Акация

Частный сектор был заброшен частично. Совсем громкое слово - это ваше «частично», ведь не пустовал только один дом. Энакин всё равно обходил его за три двора. Не то чтобы слухами земля полнилась, просто согласитесь - маленький клочок жизни в пустоши всегда либо жалок, либо внушает подсознательный страх. Особенно, когда ты ходишь в одиночку. Скайуокер совсем не ходил по небесам, а его мать точно ходила по раскалённым углям преисподней, вкалывая на трёх работах ради куска хлеба. Поэтому парень всегда с нетерпением ждал августовского зноя, когда сам воздух, казалось, наполняется винной спелостью диких фруктов на брошенных участках. В закатном солнце тёмная, едва ли не бутылочная зелень деревьев заливалась застенчивой охрой, пряча под своей одёжкой яркие мазки плодов - сладкие, сочные, липкие. Шми любила свежие фрукты. А он любил радовать мать. Поэтому каждый вечер он садился на свой подержанный байк, видавший виды явно дольше самого Скайуокера, и ехал за город. Но только не в тот вечер. Двухколёсная ревущая старушка, кашлянув под ним, испустила дух. И он едва смог наскрести мелочь на электричку. В вагоне было душно. Он плюхнулся на единственное свободное место рядом с мужчиной, увлеченно читавшим какую-то потрёпанную желтолистную книгу. Настолько старой она казалась, что каждый раз, переворачивая страницы, мужчина выбивал видимое облачко пыли, которая в закатных лучах солнца отплясывала задорный канкан, не меньше. Энакин вздохнул, вытянув ноги. Симпатичная девушка напротив строила ему глазки, улыбаясь, но он всё не мог разглядеть её и должным образом ответить: горящая сухим пожаром звезда в вечернем сочно-абрикосовом небе слепила его, исполосовав усыпанную родинками и веснушками оливково-позолоченную кожу. Поэтому единственное, что он мог, так это рассматривать свои поношенные кеды, пятка у которых стерлась, а подошва у носка всё норовила отклеиться. Плачевное зрелище, подумалось ему. Энакин сморщился, переведя взгляд на книгу в руках сидящего рядом мужчины. Это, кажется, ещё плачевнее. Он улыбнулся, не особо стараясь остаться незамеченным - но попутчик и не собирался обращать внимание на всё окружающее. Рыжие, выгоревшие на солнце волосы - оно, к слову, все еще продолжало жечь их своими карминово-красными вечерними всполохами, что из-за этого они казались цвета спелой лопнувшей черешни. Ровно подстриженная борода - как те будто по линейке очерченные грядки на единственном не брошенном участке земли. Немного сухая кожа, зацелованная веснушками, скромно уходящими в поросль бороды. И глаза - голубые, безусловно, но отражавшие всю безумную желтизну окружающего мира, и оттого зеленевшие - как утренняя речная вода в воспоминаниях из его детства. Черная водолазка с воротником под горло - Энакин поёжился, действительно становилось прохладно ходить по вечерам в одной футболке. Руки. Невероятно ухоженные, хоть и огрубевшие, покрытые рыжими волосками, словно мягким ковылём. Вагон резко затормозил, и мужчина схватился за поручень прямо перед носом Скайуокера. Энакина вдруг обдало жарким ароматом смородины - сладкая горечь, терпкий чай, который мать готовила по утрам. Парень прикрыл глаза и увидел этот тёплый сухой запах - почему-то фиолетовые тени, смежные с красным, огибали его, и ему стало невероятно тоскливо от того, что обладать этим ароматом постоянно он не в силах. Поэтому он дышал полной грудью, стараясь уловить эти слабые нотки, даже когда мужчина убрал руку. Когда они были единственными, кто вышел на самой короткой остановке, Энакин не знал, бояться ему или ликовать. В любом случае, мужчина выглядел невинно и даже уютно. Скайуокер засеменил быстрыми шагами в сторону брошенных участков - то же сделал и незнакомец. И тогда парень понял: единственный владелец единственного живого сада, сердце того одинокого покинутого места, что было калекой, но продолжало жить именно благодаря ему. Энакин шёл хмуро, стараясь не оборачиваться назад: ему всё казалось, что незнакомец не сводит с него взгляда – заинтересованного или подозрительного, значения не имело. Просто парень привык быть тут один. Но сейчас мысли, путаясь, всё сбивались в ужасе к одному: план отступления на случай того, если у этого мужчины вдруг окажется припрятанным ружьё или ещё что похуже. Звучит бредово, но это всё школьные уроки самообороны вбили ему в голову видеть в каждом прохожем опасность для себя и своих близких. Скайуокер бросил быстрый взгляд за спину, неловко поведя плечами, но чуть отстающий мужчина всего лишь смотрел себе под ноги, стараясь не споткнуться на двухколейной поросшей травой дороге. Мысленно дав себе подзатыльник, парень продолжил идти, засунув руки в карманы джинсов – неприятно громко зашуршали вдруг пакеты, и тогда от самых кончиков пальцев, слегка покалывая, к чуть зудевшим щекам прилил стыд: «Давай, почувствуй себя воришкой». Энакин потряс головой из стороны в сторону, кудряшки его, чуть взлетев, смешно пружиня, осели обратно мягкой волной – мать всё никак не могла заставить его сходить к парикмахеру, прозвав его ласково «Мой маленький Адонис». Маленьким он, правда, не был, но всё равно было очень приятно. Воздух был влажный, обнимая всех, кто рискнул выйти на улицу в этот поздний, сочно-прохладный час; кожа резко покрывалась зябкой испариной так же быстро, как с рассветом роса укрывала своими блестящими драгоценностями траву. Солнце скрылось за тяжело набухшими и упитанными, как стая наевшихся домашних котов, облаками, и Энакин выругался про себя: собирался дождь, а он даже не дошёл до ближних участков – не говоря уже о дальних. Деревья по обеим сторонам дороги возвышались гордо, укрывая свой крепкий стан в медленно увядавшей зелени листвы, что местами уже начинала кровоточить грязной желтизной; у самого верха, близ всё серевшего неба, зелень ещё пылала жизнью, и солнце, иногда пробивавшееся сквозь туманно-сизый плен, венчало голову сих суровых статичных, едва качавшихся лесных дев белоснежно-золотыми лучами и бликами, что дорога вмиг казалась истинным пантеоном богинь. Когда в поле зрения появились первые полуразрушенные домики, утопавшие в объятиях вьюнов и цепких узлах виноградников, Энакин почувствовал, как мелкие капли дождя начали холодить его разгорячённую от быстрой ходьбы кожу. Он спешно вытащил из кармана один из пакетов, тут же растянув его над головой, чтобы совсем не промокнуть. Потом невольно обернулся, чтобы увидеть, как мужчина, всё это время шедший за ним, со слегка печальной улыбкой укрыл макушку своей небольшой книгой в твёрдом переплёте. Скайуокер на миг задумался. Книга и так разваливалась, так сейчас и вовсе, пропитавшись влагой, была на грани стать непригодной для чтения. Из какого века он её вытащил? Парень вздохнул, вытащив второй пакет – чуть побольше, судя по всему. Остановившись, он ждал, когда его попутчик поравняется с ним, и протянул ему его. -О, нет, спасибо, не стоит, - вдруг улыбнулся мужчина. И в тот момент Энакин готов был поклясться: если бы солнце было способно улыбнуться, эта дышавшая теплом улыбка принадлежала бы именно этому Гелиосу. -Берите-берите! Иначе совсем промокнете! – продолжал настаивать парень. – И книгу поберегите, что ли. Незнакомец, хмыкнув, принял пакет, тут же расправляя его с едва слышимым шорохом в нараставшем шелесте дождя. -Я так воспоминания храню, - вдруг произнёс мужчина, когда они продолжили неспешно идти вперёд. Торопиться было некуда – они уже намокли, а дорогу развязало настолько, что любой неосторожный шаг мог пустить тебя в стремительное путешествие по мягкой красной глине. Энакину бы не хотелось, чтобы ночью матери пришлось отстирывать ещё и его джинсы. Парень на высказывание одинокого дачника лишь недоумённо выгнул бровь. -Ну, ты знаешь, - потерев ладонью мягкую бороду, начал отвечать на немой вопрос он, - когда ни на что не обращаешь внимания, дни становятся однообразными – помнишь только основное. Но появляется что-то, что будет хранить в себе детали – как, скажем, эта книга. Её страницы после этого дождя никогда не будут прежними. Так я запомню нашу встречу и, - он неопределённо пожал плечами, - твою доброту… -Энакин, - резко выдал Скайуокер, в надежде, что правильно понял интонации в его голосе. -Оби-Ван, - тепло посмотрев на попутчика, он протянул ему ладонь для рукопожатия, - приятно познакомиться, Энакин. – После рукопожатия, чуть помедлив, он посмотрел на зацементированное тучами небо. – Кажется, дождь ещё не скоро закончится. Зайдёшь на чай? Так парень и оказался в сердце брошенных руин, сидя за столом, зачарованно смотря на тёмно-серые струи дождя, тут и там окрашенные благородной зеленью цветников. В маленьком, ухоженном домишко было сухо и тепло, всё на ощупь казалось таким же жёстко-простым, но уютным, как коленкоровые занавеси у единственного окна. За всем, казалось, следили с незапамятных времён, ни одну поломку не откладывали на потом, ничего не запускали. И даже сад – та природа, что за его забором устраивала революцию против цивилизации, против человечества, мятежно разбивая кирпичи и пуская вдоль осыпавшейся штукатурки вьюны, засылала шпионами внутрь четырёх стен семена сорняков и убивала любое напоминание о грубом вторжении во свои владения; та природа была хоть и строптива, но уступчива в саду Оби-Вана. И сам мужчина казался рыцарем, вступившим в этот неловкий бой. Или нет – даже не рыцарем, вдруг подумалось Энакину, а дипломатом, переговорщиком, принёсшим баланс в этот зелёный мир так, что обе стороны на этих нескольких сотках были всем довольны. Засвистел чайник, своим писком словно толкая парня в плечо, заставляя его бросить свои размышления и перевести внимание на хозяина домика. Тот, прихваткой держа ручку чайника, разливал по кружкам кипяток через марлю, в которую были завёрнуты разные травы. К кисло-сладкому запаху завянувших в вазе за время отсутствия мужчины цветов привились ароматы ромашки и чабреца, и пахучее полотно приятно обняло юношу, заставив в конец расслабиться. Первый глоток чая обжёг нёбо, и, корчась, Скайуокер едва успел быстро проглотить отвар – было вкусно, безусловно, но больно. -Осторожнее, - напомнил ему сидевший напротив Оби-Ван, так по-отечески, как не хватало мальчишке с самого раннего возраста, и оттого заставив его улыбнуться, отмахиваясь, говоря, что всё в порядке. Мужчина чуть растянул в улыбке губы, помешивая алюминиевой чуть помятой ложкой сахар в чае, другой рукой неосознанно разглаживая плотную полинявшую скатерть – Энакин не удивился бы узнать, что она была старше самого дачника. Но это не было чем-то плохим, наоборот, оно располагало, дыша какой-то тайной – как и каждый угол, не освещённый керосиновой лампой, усыпанной жёлтыми пятнами огня. Сухие цветы косами девиц Синей Бороды усыпали чуть ли не каждую стену, перемежаясь с ошибанами – прессованные листья и цветы складывались в картины не хуже мазков масляной краски. -Видимо, ты уже не соберёшь того, за чем пришёл, - нарушил тишину Оби-Ван. Энакин дёрнулся, чуть наклонив неловко кружку – но тут же поставил её на место, не разлив и капли терпкого напитка. -А…Да, - парень тоскливо посмотрел в окно. Дождь уже сходил на нет, но смысла лезть в чащобу, в эту жидкую грязь не было. Деньги только впустую потратил да время. Хоть прогноз погоды поглядел бы, но нет! Подперев щёку кулаком, он посмотрел на собеседника, не сводившего с него обеспокоенного взгляда. – Я маму порадовать хотел, она любит свежие фрукты и ягоды, - пояснил он. Почесав подбородок, Оби-Ван скрестил руки на груди привычным жестом, ногтём указательного пальца царапая отколотую трещинку на ободке своей кружки, крепко обнятой правой ладонью навесу. -У меня на участке есть только яблоки и смородина, - тихо произнёс он, - но если хочешь, собери для матери, чтобы с совсем пустыми руками не возвращаться. Энакин, широко улыбнувшись, тут же согласился. Когда ты из семьи достатка ниже среднего, никогда не имеешь привычки отказываться из скромности – ну, по крайней мере, это правило работало на Скайуокере-младшем. Если человек предлагает, рассуждал он, значит, ему не в тягость делиться. Вечер дышал ушедшим дождём. Поигравшись, тучи выплакали всё, что можно, с позором разбежавшись, как маленькие дети, оставив после себя прохладу и осколки зеркальных луж. Высокие деревья, стеной окольцевавшие брошенные земельные участки, блестели пойманными листвой каплями, что, вырываясь на свободу, летели вниз до самой земли, истощаясь от каждого удара о вновь пытавшиеся их схватить зелёные ладошки. Птицы заводили свои громкие песни, взлетая, завиваясь, всё выше к небу, словно стараясь крыльями прогнать оставшиеся облака на начинавшем розоветь небе. «Кыш! Кыш!» - казалось, кричала назойливо сорока, заставив Энакина поморщиться. Оглядевшись, парень задумчиво сдул со лба мешавшуюся чёлку. Цветы. Вот его глаз зацепили нежно-розовые кремовые бутоны пионов, которые словно отражали своими сахарными лепестками закатное тронутое киноварью небо не хуже окружавших их луж. Скайуокер, прикрыв глаза, вдыхал их аромат – тяжёлый, такой же густой и почему-то пахнущий, как лёгкий материнский поцелуй в лоб на прощание – так пахла её помада. Рядом гордо тянулись к небесам люпины, переливаясь градиентом к тёмному пожухлому низу от белоснежного кончика. Анютины глазки кидали на него скромные взгляды, и Энакин готов был поклясться, что слышал тихое девичье хихиканье – цветы оживали нимфами. Жёлтые нарциссы заменяли собой солнце, от лилий в свою очередь веяло холодком, а ирисы, по-детски несуразно, тянулись на языке сливочной конфетой. Энакин любил цветы – как минимум потому, что их любила мать. -Столько цветов, - нахмурился парень. Никакого привычного огорода, лишь ровные клумбы. -Я флорист, - просто пояснил Оби-Ван, похлопав нового знакомого по плечу. – Пошли, провожу до яблони. Энакин промычал что-то многозначительное в ответ, но тут же выбросил всё из головы, посмотрев на треснувший экран маленького старого смартфона: до последней электрички у него было два часа. Так что с яблоками и смородиной желательно управиться за час. Сидя на корточках спустя какое-то время у так знакомо пахнувшего смородинового куста – влага неспособна была перебить острую сухость этого аромата, - Энакин уже почти добрал маленькое ведёрко, отставляя его к пакету с красными яблоками, исцарапанными и кровоточащими так же, как и деревья в осеннюю пору, золотом. Он встал, отряхнулся и, обернувшись, увидел, как Оби-Ван подходил к нему, держа в руках букет – нет, невероятно красивую цветочную вязь, где каждый бутон вплетался в другой так, что казалось, будто они единое целое. -Вот, подари матери, - неловко, мужчина протянул Скайуокеру букет. -Спасибо, - хмыкнул он, - она и цветы любит. Точно обрадуется! Оби-Ван тепло улыбнулся – и у Энакина снова потеплело в груди. Наверное, так ощущается это незнакомое явление «Любящий или хотя бы просто внимательный отец». -До свидания! – крикнул парень, уже захлопывая за собой калитку, несмотря на всё ещё не застывшую грязь, прыгая с одной ямки колеи в другую, оббегая лужи. Флорист смотрел за тем, как спина мальчишки, обтянутая в зелёную футболку, размеренно сливалась с плотной стеной леса, и в груди его по артериям постепенно растекалось щемяще-нежное чувство, может, немного неправильное оттого, что было сравнимо с тем, что он ощущал, когда ухаживал за любимыми цветами. Всё же в его жизни не было чёткого понятия слова «семья». Единственный, кто подходил под это определение, был его приёмный отец – и по совместительству прежний хозяин этого участка, Квай-Гон, в чью память Оби-Ван всё так же продолжал ревностно оберегать домик и прилегавший к нему сад, ведя переговоры с природой, улаживая конфликты его культурных клумб с дикими полевыми травами (никак не сорными!) и выметая негодников-шпионов за низкий деревянный забор, увитый робким вьюнком. ~•~•~ -Ты поблагодарил его за пожелания? Шми, чуть зардевшись, никак не могла отнять лица от букета, с жадностью вдыхая пудровую сладость цветов. -Какие пожелания, ма? Он ничего не говорил, - нахмурился Энакин. Шми ласково улыбнулась, потрепав сына по спутанным волосам. -Флористы нечасто говорят всё вслух, дорогой, - она пальцами очертила нежные персиковые азалии, усыпанные малиновыми крапинками ближе к алой сердцевине, пробежалась по острым гофрированным краям белых и розовых гвоздик, окружённых гордо выделявшимися чернильными ирисами. И в центре - любимые ею пионы. -Он пожелал нам удачи и счастливой жизни, милый. Наказал беречь себя и… - она задумалась, будто припоминая ещё что-то, потом, довольная, просветлела, заправив за ухо непослушную прядь сухих волос, - И сказал, что он ценит вашу встречу. -О, - протянул Энакин. -В следующий раз не иди к нему с пустыми руками, - настоятельно произнесла она, со вздохом встав и расправив юбку домашнего халата, медленно побрела в сторону кухни, возвращаясь к домашним обязанностям. Он ведь даже и не собирался возвращаться к Оби-Вану. Просто не думал об этом. Потому даже и не узнал ничего путного о мужчине.