Не забывается

Оставь себе Мою любовь, Пусть греет Тёмными ночами. И холод Уходящих рук Развеет дым Твоей печали. Опять пройдёт За годом год, Как и всегда. И всё твоё исчезнет без следа, Но не забуду никогда. Если не подпитывать память, важные вещи рано или поздно вымываются. Подстираются и становятся неяркими очертаниями, в которых приходится только сомневаться — а были ли они вообще? Ты блуждаешь в уголках своих мыслей, как слепой котёнок. Натыкаешься на всё, что осталось тебе после очередной бомбёжки. Здесь только убитые, кажется. А иногда память играет в страшные игры. Она подбрасывает тебе то, что ты годами зализывала, как самые глубокие раны. Она крутит и вертит в голове одну и ту же пластинку, когда сердце почти остановилось. Когда его вырвали, разбили, а на осколках станцевали последний вальс. Это всё ещё болит где-то очень глубоко. Она всё ещё болит в самых уязвимых местах. Ты ненавидела её ровно настолько, сколько было достаточно, чтобы влюбиться. Солнечная, добрая, нежная. Она была точно хрустальная. Её боготворили. Но ты знала, что она держит в кармане нож. Она натачивает его ночами, чтобы днём сжимать рукоятку изо всех сил. Ты тянулась к ней, брела за ней каждый неосторожный раз. Она была одновременно и всем, и ничем. Ты тянула её к себе, хотела, чтобы она следовала за тобой, как самая больная фантазия из всех. Она была не больше, чем иллюзией. Ты прикасалась к ней, не чувствуя тепла. Не чувствуя света. Ты чувствовала к ней всё, а она смотрела сквозь тебя. Она ставила тебе диагнозы и смеялась. Раскатистый смех вгрызался клыками в запястья, и ты, пытаясь бежать, бежала по кругу. Загнанный в угол зверь теряет надежду, когда видит огонёк в глазах охотника. Ты не теряла надежду, когда видела её на общих собраниях. Когда она улыбалась другим и поправляла пряди. Ты вспоминала ночи, проведённые без неё, и выть хотелось ещё сильнее. Ты не могла без неё жить. Без неё было невыносимо почти до смерти. Мир выключался, если она оставляла тебя одну. Ты набивала в голову мельчайшие воспоминания, в грудь — всю печаль, что была в тебе. Ты писала о ней стихи. На ладонях, коленях, стенах. Ты исполосовала её портретами всю свою жизнь. Ты не представляла её в чужих руках. Не знала, как она ходит по рукам, не заметая следы. Ты верила, что она идеальна, что она ангел во плоти. Она была сродни дьяволу. Она бросалась в тебя острыми, как иглы, взглядами, она прожигала тебя насквозь. Она заклеймила тебя, стоило тебе иметь неосторожность с ней заговорить. Ты принадлежала ей, словно была куколкой. У неё был целый кукольный театр, и ты была хитом. Любимицей той, за которую готова была умереть. С ней и от неё было холодно. Она была покрыта инеем, но, казалось, только ты это замечала. Ты грела её руки, а она отталкивала. Снова и снова. Ты в бреду металась по кровати, думая, что каждый раз просто спишь. Просыпалась у неё под боком, замёрзшая и сбившаяся с пути. Ночи были беззвёздными. Она не позволяла тебе пить с ней кофе, сидеть на подоконнике, смотреть в солёное от чужих слёз небо. Ты стояла под её окнами, представляя, как её обнимает начальница. Как чужие — не твои — руки гладят её кожу, залечивают непогоду на душе. Как чужие — не твои — губы освобождают её от оков. Ты знала, что тебе никогда не дотянуться до этого уровня. Ты всегда была где-то ниже. Где-то, где было удобно вытирать об тебя ноги. Она играла. От первой до последней строки в вашей грустной песне она играла. Играла фальшивыми нотами и делала вид, что так и должно быть. Ты была слишком в ней, чтобы проверять аккорды. Ты не чувствовала себя неправильно. Это было правильно настолько, насколько было предписано богами. Ты верила — ваш путь на картах пересекается с этого момента. Ты столкнулась с ней в офисе, когда впервые в него вошла. Ты посмотрела в её глаза, и линии твоих рук легли на её. Её аккуратные ладони слились с твоими в рукопожатии. Вы стали целым. Оказалось, она поглотила тебя. Она забрала тебя себе и держала рядом, чтобы согревала. Ты выворачивалась наизнанку для неё. Ты головой отвечала за неё. А она не нуждалась в тебе ни секунды. Она бы легко тебя заменила, появись у неё возможность. Ты была приклеена к ней намертво. Ты была приклеена к ней годами. Это было больно. Но боль была так прекрасна и так волшебна, что ты просила ещё. Ты просила добавки каждый раз, когда думала, что упускаешь её. Что теряешь её след, безвозвратно заметённый снегом. Она не любила тебя. Без тебя её жизнь продолжила бы течь, без тебя она продолжила бы приманивать на верную гибель корабли. Ты не могла её исправить. Она не чувствовала ничего. Ты написала заявление, когда немного протрезвела. Голова болела, а сердце разрывалось. Вера в неё как в божество дала сбой. Лодка ваших нездоровых отношений накренилась. Ты взглянула на себя со стороны и испугалась. Ты струсила, поджала хвост и однажды просто навсегда покинула службу. Ничто в жизни не стоило того, чтобы она продолжала потягивать тебя, как вино из бокала. Ты всё ещё мучаешься с ней. Ты не помнишь цвета её глаз, не помнишь голоса, не скажешь, на что был похож холод её рук. Даже и не расскажешь, были у неё чувства или она вся была из камня. Но ты помнишь её имя. Ты помнишь, как оно пишется, читается, как больно отдаётся в сердце. Ты можешь выложить его из обломков своего рассудка, из кусочков льда, как Кай. Или можешь прокричать его на всю планету, но тебя всё равно никто не услышит. Она разнесла твою жизнь. Она не пощадила никого и ничего. После неё внутри тебя осталось чистое поле, где, покопавшись, можно отыскать воспоминания. Они обжигают твои руки по локоть. Они скрипят на зубах. Ты от них задыхаешься, боишься умереть любой ночью. Но ты не забываешь её. Она не забывается. Таких, как она, не забывают.