Многоголовый Змей

      Гарри резко побледнел, повалился на брата и стал оседать на пол. Перепугавшийся Люк подхватил близнеца и стал осторожно опускаться на пол, пока дыхание Гарри с каждым разом всё больше и больше замедлялось, а удары сердца становились более редкими и тихими. Второму брату, казалось, также перекрыли доступ кислорода, потому что его собственное сердце нещадно болело и едва билось. Побледневшие дрожащие пальцы почти невесомо касались чуть голубоватой кожи.       Прозвучал последний глухой удар и сердце асгардца замерло. В помещении повисла гнетущая тишина, внезапно нарушенная вскриком боли Люка. Мальчик схватился за грудную клетку, желая разорвать давящую одежду вместе с плотью и костями. В этом районе будто открывалась дыра, разламываясь десятками маленьких кусочков. Сопровождающая всё это боль, чувство безграничной пустоты и одиночества, казалось, встали в горле плотным комом, не позволяя сделать и вздоха. Локи хотелось кричать, но попытка сделать это отразилась лишь тупой болью в лёгких и тело, не выдержав всей внезапной боли, упало рядом с телом брата.       Созерцавший всё это ЛейРой с отчаянием смотрел на своих хозяев друзей. Он чешуёй чувствовал, как дыхание Люка было еле-еле заметным, а тело Гарри начало терять тепло. Змей пытался безуспешно разбудить хотя бы одного, поочерёдно тычась мордочками, проводя языками или проползая по лицам. Ни один из мальчиков на эти действия не реагировал.       Слепая ярость, боль, обида и тоска по хозяевам, ставшими змеям друзьями застелила разум, перерастая в агрессию и жажду крови. Король Змей Мидгарда всё ещё подсознательно вселял страх и уважение, а в змеиной голове его шипение разносилось гулким эхом. Однако то, что василиск сумел одолеть Локи и Гердора просто вселяло ужас с ненавистью. Как, как их боги могли пасть от подобной ничтожной глупости, как взгляд василиска?! Да это было невозможно!       Василиск всё это время наблюдал за двумя телами и поведением змеёныша. Шаризард надеялся на нечто большее от юнцов, что сумели найти комнату Салазара, приручить змея и заговорить с Змеиным королём, но, увы, они так же пали перед смертельным взглядом. Василиск уже было хотел поглотить тела, как в его пасть запрыгнул тот самый змеёныш, с неистовой яростью вгрызаясь в язык и не желая отпускать. Каждая из голов поочерёдно цеплялась зубами за единственное уязвимое место василиска продвигаясь всё дальше.       Змей в неистовстве отпрянул от тел и стал извиваться, биться о стены, что осыпались камнями и били по чешуе, пытался выплюнуть нахального змея, который не жалея себя кусал и рвал язык, нёбо, даже частично залез в ноздрю. Слабая незащищённая шкурка в процессе царапалась о ядовитые клыки, но даже это не останавливало змея от своей мести.       После нескольких минут, казалось, длившихся вечность, Шаризарду удалось выплюнуть змеёныша куда-то в сторону тел мальчишек. Израненная пасть болела и практически горела огнём, кровавая слюна капала на пол и даже дыхание приносило боль. Пытаясь избежать этой агонии василиск нырнул в один из каналов с ледяной водой, пытаясь хоть как-то уменьшить эту боль. Это помогало, но слабо.       Ослабевший ЛейРой по исчезающему запаху нашёл своих хозяев, кое-как дополз до них и растянулся всей своей длиной на два тела, чтобы кожей почувствовать хоть какие-то изменения. Змей всё ещё пытался противиться яду и слабости, но смертоносная жидкость делала своё дело и мир перед глазами змея померк. Тайная комната Салазара Слизерина окончательно погрузилась в тишину.       Голова гудела, а в сердце что-то кололо. В огненных вспышках появлялись и исчезали картинки, пока Гарри не смог различать их. Убийство тролля, Хэллоуин, Снейп, Директор. Было чувство, что он проживал эти моменты заново. Нет, что когда-то давно это с ним уже происходило. Только в этих обрывках не было Питера, вместо него мелькала девушка. В некоторых моментах были другие люди, но действия повторялись.       На картинках был обычный земной змеёныш и не было брата рядом. Не было перемешанных факультетов, не было войны. Но это не отменяло того факта, что все вспышки с воспоминаниями почти повторяли то, что было совсем недавно. Но что происходило несколько минут назад? Это всё какое-то неправильное дежавю.       Огненная вспышка переместила его в пустоту, в которой он падал. Мимо проносились звёзды, а в ушах эхом стоял крик, явно не его собственный. Падение шло просто в никуда, а тело одновременно, казалось, было сдавлено со всех сторон и в то же время совсем не чувствовалось. А потом появился огонь. Пламя, сиявшее посреди пустоты космоса, возле которого закончился полёт. Нет, возле которого Гарри очнулся.       Тело всё ещё не слушалось, было непривычно маленьким и неудобным. Голова двигалась с большим трудом, но с каждым разом взгляд возвращался к огню. Золотому, тёплому, такому манящему. Свету, рядом с которым ты чувствовал себя живым. Светом, за которым появилась размытая фигура. Как Гердор не старался, он не мог толком разглядеть её. Единственное, что ему было доступно — глаза, представлявшие собой восьмиконечные звёзды. Детская рука потянулась в огню, но только слегка прикоснулась.       Так же внезапно, как мальчика забросило в эту пустоту, его оттуда достало. Теперь он находился в чём-то белом. Нет, тут были цвета, но все они текли, менялись, смешивались, глаза просто не успевали за их играми и всё сливалось в один белый цвет. А Гердор просто шёл, ведомый неким наитием. Его ноги сами перебирали по… земле? ткани?.. по чему-то, где он мог идти, и шёл он в нужном направлении, он просто это знал.       Несколько раз на периферии зрения мелькала чёрная тень, скорее даже лёгкая дымка, и так же быстро исчезала. Каждый раз хотелось свернуть в ту сторону, где она была, но юноша продолжал идти по своей невидимой тропе. Останавливаться — нельзя, сворачивать — нельзя, оглядываться — нельзя. Гарри не знал, откуда, но он знал это.       Его внимание привлёк звук. Похожий на шелест ткани по нежной коже, звук примятой земли от смены позы. Эти звуки издавала фигура, безмерно прекрасная своим обликом. Её черты нельзя было увидеть точно, словно тело фигуры было лишь проекцией, тенью истинной материи. Фигура лежала на земле, прижав руки к груди и притянув к себе колени. Чем ближе к ней приближался маг, тем больше его к ней тянуло, но его будто тянуло идти дальше по тропе.       Но ведь дальше идти не правильно, вот она, здесь, его цель, та фигура. Юноша это чувствовал всем своим существом, но не мог понять кто это или что это. Гердор остановился совсем рядом, с этим волшебно прекрасным, но чем-то неправильным телом, нет, душой. — Кто же ты?       Гарри присел рядом, игнорируя навязчивое желание идти дальше. От фигуры исходил лёгкий холодок, который почему-то был так приятен, но казался таким неправильным. Осмелившись, маг осторожно коснулся руки существа, не услышав реакции на слова. На него подняли взгляд два изумруда. Это был единственный цвет, который Гердор вообще мог видеть, и этот цвет казался таким родным, знакомым, правильным.       Существо привстало, больше не закрывая грудь руками и оттуда показалась дыра. Черная, противная и до жути неправильная. У этой дыры постоянно откалывались крохотные кусочки, исчезая в белом мареве. Только сейчас Гарри понял, что у него самого подобная дыра есть, и эта дыра ныла и вибрировала, просто бесила своей неправильностью. Взгляд снова вернулся к печальным изумрудам.       Тело и разум, кажется, были неподвластны магу. Они работали сами, по неизвестному наставлению, словно зная, что делают правильно. Руки потянулись к существу, сначала слегка поглаживая холодную кожу, проходя рядом с дырой и уходя куда-то в другую сторону. Фигура начала повторять за Гарри и всё это казалось таким правильным, естественным. Даже ноющая боль и вибрации уходили куда-то на другой план. Они просто обнялись, соприкасаясь дырами. — Не уходи, будь со мной. — Не уйду, останусь, никогда не оставлю, заберу твою боль. — Отдам любовь, отдам тело, отдам душу, останься, останься навсегда, не уходи, не умирай.       Внутри заструился жар, нет, огонь. В венах задвигалось пламя. Пламя было тёплым, живым, спокойным. Пламя нужно подарить телу напротив, оно залечит дыру, оно согреет. Тело холодное, кажется, внутри него лёд, нужно согреть, нужно не дать замёрзнуть. Огонь и правду вышел из его дыры, сначала касаясь только краёв чужой бездны, но постепенно заходил внутрь, согревал, лечил. Только огня в собственном теле становилось так невыносимо, невыносимо много, он горел, горел изнутри.       Казалось, что он и правда сгорит, подарит себя телу напротив, сольётся с ним воедино. Но всё это только казалось, потому что из чужого тела пошла спасительная прохлада, эта прохлада остужала его огонь, успокаивала, покрывала лёгкой корочкой края раны, что стала затягиваться. Они восстанавливали друг друга. Один делился своим огнём, второй делился своим холодом, огонь и лёд смешивались, компенсируя друг друга, приводили к гармонии, не давали уничтожить себя. Служили якорем для двух сущностей.       Они лежали так, казалось бы, вечность, вместе с собственной энергией зашивая раны любовью и привязанностью друг друга. Было плевать, кто они, кажется, они даже не помнили этого, не помнили, что они тут делают, просто всё это было правильно, это было необходимо. Всё это было такое родное. Они смотрели глаза в глаза, давая молчаливую клятву быть рядом, быть вместе, быть связаны.       Когда они полностью восстановились, вместо разрушающихся дыр между ними была нить, сплетённая из тысяч ниточек. Нить казалась такой обманчиво тонкой, но чувствовалось, чувствовалось, что на самом деле она огромна. Их начало тянуть, разъединять друг от друга, вытягивая в разные стороны, кто-то развязывал узел их тел и разводил в разных направлениях, но нить под этим напором даже не дрогнула, продолжая тянуться между телами. И было чёткое осознание, что они смогут найти друг друга по этой нити, что они всегда будут вместе. Перед тем, как что-то окончательно не вытянуло мага из белого марева, он увидел перед собой ту чёрную дымку, возможно ему показалось, но дымка преобразилась в девушку и улыбнулась, прежде, чем всё исчезло.       Шаризард продолжал лежать в холодной воде, впитывая в себя магию и надеясь, что та сможет залечить его раны. Он прислушивался к её движению и подавался мордой к более сильным рекам, когда комнату содрогнула энергия и последовавший за ней вздох, а потом ещё один. Только, это ведь было невозможно.       Василиск приподнял голову над водой, наблюдая за лежащими телами. На лице посмотревшего на него волшебника появились золотые линии, уходящие куда-то вниз, но вскоре исчезли, и из тела мага вырвался небольшой огонёчек, от которого по комнате прошла волна энергии. Этот огонёк залетел в грудь второго мальчишки, и по комнате прошла третья волна энергии.       Оба мальчика постепенно приходили в себя, приподнимаясь на локтях и отползая к валуну, который василиск обрушил недавно. Король змей медленно выполз из воды, наблюдая за этими странными братьями.       Змеёныш сквозь черную пелену пытался чешуёй понять, что происходит. Внезапно чешуйки стали чувствовать тепло, а ещё его куда-то двигали. Возможно, если бы змей был кем-то, кто мог плакать, или выражать свои эмоции слезами, влага точно бы текла из его глаз. Но сейчас даже глаза было сложно открыть, хватало сил только слегка двинуть головами и чуть взмахнуть хвостом. Зато он точно чувствовал, как его бережно берут на руки. — Тише, ЛейРой, не двигайся, не трать силы. — Потерпи немного.       Прежде, чем что-то делать, близнецы настороженно посмотрели в сторону выползшего василиска. Смертоносный взгляд ими был проигнорирован. Несколько секунд они осматривали всё ещё кровоточащие мелкие раны, порванный язык, и немного расцарапанное горло. Вернули взгляд на своих змей с израненной и исцарапанной чешуёй. Не нужно было быть гениями, чтобы понять, что тут случилось. Только если для василиска раны были не столь страшными, то их друг был слишком близок к грани.       Понадеявшись на силу магии и чудо, вознося мысленные молитвы праотцам, принцы потянули к себе магию этого места, смешивая со своей и передавая каждому змею. Пытались вывести не попавший в кровь яд и залечить раны. Зелёно-золотые полупрозрачные ленточки шли от рук и дыхания мальчиков, опутывая и проникая в тело ЛейРоя. Раны исчезали буквально на глазах, а через несколько минут тело змей обмякло в руках детей, а дыхание выровнялось.       Наблюдавший за этим Василиск подполз ближе, собирая тело кольцами и склоняя голову в глубоком поклоне. Мальчики осторожно уложили своего змея на коленях и вопросительно уставились на Шаризарда. — Прошу меня прос-стить, Принцс-сы. — Внутренне оба асгардца вздрогнули, как только василиск назвал их титул. — Принцы? — Мой вз-сгляд могут выдержать лишь несколько с-существ, но такой долгий контакт может выдержать лишь Принц-с. Дитя могущественного существа, что существует далеко за пределами этого мира. И один из вас-с… Нет, вы оба являетес-сь его детьми. Ни один змей или василиск не с-сможет вас убить.       Оба асгардца пришли в недоумение. Шаризард сейчас выглядел пристыженным, виноватым и смиренным, что ли? Такое состояние явно не было свойственно Королю Змей. Хотя, в данной ситуации это мало волновало принцев. То, откуда мог узнать их настоящую личность змей было непонятно. Под описание могущественного существа прекрасно подходил Один, но сомнения Короля, кто из них был тем дитя не придавали уверенности. Несмотря на страх, внутри играло любопытство и интерес, как об их происхождении узнали.       Нет, они не исключали того, что подобные существа как цверги, или гоблины, как они называли себя в этом мире, могли понять их происхождение по некоторым факторам. Но змей, что всю жизнь провёл в Мидгарде — совершенно другой разговор. — Кто это существо? — Мы, з-смеи, называем его Из-сначальным Творц-сом. Ты никогда не найдешь его на этой планете — он с-существует в ином мире.       Ясности это не внесло, но почему-то в памяти Гердора всплыл тот огонь и восьмиконечные звёзды-зрачки из видений. От всего происходящего у Гарри начинала болеть голова, что передавалось и Люку. Подумать на этот счёт можно и позже. — Можно узнать, кто твой хозяин? — И как давно ты тут обитаешь? — казалось, взгляд змея стал печальнее. — С-салазар С-слиз-серин. Он покинул меня давным-давно. Я до с-сих пор выполняю его прос-сьбу — защищать ч-шеловечес-ских детей от чудовищ из-с лес-са. Я отпугнул вс-сех. Ос-стались лиш-шь больш-шие пауки, но их я с-скоро тоже прогоню. И тогда я пос-с-следую за моим хоз-сяином. — Так ты за тысячу лет ни разу не покидал школы? — маги удивлено уставились на Шаризарда. — Да.       Мальчики с сочувствием и печалью посмотрели на василиска, пасть которого всё ещё кровоточила и наверняка болела. Вернули свой взгляд на всё ещё ослабленного, но уже точно живого ЛейРоя. Нет, они бы никогда не смогли так оставить своего друга. — Тебе ведь больно? — Мы можем помочь. — Раны, нанес-сённые кем-то, полным боли и отчаяния всегда болят сильнее. Ваш друг мс-стил за вас, я не могу винить его.       Братья тоже понимали это, но и большой вины василиска в этом тоже не было. Они молча поманили к себе змея и тот повиновался, остановившись буквально в полуметре от лиц детей. Накрыв ладонями нос рептилии, мальчики вновь обратились к магии этого места, проводя её через собственную и направляя на Шаризарда. Они буквально услышали облегчённый выдох существа и устало откинулись на камень, стоило им закончить. Слишком много контакта с чужой магией за раз и собственное истощение. Хотелось поскорее отдохнуть.       Воспользовавшись возможностью, они лучше присмотрелись к василиску. Чешуя Короля змей была темно-зеленого, почти черного цвета со светло-голубыми вкраплениями. Светлые чешуйки образовывали на морде красивый рисунок, чем-то похожий на руническую роспись. Желтые глаза, довольно крупные и внимательные, перечеркивал вертикальный зрачок. Тут Гарри заметил на голове какие-то странные наросты и потянул змея на себя, чтобы их потрогать. От удивления Король даже ничего не сказал, подчинившись шаловливым рукам. Наросты чем-то напоминали корону из маленьких рожек. Несколько было над глазами, а остальные полукругом — на затылке. Василиск правда выглядел величественно и угрожающе прекрасно. — Как думаете, был ли мой хоз-сяин таким же другом для меня, как вы — для с-своего з-смея? — Никудышный из него хозяин, если он вынудил тебя целую тысячу лет торчать в одиночестве. — Локи осторожно провел по надбровной дуге. — Но он наверняка очень тебя любил, или, как минимум, ценил, если постарался защитить от людей. Я слышал, что их стараниями василисков больше не осталось. — Пожалуйста, зови нас просто Люк и Гарри, принцы — это лишнее.       Змей кивнул и замолчал в задумчивости, больше машинально подставляясь под ласки Люка. Его руки были такими приятно-прохладными, и эта прохлада распространялась по всему телу, унимая оставшуюся боль от почти затянувшихся ран. Сила этих детей была такой разной, но удивительно сильно сочеталась. Гарри и Люку хотелось доверится, хотелось им помогать. В благодарность хотя бы рассказать о тайной комнате, создании этого места и входе. — Значит, Салазар построил эту комнату, чтобы было удобнее призывать тебя? Любил же он пафос…        Гарри Поттер запрокинул голову, рассматривая зал с каменной статуей, видимо, самого Слизерина. Василиск показал проход из Больших Пещер, как он это называл, в Комнату Слизерина, который, как ни странно, располагался у этого самого Салазара во рту. Зал, открывшийся ему, был огромным, но по сравнению с Пещерами и правда оказался всего лишь комнатой. — Он вс-сегда ходил через-с тот проход. Там дверь, что может открыть только ч-шеловек, говорящий с-со з-смеями. Хоз-сяин с-специально ус-строил вс-се так, ч-штобы отс-сеивать с-своих нас-следников от проходимцев. Ту дорогу, что нашел ты, прорубил уже не он, и её оч-шень трудно найти. С-сюда уже половину с-столетия никто не приходил. — То есть, ты хочешь сказать, что прямо под Хогвартсом находится помещение, к которому доступ есть… Ни у кого, оно полностью изолировано и никем не занято? — Близнецы оскалились, продумывая как сообщить всё стае, топали к обозначенным дверям мимо огромных змеиных морд, высеченных из камня. — Да, вы правы. — Покажешь вход? — наконец-то они переиграют директора.       Первокурсники, что с момента обнаружения собраний и их прекращения, были особо притихшие и заваленные домашними заданиями внезапно оживились. Если первые недели преподаватели, а в особенности Макгонагалл, которая тщательно следила за выполнением домашних заданий и дисциплиной, не спускали с них глаз. То уже на четвёртой неделе хватка ослабла. Дети проявляли внезапное и небывалое упорство в учёбе, а Гриффиндор и вовсе резко поднялся по количеству очков, чем усыпил бдительность гордой за своих львят Минервы.       Один Снейп так и не ослабил свою бдительность, по личному опыту зная упрямство Поттеров. Профессор был уверен, что это было лишь временное затишье и близнецы со своей шайкой могут вытворить что-нибудь в любой момент. После того, как Поттеры открыто рассказали о том, что подмяли под себя весь первый курс, надеясь научить их тому, что умеет сами, и о том, что их прозвали Драконом, и о том, как они сами убили тролля…       Северус просто негодовал от вопиющей наглости, в которой эти дети переплюнули даже своего оленя-папашу. Не говоря о том, что по масштабу глупостей, что они натворили за первые несколько месяцев, обскакали всё, что делали Мародёры за всю учёбу. И если то, что когда-то творила гриффиндорская компания, было лишь баловство и глупости, то каша, заваренная близнецами Поттер, была таким же баловством, как и то, что Снейп — прекрасной балериной. Для чего всё это делалось и вовсе для зельевара было загадкой.       Хуже было то, что действия детей отчаянно ему что-то напоминали. Опыт, как чужой, так и собственный и профессиональное чутьё подсказывало что это похоже на месть или замысел. Неизвестно, что было бы хуже. В какой-то момент, перебирая контрольные работы, он вдруг понял, что хочет оградить Поттеров от глупостей. Это осознание было таким неожиданным для Северуса, что он машинально расставил несколько оценок «Удовлетворительно», хотя планировал ставить «Слабо» — чтобы не расслаблялись. «Чтобы я — и хотел защитить этих мальчишек? Бред.»       Ладно Поттеры, дурная кровь, и полнейший хаос в голове, но Драко! Крестник тоже хорош. Прирожденный слизеринец, воспитанный расчетливым Люциусом, манерной Нарциссой и хладнокровным Северусом, а повел себя как распоследний гриффиндорец! Стоило Поттерам сказать «фас», как Малфой радостно понесся на тролля с палочкой наперевес. Выпороть его за такое мало!       Пристыженный Драко полчаса выслушивал о своей безответственности, но стоило только взглянуть на его ауру, и все впечатление о смирении рассыпалось как карточный домик. Ребенку ни на йоту не было стыдно: он не собирался отступать от своего решения следовать за Поттерами. Декан устало склонился над столом, подперев голову рукой и помассировав висок. — Давайте, читайте мои мысли. Я не скрываю, что уважаю Дракона. Он верен нам, а я верен ему, — и он упрямо уставился прямо крестному в глаза. Драко было просто не узнать. Он никогда так не разговаривал с крестным, никогда не стоял до последнего за то, что считал правильным. — Ты говоришь как заносчивый гриффиндорец, — Снейп нахмурился, а крестника будто током ударило. — Какая разница, на каких мы факультетах? Я — это я, а не то, что решила какая-то дырявая шляпа! — и он фурией вылетел из кабинета, зло хлопнув дверью. Снейп сперва хотел вспылить, но так и замер, сверля глазами дверь.       Сперва дружба змей и львов, не присущее одиннадцатилетним детям поведение. Теперь группировка из школьников, преданных только им. Гарри и Люк Поттеры до малейших деталей напоминали Волдеморта, и это совершенно не походило на совпадение, чем только пугало.        Первокурсники были особенно взбудоражены, но профессора не обратили на это внимания, списав все на предстоящие контрольные. Даже Снейп не догадался об истинной причине их возбуждения. А у причины было ёмкое и кричащее имя. Сегодня между ними тайно путешествовало несколько записок, тщательно передаваемых из рук в руки. На каждой был один и тот же текст, что будоражил умы и заставлял почти подпрыгивать на месте от нетерпения.

«В ночь полной луны Дракон зовет нас туда, где были обнажены клинки».