Вы не должны горевать

– Вам ясна поставленная задача? – мужчина посмотрел на него поверх стёкол кругленьких очков. – Так точно, господин Командир, – чётко произнёс он, в конце ударив пятку о пятку, будто поставив точку. Даже после вступления в "Национальное Сопротивление", бывший вояка так и не отучился от приставки "господин", которым привык называть старших по званию в немецкой армии. – Когда я могу приступить? – На Ваше усмотрение. Самое позднее – завтра утром. Подойдёте к главной вышке, как будете готовы. Спешка в этой операции ни к чему. Вы и сами должны это понимать, – Рудольф кивнул, сильнее вытянувшись "по струнке". Получается – у него есть шанс попрощаться. А завтра, на заре, он пойдёт на верную смерть во имя общей цели. На эту операцию, господин Командир отправил лишь его – Рудольф фон Штрохайм был не совсем человеком. Киборгу проще было справиться, прорвав оцепление врага, тем самым дойдя до стратегически важной точки. И разрушить её. Можно было бы и с "живыми" людьми. Но таких потерь Сопротивление допустить не может. Всё стоит на кону в этой борьбе. – Если у Вас нет вопросов по выполнению, то Вы можете идти. Рудольф слегка поклонился, хлопая кулаком по грудной клетки, в области сердца, как обычно, это делают все борцы. На миг посмотрел на сидящего перед ним, который уже уткнулся в какие-то бумаги, попутно сверяясь с небольшой картой, развёрнутой лишь на половину, и развернулся на пятках, вышагивая из "помещения" неким подобием строевого шага. На улице уже довольно-таки прохладно. Вечером всегда так. Впереди ещё вся ночь, которую он посвятит своей любви. Самоликвидация на ракетном заводе, в его планы на жизнь не входила. Но что поделать – долг есть долг. Возле палатки Командира, как всегда, развевались, стоящие на самодельных флагштоках, перечёркнутые знамя стран, которые некогда процветали и были родиной каждого из ополчения. Сейчас же, эти государства погрязли в войнах за право мирового господства. Лишь сопротивления, подобные "Национальному", боролись с ними, объединив усилия. Но не все. Не редко даже друг против друга. Всё же, идеи у всех отличались. Практически все партизаны сейчас находились возле костра. Хотя, в сумраке не так уж и просто определить точное количество человек. Кто-то стоял, смотря на потрескивающие деревяшки. А кто-то сидел. Было не так много народу. Что-то случилось? Одна из сидячих фигур помахала ему, вставая. Сердце Рудольфа защемило, от осознавания: чья это тень. Он решил не ускоряться, медленно вышагивая навстречу своему предмету воздыхания. – Что он тебе говорил? – приобнимая мужчину, спросил Роберт. Штрохайм сильнее прижал его к себе, зарываясь носом в длинные пшеничные волосы парня, которые были стянуты в добротный конский хвост. Обычно он себе не позволял показывать какие-либо эмоции на людях. Но не сейчас. Последние часы лучше провести так, как раньше этого не делал, наслаждаясь каждым моментом. – Ничего такого. Ввёл в курс дела одной из операции, – тихо произнёс киборг, аккуратно поглаживая тяжёлой рукой макушку возлюбленного. Имитация кожи позволяла чувствовать вещи, к которым он прикасался. Но не в полной мере, как у людей. Армии, от его прежнего тела, нужны были лишь ум – голова прежняя. Стареет с каждым годом. Лишь множество мозговых имплантов улучшают работу его мозга. А тело... Учёные каждый год изменяли и улучшали его. Совершенный человек. Совершенное орудие для убийств. – Что-то не так? Ты обычно не падок на эмоции при всех, – Спидвагон провёл носом по груди мужчины, поднимая голову, тем самым встречаясь взглядами. – Всё в порядке. Я просто соскучился. – Неужели? – спросил он, беззлобно усмехаясь. Он отстранился, чтобы было удобнее смотреть партнёру в светлые глаза. – Мы не так уж и давно виделись! – А что вы там устроили около костра? – Штрохайм тоже отстранился, разрывая их объятия окончательно. Ничего. Ещё вся ночь впереди. – А, это... Наши вернулись с вылазки вместе с несколькими бочками пива! И не только. Вот, теперь все потихоньку собираются, чтобы расслабиться – в ближайшее время, вроде как, не предвидеться никаких особых поручений, – "никаких особых". На этих словах мужчина усмехнулся, следуя вместе с парнем к костру, который потихоньку разгорался всё сильнее. Хоть напьётся напоследок. Такие, как Роберт Спидвагон: молодые партизаны, вступившие в столь юном возрасте из-за ненависти к власти, играют роль пешек. Таскают раненых, выходят на вылазки за провизией, стоят в первых рядах при наступлениях. В общем, грубо говоря, играют роль живого щита. Ходячее мясо, верное тебе и рвущееся в бой, которое можно использовать как угодно. Вот только, как сказать ему, что это их последний вечер? И надо ли сказать вообще? Постепенно, к костру присоединялись и другие. Скоро, как сказал Роберт, должны были прикатить те самые заветные бочки. Штрохайм стоял, смотря на искрящиеся поленья, когда парень сидел подле него. – Хей! Вот вы где! – мужчины, как один, повернулись на голос их общего юного друга. Это был Джонатан, который вёл за руку своего младшего брата. Дети в Сопротивлении, в последнее время, не такая уж и редкость. Они были либо с родителями, либо сами по себе: сироты. Дети, в основном, просто помогали. Некоторые даже, отличавшиеся особой храбростью, зарабатывали свой кусок хлеба наравне со взрослыми. – Мы вас уже обыскались! – Ждёте, что и вам перепадёт алкоголь? – скрещивая руки, спросил Рудольф. Джонатан в ответ лишь нахмурился, а его брат задорно улыбнулся. Один из них, по крайней мере, точно ожидал свою долю. – А где ваша мама? Разве в это время вы не должны идти спать? – спросил Спидвагон, вставая с травы. Он отряхнул брюки от прилипшей травы, и оглянул мальчиков. Младший, насупившись, грозно поправил вечно сползающие коротенькие штанишки. – Она разрешила, – серьёзно подытожил он, дёргая за руку брата, как бы подтверждая свои слова. Джонатан кивнул. Разница между братьями была лишь в пять лет. Оба они не застали начала этого кошмара. Но Джозефу, что помладше, смелости и дерзости не занимать. Весь в отца. Джонатан же более рассудительный и спокойный. Пошёл в мать. Будто огонь и лёд. – Она... С папой, – добавил Джонатан, опуская голову. Всё ясно. – Я надеюсь, что сегодня будут танцы! – в его голубых глазах заиграли искорки. А может, это из-за костра? Но, идея с танцами весьма неплоха. – А я за пивом пришёл как-бы... – надувшись, пролепетал младший. Мужчины залились смехом, а его брат лишь закатил глаза, беззлобно усмехаясь. Ему будет не хватать этих малявок. С ребятами он познакомился как-то даже неожиданно. Тогда они ещё даже не встречались. Мальчики играли вместе с другими детьми, возле глубокой реки, которая протекала не вдалеке от лагеря. У неё резкий свал*, поэтому соскользнуть с крупных камней, лежащих вдоль берега, довольно-таки легко. Джозеф, собственно, и сорвался, когда пытался достать подобие кожаного мяча, который им сшил кто-то из взрослых. Тогда, да и сейчас, он плавать не умел, поэтому спокойно мог утонуть. Мальчугану посчастливилось – Рудольф вместе с другими женщинами, стирал свои вещи чуть дальше по течению. Услышав вопли малышей, он ринулся на помощь. Для такой машины как он, было весьма чревато погружаться в воду, из-за тяжести каркаса. Но всё обошлось. Малыш лишь наглотался воды, и сильно перепугался. Собственно, как и все ребята. Вылезая из воды, бывший солдафон ворчливо поносил детей, используя большое количество немецких ругательств, которых, естественно, дети знать не могли. Потом Джозеф, в знак детской и непорочной благодарности, ходил за ним тихой тенью. Затем присоединился к его занятию и Джонатан. А уже позже, он сошёлся с Робертом. Наконец-то прикатили бочки. Люди столпились вокруг деревянных тар. Кто-то со своими кружками. Кому-то выдавали уже там. Но на всех не хватит. Это уж точно. – Возьми и мне, – распорядился Штрохайм, направляющемуся к толпе Спидвагону. Парень кивнул. Может, если не хватит кружек, ему придётся сбегать до своей палатки за ними. Если что, то попьют с одной. Рудольфу, в принципе, как таковое питание не требуется. Но, врачи и инженеры предусмотрели подобные случаи. Пища с питьём "переваривается". Получается что-то подобие чистой "жизненной" энергии, на котором работают все его процессы. Он, как и многие из подопытных в этом эксперименте, реальный машинно-человеческий гибрид. Но один из удавшихся. – А ты же хотел танцевать. Поищи пока себе партнёра. – Пока здесь же никто ни поёт, ни танцует, – произнёс Джонатан, поправляя заплатанный свитер. – Мне нужно кое о чём переговорить с твоим братом, – присаживаясь перед Джозефом, сделавшим "деловое" лицо. Его брат нахмурившись, кивнул. Поплёлся куда глаза глядят: вокруг костра. – Ты же хотел сегодня попробовать пиво, не так ли? – мальчик, поняв куда идёт дело, кивнул, улыбнувшись во весь рот, при этом покачиваясь на ногах с пятки на носок. – Я тебе позволю сделать один глоток, если ты выполнишь одно обещание. – А какое? – нетерпеливо спросил малыш, вздымая свои по-детски редкие бровки. – Оно вступает в силу с завтрашнего дня. Береги брата и Роберта. За меня. – А ты? – А я за это дам тебе глотнуть, – мальчик нахмурился. Но спрашивать дальше не стал. И, кивнув, протянул свою ручонку, в знак того, что согласен на сделку. Прежде чем подняться, он аккуратно пожал протянутую руку. Возможно, малыш и не вспомнит на утро об этом обещании, да и как он будет его выполнять? Зато, ему самому так будет легче на душе. Спидвагон возвратился лишь с одной кружкой пива, наполненной до краёв. Он всучил её Штрохайму, и вновь направился к бочкам. "Пока всё не разобрали". Единственное, что парень выпалил. А Джонатана всё ещё не было. При виде желанного напитка, Джозеф облизнулся, в ожидании, когда ему дадут его испить. На миг, Рудольф засомневался: стоит ли реально давать алкоголь столь юному существу. Но, отец не раз давал ему и его братьям глотнуть. И вот, вырос он и ничего с ним не стало. Никаких мутаций. Лишь любовь к настоящему мюнхенскому дункелю*. Он осторожно протянул парнишке кружку, который, в свою очередь, вытянул ему на встречу ручонки. Жадно хлебнув, он немного поморщился, возвращая алкоголь киборгу. Рудольф оглядел жидкость. Светлая, чуть ли не прозрачная. Парочка семян в ней плавает. Не самое вкусное и, тем более, качественное пиво, но неплохой аналог. – Подрастёшь – попробуешь алкоголь куда лучше этого, – утирая рот от хмельного напитка, произнёс мужчина. – И шоколад тоже? Обещаешь? – теребя шнурки своей синей заплатанной рубашонки, спросил мальчуган с невинным лицом. Будто бы он и не пробовал не так давно пиво. – Не от меня зависит, – усмехаясь, сказал блондин. Хотя, это лишь отчасти. После его завтрашней операции, судьба юного Джозефа будет только в его собственных руках. Он поставил деревянную кружку невдалеке, на небольшие камни. Потом заберёт. Хотелось петь и танцевать. Почему бы и нет. Мальчик же, в свою очередь начал зевать, прикрывая рот своей ладошкой. Пиво по-своему начало действовать на его организм. Возле костра собиралось всё больше народу, а возле бочек – меньше. Рудольф потянулся, и сразу же ощутил лёгкий хлопок по плечу, скрытому серой рубашкой, поверх которой он, как всегда, надел плащ. Мужчина обернулся. – Тебе пиво не досталось? – Роберт усмехнулся, отрицательно качая головой. Скорей всего, Спидвагон выпил свою долю возле раздачи. Он не любил выпивать на людях. Особенно, при детях. Плохой пример. Как-то парень сказал Рудольфу, что хотел бы завести детей. И воспитывать их с тем, кого он по-настоящему любит. Тот лишь беззлобно усмехнулся юношеским мечтаниям на жизнь. Вернулся он с пустыми руками, но вместе с Джонатаном, который тут же выглянул из-за спины парня. – Вы уже поговорили? – спросил более старший из братьев, с любопытством в глазах окинув взглядом Джозефа и Штрохайма. – О чём это? – спросил возлюбленный, поставив свои руки на пояс. – Да так, мужской разговор, – Штрохайм притянул к себе за талию парня, вновь утягивая его в объятия. Блондин в ответ тихо засмеялся, утыкаясь носом в широкую грудь немца, тоже приобнимая. Сегодняшнее поведение его партнёра ничуть не пугало. Наоборот. Ему так даже нравилось. Но было в его действиях странное послевкусие недосказанности. Неожиданно, самый младший засмеялся на последних словах бывшего салдофона. – Да... Разговор двух настоящих мужчин! – еле выговорил сквозь звонкий смех мальчуган, прикрывая ладошками рот, при этом согнувшись пополам. – Я так и не нашёл тех, кто танцует. Ну, или поёт, – с грустью вставил Джонатан, когда смех его братца утих. В принципе, не требовалось каких-либо тщательных "поисков". Скорей всего, мальчик просто общался со сверстниками, которых ему удалось найти. Особенно, если это та самая девочка. Но вновь его брат залился смехом, когда тот начал слегка потряхивать его за плечи. – Так уж и никто? – хитро усмехнувшись и разрывая объятия, спросил Рудольф. – О чём Вы? – нахмурившись, спросил мальчик, в то время как его брат уже вовсю скакал вокруг него. Кажется, алкоголь окончательно ударил парню в голову. И ему самому, наверное, тоже. Раз он решился на это. Скажите мне, из-за чего плакать, Неужели моя жизнь была такой скучной и серой? Если подумать, то точно лишь одно: Вы не должны горевать. Штрохайм начал петь негромким грустным голосом. Его собеседники сразу же притихли, удивлённо посмотрев на него. Взяв Спидвагона за руку, он наклонился в лёгком поклоне, как бы приглашая его на танец. Роберт в ответ кротко улыбнулся, и тоже поклонился мужчине. Что такое несколько дней прощания В сравнении с будущими годами? Оставьте слезы, хватит, Вы не должны горевать, Вы не должны горевать... Приподняв правую руку, за которую держал возлюбленного, когда другая же была заложена за спину, Штрохайм продолжил петь. Спидвагон, интуитивно поняв: что от него требуется, повернулся вокруг своей оси. Вновь встретившись лицом к лицу, и сцепив ладони "оставшимися" руками, они приблизились, плотно прижавшись друг к другу. ...по мне. Другие партизаны, находящиеся поблизости, заинтересованно вслушивались в его пение. На его счастье, никто не знал ни этой песни, ни этого языка – вопросов не должно было возникнуть. Вы должны танцевать, танцевать до скончания веков. Вы должны танцевать, танцевать до конца своего времени. Вы должны танцевать, как будто я среди вас, Как будто я среди вас. Неожиданно, он запел более громко и задорно. И вприпрыжку, двигаясь по кругу боком, он ухватил в весёлый танец парня, которого тот прижал к себе одной рукой за талию. Вы должны танцевать, танцевать вплоть до судного дня. Вы должны танцевать, танцевать, что бы ни случилось. Вы должны танцевать, как будто я среди вас, Как будто я все еще среди вас. К ним присоединились и братья. Также взявшись за руки, они скакали по кругу, тоже заливаясь смехом. И некоторые, из ополченцев, присоединились к их маленькому и безумному веселью. Послание, которое он ему так оставил, может не дойти до него, но оно точно должно остаться в сердце парня. Навсегда. Вы должны танцевать... И вновь, как и в самом начале, он отстранился, вытягивая руку. Песня вновь замедлилась. Такими "скачками", она и подошла к концу. К тому времени, кто-то уже принёс гитару, что-то наигрывая для тех, кто ещё хотел танцевать. Алкоголя в крови у каждого хоть и было не так уж и много, но отдохнуть нужно было всем. Их никто, к счастью, не замечал. Этим он и воспользовался. – Я готов... – встав на носки, чтобы дотянуться до ушей Рудольфа, тихо, так чтобы его было слышно лишь мужчине, вымолвил неожиданно тот. Сведя к переносице длинные светлые брови, непонимающе посмотрел он на парня. Пусть скажет прямо, при этом слегка покраснев. – Я... Я хочу тебя! – Штрохайм уже более серьёзно посмотрел на парня. Они это не раз обсуждали. Он и не надеялся, что тот захочет этого в его последние часы жизни. – Уверен, что это не алкогольное либидо? – наклоняясь к нему чуть ближе, серьёзно спросил тот. Роберт, помедлив, кивнул. Обычно, он не отличался смелостью, в их отношениях. Это и удивило мужчину. – Именно сейчас? Именно со мной? – Да – я люблю тебя... – положив свою тёплую ладонь на его щеку, ответил тот, заглядывая в глаза "чуть дальше". Значит, и вправду готов. Бывший вояка улыбнулся, приближая своё лицо к его, пока их носы не соприкоснулись. Крепче ухватив мужчину за руку, Спидвагон потянул его за собой. Тот еле поспевал за ним. В это время, естественно, в конюшне, в той части, где хранится сено, никого не будет. У них будет ещё полно времени друг на друга. Они перейдут на новую ступень отношений. Более глубокую и интимную. Громко скрипнув дверью, Роберт закрыл её на засов. Конюшня – практически единственное не "палаточное" здание. Помимо неё, есть ещё столовая и несколько сараев, в которых хранятся запасы разного толка. Остальное – палатки. В особенности жилые. Так было проще, и мобильнее. Мужчина припал к мягким губам парня, властно, и даже немного жадно впиваясь в них, вдавливая блондина в дверь. Спидвагон слегка опешил, явно не ожидав такого напора. Роберт поднял руку. Провёл по коротким волосам Рудольфа, и положил на щеку, очерчивая большим пальцем скулу мужчины. Вторую руку положил на грудь. Провёл снизу вверх и, нащупав пуговицы старого тёмно-зелёного плаща, принялся их аккуратно и торопливо расстёгивать. Плащ плавно сполз с сильных мужских плеч, а неопытные пальцы уже начали расшнуровывать тонкую серую рубашку. Мужчина потянул парня за собой, попятившись. Роберт толкнул того, и сел ему на колени. Сухое сено зашуршало под весом двух тел. Спидвагон, справившись со шнурками, стянул через вверх с Рудольфа рубашку, оголяя его торс. Искусственная кожа небольшими местами, разбросанными тут и там, отсутствовала, показывая его металлический каркас с разными проводами и микросхемами, напоминая тем самым ему о разных битвах, когда тот служил немецкой армии, и о том, кто он на самом деле. В это время, Штрохайм успел с возлюбленного стянуть лишь старый потёртый пиджак. Роберт сильнее припал к столь желанным губам, обвивая руками шею немца, и соприкасаясь своей грудью, скрытой белой застиранной рубашкой, к его оголённой, и даже, как показалось парню сквозь тонкую ткань одежды, немного разгорячённой. "Хвала немецкой медицине! Моё тело – идеальная имитация человеческого!". Как часто ворчал сам Рудольф. Спидвагону же казалось, что его возлюбленный куда "больший человек", нежели чем он сам и все партизаны вместе взятые. Но тот его не слушал. Приподнимая парня, немец положил его на спину, с присущим шелестом сена. Он начал аккуратно расстёгивать рубашку, когда тот снимал лямки подтяжек, которые держали его штаны. Прежде чем вновь поцеловать Роберта в губы, Рудольф провёл дорожку из мимолётных поцелуев от пупка до оголённой шеи, тем самым заставляя юношу запрокинуть голову сильнее, и дышать всё более шумно и рвано. Мужчина резко отстранился, чтобы освободиться от оставшейся одежды, встречаясь с растерянным взглядом Спидвагона. Моргнув, тот сначала, из-за неопытности, не сообразил что к чему, но быстро собравшись, принялся тоже торопливо стягивать с себя одежду. И снова мужчины припали друг к другу в поцелуе, с каждым разом проталкивая языки всё глубже. Во всём мире существовали лишь они двое. Разгорячённые и нагие. – Ты точно в этом уверен? – прохрипев, спросил Рудольф, кладя свою тяжёлую ладонь на щеку Роберта. Он огладил большим пальцем старый рубец, пересёкший левую щеку парня, и заглянул в светлые широко распахнутые глаза. Обычно, они лишь целовались, не заходя так далеко. Спидвагон лишь обхватил того ногами за талию, и, притягивая за шею ближе, тем самым крепче смыкая за ней руки, вновь поцеловал. Всё-таки, он настроен серьёзно. Немецкие учёные, как обычно, это было в армии, любили символизм. Поэтому Штрохайм, вместе с другими машинами для убийств, мог "иметь побеждённого", насмехаясь над его сексуальной неприкосновенностью и личностью. Этой "функцией" своего тела, по "назначению" он воспользовался единожды. Помнит до сих пор, как ему было паршиво. Никто ведь не учёл человеческий фактор. – Расслабься, – разорвав влажный поцелуй и наклонившись к самому его уху, прошептал Рудольф. Аккуратно, и немного резко. Спидвагон шумно вздохнул, приоткрывая рот. Мужчина начал покрывать его лицо поцелуями, будто бы извиняясь за столь внезапное "вторжение". Далее, Штрохайм двигался более размеренно, давая парню привыкнуть к новым ощущениям. Интересно, на сколько его хватит. Внезапно, парень, расцепив свои ладони на сильной шеи, упёрся руками в грудь мужчине. Что-то не так? Штрохайм непонимающе отстранился, аккуратно выходя из него. Спидвагон тут же толкнул того на сено, забираясь на киборга. Он снова сверху. Коварно улыбаясь, он наклонился к нему, опираясь руками в грудь мужчине. Под одной из ладоней ощущался тихий импульс, создаваемый бионическим сердцем. Хоть и не настоящее, но будет "поживее других". Роберт вовлёк любовника в новый поцелуй, немного дразня его. Когда юноша пытался насадиться на его член, мужчина оглаживал исколенную сухой соломой спину юноши, очерчивая каждый сантиметр своими пальцами. Роберт откинулся, опираясь руками на то место, где у обычного человека большая берцовая кость, двигаясь неумело, но чересчур уверенно. Теперь уже он заставлял мужчину рвано и шумно дышать. Оба близились к кульминации. – Руди... – закусив губу, томно простонал Спидвагон. "Сердце" Штрохайма сжалось, и тут же увеличилось, приятно щекоча стенки грудной клетки. И вправду, немецкая медицина поистине великая. "Руди...". Про себя подумал мужчина, пробуя на вкус новое слово. Покрасневшие щёки, на фоне которых шрам выделялся сильнее, подобно единственной "видной" звезде на небе. То ли от стыда, то ли от физической нагрузки. Растрёпанный хвост. Капли пота, сеточкой покрывшие его спину и лоб. Он выглядел слишком привлекательно и пошло. Рудольф дотронулся до покрасневшего члена парня, срывая громкий сладостный стон с искусанных и покрасневших губ. Парочка размеренных, но незамысловатых движений, и Роберт, содрогаясь мелкой желанной дрожью, опустился на любовника, упираясь лбом возле уха мужчина, при этом щекоча разгорячённую кожу на шее своим шумным и тёплым дыханием. Он тоже уже был готовым. Приподнимая юношу, Штрохайм притянул его к себе ближе, хотя куда можно ещё, оглаживая взмокшую спину. Спидвагон приподнялся, затем положил голову на грудь мужчины, приобнимая его и сплетая с ним ноги. Потеревшись щекой, и слушая неизменно мерный стук главного "органа" Рудольфа, Роберт устало поднял свои глаза, встретившись с парой других, внимательно рассматривающих его же лицо. Когда ещё они смогут оказаться в такой же близости? – Пообещай... – тихо начал парень, опуская глаза. Мужчина заинтересованно блеснул глазами, крепче приобнимая парня, а второй рукой перебирая слегка запутавшиеся пшеничные волосы. – Ты же знаешь, что я не смогу пообещать того, что не в состоянии буду исполнить, – убирая один из выбившихся локонов, который упал на лицо Роберта, тихо произнёс он. Что это? Клятва в любви или в верности? Сердце его болезненно сжалось. Он и вправду не сможет выполнить. И не потому что не хочет. Таковы обстоятельства. – Пообещай мне, что ты не бросишь меня, – собравшись с мыслями, всё же решился Спидвагон. И, помедлив, тихо добавил, будто боясь произносить эти слова. – Пока смерть не разлучит нас... – Это предложение руки и сердца? – грустно улыбаясь, спросил Штрохайм. Парень сильнее зарделся, не отводя взгляда. Рудольф, всё ещё продолжая улыбаться, взял его руку, которая лежала на груди, и коснулся губами костяшек, оставляя лёгкий поцелуй. Спидвагон в ответ устало улыбнулся, сонно моргая глазами. Так он согласен? Парень довольно быстро уснул, посапывая в шею мужчине. Тот аккуратно, чтобы не разбудить его, поглаживал волосы, перебирея их. Сна ни в одном глазу. Интересно, прожил ли он достойную жизнь? Скоро уже рассвет. Ему придётся оставить возлюбленного, перед этим оставив невесомый поцелуй на его щеке, и укутав его в свой плащ, чтобы тот без него не замёрз. Он выполнит миссию, порученную ему господином Командиром, как можно лучше и успешнее. Чтобы у Роберта был шанс на создание нормальной семьи и шанс на мирное небо над головой. Чтобы Джозеф, как он давно грезил, попробовал настоящее немецкое пойло и шоколад. И чтобы Джонатан стал настоящим джентльмен и достойным для общества человеком. Для общества, где не будет самого Рудольфа. Братья и Спидвагон будут ждать его, думая, что он на каком-нибудь поручении, что он скоро вернётся, пока не узнают правду. Возможно, они будут оплакивать его. Но представлять слёзы, которые вот-вот покатятся из светлых глаз парня, ему не хотелось. Слишком больно. Но будет ли Роберту ещё больнее? Лучше об этом не думать. С первыми петухами, он уйдёт. А пока... А пока лучше не думать об этом, сильнее прижимая к себе спящего парня, уткнувшегося ему в грудь, и вслушиваясь в его мерное дыхание. Вот бы так было всегда...