Один день лета

Когда наступает 671 день с момента смерти, человеку разрешается вернуться на землю ровно на сутки и почувствовать себя вновь живым.

///

– Чонгук, смотри, смотри, самолёт в небе! – кричит Тэхён, бегущий по лугу с раскинутыми в стороны руками. Его пшеничные волосы раздувает тёплый ветер, прилетевший со стороны реки неподалёку, и колышет рубашку в крупную клетку, надетую на тощее тело. Солнце только-только поднимается над горизонтом, распускаясь золотистым бутоном на малиновом небосводе, и в округе стоит тишина: ещё не слышно ни насекомых, по обыкновению кружащих вальс над цветами, ни пения птиц на деревьях, а вдали пестреют разноцветные домики, в которых досматривают свои сны местные жители. Сейчас время только для двоих потерянных душ, спустившихся с небес на короткий миг в ленте вечности. Чонгук улыбается, глядя на то, каким счастливым и жадным взглядом Тэхён осматривает всё по сторонам, продолжая бежать по цветущему лугу, изредка оглядываясь назад, чтоб проверить своего спутника, и сам срывается с места вслед за ним. Они бегут по траве босыми ногами, ступни чувствуют прохладу утренней росы на коже, а сердцу хочется кричать. Почти два года прошло с тех пор, как они вот так неслись в никуда, каждый день, в разное время суток, но всегда вдвоём, вместе. Эти мгновения помнятся так отчётливо ярко, что сейчас Тэхёну не верится, будто он и правда здесь, с Чонгуком, на земле, а не в безграничной туманности; происходящее кажется красивым сном, навеянным фантазией, и чувство такое, что вот-вот с минуты на минуту он проснётся, и не будет вокруг ни реки, ни леса, ничего. – Эй, хён, айда к озеру! Искупаться хочу. – голос Чона разлетается над цветами и травами, аромат которых забивается в лёгкие так, что дышать становится чуточку трудно, кружит голову своим пряным дурманом, словно невинный яд, расплескавшийся из обронённой бутыли неизвестного путника, но юноша продолжает бежать вперёд, за растрёпанной светлой макушкой, в лучах взошедшего солнца кажущейся золотисто-рыжей. – Я согласен. – отвечает ему остановившийся Тэхён, но понимает, что тот наверняка не слышит его с такого расстояния. Он оборачивается и ждёт, когда Чон подбежит к нему, чтобы тут же взять немного запыхавшегося парня за руку. – Я согласен. Прости, что убежал вот так. Просто… сейчас столько чувств внутри, да? – он заглядывает в поблёскивающие глаза Чонгука, в которых сейчас как никогда играет жизнь, пытаясь найти в них подтверждение, и ожидаемо находит: юноша кивает, широко улыбаясь, из-за чего на его щеках появляются маленькие ямочки, и сжимает руку Тэ крепче. – Мне кажется, что даже при жизни я не чувствовал того, что чувствую сейчас. – признаётся он, а Тэхён мысленно соглашается с ним. – Наверное, это потому, что в один момент, который никто из нас не ожидал, мы этого внезапно лишились. Никогда бы ни подумал, что мне будет не хватать таких простых вещей, как тот же бег по нашему лугу. А теперь понимаю, что скучал. Я так скучал, Тэ, ты не… – Представляю, – улыбается парень, мягко перебивая. – Очень хорошо представляю, ведь я чувствую то же самое. Над лугом зажужжали первые шмели, забираясь в раскрывшиеся бутоны цветов за нектаром, в траве застрекотали кузнечики, стали слышны голоса птиц из леса. – Настало утро. – шепчет Тэхён и притягивает Чонгука ближе. – Смотри, – указывает он на деревеньку внизу холма, на котором они стоят, – отсюда дома кажутся такими крохотными, будто какой-то макет рассматриваем. Чонгук разглядывает, насколько это возможно, миниатюрные домики, у многих из которых есть сад под окнами, и пытается найти один конкретный –цвета морской волны, с белыми резными ставнями на окнах, которые они с Тэхёном вместе красили каждый год, и металлическим петушком на крыше, прикреплённым самим Чоном. Он тогда чуть не свалился с ещё не до конца высохшего после ночного дождя шифера, но вовремя ухватился рукой за выступ и остался цел. Об этом случае он не сказал никому, кроме Тэхёна, а ему рассказал только потому, что тот не переставал от него выпытывать, откуда на его коленке такая большущая ссадина. Врать Чон особо никогда не умел, но в тот раз отчего-то только Тэхёну сказал правду. – Тэ, а ты видишь мой дом? Парень хмурит брови, начиная так же рыскать глазами по очертаниям домиков, но увидеть дом Чонгука не может. – Может, его перекрасили? – предполагает он. – В таком случае, мы вряд ли поймём, какой из них твой, отсюда. – Да, наверное. – Чонгук вздыхает и отворачивается от деревни. – И петушка, скорее всего, тоже сняли. Тэхён видит расстроенный взгляд парня и как тот пытается сейчас не заплакать, потому что откровенно скучает. По дому, по родителям, по собаке, которую часто брал с собой, когда они с Тэ шли гулять. Но всё это осталось в прошлом, а время, увы, не повернуть вспять. – Чон, я это… – Нет, – не давая закончить, обрывает его парень, смазывая рукой выступившие слёзы. – Не говори ничего. Я… не знаю, почему плачу. В любом случае, сейчас это уже не имеет значения. Они стоят так некоторое время – Чонгук лицом к лесу, пытаясь прогнать больные воспоминания, а Тэхён – к деревне – продолжает смотреть на их совместное детство когда-то. В этой деревне у него жил дедушка, к которому он каждое лето на протяжении двенадцати лет приезжал в гости, тут и случилось знакомство с Чонгуком, жившим в паре домов от него. Дедушки нет уже четвёртый год, но Тэхён всё равно продолжал приезжать сюда, чтобы увидеться хотя бы со своим другом, в один из жарких июльских дней ставшим кем-то большим. Сейчас, насколько известно парню, дом деда продан, а потому он даже не пытается развидеть его. – Тэ, – раздаётся сбоку. Тэхён поворачивает голову к Чону, слёзы на глазах которого уже высушил ветер, и поднимает брови в вопросе. – Пойдём уже, – хмыкает парень, подходя ближе и снова беря Тэхёна за руку. – Не хочу больше здесь находиться. И у нас ведь не так много времени. Мы собирались на озеро, помнишь? – Тэ кивает и улыбается, смотрит в карие глаза несколько секунд, а затем ерошит волосы на голове Чонгука, из-за чего тот тоже позволяет себе небольшую улыбку. – Идём, – говорит Тэхён. – А точнее, бежим! Парни срываются с места и несутся навстречу солнцу. Под их ногами мнётся сочная зелёная трава, ломаются цветы с яркими лепестками, но сейчас не хочется думать о чём-то, кроме секунд настоящего счастья на свободе, пусть и временной, но столь желанной. В пятки тычутся сухие стебельки, колют кожу шарики осыпавшегося репейника, липнут свежие листья, но Тэ с Чонгуком продолжают бежать, взявшись за руки, подгоняемые тёплым ветром, забирающимся под одежду и лохматящим волосы, и оба думают, как же им повезло увидеть и прочувствовать всё это ещё раз. Гладь озера спокойна и тиха. У берега желтеют круглые головки кубышек, над которыми то и дело пролетают изумрудные и голубые стрекозы с хрустальными крыльями, а вдалеке расплывается полоса тёмного леса. – Помнишь, как мы ходили сюда с ночёвкой? – усмехается Тэ, стягивая с себя шорты. Чонгук угукает и тоже снимает одежду, оставаясь в одном нижнем белье. – О, а как ты полез за кувшинкой на рассвете и зацепился ногой о какую-то корягу? – Я хотел сделать тебе приятно… – делает вид, что дуется, а сам рассмеяться готов от этого воспоминания. Да, много случалось чудаковатых моментов, пока они ещё были детьми. – Ага, сделал бы. Не проснись я и не услышь плеск воды, ты б потонул. – Ну… ты же всё-таки спас меня. – наконец широко улыбается Чонгук и подходит к Тэхёну, упёршего руки в бока. Тот внимательно следит за парнем, пытаясь разгадать, что это он вдруг задумал, но Чон не дает как следует поразмышлять: – Ты всегда выручал меня, Тэ. И всегда был рядом. Лёгкое и быстрое прикосновение к губам, пока ладони опускаются на голые плечи, покрытые россыпью светлых веснушек. Чонгук поднимает глаза и касается кончиком своего носа носа парня, чьи руки с тёплыми пальцами обнимают его за талию. Они смотрят друг другу в глаза около секунды, но кто-то из них закрывает их первым, а другой подаётся навстречу. Губы Тэхёна тоже тёплые и немного сухие, и Чонгук чувствует корочки на нижней, по которым он нежно проходится языком, сжимая пальцы от вихря чувств в груди на чужих плечах. Тэхён целует медленно, не спеша, тянет парня на себя, соприкасаясь с ним животом, и вдруг смеётся в поцелуй. Чонгук немного теряется от такой резкой смены настроения, но Тэ быстро чмокает его в губы и убирает с талии свои руки. – Слушай, мне сейчас в голову такая идея пришла, сумасшедшая немного, наверное. Но… Чон готовится услышать что-то из жанра фантастики, так как подобные идеи и при жизни вечно рождались в голове парня, и уже прикидывает, что же это может быть на этот раз, но когда тот выдаёт: – …давай искупаемся голышом! То впадает в ступор. А Тэ хохочет и вообще ведёт себя как-то слишком по-живому, быстро стаскивает трусы и бежит к воде, крича замершему на берегу парню: – Давай, Чонгук! Чего такого? Вообще-то искупаться полностью без одежды действительно классно, да и голыми они друг друга уже, конечно, видели, поэтому Чон сомневается недолго, снимает белье, откидывая к остальной куче, и с разбега прыгает в воду к Тэхёну. Они резвятся, словно дети, хотя, по сути, ими и являются, ведь возраст толком ничего не значит, а по-настоящему взрослыми они стать так и не успели. Какая-то мелкая рыбёшка щекочет голени, пока ступни утопают в прохладном песке на дне. – Подплыви ко мне, – просит Тэхён, и Чонгук выполняет просьбу. Их первый поцелуй случился на берегу этого озера. Когда молчать о чувствах больше не было сил, вечером, сидя перед разведённым костром, Тэхён признался. Он говорил тихо и иногда путался в словах, но всё-таки высказал то, что копилось в душе давно. Чонгук выслушал его внимательно и первые мгновения не мог поверить, что его чувства оказались взаимны, поэтому сидел статуей, не отрывая глаз от огня, а когда кожи бедра коснулось что-то тёплое, лицо Тэхёна уже было в нескольких сантиметрах от его собственного. – Что скажешь? – спросил он тогда. А Чон не знал, как следует ответить. И вместо слов он просто взял и поцеловал парня, тут-то и стало всё понятно. Сейчас их поцелуи куда взрослее, чем были в те времена, и сейчас Тэхён ведёт языком меж чонгуковых губ, лижет их и толкается внутрь, а Чон охотно открывает свой рот. По спине бегут мурашки, потому что чувств слишком много, как внезапно за прикрытыми веками становится темно, а в нос хлещет вода. Чонгук распахивает глаза и понимает, что Тэхён вместе с ним погрузился под воду. Он видит такие же раскрытые глаза парня и его надутые щёки, видит длинные стебли кубышек, уходящих ко дну, и кончиками пальцев на ногах касается какого-то камушка, но встать на него не успевает – его с силой вытаскивают на поверхность. С волос льются ручьи, и парни зачёсывают мокрые пряди назад, чтобы видеть друг друга. – Тэ, – хмыкая носом, говорит Чонгук, выплёвывая попавшую в рот воду, – это что сейчас было? Но в ответ ему парень только улыбается и посылает струйку брызг, попавших аккурат на плечи. После озера они идут на лесную поляну, около которой, когда были ещё мальчишками, построили домик на дереве – он сохранился до сих, туда даже кто-то принёс покрывала и несколько старых подушек. В этом домике парни делятся своими воспоминаниями о лете. Они будто всё ещё живые: разговаривают, смеются, целуются, но всё это – лишь сегодня, один день, который разрешено провести так, как того хочет сердце. На лугу порхает стайка бабочек, за которой бежит Тэхён, взрываясь громким смехом. Ему так хорошо сейчас, ведь он не один – рядом с ним человек, которого он искренне любит, хотя осознавать это и радостно, и печально одновременно. Чонгук хохочет тоже и прыгает парню на спину, щекоча ему живот под тонкой рубашкой, и они вместе падают в ковёр трав. Над их головами плывут облака, за которыми иногда прячется палящее солнце, и виден рассеивающийся след от ещё одного самолёта. – Я всегда мечтал полетать на самолёте. – тихо говорит Чонгук, подложив ладони под голову. – Представлял, как отправлюсь в какую-нибудь далёкую страну и увижу что-нибудь, кроме своей деревни. Тэхён на это ничего не отвечает. Он тоже много о чём мечтал, строил великие планы на будущее, как все подростки, но этим планам уже не суждено сбыться, как бы сильно ни хотелось, и с этим ничего не поделаешь. Он поворачивает голову на смотрящего в небо Чона и вдруг предлагает: – Хочешь, я побуду твоим самолётом? – Что? – не сразу понимает, о чём говорит парень, Чонгук. – Ну, – приподнимается Тэ на локтях, – ты сказал, что всегда мечтал полетать на самолёте. Хочу исполнить твою мечту. Он выглядит серьёзно, произнося это, и на шутку не очень похоже, но окончательно сомнения рушатся, когда парень поднимается с земли и чуть наклоняется вперёд, подставляя свою спину. – Давай, залезай. – говорит он, лукаво посматривая на растерявшегося Чона. – Ну же, не тормози. – Тот встаёт, всё так же подозрительно глядя на парня, а тот делает вид, что обижается за недоверие, Чонгук подпрыгивает и сцепляет руки на его груди. – Отлично, а теперь, мистер Чон, – смеётся Тэ, просовывая руки под коленки юноши, – приготовьтесь, самолёт взлетает. Тэхён бежит по лугу, наклоняя корпус то в одну сторону, то в другую, позволяя парню на спине ощутить полёт, пускай и шуточный. Мимо проносятся яркие головки цветков, река извивается голубой лентой сбоку, вдалеке пестреют деревенские домишки, словно краски на использованной палитре художника, и Чонгук чувствует ветер в волосах, чувствует солнце на своей коже и как Тэхён подхватывает его крепче. Он сейчас живой. Они живые. День пролетает так быстро, что кажется, будто в их распоряжении было всего пара часов вместо двадцати четырёх. Они стоят на верхушке холма в пёстром обилии красок и наблюдают багровый закат, переплетя пальцы рук. Этот день больше не повторится. Возможно, будут другие, если им каким-то чудом повезёт, но такого, как этот, уже не будет никогда. – Тэ, знаешь, я… – Я знаю, Чонгук. Знаю. И я тебя тоже.