1
В нашем провинциальном городишке открылся вернисаж. Афишу, пришпиленную к тумбе на центральной площади, я заметила, спеша утром на работу. Она манила притронуться к шедеврам воочию, не с экрана телевизора, смартфона или с лощёных листов художественного альбома, а, так сказать, из первого ряда. И я как работник культуры, библиотекарь не смогла пройти мимо сего события. Мысленно прикинув, сколько денег в кошельке и сколько могу из них истратить на билет, отправилась к парковой зоне, занимавшей центр нашего городка. Там сосредоточились все культурные, спортивные и увеселительные заведения Тишгорода, а также музей, в кассу которого я держала путь за билетом, моё рабочее место, то бишь библиотека, кинотеатр, драмтеатр и ресторан под громким названием «Царь-рыба». Его придумал директор заведения, проникнувшись легендой, что в речке Тишайке, протекавшей вблизи города, когда-то водились исполинские рыбины в полпуда живого веса. Но местные переиначили ресторан по-своему, нарекли его «Селёдкой». Обидное прозвище появилось из-за вывески. Рыбина, украшавшая козырёк над подъездом ресторана, ни под каким соусом не смахивала на осетра, старания оформителя тянули лишь на образ худосочной селёдки с печальными глазами. Ещё в парке можно было покататься на качелях-каруселях и передохнуть в беседках. Перебежав площадь, я вступила в калитку, служившую входом для персонала, и очутилась между кустов чубушника, высаженных слева и справа от дорожки и уже выпустивших из набухших почек листочки. Зелёная поросль была ещё маленькая и почти неразличима на обнажённых ветках, но всё одно тешила осознание приближающегося тепла. — Весна идёт, весне дорогу, - фальшиво просолировав, я зацокала каблуками по асфальту и углубилась в аллейку, ведущую к трёхэтажному зданию с каскадом ступенек, наличниками на окнах и треугольной, словно кружевной, кровлей. Общий вид музея рисовал собой волшебный терем. Гуляли слухи, что Павел Павлович Красинский - тишгородский спонсор и меценат - при передаче денег на строительство установил мэру условие: парк должен быть выдержан в сказочном стиле. И по его хотению у нас в городе возникло Лукоморье. Моя библиотека представлялась посетителям избушкой на курьих ножках. Мастера водрузили её на сваи и снаружи оформили классически, ориентируясь на иллюстрации русских сказок, а внутри - как обыкновенную четырёхкомнатную квартиру. Ресторан смотрелся большим круглым аквариумом со стёклами, выдержанными в голубых тонах, имитирующих воду, с зелёными растениями, игравшими роль водорослей. Драмтеатр изобразили сказочной цитаделью. Серые зубчатые стены разбавлялись полуовальной витражной мозаикой окон и железной дверью. Ни дать ни взять рыцарский замок. А кинотеатр замаскировали под холм, поросший травой. Для натуральности вида культурное заведение разместили в полукруглой постройке и вырастили на кровле и стенах газонную траву. Весной и летом она весело покачивалась на ветру, а зимой рабочие специально подсыпали на здание снег для утайки оголённого пространства. Достигнув стеклянных дверей, спрятанных в заднем фасаде, чтобы те не развеяли своей современностью старинную наружность терема, я вошла в кассу. Небольшое помещение было безлюдным, и только за квадратным окошком вырисовывалась Зинаида Борисовна Сусликовская. Дамочка без возраста с круглым лицом, глазами, как пуговки, голубого, практически прозрачного цвета, пучком мышастых волос и всегдашней пуховой шалью. Круглый год она закутывала в неё свои костлявые плечи. Зинаида с жадностью перелистывала журнал, мусоля указательный палец правой руки. У нас с ней существовала обоюдная нелюбовь друг к другу. Отчего она завязалась, я не знаю, но, тем не менее, при встрече обе не упускали возможности пустить шпильку. Приблизившись, я кашлянула, дабы привлечь к себе её внимание. Она безразлично подняла на меня вежды. -Доброе утро, Зинаида Борисовна. Как поживаете? – преувеличенно любезно осведомилась я. -Вашими молитвами, Машенька, - лилейно отозвалась Сусликовская с ехидством, растягивая в улыбке тонкие бескровные губы. — Что, за билетиком на выставку пожаловали? Я кивнула, заранее подозревая подвох. Когда Зинаида называла меня ласково, это означало: билеты проданы, и я опоздала или вход исключительно по пригласительным. -Хорошее дело, - ещё шире ощерилась она. — Уик-энд, значит, культурненько решили провести. Прекрасненько. Тётка откровенно упивалась моим неведением, она знала то, чего не ведала я, и смаковала обстоятельства. -Зинаида Борисовна, будьте любезны билет. Я спешу. Пожалуйста, - не выдержала я издёвок. -Ах, билетик. Да, да, безусловно. Пять тысяч, пожалуйста, - хохотнула она, вероятно, замечая, как мое лицо вытягивается от её слов. -Сколько?! -Пять тысяч. Названная сумма в нашем Тишгороде у половины обывателей составляла едва ли четверть от всей зарплаты, а про меня и говорить нечего, двенадцать тысяч девятьсот на всё про всё. -Да за такие деньги.… Да это же грабёж! – возмутилась я. -Ничего не знаю. Цена фиксированная. А если у вас нет данной суммы, то идите отсюда и не отвлекайте меня по пустякам. Ишь, ходят тут всякие культурные, а у самих денег нет, - скороговоркой высказала мне Зинаида, от удовольствия блестя глазами. — Не организовывайте очередь. Я растерянно обернулась, надеясь увидать сумасшедшего, который решил за озвученную сумму купить входной талон. Но за моей спиной никого не имелось, я как была одна, так и оставалась. Оборотившись, чтобы решительно высказаться об интеллекте Сусликовской, я наткнулась на опущенные жалюзи, закрывавшие амбразуру кассы, и горящее табло с пятёркой, подкреплённой тремя нулями и бегущей строкой под ними: "Спешите приобрести билеты. Эксклюзив! Полотна выставляются в первый раз!" -Тьфу, - сквозь зубы сплюнула я и вышла на улицу. Солнце, игравшее в чистых лужах недавно прошедшего дождя, и его тепло уже не радовали. Хотелось рвать и метать, как выражался герой незабвенной комедии «Волга-Волга». Хотя, по большому счёту, Сусликовская и ни при чём: ценник устанавливала не она, а организаторы вернисажа. Однако именно эта женщина в моих мыслях оставалась виноватою в данных обстоятельствах. И на этом месте меня осенило. Катька! Екатерина Мишукова, моя давняя подруга, работающая в этом музее специалистом по учёту музейных предметов. Она могла бы провести меня с чёрного входа на выставку. Тихо - мирно открыла бы заветную дверцу в условленный час, а я, проскользнув в неё, слилась бы с толпой и насладилась просмотром. Никто бы ничего не узнал. Развернувшись на каблуках на сто восемьдесят градусов, сделала шаг в сторону и коснулась кнопки звонка, спрятанном под козырьком для призыва Михеича - главного над смотрительницами и блюстителя служебного входа. Прислушалась, поджидая старческого кряхтения. Но на этот раз за дверью стояла тишина: ни тебе звучания шаркающих ног, ни водопада бурчания, обозначающего приближения. Полнейшее безмолвие. Тогда, ещё раз придавив подушечкой пальца пуговку звонка, мельком взглянула на часы, болтающиеся на руке. Бездушный механизм показал: я безбожно запаздывала. "Десять ноль пять", высвечивало электронное табло. -Да чтоб тебя, Михеич, - и со злостью ударив по железной двери, увидала, как та, хлюпнув, немножко вышла из входного проёма. Магнитный замок, наверное, из-за какой-то технической поломки потерял свои функции и больше не служил запором. Заходи кто хочет. Пискнув от радости, я зацепила пальцами за выступившую часть, ручка отсутствовала, и потянула её на себя. Мутный свет, падающий сверху из немытых межэтажных окон, дал углядеть знакомые ступени, ведущие к лестничной площадке и двери в выставочный зал, отводившийся под полотна Артура Владимировича Фонвизина — акварелиста и его последователей. Когда получалось выкроить денег из жалованья, я являлась сюда и подолгу зависала перед работами, гармонично развешенными по стенам. Но в особенности мне доставлял удовольствие женский портрет цыганки с алой розой в смоляных волосах. Размытые мазки, какими создавался образ, формировали вуаль загадочности, из-под которой на тебя смотрели огромные, в пол-лица, чёрные глаза. От близости желаемого я чуть ли не бегом преодолела расстояние и вошла в зал, где наткнулась на седовласую женщину, лежавшую на полу лицом вверх в центре пентаграммы, выложенной из бело-серых кристаллов. В её изголовье, возле рук, на животе и в ногах стояли толстые оплавленные свечи. В воздухе резко пахло ладаном и крепким алкоголем. Аделаиду Афанасьевну я признала сразу, она служила менеджером по музейной и выставочной работе и являлась огромной поклонницей Фета, Тютчева, Бодлера и женских романов. Неизменно раз в месяц посещала библиотеку и уносила из неё книги стопками. Только в настоящий момент пятидесятилетняя Герц выглядела лет на сто. Кожа на её лице, блиставшая гладкостью и розовым оттенком из-за уколов красоты, правильного питания и тщательного ухода, посерела и пошла глубокими морщинами. А каштановая пышная шевелюра превратилась в седые, жидкие патлы. С шумом выдохнув, я скинула оцепенение и на цыпочках подошла к женщине. Мне хотелось понять, жива ли она, несмотря на интуицию, вопящую во все горло: на чудо не рассчитывай, Аделаида мертва и целесообразней бежать отсюда. Присев на корточки, я приподняла её руку и ощутила холод кожи, будто сжимала в пальцах не человеческую плоть, а безжизненный кусок мрамора. Он обжигал и каменной тяжестью тянул вниз. Испугавшись, я разжала пальцы, и конечность Герц с глухим стуком упала на пол. -Хватит с меня ужасов, пора делать ноги, - решила я внять шестому чувству, как оставленная возле стены сумка, какую не заметила сразу, зашевелилась. Она замоталась, издавая писк и шум. Маленькими шажками я попятилась к двери, опасливо поглядывая на саквояж. Разбушевавшиеся фантазия перед глазами рисовала страшилки, и когда мне оставался один шаг до спасения, замок, удерживающий две половинки дамского аксессуара, громко щёлкнул. Перед моими глазами предстало животное: небольшое, сантиметров тридцать-тридцать пять в холке, практически с бесшёрстным худым телом сиреневого окраса с разбросанными по нему пятнами шоколадного цвета. Складывалось впечатление, будто художник стряхнул на пса кисть, испачканную краской, и они хаотически разместились на вытянутом, как у таксы, тельце. С плоской пастью, отдающей пародией на крокодилью, влажными оленьими глазами, стоячими крупными ушами, украшенными длинными белыми волосами, напоминающими бахрому. Подобная же шерсть спускалась с тонких лап и хвоста, покрывая его на две трети. -М-да, - протянула я, когда чудо природы подошло ко мне и, подскочив, поставило передние лапы на мои ноги и завиляло хвостом. — Чего ты хочешь? В ответ донёсся заливчатый лай. — Тише, а то не ровен час сюда кто-нибудь нагрянет. Мои слова сделались пророческими: со стороны главной лестницы послышался гул надвигающихся голосов и двери, ведущие в зал, неистово задёргали с обратной стороны в попытке открыть. Не думая, для чего, я подхватила пса под брюхо и метнулась прочь. Бежать было недалёко. Моя библиотека размещалась в десяти минутах ходьбы от музея. Добралась я до неё за пять и, вскрыв амбарный замок, запирающий дверь, влетела в свои владения и прямиком кинулась в закуток, оборудованный под нужды персонала, прильнула к окну, выглядывая погоню. Её не оказалась. Дорожка, пролегающая между музеем и библиотекой, осталась безлюдной. Переведя дух, я спустила пса из рук и, расстегнув пуговицы на пальто, стянула с шеи синий шелковый платок. Убрав вещи в шкаф вкупе с сумкой, коя всё время провисела у меня на плече, клацнула кнопкой на чайнике. -Марьванновна, Марьванновна, - мальчишечий голосок вторгнулся в тишину комнат. — Я книжку принёс. А вы где? - Здравствуй, Сидоров, - выйдя из закутка, я обнаружила в коридоре вихрастого мальчугана, предпочитавшего всем нехитрым наукам шестого класса литературу и книги, повествующие о приключениях, и сказки. Однако время от времени мне удавалось его сподвигнуть взять что-то из школьной программы.— Ты почему не здороваешься? -Здрасте, ой, а кто это? – указал он на собаку, выглядывающую из читального зала. — Можно его погладить? Я перевела взгляд на пса и уловила, как тот покачал головой. Причём проделал он это вполне осмысленно, неторопливо вертя ею сначала в одну, затем в другую стороны. -Извини, Тарас, собака не в духе, - опасливо произнесла я, жалея, что прихватила с собой непонятное это, пугающее не только обликом, но и проявившимся интеллектом. — Иди, Тарас, оставь книгу и подбери себе чего-нибудь. Парень приветливо кивнул собаке, прошёл мимо неё и исчез в самой отдалённой комнате со стеллажами, уставленными детской литературы. А я ретировалась обратно, тет-а-тет со зверем повергал меня в ужас. Прикрыла дверь. Бросила в фарфоровую чашку, стоявшую на столе, две ложечки кофе - Катюха в шутку называла такой порошок «пыль Бразильских дорог» - залила его крутым кипятком из электрического чайника. Помешивая напиток, приблизилась к окну и сквозь крупные прутья решётки увидела повышенную активность возле заднего фасада музея. Из ПАЗика, подъехавшего со стороны главного входа, на дорожку выбралось несколько человек в форме и без. Люди, облачённые в чёрные куртки, распределились по двое. Первая пара нырнула вглубь музея, а вторая застыла снаружи, подперев спинами дверь с видом "посторонним ходу нет". Остальная же компания, состоявшая из четырёх человек в цивильном, не спеша друг за другом, прошествовали между ними. Среди них мельтешил тучный дядька за полтинник в тёмно-синем бе́рете, с саквояжем в руках, и молодой человек лет тридцати с дипломатом. Киношные шаблоны тут же подсунули мысль – криминалист и судмедэксперт. И пока я их разглядывала, из-за угла вырулил огромный чёрный джип. Хозяин оного припарковал машину возле автобуса, заглушил мотор и материализовался на улице. Подробно разглядеть мужчину мне не удалось: он, словно метеор, пронёсся вперёд к остальным. Единственное, что смогла заприметить, это иссиня-чёрные волосы, кожаную куртку и тёмные джинсы. -Марьванновна, Марьванновна, я выбрал, - призывный глас Сидорова из глубин библиотеки отвлёк меня от окна и заставил усесться за письменный стол бюро с высокой передней панелью и массой ящиков под картотеку. Сыскать формуляр читателя, вычеркнуть из него «Капитанскую дочь» и внести выбранного им «Карлсона». — Тарас, а по школьной программе что задали? – поинтересовалась я, протягивая пареньку вписанную книжку в его «историю». -Грибоедов «Горе от ума». Скукота, - и, удрал от моих назиданий, так как я старалась, втолковывала в головы маленьких читателей, что интересоваться литературой нужно не только основываясь на свои предпочтения, но и выбирать книги других авторов. Таким образом, расширять и дополнять кругозор. — Вот же жук, - ухмыльнулась я, восхищаясь резвостью детских ног, воткнула формуляр читателя обратно в ящик, и принялась за поиски должников. Тех, кто удерживал книгу дольше, чем положено по срокам. Работа была кропотливой, требовала полного погружения, оттого из головы напрочь убрались мысли, связанные с Герц, обнаруженной мной утром, и собакой. Последняя напомнила о себе сама. Оглушительный вой без предупреждения обрушился на мои уши. Заливчато, с надрывом в течение минуты, сидя на одном из столов читального зала, расположенных, как в школьном классе перед учителем, в два ряда, пёс истязал мне слух. Я не знала, что делать, то ли запустить в дерущее горло животное чем-то тяжёлом, либо мчаться за затычками для ушей. А вдобавок я заметила ляп - жирную линию, перечеркнувшую страницу формуляра. От внезапного концерта моя рука, дёрнувшись, чиркнула по ней ручкой. -Ну, ты и гад, - со злостью прошипела я, когда пёс, замолчав, опустился на хвост и уставился на меня. — Ещё и смотрит, поросёнок. -Но-но, прошу не оскорблять благородного меня. Чревато, знаешь ли, - с возмущением произнесла собака. От удивления моя нижняя челюсть поползла книзу. Конечно, благодаря кинематографу и книгам говорящие животные не такая уж и уникальность, но то измышление, фантазия, а тут реальный мир, в котором животина молчит, и допустить обратное сложно даже опасно для душевного спокойствия. Посему я приняла решение не реагировать. — Послышалось, - убеждала я сама себя, захлопнув рот. -Ой, и не надо делать вид, что причудилось, - безжалостно добивал пёс. — Ну, умею я говорить и что с того. Подумаешь? Я не реагировала и переписывала испорченный формуляр, стараясь абстрагироваться от ситуации. Мне казалось: если поверю, что всё это слуховая галлюцинация, собака умолкнет. -Рыжая, а ну, брось дурью страдать и посмотри на меня своими разноцветными глазами! Услышав такое, я быстро полезла в ящик стола и, достав зеркальце, вгляделась в него. Маскарад, соблюдаемый мной уже почти шесть месяцев, оставался при мне. — Не мели ерунды, я темно-русая, и глаза у меня одинаковые, - мои слова по своей сути являлись бесстыдною ложью. Полгода назад мне исполнилось двадцать семь лет. Дата сама по себе не примечательная, а очередная проходная цифра на пути к тридцатилетию. По этой причине гостей я не звала, так, парочка самых близких подруг пришли скоротать вечерок под бутылку шампанского. В разгар веселья в дверь позвонили, почтальон вручил телеграмму. Удивившись поздней доставке (стрелки на часах сошлись уже на двенадцати) я развернула лист, где меня извещали о смерти Аглаи Тимофеевны Ильиной – моей бабушки по материнской линии. Давным-давно мама, папа и я жили в её доме на окраине села в Ленинградской области, но нам пришлось переехать в Тишгород к родственникам отца, а бабушке Аглаи - перебраться в деревню к сестре из-за соседей. Они по какой-то причине в одночасье ополчились на нашу семью. Грозились сжечь дом со всеми нами, если мы не уберемся, хотя недавно не гнушались приходить сюда за помощью и советами. Бабуля лечила травами и помогала заговорами. После такой вести о продолжении веселья не могло быть и речи. Подруги тактично откланялись, а я, поделившись новостями с родителями, легла в кровать. Похлюпав носом, я провалилась в темноту, и мне приснился странный сон: Аглая в своём доме с распущенными волосами, змейками сбегавшими по плечам белой ночной рубахи. Во сне я осознавала, что нахожусь под одеялом в своей кровати. Обои, мебель, привычные в обиходе вещи чётко просматривались в лунном свете, проникавшем в мою комнату через окно из-за незадёрнутых гардин. И в то же время я видела бабушку в небольшой горнице, кою я запомнила с детства. Комнатушка на семи метрах с печной лежанкой, выкрашенной в синий цвет и выложенной мозаичной плиткой. Напротив неё окно с белыми шторами, украшенными разноцветными петухами, вышитыми крестиком, рядом придвинутый почти вплотную стол с деревянными табуретками. В углу холодильник, увенчанный старинным пузатым самоваром, над ними ходики с кукушкой. А с потолка свисал тряпичный розовый абажур с кисточками, когда его зажигали вечером, всё вокруг приобретало розоватый поросячий оттенок. Бабушка улыбнулась, показала мне правую ладонь, где краснели четыре огненных лепестка. Тоненькие, словно пламя от свечки, они, трепыхаясь, внезапно переплелись между собой и, обернувшись в огненную нить, взялись сворачиваться в клубок. Достигнув размера теннисного мяча, он сорвался с бабушкиной руки и полетел в мою сторону. Зная, что это всего лишь сон, я спокойно следила взглядом за его перемещением, не делая попыток уклониться. Шар, плавно пролетев по воздуху, завис надо мной, а потом резко спустился к голове и в одно мгновение растворился в ней. Я почувствовала лишь небольшое тепло, которое постепенно растеклось по всему телу. И вот спустя какое-то время я заметила за собой непонятные способности. Одним словом, была в силах сглазить человека, в сердцах пожелав ему что-нибудь нелицеприятное. Мои сны всё чаще становились вещими, интуиция перестала подводить, но, главное, во мне пошла необъяснимая трансформация. Волосы, имевшие невыразительный русый цвет, приобретали тон багряной листвы. Правый глаз позеленел, а левый подделался под цвет зрачка, стал чёрным, хотя до этого я смело могла утверждать, что имею радужку глубокого серого оттенка обоих глаз. Не желая неудобных вопросов о перемене во внешности, я радикально решила проблему, приобретя линзы своего колера, и выкрасила волосы. -Ага, ага и роста в тебе не метр с кепкой, а все два с полтиной и весишь не пятьдесят кило, а всего только сорок, и коса до талии, а не короткая стриженая солома. Кому втираешь? - ёрничал пёс. -Чего ты хочешь? – сквозь зубы прорычала я, стараясь не вдумываться, с кем веду беседу. -Пустяк, помоги домой вернуться. -Говори адрес, отвезу, - сомневаясь в удачном исходе дела, всё же предложила я. — Или ценною бандеролью отошлю. -Но-но, посылкой она меня пошлёт, сыскала тоже неодушевлённый предмет. Я, между прочим, - пёс поднялся на задние лапы, - Филиус Гран дер Ферб III, лицо приближённое, не буду называть громких имён. Так что ко мне на вы и с придыханием. -А тапком по филейной части не желаете? – выделала я голосом окончание без всяческого почтения к говорящей псине. — Без церемоний могу устроить. И вообще, если не прекратишь ломать комедию и чётко всё не разъяснишь, выставлю. -Меня тапком?! За дверь?! Ой-ё! – пёс, картинно закатив глаза, схватился за сердце и, рухнув на гладкую поверхность, замер. Мысленно призвав себя к спокойствию, я минуту полюбовалась на тушку, распластанную на крышке стола, поднялась. Взяла кружку с неостывшим кофе и неторопливо, давая Филиусу время «прийти в себя», направилась к нему. Он продолжал лежать, не шелохнувшись, словно дохлый, вывалив из пасти розовый язык. Однако стоило мне подступить и накренить над ним чашку, он тут же взвился к потолку и подобно коту повис на занавесках. — Ты что, дурная, он же растворимый?! – буркнул Филиус и, пробравшись по ткани вверх, устроился на широком карнизе. -А ты предпочитаешь, чтобы тебя облили исключительно натуральным? – не сдержала я улыбку от абсурдности заявления. - Я в принципе кофе не уважаю, отдаю преференцию слабым итальянским и французским винам, - фыркнул пёс. — Ладно, по существу. Мне необходимо довершить миссию. Поможешь - освободишься от меня на веки вечные. -О, как, уже и миссия. И в чём она заключается? -Позже, - выпалил Филиус и, спрыгнув вниз, пулей прошмыгнул в детский зал.2
Топот ног и голоса на крыльце дали знак: у меня обозначаются посетители. Заняв рабочее место, я следила за дверью. Через минуту та открылась, и в коридор вошёл мужчина. Именно его я видела спешащим к дверям музея. Неторопливо осмотревшись по сторонам, он подступил к столу. -Добрый день, - поприветствовал мужчина приятным выразительным баритоном. — Я старший следователь городской прокуратуры Дубровский Владимир Всеволодович, - и, извлекая удостоверение из внутреннего кармана куртки, махнул им перед моим носом. — С кем имею дело? -Мария Ивановна Покровская, - представилась я, подкрепляя слова паспортом, выуженным из того же ящика, где лежало зеркальце. — Библиотекарь. Дубровский, взяв документы в руки, раскрыл их на второй странице и вперился серо-синими глазами на представленную фотографию. Затем перелистнул и прочитал вслух: - Лесная, дом 10, квартира 12. - А, собственно, в чём дело? Чем моя личность могла заинтересовать полицию? -На наивную барышню вы не похожи, - изрёк Владимир Всеволодович, плотоядно ухмыльнувшись, отчего его узкое с высокими скулами лицо утратило доброжелательность. В нём проявились черты хищника, загонявшего жертву в приготовленную западню. — Как-никак третий десяток на земле проживаете. - При чём здесь мой возраст? -Не люблю, когда со мной играют, Мария Ивановна, и к тому же так бездарно. Я постаралась изобразить изумление, однако мысли о причине его появления в библиотеке в голове сформировались - камеры. Камеры наблюдения, разбросанные по всей протяжённости зала, зафиксировали мой фейс, а музейная братия, идентифицировав его, указала, где разыскивать. Меня все знали, я достаточно часто там бываю. — Тогда вдвойне странно наблюдать вас у себя, - отозвалась я. — Разве камеры не уведомили органы, что я никого не умерщвляла и ничего не похищала? -Разрешите с вами не согласиться, Мария Ивановна. Работники музея и хозяин картин, Кармине Ариунс, прибывший в Тишгород из Италии с намереньем устроить в городе выставку, в один голос настойчиво утверждают: при Аделаиде Афанасьевне Герц, убитой, находилась собачка. Следователь извлёк из кармана блокнот, прочёл: - Предполагаемой породы китайская хохлатая по кличке Филиус Гран дер Ферб III. Дама ни на минуту не разлучалась с ней, таская её с собой в сумочке. -И что, камеры представили, как я умыкнула этого Филиуса? – с вызовом спросила я, зная, что лучшая тактика обороны – нападение. - По ним заметно, как вы склонились и совершили движение, будто кого-то погладили, - совсем не сконфузился Дубровский. — Оставьте ваши игры, отдайте пса, не нарывайтесь на статью за хищение. Его ответ представился сюрпризом. Получалось, собака каким-то непостижимым образом для всевидящего ока обратилась в невидимку. — Будто, кого-то, вам самому не забавно? - рассмеялась я, ощущая свою безнаказанность. Им мне нечего предъявить. — Для статьи необходима конкретика, а не гипотетические предположения. -Не радуйтесь раньше времени, госпожа Покровская, причину поломки камер ликвидируют, и они окончательно аргументируют ваше воровство. А мне и без них ясно: собака спрятана где-то в этом месте, в библиотеке. Факт - вещь упрямая, никто без нужды не будет наклоняться, а потом убегать сломя голову. Не упорствуйте, вынесите пса, пока добром прошу, иначе учиню обыск и арест вам обеспечен. Всеми полномочиями я наделён, - и, чувствуя себя хозяином положения, вальяжно вышел в проход меж столов читального зала. — Считаю до пяти, раз уже было. А вот здесь я откровенно струсила, не зная, сможет ли Филиус ускользнуть от глаз следователя, столкнувшись с ним лицом к лицу (точнее, лицом с мордой, но это уже частности и сути не меняло). Я-то смогла его увидеть, а почему он не разглядит? Нужно было признать: статья семимильными шагами неслась прямиком на меня. -Два, - безжалостно отсчитал Дубровский, побуждая к действиям. -Ваше право, - выдавила я из себя, молясь, чтобы Филиус забился куда-нибудь в дальний угол библиотеки и сидел тихо-тихо. Не дурак же он, и должен сообразить, чем для меня всё может кончиться. Но тут случилось непредвиденное действо: из детского зала, клацая когтями по паркетному полу, показался пит-буль. Собака, по росту и сложению походившая на телёнка с лоснящейся кожей чёрного цвета и массивными лапами. Пригнув голову и напружинив мышцы, она утробно зарычала. От такой неожиданности я охнула, а следователь медленно, не делая резких движений, обернулся и задом начал отступать. Филиус же в новом образе - других собак в библиотеке не имелось - медленно пошёл на него, рыча и «улыбаясь», демонстрируя белоснежные клыки размером с фалангу моего пальца. Расстояние между ними медленно сокращалось, однако пёс давал фору Дубровскому, иной раз делая не полноценный шаг, а всего лишь переступал с лапы на лапу. По всей видимости, он не стремился к близкому контакту со следователем, а хотел лишь его выгнать. Тот же, не понимая намёков, добросовестно загонял себя в угол. -Уберите собаку, – сквозь зубы проговорил Владимир Всеволодович, упёршись спиной в преграду. — Иначе я вынужден применить оружие, - и опасливо подняв руку, потянул вниз собачку молнии на куртке. Краем глаза я заметала спрятанную у Дубровского под курткой кобуру и с целью предотвратить непоправимое выкрикнула: - Тузик, фу! Место! Филиус, поперхнувшись рыком, замолчал, и по его обиженным глазам читалось желание покрутить лапой у виска и выразить своё отношение к моим умственным способностям. Я развела руки в стороны за спиной следователя, принося извинение за промах. Пёс, огрызнувшись на меня, убрался под стол. -Занятную кличку вы подобрали своей собаке, - произнёс Владимир Всеволодович, становясь ко мне лицом. -А это и не мой пёс, - открестилась я от своей глупости. — Её хозяева сейчас заграницей, а мне поручено ухаживать за ней на время поездки. Так что все претензии к ним. -Меня это мало волнует,- махнул он рукой. — Следовательно, возвратимся к нашим баранам, Мария Ивановна, вы намерены передать мне собаку? -Вам как: завернуть или на поводке поведёте? – теперь я могла развлекаться, следователь Филиуса не признает в Тузике и мне больше нечего опасаться. -Бросьте, бросьте ваши шутки, Покровская, и лучше подумайте о последствиях обыска, - зло скрипнул зубами Дубровский. — Лебедев, Тимченко! – заорал во всё мощь лёгких, - Сюда! Брошенный клич следователя призвал к его очам двух дюжих молодцев в серой форме, похожих друг на друга, словно братья. Они, вломившись, чуть не снесли входную дверь с петель, встали перед начальством навытяжку, ожидая дальнейших распоряжений. -Лебедев, - палец Дубровского упёрся в грудь одного из парней, - туда, - и указал на детский зал. — Тимченко, а ты посмотри, что там, - и дал направления на дверь запасника, находившуюся в коридоре. — Выполнять. Парней, в тот же миг «сдуло ветром». -А я, с вашего позволения, исследую этот зал. Что там? – поинтересовался Дубровский, обозначив дверной проём справа от моего стола. -Там так называемый взрослый зал. Прошу. Кивнув, Владимир Всеволодович прошёл в комнату. Немного помаячив перед входом, скрылся за стеллажами с книгами, и теперь я могла только слышать скрип половых досок и его шаги. Что делал следователь, оставалось гадать. На построение предположений и гипотез, удерживающих меня на месте, меня хватило бы минут на пять, но грохот падающих книг и звук передвижения лестницы по полу сжало время до двух (нет, ну интересно же, как он ищет припрятанного между книг Филиуса). Подхватившись, на мысочках, стараясь не громыхать каблуками, я скользнула меж секций и наткнулась на спину Дубровского, взобравшегося на лесенку, оставленную там для удобства читателей. Следователь водил носом по верхам. -Филиус, Филиус, куть, куть, куть, - вдруг грянул баритон среди библиотечных стен. Неудержимый смех заклокотал в моей груди, я обеими руками закрыла рот, дабы не выпустить его наружу, и почувствовала, как меня тянут за подол юбки. Поддавшись влечению, я вошла в читальный зал. -У него как с головой? Он же не щенка приманивает, - выплюнув из пасти ткань, гневным шёпотом спросил Филиус. — Ты скажи ему, чтоб не позорился. -Тсс, тихо, - шикнула я. — Ещё услышат, потом греха не оберёшься. Иди на место. -Ну-ну. Махнув рукой на вредного пса, я возвратилась досмотреть бесплатное зрелище. Вот только не нашла Дубровского на оставленном месте. Он исчез. Тогда, не мудрствуя, я встала на колени и заглянула под полки, с тем чтобы через сквозные проёмы обнаружить чёрные ботинки. Зал оказался пустым. - Куда он делся? – пробубнила я, вертя головой. -Вы что-то потеряли, Мария Ивановна? – прозвучал голос Владимира Всеволодовича надо мной. -Нет, всё в порядке, - поспешно произнесла я. — Просто колечко закатилось, - и, выпрямившись, показала руку с перстеньком, подаренным родителями. Конечно, моё оправдание шито белыми нитками, зато формально не придерёшься. -Мария Ивановна, давайте решим дело миром? – вздохнул Дубровский, заглядывая мне в глаза. — Я тоже не в восторге от всего, ни раскрытием убийства занимаюсь, а бездельем. Видите ли, Герц итальянцу Кармину Ариуне пообещала пса в дар, и он требует его, грозя международным скандалом. Прошу, отдайте собаку, и я ручаюсь, никаких преследований со стороны закона вам не грозит. Поймите, продать или просто иметь её как домашнее животное вы не сможете, пёс приметный. Подумайте, даю времени до завтра, а если решите раньше со мной пообщаться, то вот вам визитка, - и он вложил мне в руку тиснённую карточку. — Лебедев, Тимченко, на выход. Противоречивые чувства терзали мою душу: с одной стороны, мне было жаль товарища следователя, роющего носом землю, дабы вернуть пропажу, а с другой - Филиуса, не желавшего чужого человека считать своим хозяином, тоже можно было понять. Насильно мил не будешь. "И кстати, пора уже серьёзно с ним поговорить и, чёрт возьми, выяснить, что он за фрукт", - подумала я, когда хлопнула входная дверь за полицией. Поманила собаку за собой на кухню. Достав пепельницу с полки и распахнув форточку, я села на стул. Филиус, всё ещё в образе Тузика, покрутившись на месте, улёгся возле моих ног, заняв собой почти всё пространство каморки. - Слушаю, - закуривая строго, вымолвила я. -Не знал, что ты дымишь, - звонко чихнув, пёс лапой прикрыл нос от запаха табака, поплывшего в воздухе. — Знаешь, капля никотина убивает лошадь? - Пусть не курит. Ты мне зубы не заговаривай, а то следователю отдам, - пригрозила я. -Да я и не заговариваю, просто не знаю, с чего начать, - пёс отвёл глаза в сторону и немого помолчал. — Хорошо, ты имеешь представление, кто такие настоящие ведьмы, хотя откуда, тебя же не просвещали, - оборвал себя пёс. - А зачем меня обучать, я к ним никакого отнащения не имею. -Ой, как всё запущено, - Филиус закатил глаза. — Ты разве ещё не поняла, что кто-то из твоих бабулей или дедулей передал тебе Силу? Я, например, чувствую её в тебе, как она бродит и пытается съесть изнутри, и пока ты не овладеешь ею полностью и не обучишься применять на практике, дар могут отнять или он сам убьёт тебя. Мой тебе совет: побольше дрыхни, вдруг тот, кто, одарил тебя Силой, захочет презентовать свою книгу и через сон подскажет, где её найти. Овладев фолиантом, ты сможешь обучиться ворожбе и стать стопроцентной ведьмой. Совет Филиуса запоздал ровно на неделю, я встретилась с Аглаей вновь во сне, в разбитом возле её дома яблоневом саду. Наткнулась я на неё совершенно внезапно, свернув с главной дорожки к полянке, полной ландышами. Она сидела среди них возле котла, помешивала едва булькающее варево деревянной ложкой и одновременно вычитывала что-то из фолианта, обтянутого зелёной тканью, лежавшего на коленях. В данный момент одета она была как на праздник: в белую широкую блузу, красную юбку с аляповатым платком, повязанным на голове. Бабуля, казалось, не замечала меня, и я решила уйти по-английски, не рисковать, а то вдруг старушки приспичит ещё чем-то запустить в меня, но сие не удалось. Аглая подняла глаза и долго сверлила меня взглядом, точно колеблясь перед ответственным шагом. Затем ,резко захлопнув книгу, подошла ко мне и вручила её со словами: «У тебя мой дар, прими его». Я взяла фолиант, однако не смогла удержать: он показался мне донельзя тяжёлой, книга упала в траву. - Да знаю, кто наделил меня Силой, бабушка Аглая после своей кончины, - со вздохом произнесла я. — Мы два раза виделись с ней во сне: в первый она запустила в меня горящем клубком. Теперь, после твоих слов, я поняла: так состоялась передача дара, а во второй она пыталась отдать свой фолиант, только я не смогла удержать его, книга вывернуась из рук. - Давай позже об этом поговорим, сейчас о насущем, - заюлил пёс. — В городе объявился колдун, ты видела его работу: из пятидесятилетней ведьмы он сотворил мёртвую столетнюю старуху, и я призван пресечь дальнейшие смерти. Герц - вторая жертва колдуна, первой была верховная ковена, в ходе ритуала по изъятию силы отданная на растерзание. После её смерти белая ведьма Аделаида от испуга за свою жизнь подписала договор с моим хозяином. Только не пугайся, в аду на тебя проектов нет по завершении истории, - хихикнул пёс, заметив, как я медленно сползаю с табурета. — Твоё общение со мной ни к чему не обязывает, ты останешься чиста аки агнец. Голова шла кругом. Не успела я свыкнуться с говорящей собакой, как новая напасть: оказывается, я ведьма, и веду беседу с порождением ада. Было отчего съехать с катушек и, помахав всем ручкой, добровольно переселиться в дом с мягкими стенами. Останавливала мысль о тамошних уколах, а я их с детства боялась. Лишь только представляла тонкую иглу, вонзающею в филейную часть организма, била крупная дрожь. -Ну и чего приуныла? – на морде Филиуса проступила жалость. -Не каждый день тебе сообщают, что ты общаешься с выходцем оттуда,- кисло отозвалась я и ткнула пальцем вниз. — А ты вообще сможешь остановить колдуна? - Не сомневайся, я собаку на этом съел, упс, - Филиус закатился от своей двухсмысленности шутки. — И потом, - отсмеявшись, проговорил он, - что стоит потенциал простого колдуна против моего. -Но если так, то почему не помог Герц в акварельном зале и находишься всё ещё здесь, ведь Аделаиды-то уже нет и тебе же больше не нужно стараться? - Не выполнены условия договора, колдун ещё жив. А по поводу помощи: от страха она забыла выпустить меня из сумки. Колдун же не смог забрать её, на ней лежит заклятья от чужих рук, - предвосхитил мой вопрос пёс. — Но всё же я смог зацепить кусочек его ауры, и теперь надежда только на тебя …. -Стоп, - оборвала я Филиуса, осознав, куда тот клонит. — Ты предлагаешь именно мне пуститься на поиски колдуна и остановить его поползновения вместе с тобой? Ты часом на солнце не перегрелся, с температурой всё в порядке? -Давай без нервов, - примирительно проговорил пёс. — Есть другой выход: нужно в городе найти ковен ведьм и обратиться к ним. Герц, скорей всего, предупреждала их, что готовит ритуал. Передашь меня одной из круга, и всё. - И как ты это себе представляешь? – спросила я. — Взять газету, найти раздел услуги и обзванивать магов всех мастей, а также целителей и ворожей с вопросом: "Не состоите вы в ковене?" Бред. Меня пошлют далеко и надолго, даже если мы наткнёмся на настоящую ведьму. Принадлежность к сообществу предпочитают скрывать и молчать, так что твоё предложение не пойдёт. Или ты предлагаешь ловить на живца, то есть на мою пока необузданную Силу, прогуливаясь ночью в парке? - Нет, - решительно отмёл Филиус. — Для тебя это опасно, неизвестно, на кого так набредешь, и потом нам нужны ведьмы, а можно нарваться и на ведьмака. Для них твой дар тоже лакомый кусочек. Лучше всего звонить ведьме и договариваться с ней о личной встрече, и уже за закрытыми дверьми под моей охраной выспрашивать её о принадлежности к ковену. -Результат останется прежним, только денег кучу потрачу, предоплата. Послушай, - всколыхнулась я. — А разве ты не можешь чувствовать чужую энергию на расстоянии? -Теперь я тебя спрошу: как ты себе это представляешь, я что, радар с предельным радиусом действия? – и пёс презрительно смерил меня взглядом. -Тогда я не знаю, сам думай, - и, посмотрев в окно, привлечённая громким воплем из мегафона: "Дайте пройти", обнаружила, что двери заднего фасада музея не просматриваются из-за спин собравшихся зевак. Люди от мала да велика плотной пёстрой стеной стояли на улице перед ними. Охрана, выставленная полицией, едва сдерживала натиск любопытствующих, гоняя особо ретивых мальчишек, старающихся забраться по водосточной трубе наверх к козырьку подъезда и заглянуть в межэтажное окно. Жестяная конструкция тянулась от крыши до земли по всей внешней стене музея, как магнит, влекла их к себе. Отгоняли одного, второй уже был на подходе и, подпрыгнув, вцеплялся руками за жестянку и карабкался вверх. Что они хотели там разглядывать - непонятно, окно выходило на запасную лестницу, и залы из него не просматривались. Однако мои выводы опровергла Тишгородская звезда телевиденья Оксана Вредищева. Её я опознала по пышной «бабете», собранной из блондинистых волос и фирменной куртке с круглой эмблемой новостной передачи на спине. Дива, улучив момент, когда полиция отвлеклась на толпу, подобралась к водостоку и не хуже отогнанных мальчишек вскарабкалась по ней вверх и легко спрыгнула на хлипкий козырёк. Вытянула из кармана куртки телефон и, присев на корточки, подступила к окну. Просидев возле него около минуты, она порывисто вскочила на ноги и, съехав по трубе вниз, выхватила из рук оператора, караулившего тут же с камерой на плече, микрофон на длинной ручке. Толпа, взволновавшись, расступилась, и два санитара в синих халатах вынесли из дверей чёрный куль размером в человеческий рост, а за ними вышел Дубровский. Оксана опрометью кинулась к нему и, не мешкая, сунула под нос следователю микрофон. - Смотри, Филиус, сейчас наш Дубровский интервью давать будет, - и осеклась. Владимир Всеволодович у всех на глазах выхватил из её рук рабочий инструмент и сделал движения, словно намеривался сломать технику об колено. Визг, вырвавшийся изо рта теле дивы, достиг моих окон. — Браво, господин Дубровский, - хлопнула я несколько раз в ладоши. — Ты это видел, Филиус? - обернулась я, но на кухне я была одна. Собаки и след простыл.3
Уговаривая себя, будто пропажа Филиуса меня не трогает - всё же нечисть - я отработала весь день и, навесив замок на дверь, отправилась домой. Бредя по парковой аллее, обсаженной высокоствольными деревьями, и обустроенной для удобства посетителей лавочками с изогнутыми спинками, урнами в виде пингвинов с белоснежной грудкой и с фонарями, сейчас включёнными по случаю спустившихся сумерек. С удивлением обнаружила сквозь стволы акации и каштана Катюху, точней, её эксклюзивное кашемировое пальто. Мишукова сама лично доставала на него материал и хвасталась предо мной готовой вещью. Оно мелькало ярким белым пятном среди колючих кустов возле ограды. Ни для кого не было секретом, что там находился лаз, сто лет назад кем-то проделанный в деревянном заборе. При реконструкции парка ту часть ограды ещё не успели заменить с досок на железные пики, поэтому он продолжал существовать и некоторые служащие им пользовались. Сойдя с асфальтированной дорожки, я поспешила нагнать подругу, но утопающие в земле шпильки и цепляющийся за полы пальто репейник и подобная пакость значительно меня тормозили. Но худо-бедно преодолев препоны, я поймала её возле машины, припаркованной у ларька с мороженым, где та каждое утро и вечер покупала брикет крем-брюле или пломбир, несмотря на округлившиеся щёки и явную тесноту одежды. Катюха после тяжёлого развода приобрела дурную привычку и расставаться с ней не спешила. А на каждое моё замечания вставала на «дыбы» и, выпуская дым из ноздрей, указывала на мои недостатки. За год мне всё осточертело и я, замолчав, следила, как она стремится к форме квадрат на длинных ножках. Ростом бог подругу не обидел, отпустив ей метр восемьдесят. -Мишукова! Какого лешего ты по кустам лазаешь? – возмутилась я в спину подруги, убирающую в сумку пакет со сладким холодом. — Почему я должна таскаться за тобой по грязи, тебе что, дороги мало? -Фу, Маха, - выдохнула Катя и распахнула дверь девятки. — Ты куда, если домой, могу подвести, и зачем шпионишь? - Из любопытства. Домой, - проговорила я и нырнула в салон. — А ты от кого-то удирала или путь решила по старой памяти сократить? Я за тобой от самого музея бежала, угнаться не могла. -Телевизионщики интервью пытаются взять. Караулят возле парадного входа, окружают и вопросами засыпают. Я из своего окна видела, пока домой собиралась, как они на тётю Груню, смотрительницу зала, набросились, а до неё на Элеонору, экскурсоводшу. Я посчитала, что мне такого счастья не нужно, и решила идти через чёрный ход, и так весь день на нервах провела. Утром Женьку, охранника, на скорой в больницу отправляли, а потом весь день на вопросы полиции отвечала. Ты представляешь, - застрочила она то и дело, захлебываясь словами. — Я его в фойе на лестнице нашла. Захожу, а он лежит весь белый, в лице ни кровинки, и почти не дышит. У меня паника, хорошо Дмитрий Григорьевич, наш директор, следом за мной явился, он его кое-как в себя привёл и к мониторам в пункт охраны прошёл, комната рядом с гардеробной располагается, а мне приказал скорую вызвать. Я несколько минут пометалась, не зная, откуда номер набрать, про свой сотовый, лежащий в сумке, напрочь забыла, да и тоже в комнату охраны нырнула, а там такое экран транслирует! - И тяжело сглотнув, продолжила. - Фигура в балахоне без лица вокруг Герц, лежавшей на полу акварельного зала, крупной солью прям из пачки пентаграмму выводит. Аделаида лежит распятая, не шелохнувшись, и даже сделать ничего не пытается, только глазами моргает и дышит часто-часто. А этот в балахоне, закончив звезду очерчивать, взялся свечи расставлять на каждый угол, последнюю ей на живот поставил. Дальше круче: подошёл к Герц, извлёк из складок одежды ножик, по форме напоминающей кинжал с костяной рукоятью, присел рядом, чиркнул лезвием ей по запястью и приник к порезу. У меня волосы от такого зрелища зашевелись, ну чисто фильм ужасов про вампиров. Не знаю, как я спать после такого буду сегодня ночью? -Ты давай не отвлекайся, продолжай, - и, приоткрыв при помощи ручки окошко, без спросу закурила. Рассказ подруги меня очень заинтересовал, и я надеялась почерпнуть из него факты для поимки, вдруг Филиус всё-таки вернётся. -Я уже всё по десятому разу пересказываю, - огрызнулась Катя, и тоже закурила, открыла дверь автомобиля, дабы дым не шёл в салон.— Флешку с записью полиция изъяла как улику, и её, кроме меня и директора, никто не видел. А любопытных у нас в музее хватает. -Кать, - подстегнула я Мишукову. - Ну, хорошо, он вышел за круг пентаграммы, встал в ногах Герц, щёлкнул пальцами, и свечи зажглись. Мужик зашевелил губами. Камеры звук не пишут, что за песнопения он исполнял, я не знаю. Но от них ли или по какой другой причине Аделаида потеряла шик, как бы из её лица выкачали весь ботокс и вытянули золотые нити вместе с жизнью. После этого он отыскал сумку Герц, та лежала под твоей любимой акварелью цыганки, попытался взять в руки. Едва прикоснуться к ней, как по коже пошли всполохи. Его, похоже, хорошо тряхануло, он буквально отлетел в сторону. Лежал возле стены без движения не меньше пяти минут, а, очухавшись, покинул зал через чёрный ход. -Во сколько это всё произошло? – спросила я и, открыв пепельницу, встроенную в панель, затушила в ней почти выкуренную сигарету. — И ещё, почему ты мужика в хламиде именовала он, может, это была она, лица-то не видно было? – спросила я на всякий случай, вдруг подруга заметила какую-то приметную деталь в одежде колдуна. -Я что, мужика от бабы отличить не могу, - возмутилась Катюха. — Во-первых, рост. Во-вторых, плечи, и ботинки в точности, как у моего бывшего, я без труда узнала их. Сама долго выбирала в интернет-магазине для него. -Постой, постой, ты говоришь о сайте, где торгуют лифт-обувью? - хихикнула я. Бывший муж подруги росточком не вышел, всего лишь метр шестьдесят девять, и страдал жуткими комплексами. Катя же в надежде помочь супругу и избавить его от мучений прошерстила интернет и вычитала, что умные головы додумались изобрести обувь, добавляющую роста, так называемую лифт-обувь. Оные ботинки могли наградить своего носителя аж двенадцатью сантиметрами. Секрет прятался в их подъёме. Загоревшись, она приобрела такую пару и преподнесла любимому на день рождения, впрочем, её порыв не оценили, Геннадий развёлся с ней из-за них. -Ну да, чёрные, стиль полу-броги с каучуковым каблуком из натуральной телячьей кожи, - подтвердила Катя. -Значит, о росте мужика в балахоне можно только догадываться, - вновь хихикнула я. -Дальше рассказывать? – не разделила моё веселье Мишукова и зло сверкнула глазами. -А я думала, уже всё. -Ага, держи карман шире. В комнату охраны вошёл итальянец, он с Аделаидой вёл дела, хотел устроить в нашем музее вернисаж картин, доставшихся ему в наследство от русского предка. Дмитрий Григорьевич поспешил перевести камеру в режим реального времени с целью не травмировать психику Ариунса, и мы увидели тебя на экране в акварельном зале, нагнувшуюся и гладившую воздух. Что тут стало с гостем, словами не передать. Он тыкал пальцем в монитор и на ломанном русском утверждал: ты хочешь похитить собаку. Мы с директором не понимали, о чем Кармине толкует, и тогда итальянец указал на раскрытую сумочку Герц, в которой она таскала пса. "Собака принадлежать ему, Аделаид делать презент", - я поняла, подруга дословно передала слова гостя. — И потянул нас в зал предотвращать твоё воровство, хотя я, ну вот убей, не разглядела никаких собак возле тебя. А, между прочим, зачем ты в музей-то пришла? - Тебя увидеть, - откликнулась я. — Появилось непреодолимое желание попасть на открывающуюся выставку стоимостью в пять тысяч. - А вечером дома нельзя об этом поговорить? Мы же живём с тобой на одной лестничной клетке? -Ну, Кать, - примирительно погладила я подругу по плечу. — Ты же знаешь, если мне загорелось, значит, нужно здесь и сейчас. Мишукова в упор посмотрела на меня, щуря миндалевидные серые глаза, - И всё же, как насчёт собаки? Итальянец, например, уверен: пёс у тебя. Дубровскому об этом весь день маковку клевал, и, между прочим, грозился международным скандалом, если Филиуса ему не вернут. Следователь, правда, не верит, говорит, что камеры не зафиксировали момент кражи, предъявить нечего. Желания признаваться в чём-либо я в себе не ощущала, и, к тому же, мистику Катюха не уважала, и всякий раз сердилась на меня, когда я заговаривала о подобном. Оттого решение молчать являлось самым верным и правильным со всех сторон. -Да брось, ничего я не воровала, просто наклонилась вынуть колючку из голенища сапога, - не моргнув, соврала я. — Кать, а отчего ты так прекрасно осведомлена о деле, неужто ли с Дубровским общий язык нашла? – постаралась я перевести разговор. -Как же, подойдёшь к нему, он весь такой ежистый. На простой вопрос "Не желаете ли вы чаю?" чуть ли по матушке меня не послал, - подруга взглянула в зеркало и, полюбовавшись правильными чертами своего лица, взбила блондинистые локоны сложной причёски и продолжила, - наши кабинеты с Герц разделяются тоненькой перегородкой, слышимость превосходная, а полиция провела там целый день. Причём, шёпотом они не переговаривались между собой. -Понятно, - протянула я. — Может, поедем уже, а, – жалобно попросила я. Весь день из-за нервов есть не хотелось, а сейчас голод дал о себе знать, засосав под ложечкой. -Может, - Катюха завела мотор и повезла нас к трёхэтажному дому на двенадцать квартир, выстроенному на окраине Тишгорода и затерянному среди деревьев. Наше жилище смахивало на старый гриб, не найденный в процессе тихой охоты, из-за красной латаной крыши и серых обшарпанных стен. По архивным документам он числился экспериментальным объектом, выстроенным в одна тысяча девятьсот шестидесятом году и признанным властью Тишгорода нерентабельным из-за маленькой площади заселения. О чём они думали, давая отмашку на строительство, неизвестно, но факт оставался фактом: дом воздвигли в единственном числе и о нём благополучно забыли. Все бытовые проблемы, как протечка и прочее, легли на наши кошельки. Я же прочувствовала данные прелести, перебравшись год назад от родителей в квартиру, завещаную бабушкой Кларой Петровной, папиной мамой. Преувеличенно аккуратно, дабы не слышать вслед несущихся возмущений "опять ты хлопаешь дверью, это тебе не холодильник", я прикрыла её и зашла в единственный подъезд дома. Поднялась на последний, третий этаж, отперла замок своей квартиры. Темнота двушки приняла меня в объятия, прежде чем я, щёлкнув выключателем, осветила тесный коридор. Сбросила с ног изгвазданные землёй сапоги, избавилась от утыканного колючками пальто. Вымыла руки, сменила блузу и юбку на домашний уютный костюм с мышами и, ведомая желудком, прошла на кухню. -Бедненько тут у тебя, - услышала я одновременно со светом вспыхнувшей лампочки. На стуле, в углу рядом с батареей, втиснутым подле стола, сидел Филиус собственной персоной в образе маленькой собачки. -Я думал, все ведьмы любят роскошь, а у тебя тут, - и он пренебрежительно оглядел пятиметровую кухню, уставленную ещё бабушкиными старыми вещами. Чугунная мойка, шкафчики весёленькой розовой масти с зелёненькими цветочками, разделочная тумба, табурет, придвинутый к стене, за которой находилась ванная, обеденный стол, стул напротив него, холодильник Бирюса и видавшая виды газовая плита. — Эх, не повезло мне. -Чем богаты, тем и рады, - буркнула я, дёрнула ручку холодильника и заглянула внутрь. Вчерашние котлеты и жареный картофель ожидаемо оказались на полке. Вынув сковороду, я озадаченно взглянула на Филиуса. — Предупреждаю сразу, собачьего корма не держу, могу угостить только этим, - и сунула ему под нос котлеты с картошкой. - Будешь? Разговоры о том, куда тот делся, я оставила на потом, поскольку желудок требовал немедленного наполнения. -Нет, ну что, это я не ем, - Филиус двумя лапами возмущённо отодвинул от себя посуду. — Предпочитаю суп "Буйабес", конфи из кролика со специями, салат "Нисуаз", на десерт пирог Баноффи, а пить буду итальянское Пино Гриджио. Пожалуйста. -Не хочешь, как хочешь, - поставила сковороду на плиту, чиркнула спичкой. Синие огоньки заплясали в конфорке. Котлеты, разогревшись, весело зашскворчали, я, вынув из сушилки лопатку, перевернула их на другой бок. По кухне поплыл приятный запах еды. — Предупреждаю, больше есть нечего, - проговорила я. Тогда Филиус потянув носом, со вздохом изрёк: - Э-э-эх, попадёшь к тебе в дом — научишься есть всякую гадость! Валяй, накладывай свои котлеты! – неожиданно я услышала слова незабвенного героя мультфильма. Поставила две тарелки, выложила к ним вилки, разложила снедь и, присев к столу, взялась за трапезу, подмечая, как пёс при отсутствии пальцев ловко орудует приборами. Удерживая ножик в левой лапе, а вилку в правой, он кромсал котлету на кусочки и закидывал их в пасть, также не обделял вниманием и картофель. Через три минуты его тарелка оказалась вылизанной в прямом смысле данного слова. -Благодарю, теперь поговорим, почему я сегодня удрал от тебя. Тебе же наверняка интересно узнать, где я был весь день и чем занимался. -Не здесь, - ответила я и, отправив грязную посуду в мойку, надела старую куртку, висевшую на вешалке. — Пошли, я кое-что тебе покажу, - таинственно произнесла я и, пойдя в маленькую комнату, распахнула балконную дверь. Затем взобралась на пожарную лестницу, тянувшуюся с первого по мой последний этаж, толкнула люк, ведущий на крышу. Выбралась наверх и, подождав Филиуса, зажгла лампу, её тусклый свет дал увидеть небольшой импровизированный садик. Летом он блистал разнообразными растениями и травами, а сейчас в горшках цвели Гортензия метельчатая (бело-розовая метёлка), Астра новобельгийская (пушистая, похожая на ромашки, только голубого окраса с оранжевой сердцевиной), Кандык сибирский (нежно-лиловый резной колпачок с жёлтыми тычинками на тонком стебле), Клематис тунгусский с кремовыми розетками и, наконец, Ветреница — анемона белые колокольчики. Неприхотливые, морозостойкие цветы стояли в больших керамических вазонах. А для полного удобства под садовый белый шатёр, установленный и укреплённый отцом, я принесла два складных кресла, укрытых искусственным мехом, электрический чайник, пятилитровую бутыль с водой, кофе, чашки, три обогревателя и набор курильщика: пепельницу, сигареты и зажигалку. — Напиток бодрости? – предложила я, усаживаясь в кресло, и включила чайник. -Фьють – фьють, - присвистнув Филиус, оглядываясь по сторонам. — А ничего себе, - и вдруг передо мной в место Филиуса предстал Бред Пит в смокинге, сжимающий в руках бутылку шампанского и два бокала. — Прекрасный вечер под полной луной и звёздным куполом неба для прекрасной дамы, - проговорил он по-русски без акцента. Сморщившись, я покачала головой: - Не люблю блондинов, просто не перевариваю. Лучше оставайся как есть, я уже привыкла к твоему обществу. И давай оставим лирику, перейдём к прозе, ты что-то хотел мне рассказать? -На тебя не угодишь, - проворчал он, и в туже секунду я увидела Филиус в образе Тузика с телефоном в лапах. — Наверняка тут мы найдём контакты всего ковена. -Это то, что я думаю? – ужаснулась я, представляя последствия, если Дубровский начнет искать украденный псом сотовый Герц у меня. — Верни его на место, не подводи меня под неприятности. -Трусиха, всё будет ок, - и, не послушавшись, вдавил боковую кнопку. Экран засветился. Затем он выпустил коготь и, отметив комбинацию цифр кода доступа, протянул телефон мне. — Листай контакты. -Если Дубровский явится, то я молчать не буду. Всё расскажу ему, пусть заберёт тебя для итальянца. И зачем ты только ему нужен? - Во даёшь, - покрутил лобастой головой Филиус. — Ещё не поняла, он же и есть тот самый колдун, забирающий жизни ведьм. Пока ты пялилась в окно, ко мне явилась гениальная идея: раздобыть телефон прежней хозяйки, рассудив, что именно там мы найдём контакты её товарок по ремеслу. Говорить об этом я тебе не стал, уже успел познакомиться с твоим занудным характером, оттого, по-тихому слиняв, направил все четыре лапы в музей. И вот, толкаясь там, я вновь зацепил источник Силы, ухваченною мной в зале с убитой хозяйкой. Держа нос по ветру, я оказался в хорошо обставленном кабинете и в нём обнаружил долговязого шатена с глазами цвета маслин. Он плохо говорил по-русски и тряс перед носом Дубровского бумагой. Я понял: передо мной он. -Тогда почему ты не выполнил, то ради чего тебя призвали? – крайне удивилась я, раскрывая список контактов. Это просто так не делается при обывателях. Нашла, наконец? – спросил он, увидев список, высветившийся на экране. -Смотри, сколько их здесь, - подсунула я пластиковую коробочку Филиусу и для убедительности мазнула пальцем по стеклу, заставив двигаться фамилии.— Нам в жизни не понять, кто из них кто. Хотя подожди, сейчас попробую посмотреть в избранных и полистать в группах. - Твоя лампа, - дёрнул меня за руку Филиус. — Она взбесилась, смотри, мигает. -В дверь звонят, - пояснила я, зная особенности своей лампы. Отец специально смастерил её так, чтобы я могла открыть дверь гостям. — Спрячься, это, наверное, подруга пришла посплетничать, а я не говорила ей о приобретении собаки, - отложив смартфон, я спустилась в квартиру и, не глядя в глазок, отомкнула дверь. -Накаркала, - ненароком вырвалось у меня на стоявшего на пороге Дубровского. Его суровый вид не предвещал для меня ничего хорошего. — Что же со мной будет? – испуганно пронеслось в голове. -Гражданка Покровская, вы арестованы за кражу улики и сокрытие собаки, - металлическим голосом отчеканил следователь и отработанным за годы службы движением молниеносно надел на мои запястья наручники, сковав мне руки. — Где телефон и собаки? -На крыше, - не стала запираться я и пресекла попытку Владимира Всеволодовича вывести меня в подъезд к железной лестнице, ведущей наверх, шагнув вглубь коридора. — Нам лучше пройти через балкон. -Рад вашей покладистости, - и, повернув ключ, спрятал связку в карман. — Ведите. -Может, снимите с меня наручники, не убегу, - пообещала я. — Вы квартиру заперли, чёрного хода нет. -Ладно, но смотрите у меня, - погрозил он пальцем и, достав маленький ключик, отомкнул «браслеты». Размяв руки, поддавшись психологическому порыву, нежели из-за того, что наручники поранили кожу, я вошла в тёмную комнату. Ступила на прут, служивший ступенью, и поднялась на крышу. Буквально дыша мне в затылок, шаг в шаг за мной следовал Дубровский. Я чувствовала, как его дыхание шевелит мне волосы. -Где собаки? – окидывая взглядом крышу, поинтересовался Владимир Всеволодович. — Только не думайте натравить на меня своего Тузика. -Он не мой, а приятельницы, - поправила я полицейского, гадая, куда пёс мог спрятаться. Крыша плоская, словно блин, и единственным убежищем для него могла послужить круглая антенна, установленная соседом со второго этажа, но для этого Тузик должен перекинутся Филиусом. "Подстава", - прошептала я. Если он вздумает появиться в таком виде перед следователем, мне уже никак не обелиться. -Что вы там бормочите, где собаки? Я неуверенно пожала плечами: - Тузик должен быть здесь. -Ладно, тогда где телефон? – сошёл с темы Дубровский. Я указала на кресло: - Смотрите там. Полицейский быстро приблизился к нему, и, к моей радости, обнаружил искомый предмет. Филиус не унёс его с собой, а оставил лежать на месте. — Для чего он вам понадобился? -Можно, я закурю? - испросила я разрешения, чувствуя желание втянуть в себя горький дым для успокоения нервов. — Разговор предстоит тяжёлым, и мне нужно собраться с мыслями. -Врать собираетесь? -Нет, проводить испытание вашей психики. Так можно? -Да пожалуйста, - несколько удивлённо протянул он на мои слова. Оказавшись в шатре, я вынула из-под перевёрнутого горшка пачку сигарет и зажигалку, закурила. Дубровский терпеливо молчал, следя за мной взглядом, и только когда я стряхнула пепел, подал голос: - Ну? -Ваш любимый жанр в литературе и кино? – с места в карьер начала я. -Вы что, решили анкетированием заняться? -Нет, только подбираю ключики и пытаюсь понять, на каком этапе нашего разговора вас потянет позвонить в неотложку. Только учтите, прежде чем сдавать меня людям в белых халатах, всё рассказанной мной является правдой. Могу даже на Уголовном кодексе поклясться. -Вы начинайте, а там посмотрим, - хмыкнул он. Однако открыть рта мне так и не удалось, поскольку на крыше появился долговязый мужчина в строгом сером костюме тройка и алой бабочке на шее, удерживающей ворот темно-синей рубашки. Он бесшумно вынырнул из пожарного люка, пряча руки за спиною. Увидев нас, явственно скривился, однако уже через секунду его круглое лицо сияло улыбкой. -Господин комиссар, я больше не ждать, - затараторил он, приближаясь к Дубровскому. — Мне два дня и летать, а собаки нет. Я брать дело в свои руки. Сеньора, Филиус, – потребовал он у меня. -Сеньор Ариунс, а как вы здесь оказались? – озадаченно поинтересовался Владимир Всеволодович, с нескрываемым любопытством разглядывая итальянца. - Я следить, мне нужен собака. -Я не об этом, как вы попали в квартиру? -Дверь открыта? -Э нет, я лично её закрывал, - и Дубровский полез в карман. Последующие события разворачивались в стиле ужастика. Я только успевала наблюдать за ними. Итальянец, выбросив руку вперёд, выпустил из неё странную чёрную паутину с красными пульсирующими огоньками в каждом узелке ячейки. Поначалу маленькая, не больше носового платка, она, взвившись в небо, принялась расти прямо на глазах и, достигнув большого размера, накрыла Дубровского с головой. Полицейский, задёргавшись, захрипел, а плетение, окутав его, впилось в кожу, и чем больше сопротивлялся Владимир Всеволодович, тем сильней оно его душило. В итоге Дубровский медленно осел на толь. После этого я осознала, что совершенно одна и беззащитна перед колдуном. Почувствовав страх, даже ужас за свою жизнь я бросилась к люку с намереньем укрыться в квартире, однако меня переиграли. Стебли и корни моих растений, стремглав разбухнув удавами, выползли из горшков и оплели ноги, мешая движению. Меня обездвижили. -Отдай собаку, - потребовал лжеитальянец, больше не издеваясь над окончанием слов и предлогами. Его речь приняла правильный ход, присущий жителям России. -Ну, ты, зоофил, отпусти меня, - потребовала я, прикидываясь смелой, чтоб не потереть рассудок от ужаса. — Нет у меня никакой собаки, вон хоть у Дубровского спроси, он обыск у меня проводил, - и скосила глаза на полицейского. — Приведи его в себя и спроси. -Я чую его. Говори, иначе… - колдун, не сходя с места, выставил руку, и моё горло сдавила невидимая сила. Она впилась в плоть, причиняя сильную боль и перекрывая доступ воздуха. Перед глазами поплыли радужные круги, а в ушах зазвенели церковные колокола. Ещё минута - и прощайте, мама с папой. Но давление ослабло, и я смогла дышать. — Ты намерена дальше молчать? -Послушайте, я, правда, не знаю, где Фил… - засипела я и заткнулась на полуслове. Огромный слоноподобный монстр вышел из темноты ночи. Раз и появился из ниоткуда. На него было жутко смотреть из-за жёлтых, горящих потусторонним светом глаз, крепкого, мускулистого тела, объятого языками пламени, и сильных коротких ног с когтями-лезвиями и длинного гибкого хвоста змеи, то и дело демонстрировавшегося себя из-за спины демона. - Я пришёл, - лязгнул он и эхом по округе разлетелся его голос. -О, чёрт, вызвала-таки демона, а я думал, все враньё, - удивился колдун, и в один прыжок достиг железного карниза. — Но мы ещё встретимся, - выкрикнул он. - Мама, - брякнула я, ощутив полную свободу, и прежде, чем уйти в нирвану, заметила, как колдун сиганул с крыши.