drunk

— Минхи-я. Минхи лениво ведёт головой в сторону старшего, приподнимая бровь вместо вопроса. Чонмо валяется на кровати поперёк и пальцами ковыряет голубую этикетку бутылки — холод стекла словно стекает по пальцам вместе с конденсатом, оставляя ладони влажными и капая на невзрачное покрывало под. Минхи опирается рукой на кровать, чуть подаваясь назад, скользит взглядом по старшему заинтересованно, но немного устало. Чёрт его знает, почему сознание косит всего лишь от одного глотка шампанского, а Чонмо всегда говорит, что во всём виноваты пузырики. — Ты не здесь, да? — Чонмо жмурится, делая глоток прямо из бутылки — горло обдаёт приятным сладковатым теплом и щекочет. — Как это понять? — у Минхи в пальцах свободной руки пластиковая пробка, которую даже ногтем не поковыряешь. — Так и понять, — Чонмо находит в себе силы и приподнимается на локте; бутылку старается держать крепче, чтобы не разлить по кровати. — Взгляд отстранённый. Не смотришь на меня даже. — Меня рубит. Минхи признаётся честно и это выбивает почву у Чонмо из-под ног. Он в удивлении склоняет голову, медля лишь несколько секунд, а потом садится на кровати ровнее и двигается к младшему ближе. Он приобнимает Минхи со спины, совсем немного покачиваясь — бутылка пуста уже на половину — голову опускает ему на плечо. Влажная бутылка прижимается к чужому солнечному сплетению, от чего сам Минхи чуть дёргается. Непривычно. Он поворачивает голову и расфокусированно смотрит на Чонмо, силясь мыслить трезво — вроде бы получается. — Ты выпил всего ничего, — Чонмо продолжает тихо и покачивает бутылкой; конденсат впитывается в тонкую ткань футболки Минхи, вынуждая того от неожиданности выдохнуть. — Ну Минхи-яяяя. Чонмо липкий, когда выпьет, и дело даже не в том, что становится жарко. Чонмо обнимает ещё чаще, дышит ещё шумнее и говорит всякое, от чего у Минхи, по-честному, голова кругом идёт. И достаточно часто увлекается зацеловыванием чувствительной шеи — прямо как сейчас — и Чонмо за это ни разу не стыдно. Он ведёт губами по коже и кончиком языка касается чуть напряжённой венки, когда Минхи мычит в ответ — сказать что-либо выпившему Чонмо всегда сложно, потому что он не особо слушает. Гу пальцами свободной руки скользит по плечу, бессовестно забирается через ворот футболки под и трогает кожу, от чего у Минхи всегда терпение лопается и достаточно звонко. Минхи поворачивается и мажет губами по щеке. Стоит проявить хоть малейшее внимание и Чонмо этого ни за что не упустит — пальцы скользят от плеча к шее, притягивая к себе ближе и старший сразу с напором целует чужие губы, прекрасно понимая, что получит ответ. Минхи действительно не противится — отвечает, перехватывая инициативу на себя; языком скользит по губам и пытается найти чужой, лишь бы Чонмо не выдал снова каких-нибудь смущающих слов. Чонмо совсем немного сжимает пальцы на шее, а потом сам отстраняется с довольной улыбкой — к чуть покрасневшим губам жмётся горлышко бутылки, заставляя Минхи растерянно наблюдать. Чонмо дикий. Но зато он доволен полученным результатом. Минхи не любит, когда Чонмо начинает играть, потому что в такие моменты чужое превосходство ощущается слишком явно. Он разворачивается в сторону старшего, вставая коленями на кровати, и бессовестно отбирает бутылку, стоит Чонмо отнять её от своих губ. Чонмо позволяет и сам опускается на кровать, но не полностью, принимая свою любимую позу заинтересованного наблюдателя, оперевшись на локти. — Всё, наигрался. Минхи храбро делает небольшой глоток из бутылки и давит Чонмо на плечо, заставляя опуститься. Чужая слишком довольная улыбка действует на нервы и чувство собственного достоинства, но, очевидно, старший именно таких эмоций от Минхи и добивался. Кан больше не теряется, даже несмотря на то, что алкоголь притормаживает действия — он отводит руку с бутылкой в сторону и склоняется над старшим, целуя сначала прямо поверх ткани рубашки где-то чуть ниже ключиц. Чонмо сдавленно выдыхает и тянет воротник в сторону, открывая чуть больше кожи — Минхи судорожно сжимает пальцами бутылку, каким-то образом находя в ней точку опоры, и перемещается поцелуями на кожу. Мажет губами по ключицам, заставляя Чонмо блаженно прикрыть глаза — даже самые обычные прикосновения вызывают лёгкую волну возбуждения. — Дай, — Чонмо на ощупь тянет руку в сторону бутылки, но касается только руки Минхи; в этот момент Минхи смыкает зубы на изгибе шеи и Чонмо вздрагивает. — Минхи, дай. — Не дам. Минхи выпрямляется, демонстративно усаживаясь у старшего на бёдрах и нагло делая ещё один глоток — шампанское неаккуратно льётся с уголка губ на подбородок и капает на футболку, но Минхи это игнорирует, предпочитая наслаждаться жалобными просьбами Чонмо. Он отставляет бутылку на пол спустя мгновение и тянется к старшему вновь; руки Чонмо опускаются на чужие ягодицы и нетерпеливо сминают грубую джинсовую ткань, когда Минхи вновь начинает свою пытку лёгкими поцелуями. Чонмо ёрзает и дёргает бёдрами вверх, выгибается — у Минхи на губах от этого самодовольная ухмылка; он расстёгивает несколько пуговиц чужой рубашки и спускается ниже, заставляя Чонмо переместить руки на широкие плечи. Минхи знает, как старший нетерпелив, особенно подвыпивший, поэтому позволяет себе играться. Чонмо же скребёт ногтями по футболке, опускает руки на спину и сборит ткань, в попытках снять, но Минхи не даётся. Он опускается поцелуями до живота, а потом вновь поднимается, заставляя Чонмо взвыть от вопиющей несправедливости. — Минхи. — Чонмо. У Чонмо от чужого спокойного голоса будто шею сдавливает и дыхание спирает на несколько секунд — глаза в глаза, пока Минхи меняет положение и разводит чужие худые ноги, устраиваясь между. Он рывком опирается обеими руками в кровать рядом с чужой головой и смотрит на изнывающего старшего властно. Когда Чонмо сам тянется за поцелуем, Минхи сползает ниже, продолжая покрывать лёгкими поцелуями тело. Поцелуи приходятся куда угодно, только не на губы. Чонмо вплетает пальцы в чужие волосы и сжимает — надеется, хоть такая попытка увенчается успехом и Минхи послушается, но Кан только морщится от хватки и успешно игнорирует. Стягивает рубашку, насколько позволяет положение, пальцами цепляет пуговку на джинсах и молнию. Душно. — Минхи-я, — Чонмо делает ещё одну попытку, когда пальцы нарочно проходятся по наполовину возбужденному члену. — Минхи, прошу тебя. — Плохо просишь, Чонмо-я. У Чонмо вырывается искренний стон негодования; он прикрывает глаза и сбито дышит от прикосновений и поцелуев, сжимает пальцы в тёмных волосах, и только тогда Минхи решает пойти навстречу. Подтянувшись повыше, Минхи целует Чонмо настойчиво, размыкая губы кончиком языка. Чонмо кусается от нетерпения — зубы сталкиваются, вынуждая поморщиться, но не остановиться. У Чонмо губы сладкие, а Минхи от приторного послевкусия на языке голову кружит ещё сильнее, чем от самого алкоголя. Он прижимается пахом к паху старшего и плавно ведёт бёдрами несколько раз, на что Чонмо приоткрывает рот в тихом стоне. Язык проскальзывает по губам напоследок и Минхи утыкается в изгиб шеи старшего, так же сбивчиво дыша. Чонмо обхватывает Минхи ногами за талию и двигается навстречу, вырывая у Минхи короткий стон. — Минхи, — Чонмо не устаёт звать младшего и чуть запрокидывает голову. Ему безумно хорошо, но может быть ещё лучше, если Минхи прекратит сучиться и нарочно тормозить. — Господи, Минхи. Минхи не отзывается — он только тянет со старшего джинсы с бельём вниз, после отстраняясь, чтобы разобраться с одеждой как следует. В такие моменты обычно Чонмо тянется, чтобы раздеть младшего, но в этот раз только наблюдает — знает, что Минхи одним действием заставит не двигаться и ждать. Он чуть приподнимается, помогая Кану раздеть себя, и уже даже готов помочь со снятием рубашки тоже, но Минхи прижимает руку к кровати, не позволяя дёрнуться. Во взгляде напротив Чонмо не может прочитать намерений, и теряется окончательно, когда Минхи вдруг отпускает и встаёт с кровати. Младший не может делать всё спустя рукава и на все случаи жизни у него имеется всё необходимое — с Чонмо поведёшься и никогда не будешь знать наверняка, что тебя ожидает. Кан стягивает с себя футболку на ходу, сбрасывая её на край кровати, и делает несколько шагов в сторону ближайшей стены, у которой валяется раскрытый рюкзак. Роется в нём в поисках смазки и презерватива, но его достаточно быстро отвлекает шумный выдох за спиной. В тишине гостиничного номера он звенит оглушительно, вынуждая повернуться — Чонмо облизывает собственные пальцы и входит сразу двумя, надеясь растянуть себя. Минхи столбенеет от чужой развязности и нетерпеливости; Чонмо двигает бёдрами плавно, одной рукой растягивая, а другой надрачивая себе. — Ты совсем не умеешь терпеть, — голос Минхи совсем тихий и хриплый, он почти теряется за сбитым дыханием старшего, но Чонмо слышит и судорожно кивает, не открывая глаз. — С тобой однажды это сыграет плохую шутку. — Мне плевать, просто поторопись уже, — Чонмо выдыхает сдавленно и проталкивает пальцы глубже. Чуть приспущенная на плечи рубашка стесняет движения, но останавливаться от этого не хочется; Чонмо полагается на собственный слух, но всё равно пропускает момент, когда чужие пальцы скользят внутрь к его. Минхи откладывает тюбик смазки в сторону, но в пределах досягаемости и сам задаёт медленный темп, заставляя Чонмо приоткрыть глаза и всё же посмотреть. Взгляды сталкиваются и Чонмо стонет, когда Минхи склоняется и кусает за бедро. Для Чонмо сейчас каждое действие младшего слишком медленное и он совершенно нехотя убирает руку со своего члена, упираясь ей в грудь Минхи; царапает ногтями кожу, стоит Минхи податься ещё чуть ближе, и шепчет сбивчивое быстрее. Минхи это воспринимает по-своему. Он первым вытаскивает пальцы, оставляя стекать смазку по чужим и продолжать начатое, расстегивает свои джинсы и стягивает их, но не до конца — ровно настолько, чтобы не мешали. Чонмо наблюдает за Минхи из-под полуприкрытых век и, будь его воля, он бы и не смотрел даже, полностью опираясь на слух, но Минхи любит, когда Чонмо смотрит, и так или иначе заставит его это сделать. Шлепок латекса о возбуждённую плоть, короткий всхлип Чонмо, когда Минхи подхватывает его под коленями и тянет к себе, сминая покрывало под спиной и сменяет его же пальцы собственным членом. Чонмо стонет, даже не пытаясь заглушить себя и двигает бёдрами навстречу, чтобы младшего поторопить. С первым толчком Чонмо привычно закидывает ноги на чужую талию, в попытке притянуть ближе; Минхи двигается резче обычного, от чего Чонмо отрывисто стонет. Волосы ерошатся на затылке от каждого толчка, проезжаясь по покрывалу, рубашка мнётся следом, а Чонмо тянет руки к Минхи, чтобы тот наклонился к нему. — Поцелуй меня уже, — выдыхает он настойчиво, и в этот раз Минхи почему-то не спорит. Тянется к старшему и целует, давая Чонмо то, о чём он так просил. Чонмо отвечает с готовностью, возвращает руки в чужие волосы, скользя от шеи к затылку и сжимает пряди, кусается, потому что только так может выразить, насколько хаотично-прекрасны чужие движения. Минхи одну руку Чонмо от себя убирает и вжимает в кровать, переплетает пальцы. Чонмо выгибает в новом стоне, который тонет в глубоком поцелуе. Минхи нарочно меняет темп, вынуждая Чонмо скулить — он так любит издеваться над старшим, потому что знает, что ему за это ничего не будет. Разумеется, кроме красных полос от ногтей на коже и болезненных укусов рядом с чувствительной шеей. Стоит Минхи лишь чуть отстраниться, Чонмо сам тянет его к себе ближе; младший привычно прячет лицо в изгибе шеи и кусает сам, втягивая кожу и едва ли умело оставляя метку. Он не уверен, что Чонмо погладит его за это по головке, но он делает это, потому что хочет сам. Когда джинсы начинают безумно мешать, впиваясь грубой тканью Минхи в бёдра, он вырывается из хватки Чонмо и выходит, чтобы всё же раздеться как следует. Потеряв бдительность, стоит Минхи лишь чуть отвернуться, чтобы бросить куда-нибудь джинсы, Чонмо берёт инициативу в свои руки. И Минхи, по-честному, ожидает этого меньше всего. Он заваливает младшего на спину, плавным движением поправив расстёгнутую рубашку на собственных плечах, и усаживается на бёдра. Руками в грудь для равновесия, и — о, Боже, спасибо, что Минхи трезвеет и соображает быстрее — насаживается на член сам, потому что Минхи с готовностью придерживает. — Ты всегда так долго копаешься, — выдыхает Чонмо, опускаясь до конца и самостоятельно двигаясь. — Это ты слишком торопишься. Минхи сжимает пальцы на бёдрах, помогая двигаться в нужном темпе, а Чонмо облизывает губы и закусывает нижнюю. На языке отдалённая сладость мешается с железным привкусом, когда Чонмо прикусывает губу изнутри от резкого толчка. Болезненный стон вырывается из его горла и Чонмо запрокидывает голову, судорожно проходясь самым кончиком языка по пострадавшему месту. Прокусано совсем немного, но вполне достаточно, чтобы неприятно ныло и напоминало о своём существовании с каждым отрывистым толчком. Минхи в какой-то момент сам начинает двигаться в Чонмо, мешая старшему двигаться самостоятельно. — Я больше не могу, — голос у Чонмо хрипит и срывается на последнем слоге. — Минхи, я сейчас кончу. — Нет, — Минхи перехватывает чужой член у основания и сжимает несильно. — Терпи. Чонмо разочарованно стонет, но чужую руку не трогает, а потому, в противовес собственным словам, Минхи решает, что, возможно, Чонмо и так уже достаточно терпел за сегодня. Сначала долгая регистрация на респешн, потом поиск ключей, да даже после заселения Чонмо терпел и ждал, пока Минхи искал карты местности, чтобы понять, куда им двигаться после сегодняшней ночи. Чонмо ждал, пока охладится шампанское и когда Минхи наконец соизволит согласиться его открыть, и даже ждал, когда Минхи медлил несколько чёртовых секунд перед каждым своим ответом на чужой вопрос. Поэтому сейчас Минхи скользит от основания чужого члена к головке и отрывисто надрачивает, позволяя Чонмо кончить первому. Чонмо жмурится и сжимает пальцы, вновь царапая Минхи по груди, когда кончает; с губ срывается красивый протяжный стон, а сам Чонмо сжимается на члене младшего, подталкивая и его ближе к оргазму, и пачкает чужой живот и грудь. Минхи коротко стонет и кончает в презерватив, а Чонмо опускается на него сверху и приобнимает, даже не позволяя Минхи выйти. Ему всё равно, что он испачкается, ведь так или иначе после нужно идти в душ. Минхи же смазанно целует Чонмо в скулу и сцепляет пальцы на чужой спине — рубашка под влажная насквозь и сминается от малейшего движения. Чонмо хрипло дышит младшему на ухо. — Люблю тебя, — первым шепчет он и носом ведёт к влажному виску; ему абсолютно не важно сейчас ничего, кроме того, чтобы обнимать Минхи. — Да, люблю тебя, — отзывается Минхи и шумно выдыхает, восстанавливая сбитое дыхание. Только сейчас Минхи понимает, что был не особо пьяным всё это время, а торопливость Чонмо не так уж и сильно его раздражает. Чонмо мягко улыбается. — Я знаю, Минхи-я.