Необузданное влечение к тебе

Скотт никогда не замечал, как режет ухо тот противный звук, состоящий из скрежета и мелких щелчков в кабинете охранника. Возможно, серверная всего здания была сосредоточена в этом маленьком помещении, потому что именно сейчас охраннику показалось, будто его голова начинает раскалываться под натиском этого неприятного звука. Его начинало тошнить. Но лязг металлических составных частей, будто вскрики откуда-то издалека, подействовал на мужчину мгновенно. Скотт потянулся к ярко-красной кнопке, выделявшейся на фоне остальной стены, и одним движением привёл всю правую стену в действие. Дверь с гулким стуком опустилась на пол и отрезала тёмный коридор от яркого острова безопасности, хотя бы на некоторое время. Будь Каутон чуть внимательнее к деталям, а не к общей картине, он возможно бы заметил чью-то ногу, стоящую позади аниматроника Чики. Яркие лакированные туфли создавали отблеск тусклых ламп коридора на поверхности материала и причудливые узоры, а практически кислотный цвет униформы пурпурного оттенка сейчас наоборот терял свою вычурность. Фигура таинственно подошла к правой двери, коснулась шершавыми подушечками пальцев серого материала и прильнула губами к металлу, после чего дикая, белоснежная улыбка пропала в недрах комнат и помещений персонала. Прошло немного времени, как Скотт открыл дверь, дабы не тратить оставшуюся энергию. И не будь он охранником, если бы не заметил тень фигуры, отдаляющуюся всё дальше от главных помещений. Мгновение и тень пропала, как и интерес Телефонного парня к новой проблеме. Воображение, не больше. Его снова преследовали аниматроники, а это значит ещё одна ночь в Пиццерии Фазбера, ещё одна ночь за выживание.

***

Будильник криком выдернул Скотта из сна. Мужчина всегда спал чутко и был уверен, что никогда не проспит, благодаря особенности своего организма. — Да, не кричи, я понял… — сквозь пелену беспомощности и отключенного организма промычал работник детского заведения, нащупывая кнопку выключения, даже не удосужившись открыть глаза. Каутон знал, сделай он это, яркий свет мгновенно лишит его мягкого пробуждения, потому лишь уткнулся лицом в свою руку, чтобы сквозь веки не видеть солнечного света. Расслабился он лишь тогда, когда свет исчез, а глаза снова оказались в успокаивающей темноте. Он разве вчера не закрывал окно шторами, чтобы вот так не встретиться с утренней звездой в семь часов следующего дня? Возможно, он настолько выматывался, однажды даже чуть со всей своей глупой смелостью не запросил ночлег около пиццерии за счёт босса. Такими были его испытания ночью, со смертью на волосок. Но вот растрепанный, отлежавший себе левую щёку мужчина стоит перед зеркалом, и поглаживает еле отросшую щетину, которую всегда тщательно сбривал. Этому несложному делу он научился ещё у отца, когда маленькие босые ножки, стуча по паркету домашнего пола, прибегали к отцу, чтобы известить его о том, что ужин стынет. Тогда-то он и услышал слова «Всегда будь опрятным, Скотти, того требует этикет. Станешь взрослым — научу тебя», они почему-то запомнились ему навсегда. Никакого тайного смысла в эти фразы Каутон старший естественно не вкладывал, лишь отцовское заботливое наставление с тёплой улыбкой, а на ребёнка они произвели впечатление. И теперь частенько стоя перед раковиной, с минуту рассматривая чёрные волосы, он вспоминал отца, которого не было на этом свете уже лет 6. Тогда моральное состояние всей семьи эта новость подбила кардинально. Мать Скотта ушла работать на дому, так как горе ударило по самому серьёзному — сердцу. За ней ухаживала милая домработница, часть которой оплачивал сам мужчина, дабы хоть как-то улучшить состояние своей родительницы. Сам же Каутон долго колебался насчёт своего переезда в другой город, но однажды мягкая старческая рука, что легла на его крепкую, светлую мужскую ладонь, решила всё сразу. Он уедет, не в силах больше сам справляться с таким ударом, он не бросит мать, но попытается начать другую жизнь, в другом штате. Она в тот вечер не сказала ни слова, мать Скотта, скорее всего, плакала, как потом сам себя убедил мужчина, но сильная духом ещё хотя бы для единственного сына, проводила его светлой улыбкой, жарким поцелуем сухих губ в лоб и ясными глазами. Он восхищался этой женщиной и брал пример с неё. Его мама была опорой для него даже там, где сама нуждалась в поддержке. Сейчас она всё реже звонила Скотту на домашний телефон, отмахивалась насчёт денег за безумные телефонные счета, но не смогла однажды удержать кашель, который с каждой секундой усиливаясь, перешёл в болезненный хрип. Тогда-то Каутон побледнел и осознал, что его мать больна, больна серьёзнее, чем когда-либо до этого. И Скотт понял — ему надо брать ситуацию в свои руки, отправляя столько денег, сколько можно. Даже не думал о том, что состояние любимого человека не зависит от того, сколько ей таблеток принесут на завтрак, ей нужна была моральная поддержка единственного сына. Но охранник, как истинный материалист, отбросил все мысли. Какой толк от того, что он будет днями и ночами сидеть рядом, если без его заработка мать не протянет и, возможно, недели. -…Мхм, когда же я перестану думать об этом…- тюбик пасты случайно выскользнул из рук парня и, ударившись о белоснежную поверхность, выплюнул из себя часть массы. Следующую минуту Скотт провел время, собирая лишнюю пасту и смывая её со стенок умывальника. До пиццерии ему приходилось добираться на общественном транспорте, бензин не был дорогим, но на него могли уходить драгоценные центы, что Скотт бережливо откладывал с каждой выдачи. Лекарства никогда не скупились на кусачие ценники, то и дело били в глаза Каутону младшему при каждом удобном случае в чеке. Порой ему казалось, что доктора смеются над ним, отправляя их в конце месяца с подписью «Всего самого лучшего, мы охраняем здоровье Вас и Ваших близких!». Обычно мужчина был на ночной смене, ему редко удавалось видеть кого-то из коллег «по цеху», иногда тот или иной молодой, а иногда даже старше самого Скотта новичок быстро выбегали из здания, редко одарив начальника охраны любезными взглядами. Испуганные, потерянные, злые и непонимающие глаза смотрели на высокого парня с маской Телефона, но никогда не доброжелательные и спокойные. — Стоп, что? Этот чудак реально носит маску телефона на своей башке?! Он придурошный или притворяется? — услышал однажды Каутон разговор, собравшегося персонала в подсобке, где они частенько курили, стоя поближе к вытяжке. Сам он оперся о стену, недалеко, скрестив руки на груди. Не то, чтобы он подслушивал, да и был уверен, что это не первый подобный разговор о нём, но именно в тот день он попал в нужное место и в нужное время. — Я не думаю, ну просто парень работает в таком месте уже очень долго. Относительно нас конечно. Видимо ему тут нравится так, что он поймал… ну знаешь, атмосферу какую-то… — зазвучал глубокий женский голос в ответ первому мужскому. — Да, но черт. Я понимаю, что ты можешь работать тут аниматором и носить такую дичь, дабы развлекать детей, но ты взрослый мужчина, который большую часть работает в ночную смену, причём большую часть… как он стал только начальником охраны. И при всём этом он даже в кабинете с другими не снимает свой… те-ле-фон., — последнее слово из уст мужчины прозвучало растянуто и с издёвкой, отчего послышались тихие смешки остальных. Тот же женский голос продолжил: — Не знаю, я вообще собираюсь уходить, Марти. Я здесь нахлебалась, что один чудак, ходит с фиолетовыми волосами, улыбается так, будто видит в тебе какое-то животное для забивки, что второй с маской телефона. Друг друга стоят…- женщина прервалась и закашлялась, видно втянув сигарету при разговоре. — Господи…- пытаясь откашляться, проговорила та, послышалась возня. — В общем, мне всё равно, я уволюсь и больше не увижу этих чудиков. Хватило мне тут полиции, которая допрашивала всех…- на этом моменте повисла явно гнетущая тишина, ощущалась атмосфера неприятных воспоминаний. Никто из всех присутствующих не был жестоким уродом. У всех был разный характер. Но в тот день, когда ночная пиццерия окрасилась в быстро сменяющие друг друга красный и синий цвет мигалок, когда сирена звучала тут и там, прибывали спасатели, полиция, скорая, для всего персонала стала шоком ситуация в которой они оказались. Всем до единого было жалко детей, а особенно было до боли в сердце наблюдать, как плачущие родители просят о том, чтобы им вернули их детей. Сам Скотт помнит, как наблюдал за этим, стоя рядом с полицией, которая собирала показания управляющего персонала. Тогда в животе что-то сжалось и начало давить, тоска, боль. Он сдержался до дома, не помня, как сам добрался и кем был подброшен, помнит только, как свалился у порога и тихо заплакал. Тогда он ещё не раз смог насладиться компанией полиции и родителей пропавших детей, но вёл себя спокойно и содействовал поискам как мог. Женщина, судя по звуку, бросила сигарету в урну, включая вытяжку на режим «нормал» и все, кто присутствовал тогда в подсобке встретились на выходе со стоящим Каутоном, голова которого, судя по направлению его маски, была направлена куда-то в конец коридора, в светлое помещение с веселящимися детьми. Эта встреча была не из самых приятных, но терпимых. Автобус остановился на очередной точке на выезде из спального района с домиками, и партия новых пассажиров вошла в транспорт. Ехать оставалось не много, но Скотт уже, почему-то, судорожно сжимал в своей сумке маску. Он не надевал её только по дороге на работу — не было надобности, никто из персонала не жил в этой части города, он позаботился об этой информации, когда просматривал карточки даже тех подчинённых, что не находились в его юрисдикции. А случайные люди были ему не страшны, пусть хоть в упор рассматривают. Автобус присел кабиной, выпустил воздух из стабилизаторов и встал на нужной мужчине остановке, охранник выскочил на свежую от раннего мороза осеннюю улицу, поправив на ходу свободную куртку. Теперь минут пятнадцать до самого здания пиццерии, но уже с маской на голове. Мужчина избегал людных мест, потому съежившись, направился по тёмным закоулкам до своей работы, ловя капли разлетающихся брызг от луж, коих было немало из-за цикличного ночного дождя, продолжавшегося в их регионе уже не один день. — Поздно ты как-то, Каутон. — усмехнувшись, проговорил Шмидт, ещё один ночной охранник этой дыры детского увеселения. Вся его внешность говорила о том, что мужчина ни перед кем не встанет на колени, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Грубые, но в то же время гармонично составленные черты лица могли бы лишь одним своим видом дать проход мужчине в любой род воинской службы, но вместо того, чтобы воевать и служить своей стране, он застрял тут. Навечно. Готовый охранять место, которым хозяин не одного такого заведения, набивает кошелёк за счет родителей, которые отважно стараются сохранить улыбки на лицах своих детишек. Отличить то, что чувствует и как сейчас смотрит на тебя Скотт было не всем под силу, возможно только познакомившись с этим высоким и худощавым человеком, многие смущались при виде того, что на них смотрит не привычное лицо, а маска и оттого вся ситуация казалась каким-то комичным артхаусом. Но верные коллеги, знающие того не один месяц, уже научились различать эмоции Скотта под этим красным покрытием, Майк исключением не стал. Да и начальник охраны не был конфликтным человеком, он мог вспылить, мог чересчур переживать из-за чего-то до трясучки, но никогда не сердился из-за простой шутки или дерзости. Майку это было всегда на руку. — Майк, привет. Ты уже уходишь? Тогда для тебя это поздно. Пиццерию обычно в такой день открываю я. — Шмидт махнул рукой и кивком головы пригласил внутрь Телефонного. -Для меня не проблема посидеть здесь ещё одну дневную смену, начальник., — Майк не переставал улыбаться, надеясь добиться понимания Каутона. -Подожди, дневную смену? Так ты что, и ночью дежурил и сейчас собираешься оставаться в пиццерии? — с недоумением проговорил Скотт, скидывая с себя куртку. Только сейчас он заметил, что рубильник уже опущен, питание подано и яркий свет залил холодный кафель помещения со стоящими на сцене Фредди, Чикой и Бонни. Мужчина невольно вздрогнул. Нет, они стоят, нечего переживать, парень. — Да, представляешь, Босс перенервничал так, что я самолично увидел его сегодня ранним утром, он чуть не вбежал ещё в тот момент, когда эти ходячие хуйни могли разорвать тебя на куски! — Майк сел на ближайший из детских столов и поправил кепку с надписью «ночная охрана». Стол прогнулся, но устоял. — Он что-то лепетал и убежал по направлению своего кабинета, где скрылся после того, как я открыл для него двери главного входа. Этот опухший мудак чуть не снёс меня. Вот бы посмотреть на его схватку с Педомедведем, пф-ха! — выдал Шмидт, всё недовольнее глядя на напарника, что уже стоял в своей униформе и ждал ценной информации от Шмидта. — Короче…- так же резко прервал свои нервные смешки Майк, — ему нужно как можно больше рук в эти дни, говорит, что тут намечается такая туса, которая должна понравиться множеству. Подробностей, кто его так за жопу держит, я конечно не узнал, но ты бы видел его лицо, он явно самой дочке мэра решил отлизать, я так полагаю. — Шмидт соскочил с обеденного места и направился в коридор, вальяжной походкой по пути поправлять детские игрушки. — В общем мы работаем пока вместе, я вздремну, а тебе предстоит собрать персонал, хотя бы к половине дня, может дать им указания по телефону, не знаю. — мужчина остановился, натянув кепку на лицо и к концу мрачно произнёс, не смотря на Скотта. — А это значит, нам предстоит работать с Винсентом. — и скрылся за стеной. У Скотта в груди всё сжалось. Он не особо жаловал этого странного типа. Они работали дольше всех остальных в этом месте, не считая ещё Фрица. Но Каутон с первых дней понял, что именно этого человека ему нужно избегать всеми силами, даже если это означает, что ему придётся ходить с перцовым баллончиком на собственном рабочем месте. Никого не было, чтобы увидеть, да и если бы кто-то захотел, то маска скрывала болезненную бледность мужчины в тот момент. Как начальник охраны он всегда отправлял работать Бишопа куда-то в другое время так, чтобы те не пересекались. Дело тому не личная неприязнь, хотя она тоже витала в воздухе каждый раз между мужчинами, хотя скорее недоброжелательная энергия шла только от Скотта, мужчина просто знал то, что фиолетовый имеет какие-то определённые психические отклонения, будучи уже с такой внешностью. Фиолетовый в психологии принято считать цветом неуравновешенных людей, так где-то вычитал Каутон, потому это частично оправдывало внешний выбор одежды и даже цвета волос Бишопа. Хотя странно, что новые волосы и борода, с бровями у мужчины были чуть темнее, но всё того же оттенка. Отчего многие, да и сам Скотт были больше уверены в теории с врождённым дефектом. Звучало как бред, но никто никогда не видел настоящего цвета волос Винсента, они просто не имели другой пигмент, даже на руках. Телефонный парень шумно глотнул и потянулся было за краем маски, чтобы поддеть ту и снять на долю секунды, с желанием глотнуть воздуха, как шаги и приятный голос с хрипотцой заставили его мгновенно вернуть ту в исходное положение: -Привет, Скотти. — эхом отдалось от стен безлюдного помещения.