсов, и из рецептов знает только, как сварить макароны. И Чонгуку немного стыдно за свои предубеждения, но сейчас он слишком занят мягким, как подтаявший зефир, поцелуем, который Юнги дарит ему, притягивая к себе за мокрую от волос шею. Они ставят пластинку Дэвида Боуи, садятся на потертый, но комфортный диван, с которого не хочется вставать и едят рагу с рисом. Никаких телефонов, сообщений и уведомлений, потому что интернет здесь ловит с непосильным трудом. Говорят и смеются шепотом, потому что им так хочется, потому что сейчас это ощущается таким нереальным, будто если они скажут что-то в полную силу — все разрушится. На улице темнеет, но никто из них не хочет включать свет. Налетят всевозможные насекомые, да и атмосфера будет совсем не та. Поэтому Чонгуку приходит гениальная идея. — Разведем костер? — Чонгук откладывает пустые тарелки и шепчет на ухо, прикрываясь ладонью, хотя никого кроме них дома нет. Но ведь так все приобретает совсем другую окраску. — Прям дома? — Юнги смеется, а Чонгук игриво щипается, но не очень больно, щадяще. — А ты умеешь? — У тебя же есть зажигалка. — А у тебя энтузиазм. — Поэтому мы идеальная пара. — Определенно. Когда они выходят на улицу, на небе уже появляются первые звезды, некоторые из них мерцают ярко, другие выглядят совсем невзрачно. Юнги завороженно наблюдает за ними, кутаясь в плед сильнее от подступившей тревоги о будущем, о всей этой хаотичной, странной жизни. В то время как Чонгук кряхтит над дровами, пытаясь собрать их в правильную фигуру, как учили в школе, чтобы не устроить пожар. Пламя огня действительно завораживает. Они сидят на раскладных стульчиках и жарят зефирки на длинных палках, как в походе. Тишину нарушает треск дров и собственные мысли. Как вообще они оказались здесь, вдали от своих домов, найдя родной дом в сердцах друг друга? Юнги переводит взгляд с костра на глаза Чонгука, которые без преувеличений можно ставить в каноничный ряд того, на что можно смотреть вечность и один день. Глаза Чонгука, огонь, вода. Да, именно в таком порядке. — Чонгук, — Юнги подсаживается ближе и берет его за руку, второй рукой цепляясь за его теплую кофту. — У тебя есть мечта? — потому что Юнги не понимает, а есть ли она у него самого? Может, она и не нужна вовсе, главное — быть счастливым, с ней или без неё? Чонгук пару секунд смотрит на Юнги серьёзно, но не может делать это без робкой улыбки, обнажая передние зубы. Что такое мечта? Так ли нужна она, чтобы быть по-настоящему счастливым? А черт его знает. Но ответ у него все же есть. — Она исполняется прямо сейчас, — Чонгук показывает взглядом на машину, дом и возвращается к Юнги, взгляд которого смягчается, переставая быть таким напряженным. — Но есть ещё одна. — Какая? — Юнги с вопросом наклоняет голову, но все ещё не убирает руки. — Прожить с тобой всю жизнь. Юнги отворачивается, смущенно хмурясь, но Чонгук приподнимает его лицо за подбородок, слащаво подмигивает и целует, целует, целует.***
Кровать беспомощно скрипит от того, как Юнги падает на нее спиной вперед. А сверху приземляется Чонгук, разводя ноги Юнги, которые пока еще в джинсах, пристраиваясь между. Ведет прохладными ладонями от низа живота к груди, забираясь под футболку и задирая ее. Юнги ерзает от щекотки и мелких, как крупа, мурашек и мешает Чонгуку целовать его, поэтому Чонгук крепко держит его за талию и беспорядочно целует живот, ребра, соски, наслаждаясь равными вздохами Юнги, как песней. Снимает с него футболку до конца и вытворяет что-то нереальное с острыми ключицами, кадыком, длинной шеей, прикусывает за ухом и шепчет грязные словечки, мешая их с нежностями, выбивая такими контрастами из Юнги тихие всхлипы. — Чонгукки, я тоже сейчас начну кусаться. Но это будет не так приятно, — Юнги хрипит, путаясь пальцами во влажных волосах. Его уже трясёт от нетерпения и горящего синим пламенем желания. Ласки Чонгука доводят до края, переступать который хочется каждую ночь, вместе, всегда. Потому что так хорошо. Юнги отдает ему всего себя, каждый раз получая взамен нечто, на мгновение, полностью разрушающее его, но бережно собирающее воедино, обновляя, перезагружая, давая новые силы.***
Огромное пуховое одеяло накрывает уставших Юнги и Чонгука, переплетенных в объятиях, а в окно стучится мелкий дождь, усыпляя своей монотонностью. Очередной длинный день их путешествия подходит к концу. Никаких сожалений, только новые впечатления, приятные чувства и открытость миру, чтобы завтра узнать что-то новое, увидеть что-то интересное. И все это действительно ощущается как самая заоблачная мечта.