Карантин

— Лер, Лера! Ты как? — голос у Димы вибрирует и я понимаю, что вне зависимости от моего ответа, сейчас ему самому нужна защита. — Хорошо, — стараюсь улыбаться. — Ты как? — А я плохо, — тихий вздох. — Я скучаю… По нашим концертам и по энергетике… Меня прям накрывает! — Я тоже, Дим! Надо просто потерпеть немножко, скоро всё кончится. Снова вздох. Следом — мой. Эта фраза про то, что «скоро всё кончится» — как единственное спасение для миллионов людей. Но эпидемия только набирает обороты и что нас ждёт — подумать страшно. Дима, со своей кучей хронических болячек, безумно аккуратен и брезглив. И сейчас, в условиях карантина, мне его жаль вдвойне. Я и сам, надо признаться, осторожничаю — лишний раз не выбираюсь из дома, Катьку тоже не выпускаю. Со вторым сложнее — дама у меня буйная и на месте её удержать нереально. Весь карантин она пьёт и только это тормозит её активность. — Я уже Барби загулял до невозможности, — истерично хихикает Снейк. Я улыбаюсь: маленькая дрожащая псинка, как единственное спасение большого самодостаточного человека. — Янка как? — интересуюсь чисто из вежливости и потому ещё, что хочется говорить и не класть трубку. Я тоже очень соскучился. Откровенно говоря, Хакимов — то немногое, что держит меня в этой жизни на плаву. Мне, действительно, важны его мнения, его слова и действия. Я и завязал, чуть больше полугода назад, только ради него. Пребывание моё в НАИВе было уже не спасти — вопрос был решён, но именно Димкина вера в то, что я справлюсь, дала мне сил на то, чтоб действительно справиться. Безотносительно группы. Было ещё много всего, что связывало нас со Снейком, помимо веры друг в друга и дружеского плеча. Например, если уж говорить о плечах, то я больше всего на свете люблю, когда он в самолёте засыпает и постепенно сползает на меня, уютно устраиваясь и используя моё плечо, как подушку. Однажды, мне показалось, что он не спит, что просто так прижался. Но я прогнал от себя эти мысли достаточно быстро — не хватало ещё поверить в них! Наверняка, по мне можно заметить многое. Но Дима или делает вид, что не замечает, или на самом деле не видит, как трепетно я к нему отношусь. Впрочем, наверное, оно и к лучшему. — Нормально Янка, — отвечает Дима и мне кажется, что сейчас он ответил тоже просто так, из вежливости, что я спросил. Мы ещё минут пять треплемся обо всём: о работе, о прогнозах на предстоящие концерты, о Глебе и его здоровье и, наконец, прощаемся. Голос у Снейка делается тихим на последних фразах и мне снова становится грустно. Я ставлю телефон на зарядку и иду в душ. Потом долго, дольше обычного, расчёсываю перед зеркалом мокрые волосы, которые почти сразу начинают образовывать лёгкую волну. Меня это бесит и я втыкаю в розетку утюжок, намереваясь их выпрямить. В дверном проёме появляется подвыпившая Катя: — Ты куда-то собрался? — Да, — врать смысла нет. — В Москву смотаюсь. — Ясно. Она окидывает меня с ног до головы блуждающим взглядом и мне становится тоскливо от того, что я живу с этой женщиной, делая вид, что всё прекрасно. Просто потому, что не могу позволить себе жить с тем, с кем на самом деле хочу. — Вина купишь мне? Я киваю. — Это хорошо, — Катя уходит, оставляя меня с утюжками в руках, с полотенцем на бёдрах и с кучей тяжёлых мыслей в голове. Собираюсь я достаточно быстро. Вывожу из гаража свою машину — вот что, действительно, доставляет мне удовольствие — дорога. Ну и копаться в своём внедорожнике я тоже люблю сам, хотя на СТО, всё-таки, гоняю регулярно. От Химок до Москвы ехать на машине, плюс-минус, минут двадцать. Сейчас я еду очень аккуратно: на трассе куча полицейских и останавливают каждого третьего. Проверка документов, уточнение причин поездки и прочая нудная вирусная профилактика… Меня останавливают один раз, спрашивают о цели. Приходится соврать, что еду на студию и мне везёт — лейтенант оказывается знатоком русского рока — больше проблем не возникает. Но я всё-равно чувствую себя каким-то сталкером, пробирающимся в зону… Чёрная маска дополняет образ. — Привет, чем занимаешься? — я лениво закуриваю и выцепляю взглядом Снейковский балкон среди сотни таких же. — Эм… Ничем, — Дима озадачен, мы же буквально недавно болтали и вот опять, но я чувствую, что он рад меня слышать. — Тогда собирай свою живность — у вас же выходить только так можно, вроде? И спускайтесь вниз. — А… Ты где? — У подъезда твоего. — У меня голова не мытая, Лер… И я вообще, в домашних штанах сижу… — Можешь выйти прямо в штанах. Я тебя уже в них видел, — смеюсь я и сбрасываю вызов. Снейк спускается достаточно быстро, неся на руках свою псинку с круглыми глазёшками навыкат. — Привет, Барби, — я смеюсь и глажу двумя пальцами мягкую шёрстку между ушек зверька, а потом крепко жму руку хозяину и, не выдержав, прижимаю его к себе. — Привет, Дим! Хакимов издаёт писк, словно раненная мышь и льнёт ко мне всем телом. — Ты как тут? — он отстраняется от меня и спускает собаку на асфальт. — Катьке за вином поехал, решил заехать. — За вином? В Москву? А что, в Химках она всё выпила? Криво ухмыляюсь, поскольку Снейк не так уж далёк от истины: — Угадал, к сожалению. На самом деле, вино было просто предлогом свалить из дома. Я к тебе ехал. — Вот как, — Дима краснеет и улыбка трогает его пересохшие губы. — Может, прокатимся? — Давай, — соглашается он и закидывает Барби на заднее сидение. — Погоди, маска где у меня… А, вот она! Штрафуют же… Мы выезжаем со двора и, сдавая назад, я краем глаза вижу, что мой попутчик светится от радости. — Блин, Лерка, — голос у Снейка снова вибрирует. — Это так круто, что ты заехал! Я так соскучился! А куда мы едем? — Да просто так, никуда, — я опускаю ткань на подбородок и закуриваю. — Или есть какие-то пожелания? — Нет-нет, — Дима делает большие глаза и его холодная ладонь касается моего плеча. — Куда повезёшь! Я вздрагиваю от этого прикосновения, но он снова не замечает или делает вид, что не заметил — резво ищет в кармане айкос. Направляю внедорожник к парку. — Свиблово закрыто, — разгадывая мой манёвр, говорит Снейк и я выруливаю вдоль Яузы туда, где её пересекает Енисейская. Есть там одно местечко прикольное, я давно его подметил. Барби волнуется, тихонько попискивает сзади и мы совершенно вовремя паркуемся. Хакимов выносит зверьё в траву и собака сосредоточенно принюхивается, прежде чем сделать свои дела. Я всё это время с улыбкой наблюдаю за суетой директора и его скотины. — Снейк, тебе бы детей. Вон как возишься… — Мне вас, одногруппничков, хватает, — на секунду огрызается Димка и я чувствую, что залез не туда. Странно, раньше он так не реагировал на подобные темы. — Извини… — Да ничего, это ты извини! Что-то у меня совсем нервы с этой пандемией… Да ещё родственники Янкины что-то слишком активизировались в последнее время. Тоже начали вопросы задавать: «когда? когда?» А как я им скажу… Ойй-й! Снейк машет рукой и отворачивается. — Что случилось, Дим? — я перехватываю его руку и поворачиваю к себе. — Что ты им не можешь сказать? И Хакимов как-то по-детски выпучивает на меня свои голубые глаза-блюдца, нижняя губа у него трясётся и он в ответ хватает меня за запястье: — Янка… Она… Помнишь, мы в самом начале наших отношений ещё… Ну, с ней отношений… Я её предупреждал, что мне важнее гастроли и концерты, и что если она хочет со мной быть, то ни о каких детях разговора и быть не может! Вот… Тогда же мы были охуевшие с вами, ебли всё, что движется, пили всё, что горит и вообще… Я таким был распиздяем! Не смотря на серьёзный образ директора и всё такое… Тем более, только-только от Сидориной отделался — считай избежал участи семьянина. Ну и, вобщем, мне ничего не надо было… Я киваю головой: — Помню, Дим, помню! — Так вот, эта ебанашка… Янка… Она втихаря пошла в консультацию женскую и трубы себе перевязала. Я не знаю, как ей это удалось! Наверное, заплатила и не мало, потому что обычно… Ну, обычно они, врачи эти, не делают такого нерожавшим. А тут взяли и сделали. И много лет она мне ничего не говорила. А тут как-то сказала. И меня обвинила во всём. Что это из-за меня она теперь не может иметь детей! А я что… Получается, правда, из-за меня! Дима всхлипывает жалобно и притихает, рассматривая реку за моей спиной, блестящую на солнце и спокойно текущую вдаль. — И… что теперь? — невольно вырвается у меня. — Теперь пиздец. Живём уже несколько месяцев, как соседи просто. Близость ушла как из отношений, так и из кровати. Совсем. Мне хочется переспросить, неужели у Снейка несколько месяцев не было секса, но я сдерживаюсь, потому что это сейчас вообще не в тему. — Я не люблю её, — Дима медленно переводит взгляд с водной глади мне в глаза. — Мне вообще не хочется жить сейчас. Раньше спасали туры и работа, а сейчас сидим с ней в разных комнатах и хоть волком вой! — А почему не разведёшься? — задаю я вполне логичный в такой ситуации, вопрос. Снейк пожимает плечами и отпускает мою руку. Мне приходится отпустить его. Разговор окончен. — Много полиции на дороге, — резко переводит он тему. — Тебя останавливали? — Один раз. Сказал, что еду на студию, забрать вещи. — Не каркай, — испуганно вздрагивает Дима и тянет Барби за поводок. — Ты там всё или нет? — Это была единственно канающая причина для сотрудников полиции, чтоб они пустили меня к тебе, — улыбаюсь я и, дотянувшись до яблони, срываю сочно цветущую ветку. — Держи! А то поклонницы давно цветы не дарили. Хакимов опускает глаза, по щекам пробегает лёгкий румянец и он осторожно забирает ветку, сразу же зарываясь носом в нежные лепестки белых цветов. — Хочу на море, — неожиданно выдаёт он. — Давай, как всё закончится, слетаем на пару дней хотя бы? Сказать, что я удивлён — это ничего не сказать, но шанс упускать нельзя и я поспешно киваю: — Конечно, слетаем! Я тоже давно хочу. — Вот и славно. Дима возвращается к машине, ведя за собой зверя. Я обхожу нагретый солнцем капот с другой стороны и с удовольствием падаю на сидение. Нет, всё-таки, машины — это прям моя любовь! Вторая моя любовь устраивается рядом. — Валер, а ты знаешь, что такое тред? — Что такое что? — Тред. — Ну, беседа… Нет? Или беседа — это чат? А что такое то? — Короче, есть в интернете некий ресурс… Нас там обсуждают… — Господи, не удивил! Нас много где обсуждают! Минералочку хочешь? — Хочу. Нет, тут прям по-крупному обсуждают. Тут, понимаешь, смысл жизни у людей в том, чтоб придти домой с работы, закинуться чем-то, потому что в ясном сознании такое невозможно написать и обсудить нас! — И в чём проблема то, Дим? — Они там всё обсуждают! Они там аноны и всё-всё обсуждают! Кто в каких стрингах ходит, кто с кем спит… Они даже считают, что мы с тобой… Я на секунду сбиваюсь в дыхании и забираю протянутую назад бутылку с минеральной водой, пытаясь восстановить его. — Но даже не это самое страшное, — Снейк затыкается. — Валер, они меня считают тупым уродом. Бездарностью. Пишут, что я никто и ничего не добился в жизни. Валер, я правда такой? — Дим, — теперь настала моя очередь вытаращивать глаза на него. — Ты с ума сошёл? Ты веришь кучке анонов или целому пласту музыкальной индустрии, в которой ты занимаешь не последнюю строчку в рейтинге талантливых, умных и предприимчивых! — А красивых? Валер, я красивый? — Ну-уу, — я мнусь. Дима смотрит не мигая. — Дим, ну я то как могу оценивать? — Ну как-нибудь уже! Мне важно знать твоё мнение. — Ну, да, наверное. — Наверное? — Блин, — я, кажется, покраснел. — Блин, да, ты красивый! — Поцелуй меня, — тихо просит Снейк. — Ш-што? — мне показалось, что мне показалось. Второй раз Дима не повторяет, он просто опускает маску и осторожно прикасается своими губами к моим. Я перехватываю инициативу, отвечая и просовываю ладошку между его затылком и изголовьем сидения. Наши языки сплетаются в каком-то сумашедшем ритме и воздуха катастрофически не хватает, но каждый боится отстраниться. Это так нереально и охуенно, что я чувствую, как у меня, под тканью джинсов оживает плоть и довольно конкретно начинает выпирать. Снейк аккуратно накрывает её ладонью и с моих губ слетает стон прям в его. Вот тут уже пора прекращать. — Дим, я всё понимаю, что у тебя давно не было, но… — Но что? Господи, какие у него мутные сейчас глаза! Столько желания в них! — Ничего! Похуй, будь что будет! Я набрасываюсь на своего директора, целуя его, прикусывая ему губу и запускаю свою руку в его домашние штаны. — Аааа, — не стесняясь, стонет Снейк и толкается мне в кулак. Ого, а у кого-то стоячок то покруче моего! Впрочем, я сейчас так возбуждён, что даже если бы вокруг, вдруг, оказались эти самые аноны с камерами, я бы не смог оторваться от такого сладкого Хакимова! Дима мечется по сидению, волосы выбиваются из хвоста. Он срывает мешающую маску и следом снимает с себя футболку. Я, глядя на него, делаю то же самое. — Мо… может на… назад? — еле выговаривает он. — Барби? — К чёрту Барби! И вот уже испуганная собака перемещается на переднее сидение, а мы с Димой на заднее. — Иди ко мне, — шепчу я и стягиваю со Снейка штаны вместе с бельём. Член, требующий разрядки, гордо выпрыгивает из боксеров и я, на секунду, замираю — любуясь и вдыхая Димин запах, а потом жадно вбираю губами твёрдую плоть, словно оголодавший. — Иии, — тихонько пищит Дима и быстро толкается в горячий рот, теребя пальцами головку моего члена. Мне кажется, я готов кончить прям так, но сдерживаюсь. А вот Хакимов не стесняется и не собирается себя сдерживать. Он ещё увеличивает темп и, прижав мою голову к своему паху, много и с наслаждением кончает. Я еле успеваю отстраниться, чтоб не захлебнуться и додрачиваю рукой, чтоб не обламывать его в такую секунду. Дима всхлипывает и закусывает нижнюю губу, разводя ноги шире в стороны. — Давай, — шепчет он, оправившись от оргазма. — Чего? — не понимаю я. — В меня, — он опускает глаза и краснеет. До меня доходит смысл происходящего, но я не могу поверить. — Ну, — торопит Снейк и двигает бёдрами. Я осторожно и очень медленно вхожу в его нутро, словно боясь что-то сделать не так. — У тебя… никогда не было с мужчинами? — догадывается по моим движениям Хакимов. Я отрицательно киваю и усмехаюсь: — Зато, похоже, у тебя было и не раз. — Было, — охает он и подаётся навстречу. Теперь я понимаю, почему ЛГБТ-сообщество выбрало своим символом радугу! Такого спектра ощущений я не испытывал никогда, отвечаю! Перед глазами прям цветные пятна плывут… Узкий, горячий и поддатливый Снейк стонет подо мной, а мысль о том, что мы прямо так, без всякой защиты сейчас… И он мой! Весь мой! — Господи, Диммм… — Мммм, — он по-лисьи щурится и урчит. Я толкаюсь в него ещё раз и какой-то невероятный спазм прошивает всё тело. — Димааа… Опускаюсь сверху на него и чувствую, как слипается мой и его, перепачканный спермой, живот. — Прости, я не уточнил, можно ли в тебя… — Тебе можно всё, — Хакимов гладит меня по спутанным волосам и целует. — Люблю тебя! Я всё ещё внутри, меня ласкают его руки, я слышу самые желанные в мире слова… Я сплю? — Дмитрий Абдулович, мне кажется, что мне снится это всё, ущипните меня… Снейк игриво прихватывает меня за сосок и несильно прикусывает острыми зубами, лениво выпускает: — Так? — Можно и так, — рвано выдыхаю я и отстраняюсь. Тянусь за влажными салфетками, целуя директора в висок. — Дим, почему это было так охуенно? — Господи, мы почти не трахались — времени то ушло на всё — минут десять, не больше! — Похер, это было просто охуенно! — Согласен, — кокетничает Хакимов и суёт салфетки в карман. — Потом выкинуть надо не забыть… — А то из дома выгонят? — смеюсь я. — А может, оно и к лучшему будет, — трётся носом о мою щёку Дима и тянется за поцелуем. — Я бы хотел с тобой жить. Я вздыхаю. Я постоянно об этом думаю, давно уже. — Но мы оба знаем, — продолжает он и замолкает. — Да, — снова вздыхаю я. Барби смотрит на нас, как на идиотов. Скорее всего, её собачья психика сейчас наглухо пизданулась, но нам с Димой так хорошо, что это вызывает у нас улыбку. — Валер, — шепчет он, когда я паркуюсь у него во дворе. — Скажи мне, что это был не единственный наш раз? — А ты ещё этого хочешь? — Очень, — с жаром и даже каким-то вызовом. — Я очень хочу тебя! Мне кажется, я всегда тебя хотел. Такое счастье было — дремать на тебе в самолётах. Несколько часов счастья. На большее я и надеяться не смел. — Ты дурак, — шепчу я и беру его лицо в свои ладони. — Не мог хоть как-то знак подать? Я в такие минуты даже дышать боялся, чтоб не спугнуть тебя, потому что это тоже то немногое, что я получал от тебя и безумно этим дорожил… Целую трогательную моську в припухшие губы и отпускаю. — Теперь я ещё больше буду ненавидеть этот сраный вирус, — грустит Дима. — Когда мы увидимся теперь — хер знает… — Слушай, — внезапно приходит мне на ум идея. — А что, если нам снять за городом дом и самоизолироваться там на какое-то время? У тебя сейчас пока никаких дел, я тоже свободен… Глаза Снейка блестят и он радостно кивает. — Бля, это было бы просто охуенно! Господи, я обожаю тебя! Телефон директора оживает — звонит Яна. Снейк закатывает глаза. — Алё! Я уже иду. — Потеряла? — ревниво усмехаюсь я. — Угу, — сопит сердито Хакимов, смотрит на меня и взгляд его вновь наполняется нежностью. — Я пойду… — Иди. Пока Дима идёт по дорожке к подъезду, я успеваю развернуться, объехать двор и застаю его уже возле дверей с ключом от домофона в руке. — Дим! Снейк оборачивается и я маню его рукой. Он послушно подходит. — Я знаешь, что забыл? — стараюсь выглядеть серьёзным. — Нет. — Наклонись, — он послушно тянется ко мне и я шепчу. — Я забыл сказать, что люблю тебя! Приспускаю пальцем маску и целую его в нос, а потом давлю на газ, вылетая пулей со двора. Абсолютно счастливый директор смотрит мне вслед, сжимая в руках свою псинку и я знаю — под маской он улыбается.