Amour

      Воспоминания. Они ведут за собой вереницу событий, вкусов, запахов, цветов… Все вокруг пронизано тонкими нитями воспоминаний.       Но бывают события, из-за которых внутри твоей души разжигается костер. Это может быть что угодно. Первый секс (В 16, на сеновале). Хорошая книга. Холодный зимний вечер, изменивший всю твою жизнь. Или неожиданная встреча, изменившая тебя самого. Даже осколок от чашки, которым ты случайно порезался. Но их связывает одно. Когда костер потухает, все вокруг снова опускается во тьму. Тебе кажется, что ты постиг все, что можешь открывать новые для себя двери, постигать новые возможности, что жизнь — бесконечна, и откладываешь все на потом. Но в один момент твой яркий костер зальет водой или он потухнет сам по себе, оставляя лишь темные угли, крошащиеся и пустые. И когда их не станет, тебя поглотит пустота. До того момента, пока ты не обретешь свой огонь заново.       Группа решила выбраться на отдых. Запись прошла на ура, это был уже четвертый студийный альбом, с названием которого они так и не определились. Главное - общая работа была выполнена, и теперь с чистой душой они все по предложению Тилля отправились в заслуженный отпуск.       Место выбрали подходящее, чтобы шесть бухих в стельку мужиков никому не мешали и спокойно поджигали себе неизвестно где найденных бобров, а то есть двухэтажный коттедж в лесу. Далеко в лесу.       Это был их обычный отдых. Тилль прогуливался по территории, размышляя над новым стихом и ожидая когда подъедут остальные. Пауль должен был привезти весь алкоголь, что уместится в его машине, а Рихард отвечал за мясо. Кристоф должен был привезти остальные продукты, а Олли с Флаке хотя бы просто приехать.       Честно говоря, Тилль, как и остальные, совершенно не понимал, почему виски нельзя использовать как еду, но Кристоф на отрез отказался ехать, сказав, что они снова будут неадекватными и на следующий день начнут искать еду по всему дому, мельком заглядываясь на барабанщика. А так как быть съеденным он не хотел, его и назначили главным по продуктам.       Пауль не сильно спешил. Ему нравился невероятный вид из окна. Он ехал по аллее из распускающих свою красоту деревьев, улыбавшись самому себе, и погрузился в размышления и мечты о скорой бухаловке.       Эта идея особенно приглянулась ему, потому что с момента записи последней песни они особо не собирались вместе. Всегда находились неотложные дела и он с Рихардом оставался в одиночестве. Но в последнюю их встречу, после того, как Тилль наконец предоставил текст к песне Амур, над которой они корпели особенно сильно, пытаясь передать настроение и посыл, заключавшийся в еще незаконченной лирике Линдеманна, Рихард был необычайно неразговорчивым и закрытым. За тот вечер он скурил полпачки тонких «Malboro» и почти не пил. Его взгляд был направлен в пустоту, кажется, он изучал каждую падавшую снежинку, будто она для него — смысл жизни.       Разговор не вязался, спустя несколько неудачных попыток пошутить Пауль решил оставить его наедине с наполовину заполненной пепельницей. Накинув теплое пальто и не снимая шапки, он вышел из помещения, и дверь за ним захлопнулась.       Ночь уже во всю диктовала свои права, и по улицам выстроились ряды зажженных фонарей, опоясывающих своим теплым светом тротуар, по которому гуляло множество парочек. Эта ночь и правда была прекрасна в окружении горящих вывесок, рекламы и теплых уютных кофеен, с легким ветерком и набирающей силу луной. Смотря на небо, с которого размеренно падали хлопья снега, невозможно было разглядеть даже самые отважные и яркие звезды - их затмевал свет живого города.       Пауль прогуливался по улочкам, наслаждаясь теплым кофе в закоченевших руках, которое ему любезно предоставили в кофейне, из которой он поспешно удалился, оставив друга; рассматривал витрины. Все вокруг было таким заманчивым: еда, красивая одежда, книги, украшения, домашняя утварь, и только нарастающее желание вернутся домой сдерживало Пауля от скупки всего, что видно впереди. В прошлом ему не всегда улыбалась удача купить новую вещь, но прошлое на то и прошлое, чтобы не пересекаться с будущим, в котором он после долгого и усердного труда добился чего хотел.       Чем дольше его пальто хлестал ветер и чем дальше по улице он уходил, тем безлюднее становился путь, приводя его прямиком в просторную квартиру. Он вернулся домой с ощущением гнетущей тоски на сердце. Может, стоило поговорить с этим неугомонным Цвеном? Его пугало безвольное молчание Рихарда. Затяжки гитариста становились все глубже и дольше, он смаковал вкус сигарет, отправляя дым разрушать его легкие, а потом и окружающую среду, вглядываясь куда-то в глубь падающего за окном снега. Пауль тоже хотел закурить, но поймал себя на мысли, что у его друга очень красивые пальцы, и отстранился. Уже стоя у порога своего дома, ему невероятно сильно захотелось курить, и в безлюдном подъезде раздался металлический звук открытой зажигалки.

***

      Идея о сравнении любви с зверем, понравилась всем, и они сразу ее одобрили, а вот второе ее проявление в виде снега заставило соло гитариста задуматься.       В тот поздний зимний вечер, когда Тилль впервые показал Цвену свои наработки для их новой песни, снег валил не переставая, заставляя посильнее запахнуть куртку, если все же хочешь курить. Смесь дыма и обжигающе-ледяного воздуха отрезвляла разум, давая Круспе наконец-то отдохнуть. Несчадные репетиции, на которых он выкладывался на полную и еще пытался подстраиваться и слушать других, сильно изматывали, высасывая последние ментальные силы. Единственное, что радовало - это наличие нового проекта, который в скором времени выйдет в свет. Рихард много над ним работал, но сил хватает и на две группы. Хотя после начала записи альбома находиться с Кнопкой в одной комнате становилось все сложнее. Его разгоряченная работой кожа и открытые сильные руки постоянно отвлекали Рихарда от работы, и он хватался за сигарету. В конце концов он так всем надоел своим дымом, что его отправили «подышать свежим воздухом», а за одно и устроить небольшой перерыв.       Линдеманн остановился рядом, и втянув дым из одолженной сигареты, оперся спиной о железную дверь.       — Знаешь, мы с ребятами правда интересуемся, кто смог на тебя так повлиять? — выпустив дым из легких, начал Тилль.       — О чем ты? — подставив лицо снегу отозвался гитарист.       — Ты изменился. Слушаешь других, не затыкаешь и принимаешь идеи, какими бы они не были. Ты даже не стал истерить из-за того, что мы убрали твое соло.       — Устал пытаться сделать все сам, — пожав плечами, ответил Круспе. — Хотя за соло я еще по бьюсь.       — Мне кажется, это не вся история. Что у вас с Карон?       — Редко видимся, почти не звоним. У нее уже давно есть кто-то явно лучше меня.       — А ты прямо святоша? И по бабам не ходишь? — лукаво улыбнулся Тилль.       — Есть грешок. Но я любил ее, а ей было плевать. Думаю подать на развод. Все равно Мерлин уже взрослый, он поймет, — отвел взгляд Рихард, делая затяжку и потирая затекшую шею.       — Тебе решать, — Тилль затянулся в последний раз и, кинув мятый окурок в снег, протянул Круспе то, что все это время держал в руках.       Поднеся к глазам блокнот, он начал про себя читать стих, точнее, наработки для него. Ну раз Тилль решил поделиться, значит, оно стоит того. И оказался прав. В лирике любовь представляли как беспощадного зверя, который поглощает всех, кто пытается его приручить, оставляя после себя пустоту.       Закончив читать, Круспе снова поднял голову к ночному небу, окруженному рыжими фонарями звезд. Снег перестал валить стеной, и только мелкие снежинки аккуратно опускались на его лицо.       — Я бы сказал, что любовь больше похожа на снег. Она так же неожиданно появляется, окутывает тебя теплом, а потом делает больно. В конце всегда будет больно, — Рихард кинул остатки сигареты в урну и направился в студию. Им еще многое придется записывать.       Он уже давно не мог объяснить, что именно с ним творится. Точнее, он не мог поверить, что влюбился в своего лучшего друга. Это казалось невозможным и в то же время таким правильным, что при виде Пауля сердце Рихарда, разбитое о множество любовных неудач с последствиями в виде детей, совершало кульбит, иногда забывая вернуться на место.       Он совершенно не хотел рушить их дружбу и доверие Хайко, выстраданное многими годами совместной работы, проблем, неудач и успехов, но, даже зная открытость кнопки в таких вещах, Цвен не позволял себе поверить в то, что короткие взгляды, извечные прикосновения и непринужденные разговоры насчет каких-то незначительных вещей, после которых он чувствовал себя невероятно нужным, являлись проявлением любви. Особенно его разрывало изнутри от всех моментов на сцене, где их сексуальное напряжение нарастает, и превращается во что-то совсем иное, когда от одного взгляда коричневых глаз, наполненных неизвестно чем, и преумноженным диким адреналином в множество раз, хочется сгореть до тла, если не окажешься в руках этого саркастичного и такого родного напарника. Что он обычно и делал, в миг оказываясь рядом. Они любили медленно приближаться друг к другу, и играть вместе, будто для самих себя. На сцене Пауль выкручивался как мог, скакал с гитарой так, будто им было по двадцать, и они играют Фан-панк. Хотя, Пауль такой человек, что в любом обществе сойдет за своего. Они были напарниками в работе, в дружбе, в жизни.       Но эти чувства приносили ему только боль. Он не мог нормально смотреть своему другу в глаза, понимая, что они уже оба взрослые люди, и сами в праве решать с кем быть, постоянно ругался и уходил в себя. Проблемы с алкоголем, наркотики… Хотя, сейчас, кажется он более и менее одумался. Вернулся к нормальному образу жизни, который только мог позволить его плотный график, и только спустя долгие месяца раздумий и самокопаний, Рихард понял, что одному музыку не напишешь, и ему совершенно точно нужна поддержка со стороны ритм гитары, на риффах которой строилась вся песня.       Амур и в правду породила много мыслей в голове соло-гитариста, которые не закончились до сих пор.       Но сейчас он едет прямиком в ловушку, и не думает ни о чем. Дорогу Рихард выбрал менее живописную, зато самую короткую и эффективную. Он устал наравне с остальными, и все что ему хотелось, это напиться и забыться.

***

      Около часа спустя, все участники группы Раммштайн сконцентрировались в одном месте, разгоняясь пивом. Рихард и Тилль спорили о том как лучше жарить мясо, пока Флаке и остальные познавали все прелести немецкого алкоголя, попутно распевая песни.       Дом оказался довольно просторным, с большими окнами и беседкой. На входе стояла неаккуратно расставленная обувь, в главном зале был огромный дубовый стол, на котором лежала цветастая скатерть и закуски. Немного левее была кухня, на которой обосновался Пауль, которого заставили резать лук. Он был в компании Джека Дениэлса, и в прочем, ему нравился такой обмен.       Еще, на первом этаже находилась гостинная, из которой можно выйти во двор, прямиком к беседке, где сейчас и обосновались наши рокеры, коричневый мягкий диван, на котором покоились коробки с бухлом. Рядом был камин и два уютных кресла, где можно было бы расположиться с пледом и книгой Рея Бредбери, но не сегодня.       На втором этаже располагались спальни, которых не особо хватало, и кому-то придется тесниться на диване, если в этот раз они не заснут на пороге или на крыше.       Когда с божьей помощью (Тилль грозился поджечь Рихарда когда тот будет спать, если не заткнется) была подана первая партия шашлыка, ребята уже нарыли карты, и играли на правду или шот. Паулю каким-то волшебным образом всегда удавалось выходить сухим из воды, заставляя каждого из друзей постоянно выбирать бухло, потому что на вопросы о том, когда он последний раз брил задницу, ответ не очень хотелось давать. Однако, в один момент Рихарду наконец подфортило, и он оставил ритм гитару без шанса на выйгрыш.       — Блять. — Сказал Пауль немного погодя — Ну, задавай. — Он поднял свои шальные глаза на Рихарда, и облокотился на стул. Он даже не мог представить последствия этой правды.       — Ох, нет, этот вопрос я приберегу на сладкое. — Загадочно протянул Рихард, оставляя свой взгляд на шее Ландерса — Давайте дальше, Оли раздавай. — Вокруг сразу же послышались возмущенные возгласы       — Эй, это не по правилам! — Возразил Флаке, ударив рукой по столу, — Пусть либо говорит либо пьет! — Но его тут же осадил Пауль:       — Ничего страшного, пусть спрашивает, когда его душе угодно. Оли, давай по три, будем в двадцать одно.        Хайко был даже рад что обойдется без извращенных вопросах о его личной жизни. Ему и каждодневных было достаточно.       Вскоре, карты надоели, и все еще больше накинулись на алкоголь. Разговор зашел за любовные интересы, и все спорили о том, кто делает минет лучше, девушка, или мужик?       — Помню, на туре в Европе, ко мне после концерта пристала какая-то блондинка, с такими буферами, как две головы Оли! Ну что я, дал автограф, сфотографировался, как порядочный человек, а она предложила уединиться в туалете. Короче, лучше минета у меня в жизни не было. Девушки лучше я говорю! — закончил свой рассказ Тилль, подняв над головой бокал, и опустошив его одним глотком, принялся за мясо.       — Ну не знаю, как по мне, геи интереснее. Они уж точно знают как сделать улетно — высказался Кристоф.       — Согласен, если бы не ориетация, я бы с радостью отдался кому-нибудь. — Добавил Оли, после чего получил саркастичный комментарий, в стиле «Пора бы отдаться, ибо ориентацией как раз все прекрасно.»       — А у меня есть кое-что интереснее — Начал Рихард — Короче, Америка. Я, после тяжелого дня решил зайти в клуб, заказал специальных гостей, и остался в вип комнате, и тут, вместе горячей брюнеткой, заходит какой то средненький пацан, не урод и не красавец, хотя торс у него завидный; и начинают они танцевать. Все было довольно миленько, пока этот паренек не опустился, и не расстегнул мне ширинку. Я уже хотел отпихнуть его и пожаловаться начальству, но когда тот начал сосать, уххх, искры из глаз вылетали — Расплескав немного шнапса на стол, действием подкрепил свое высказывание Рихард.       — Так ты у нас тоже в педиков записался? — Усмехнулся Пауль, подливая себе виски.       — Ага, сразу после тебя — саркастично парировал Круспе, протягивая бокал — И мне ливни.       — Мешать шнапс и виски? Да ты у нас не только педик, но еще и сумасшедший!       — С сумасшедшими ночь — веселее. — Загадочно улыбнулся Круспе.       Вечер продвигался как по маслу. Алкоголь лился рекой, а мясо было почти сожжено, когда о нем наконец вспомнили. Выбора не было, и всем пришлось есть углеподобные куски, которые внутри каким-то образом все равно оставались сырыми.       — Я же говорил, надо было меньше резать! — Пережевав часть «стейка» начал возмущаться Пауль — Ты никогда меня не слушаешь!       — Ага, мог бы и сам сделать. И вообще, я не виноват что Тилль его проебал! — стервозно нахамил Лид-гитарист, с грустным видом ковыряя обугленный кусок       — Меня сюда не приплетай, Рих, это я тебя просил следить — Пьяным тоном начал Тилль — и вообще, давайте забудем за это мясо, лучше скажи мне… — Пытаясь долить остатки шнапса, солист обнаружил, что его как такового и нет. — Черт, это что, все?       — Нет, в зале еще есть, я принесу. — Сказал Пауль вставая из-за стола.       — Спасибо Кнопка, так о чем я?..       Оставшись один в теплой комнате, Ландерс не спешил тащить бухло. Он пил меньше всех, но ему все равно неимоверно хотелось спать. Достав бутылку из коробки, он с важным видом включил газовый камин, и сел перед ним на кашемировое кресло. Стало так удобно и уютно, он пригубил немного виски, и поморщившись от вкуса, отставил бутылку подальше, ища взглядом гитару.       Как только он приехал, он сразу же приметил в главном шкафу старую, помотанную временем и жизнью гитару, на которой даже струны не было. Промучавшись добрых пятнадцать минут, ему удалось ее настроить и вернуть потерянную струну на место.       Звучала она не ахти, но вид ее, навивал давние воспоминания, когда он еще не был гитаристом Раммштайн, даже когда Feeling B еще и в помине не было.       Пауль нашел ее в шкафу отчима, сразу после занятий на кларнете, которые он к слову, недолюбливал. С воодушевлением парень взял музыкальный инструмент в свою комнату, и запершись сел на кровать, изучая ее.       Гитара оказалась старой, советской, но сделанной на славу. Кажись, ее выпустили сразу после второй мировой. Внутри были написаны марка, производитель и год, когда она была выпущена. И как все, что было сделано после войны, звучала она неважно. Колки были разболтаны, а гриф искривлен, из-за чего первый лад издавал дребезжащие звуки. Возможно именно по этому бедный инструмент так долго пылился в шкафу.       Гитара оказалась расстроенной, и музыкальный слух Пауля сильно резало это нестройное дребезжание, так что на ее настройку ушел целый вечер.       Когда работа была выполнена, его мать вернулась домой, и при виде играющего сына, ее чуть удар не схватил. За пианино его было не затащить, что уж говорить про кларнет, к которому у него был явный талант, и который он бесчестно губил. Но ее шок продолжался недолго, и вскоре неумелое брынчание заставило ее нервы сдать, и она забрала гитару, вернув на законное место в шкафу.       Эрика посчитала, что игра на этом инструменте ему быстро надоест, как и другие увлечения, тем более, играя на ней много не заработаешь, но она ошиблась. При воспоминании о своем инструменте, глаза молодого Пауля загорались, и ему не терпелось вернуться домой, к своей милой гитаре, чтобы убить еще часы на бесполезные мелодии, которые никогда не услышит мир. Так прошли почти два года его жизни.       Но родителям не очень нравился такой исход. Пауль всегда был довольно музыкальным, но его хобби никогда не мешали и так не сильной учебе, но сейчас, когда он скатился почти на двойки, им пришлось принять радикальные меры, и навсегда забрать из его владения гитару, без скандала не обошлось, коих в их семье и так было предостаточно.       Столько слез было пролито, столько криков и споров было, что уже не сосчитаешь, но родители были непреклонны. Гитара оказалась выброшена. На следующий день, Хайко сбежал из дома, и больше никогда там не появлялся.       Сейчас его мать скорее всего жалеет, что не верила в своего сына. Жалела, если бы не скончалась пару лет назад, через три года после смерти отчима.       Сейчас, вспоминая свое не очень счастливое детство в ГДР, Пауль наигрывал неизвестную мелодию, которая сама сочинялась на ходу. Она перетекала из разных песен, остановившись на «Amour», когда за ним зашел нервный Цвен.       — Ну ты долго там? Мы все тебя ждем — Пьяно протянул Рихард       — А, черт, возьми ты, сидите без меня. Хочу еще тут посидеть — после слов Ландерса, Круспе подошел ближе, осматривая горящий камин, бутылку, кресло и самого Пауля       — У тебя тут хорошо, я тоже пожалуй останусь. — И Круспе плюхнулся в рядом стоящее кресло, понежившись от наступающего тепла. Пришлось снять ветровку, оставаясь только в легкой майке и трениках.       — А че это у тебя? — Гитара привлекла внимание Рихарда, и он глупо на нее уставился. Он давно не рассматривал его пальцы, они показались Цвену огромными и гибкими. На секунду появилось желание почувствовать их в себе, но только на секунду.       — Ты настолько нажрался, что не можешь вспомнить то, на чем всю жизнь играешь? — Усмехнулся Пауль       — Да я понял что это гитара, только где ты ее откопал? — Повернув голову набок, задался вопросом Круспе       — В шкафу стояла. Думаю, прошлые арендаторы забыли — Почесав затылок он вернул руку на гриф, поглаживая инструмент.       — Понятно. Сыграешь мне? — Цвен разлегся на кресле, казалось он сейчас уснет       — Ты ведь сам играешь. Иногда даже делаешь вид, что лучше меня. — Ухмыльнулся Хайко — Вот скажешь, что я лучше играю, тогда я весь твой. Буду хоть всю ночь играть.       — Черт, подловил — Рихард открыл глаза. Его взгляд не оказался затуманенным или пьяным. Только чистая лазурь. — Согласен. Ты играешь лучше чем я. Доволен?       — Более чем. — Улыбнувшись, Пауль начал играть «Ohne Dich».       Музыка переливалась из струн, ходила по комнате наполняя ее своим звуком, и возвращалась обратно, делая все неимоверно уютным и прекрасным. Мелодии сменялись одна за другой, от размеренной и меланхоличной, к сильной и чувственной, к громкой и рычащей. Рихард растворялся в чувствах, его сердце пело, и не мог себе представить, что сам написал некоторые из отрывков. Под пальцами Хайко они звучали живыми, наполненными. Рядом с ним все казалось другим. Рядом с ним сам Рихард был другим. Но, после нескольких песен, Кнопка был бессовестно прерван рукой, изящно положенной на струны.       — Ты чего? — Все шло так хорошо. Ритм гитарист сам не знал, что может так играть, может присутствие Круспе на него так влияет?       — Ты сказал, что будешь весь мой. Пока что ты мой только отчасти.       — Чего? — Пауль чуть не выронил гитару от шока. Он правильно понял?       — Мой вопрос. Я говорил, что задам позже, и, кажется, сейчас самый подходящий момент. — Выдержав паузу, Лид-гитарист наконец произнес — Пауль, у тебя когда-нибудь было с мужчинами? — довольно серьезно спросил Рихард. В его глазах не было опьянения. Они светили так же как и всегда, это и пугало Хайко, но тот ответил честно.       — Нет, а что?       — У меня было. Довольно интересный опыт, скажу тебе.       — К чему ты клонишь? — Слегка нервно сказал Пауль, попутно сглатывая       — Предлагаю тебе возможность хорошо провести этот вечер. Тем более, это ты тут согласился быть моим. — Рассудительно закончил Рихард. На его лице сияла хитрая ухмылка, а в глазах плясали чертики. Это не к добру.       — Хм, черт возьми, ты прав. Сам прокололся. — Задумавшись он добавил — А если я не соглашусь, что будет?        — Мы забудем это недоразумение, и больше никогда не будем его вспоминать — немного горько проштудировал Цвен, предвкушая смущение и смятение, которое одолеют его на следующий день после ожидаемого отказа, и которые будут преследовать его всю жизнь.       — Ну что ж, я принимаю твое предложение. Что нужно делать? — Нервно выдохнул Пауль, ожидая действий от Рихарда.       Цвен тут же впился своими губами в желанные губы Пауля, и откинул старую гитару подальше, все больше и больше углубляя поцелуй, с привкусом алкоголя. Если бы не эта маленькая оплошность, этот поцелуй можно было бы назвать лучшим в его жизни. Сердце совершало кульбит, и начало стучать в разы быстрее, разгоняя кровь по венам, к нужному месту.       Пауль тоже хотел как-то участвовать, и схватив Круспе за талию, просто продолжил целоваться. Было странно чувствовать взрослого мужика почти у себя на коленях, и держать его за талию. Тем более, когда этим мужиком оказался Рихард Круспе. Его лучший друг, брат по оружию, и просто хороший человек, с которым они прожили бок о бок многие годы. Который, даже с небольшим жирком и начинающимися морщинами, все еще оставался очень сексуальным и горячим. Фанатки были просто без ума от него, и сейчас только Пауль владеет этим личиком и телом. Это неимоверно возбуждало.       Пока они обжимались на кресле, за бухлом зашел уже Тилль, потому что ему надоело терять друзей в этом блядском бермудском треугольнике. Сколько можно тут торчать, или они что, не могут найти гостиную?       Но войдя в проход, и увидев черную макушку, которая возвышалась над «человеком-шапкой» все вопросы отпали. Тилль как можно тихо уронил свою челюсть, и вышел из комнаты, направляясь на кухню, там вроде осталось еще немного пива, и на ходу представлял, как расскажет эту новость остальным. «Наша парочка наконец обнаружила свою ориентацию на дне бутылки»? Неплохой вариант. Возможно он даже посвятит этому стих, кто знает.       Ребята решили немного передохнуть, и сойдясь на мысли все же сходить в душ, перед интересной ночью, они вместе поднялись наверх. По неизвестным причинам только спальня Пауля закрывалась на ключ, и им пришлось пойти туда.       На каждом этаже находился душ, так что им все же пришлось разойтись. Рихард понимал, что Хайко ни за что не станет «Подставлять задницу», так что ему пришлось самому проводить чистку. Хоть это был и не первый его раз, занятие все равно не одно из приятных.       Пауль в это время смотрел на себя в отражение. По его телу скатывались капельки воды; он только вышел из душа. Мысли разбегались в разные стороны, сходясь на том, что он все же хочет переспать с Рихардом. Как минимум, он его друг, как максимум, это новые и неизведанные чувства. Почему бы и нет?       Но даже приняв твердое решение, он остался стоять, и смотреть на себя в зеркало.       Спустя невероятно долгие пятнадцать минут, Пауль наконец-то откапал презервативы, переоделся и сел на кровать, не зная чем себя занять. Гитара осталась на первом этаже, телефон сел, а больше занятий то и не было.       Разве что балкон, с выходом на лес. Достав сигареты, он вышел на воздух, и сделал затяжку.       Дым наполнил его легкие, и Ландерс зашелся в кашле. Давно он не предавался таким вещам. Ему больше по душе алкоголь, но сегодня он и так пил достаточно. Луна, хоть и была главным гостем на ночном небе, все же решила не появляться, и спряталась за пушистыми облаками. Где-то вдалеке, ребята громко распевали песни направляясь в лес, но усталость уже брала свое. Еще пол часа, и они либо уснут на деревьях, как было в прошлый раз, когда его шапку закинули на самую верхушку сосны, либо пойдут с Тиллем на речку, и заснут уже там. Пауль бы не отказался оказаться рядом с остальными, но ему сулит кое-что поинтереснее рыбаловни.       Когда Рихард наконец объявился в дверях, Пауль снова сидел на своем месте. Теперь от них обоих пахло мятой и шампунем, хотя, привкус алкоголя все еще оставался где-то на кончике языка.       Круспе опустился рядом на кровать, и пристально посмотрел на замешкавшегося Хайко, что ему было не свойственно. Обычно он самый уверенный в группе, и поддерживает приунывшего Рихарда, когда его идеи в очередной раз отвергаются. В прочем, он медленно приблизился, и прошептал на ушко: — Ты правда этого хочешь? — И укусил за мочку уха. Ответом была рука, тут же оказавшаяся на колене Рихарда. Ладонь Пауля прошлась по ноге и минув горячее место, поднялась выше. Надавив на талию, он заставил Круспе упасть на кровать. В миг оказавшись над ним, он прошептал на ухо «Я сверху» и одарив многозначительным взглядом, впился в губы Лид-гитариста, который совершенно не ожидал такой активности от Хайко.       Медленно, но верно приходило возбуждение, и их невинные поцелуи превращались в страстную схватку. Оторвавшись друг от друга, они наскоро разделись, и залезли под одеяло. Теперь, без мешающих кусков ткани, стало намного удобнее. Их разгоряченные тела соприкасались, вызывая несдержанные вздохи у обоих.       Им хотелось больше, ближе, сильнее. Гитаристов будто затягивало в водоворот, все вокруг перестало иметь значение, только горячие прикосновения, обжигающее дыхание и крышесносные поцелуи.       Руки Пауля блуждали по идеальному телу Круспе, о котором мечтает каждая вторая фанатка, и упивался чувствами. Он до сих пор выцеловывал полные губы Рихарда, потому что ему это нравилось. Волосы Цвена растрепались, в глазах блестели горящие демоны, на висках выступил пот, а ладони обхватили сильную шею Пауля. Когда перед глазами начало плыть, Хайко все же перешел в наступление, и прошелся по ключицам и сильным грудным мышцам. Ему хотелось всего и сразу. Тем более, их общее возбуждение уже заметно присутствовало, и хотелось как можно быстрее заполучить самый лакомый кусочек.       Стянув друг с друга трусы, Рихард протянул долгий стон, которому сам удивился. Давно он не получал такого удовольствия от секса.       Слегка замешкавшись, Пауль облизал два пальца, и попробовал протолкнуть их внутрь, но ногти больно резали нежную кожу, и Рихард сразу начал зажиматься. Вздохнув, Ландерс провел дорожку поцелуев по его внутренней части бедра, прошелся руками по торсу, и аккуратно развел в стороны коленки. Теперь он будет осторожнее. Снова смочив пальцы слюной, он мазнул ими по входу, и начал медленно массировать, пока Круспе не начал постанывать. Медленно погрузив первый палец, и ощутив то, насколько еще неизведанно чужое тело, Хайко начал медленно двигаться. Внутрь-наружу.       Вскоре он подключил второй, и стал делать пальцами «ножницы», заставляя Рихарда стонать все громче и слаще. Все вокруг было так незначительно, только томный голос, который повторял: «Продолжай…!»       И Пауль продолжал.       Когда три пальца были полностью внутри, он быстрым движением разорвал презерватив, любезно кинутый Лид-гитаристом, и разорвав фольгу, раскатал силикон по члену и приставил головку к входу.       Выждав несколько секунд, он погрузился в горячее нутро своего напарника. Пальцы это жалкое зрелище на фоне огромного по ощущениям члена, который будто разрывал его изнутри. Пришлось прикусить губу, чтобы не выдать свою боль. Из глаз брызнули слезы, а Пауль этого даже не заметил. Его сознание плавало в экстазе.       Неприятные ощущения продлились недолго. Спустя пару фрикций, Рихард сам начал насаживаться на Пауля, и стонать как портовая шлюха.       Ощущения были неописуемыми, хотелось еще и еще и еще, Пауль входил и выходил, постоянно сбиваясь и наращивая темп. Он начал втрахивать Круспе в кровать, все больше и больше, сильнее и сильнее. Кажется, их слышал весь лес.       Руки растерзали всю Хайковскую спину. и не собираются останавливаться. Чувства захлестывали их обоих, и когда Ландерс попал по простате, то Цвена будто пронзила струна, и он с криком кончил, пачкая их обоих. В то время как Пауль продолжил его вжимать в кровать, и кончил вслед за ним.       Оргазм накрыл их обоих, и лежа в экстазе и сперме, Лид-гитарист еще раз поцеловал Пауля, но теперь в щеку, что показалось намного развратнее всего того, что было до.       Не прошло и десяти минут, как комната наполнилась дымом. Рихард затягивал сигарету, и задавался вопросом, повторят ли они это когда-нибудь? И сможет ли он публично поцеловать его, сразу когда захочется? Может быть. Сейчас он может все, не желая упускать свой шанс, Круспе вернулся к тем губам, о которых мечтал долгие годы, и впервые за долгое время, он ощутил себя счастливым.