***
Между отведёнными под День Благодарения выходными и официальным началом зимних каникул простираются маленькая вечность длинной в три невыносимо долгие, донельзя паршивые недели, в ходе которых Бену традиционно так и не удаётся подыскать более продуктивного занятия, чем ежегодно предпринимая им попытка кардинального переосмысления как своей жизни в целом, так и большинства принятых в недалёком прошлом решений, в том числе по милости многочисленных, выпадающих на конец семестра дедлайнов, в которые согласно школьному регламенту тот обязан уложиться чуть ли ни ценой собственной жизни; вот и от этого, по всей видимости, не ставшего исключением года, ожидать снисхождения или хотя бы каких-либо значительных поблажек Бену также не приходится, хоть уже и по другой, не связанной с рабочей деятельностью причине. После вылившегося в катастрофу глобального масштаба, затеянного в честь Дня Благодарения семейного ужина — в завершение уик-энда, проведённого за обильным, последовательным употреблением спиртного до тех пор, пока впав в пограничное, чуть ли не коматозное состояние, Бен только чудом умудряется остановиться буквально в шаге от убийственной комбинации тошноты и депрессии. Дойдя до странной кондиции, пребывая в которой он способен разве что только в расплывчатых красках вспомнить о чудовищных событиях прошлых дней, мужчина проводит остаток времени, продолжая со страдальческим выражением лица то бесцельно бродить по своей квартире, то тупо уставившись в одну точку, уныло деградировать на диване в гостиной, пока монотонно вещающий на заднем плане Netflix, наконец, не решает уточнить, заинтересован ли владелец в дальнейшем просмотре «Безумцев» (даже неоспоримый факт того, что это абсолютно не соответствует реальному положению вещей, учитывая, что Бен по сути терпеть не может Netflix, не останавливает его от того, чтобы всё же нажать на кнопку «да») — после одного из самых унизительных, болезненных и в целом постыдных вечеров своей жизни Бен послушно возвращается к серым рабочим будням только для того, чтобы в очередной раз лицом к лицу столкнуться с, пожалуй, самыми мучительными тремя неделями в году. Кому, как не Бену знать, что в бесконечной веренице мелькающих, безрадостных дней именно декабрь представляет собой типичный образец месяца, который полагается не столько прожить, сколько пережить. Будучи совсем ещё ребёнком, он успевает хорошо усвоить, что от рождественских праздников не стоит ожидать ничего, кроме дополнительных житейских проблем и бытовых неурядиц, на собственном опыте сумев прийти к этому логическому умозаключению даже до официального расторжения брака родителей, принимая во внимание, что многие из самых крупных ссор между теми разыгрывались именно вокруг темы рождественских подарков; из-за того, что Хан в очередной раз умудрился потратить слишком большую или же слишком малую сумму, из-за того, что нервы его матери попросту не выдерживали нагрузки, неразрывно связанной с предпраздничной суетой или в связи с тем, что Лея недостаточно часто напоминала отцу о впечатляющем списке дел для того, чтобы тот изловчился не позабыть выполнить возложенные на него ответственные задачи и срочные поручения, по уже сложившейся традиции пропустив львиную долю нравоучений мимо ушей. И если его детские воспоминания ограничиваются сугубо неприятным, так или иначе основанным на семейных перипетиях контекстом, то для взрослой версии Бена всё, что связано с Рождеством, служит не более, чем лишним напоминанием о том, что он живёт один. Как бы там ни было, его вполне устраивает такой расклад. Последнее, в чём нуждается мужчина, так это в том, чтобы под ногами постоянно крутился пухлый, надоедливый карапуз с вечно липкими руками и пытливыми глазами, заставляющими его… без передышки выпекать домашние печенья или заниматься прочей сентиментальной ерундой, по сути являющейся пустой, неблагодарной тратой времени. К чему Бену вечно недовольная жена, придирающаяся к нему по любым, даже самым незначительным мелочам или совершенно неоправданный риск в какой-то момент стать для кого-то не более чем очередным именем в бесконечном списке разочарований. Не то, чтобы Бена привлекала идея постепенного пробуждения в обнимку с кем-то ранним рождественским утром, только для того, чтобы еще крепче прижавшись к тёплому и мягкому телу, зарыться носом в пушистые волосы, поцелуями прогоняя дрёму с её заспанных глаз… Что-что, а подобные глупости совершенно не интересуют Бена. Если уж на то пошло, вряд-ли что-то волнует его меньше, чем подобная чушь. И всё бы ничего, вот только работа в школе по определению подразумевает хрупкую иллюзорность даже ничтожной вероятности избежания постоянных, нежелательных напоминаний о предстоящем празднике, преследующих его буквально на каждом шагу сразу же после возвращения в строй по окончании коротких каникул. В этом году однако дела обстоят на порядок хуже, поскольку её незримое присутствие мерещится Бену абсолютно повсюду. Он умудряется разглядеть призрачный след Рей везде, куда только не кинет взгляд: в детских неуклюжих каракулях, разбросанных по симпатичным рисункам на рождественские темы и миловидных художественных проектах, украшающих стены в коридоре третьего класса. Он видит её в смастерённых вручную новогодних венках, висящих на каждой двери в крыле младшей школы. Бен видит её, когда действительно видит её, спорадически сталкиваясь с девушкой на парковке, в административном офисе, в холле. Серьги Рей всегда и без исключения отражают праздничную атмосферу, её цветастые наряды — все как на подбор, — достойны первого места в хит-параде самых безвкусных рождественских свитеров, её поведение — неизменно преисполнено солнечным светом, неопровержимым свидетельством извечно приподнятого настроения. Будто та сама только что сошла с экрана одного из горячо любимых всеми диснеевских фильмов. Однако каждый раз, когда их взгляды встречаются, всяческий след радости тотчас точно по волшебству исчезает с лица девушки. Собственно, в один из таких моментов, на мгновение оторвавшись от изучения содержимого своей тяжёлой папки посреди главного зала младшей школы и заметив, что Бен решительно шагает в её направлении (мимо неё, а не к ней, само собой разумеется), Рей в прямом смысле слова резко меняет траекторию движения прямо перед классом дошкольников, вынуждая Мисс Д’Аси, возглавляющую послушно следующую за ней по пятам толпу малышни, метнуть в его сторону подозрительный взгляд, прежде чем продолжить громко распевать в унисон со своими подопечными: «А — как Акула! А-а-акула! Б — как Бегемот! Бе-е-егемот! Ну, и подумаешь, какая трагедия. Бену в любом случае совершенно наплевать на упрямое нежелание Рей замечать его. Не то чтобы он предпринимал бесчисленные попытки взглянуть ей в глаза каждый раз, когда пересекались их пути, или проводил долгие мучительные минуты, терзаясь раскаянием при виде неестественно мрачного выражения лица девушки, будучи чуть ли ни физически не в состоянии выносить её откровенное безразличие. Признать данные факты, означало бы автоматически согласиться с тем, что Бена хоть сколько-нибудь заботит она или её мнение… что, однако, совершенно не соответствует действительности. Но даже несмотря на то, что ему решительно всё равно, каким-то непостижимым образом этим трём, смертельно долгим неделям удаётся превратить жизнь Бена в настоящий ад, продолжая подвергать того самой что ни на есть изощрённой пытке вплоть до момента проведения ежегодной, тщательно спланированной церемонии анонимного обмена подарками между учителями. Как ни странно это может показаться на первый взгляд, но главной виновницей, так сказать, отправной точкой последующей цепочки событий становится именно Роуз — эдакий маленький чертёнок. А ведь Бен с самого момента знакомства в той или иной степени подозревал, что чисто внешняя миловидность и наивная бесхитростность девушки является не более чем удобным прикрытием, оптической иллюзией, действенным приёмом манипуляции людьми в своих личных, в чём-то корыстных целях. Так уж сложилось, что протянувшаяся между ними невидимая связь негласного взаимопонимания, вероятно, возникшая с тех пор, как По и Пейдж начали встречаться, превратила их в своего рода тайных единомышленников, из раза в раз предпочитающих компанию друг друга, когда речь заходит о вынужденных светских беседах, которых, к сожалению, по определению не удаётся избежать в ходе скучных, многолюдных вечеринок. В конце концов, на свадьбе По именно Бену пришлось сопровождать Роуз по дорожке к чёртовому алтарю, не говоря уже о том, что где-то в доме её сестры по-прежнему хранится фотография, сама по себе служащая неопровержимым свидетельством того, что Бен являлся центральной частью свадебной процессии, неловко возвышаясь над лучезарно улыбающейся, одетой в жёлтое платье подружки невесты Роуз. По большому счёту он скрепя сердце дал своё согласие на участие в групповой фотосессии исключительно в качестве приемлемого компромисса, и только потому, что предварительно наотрез отказался быть задействованным в предложенном По нелепом, старомодном танце, которым тот планировал заменить стандартную, и без того непростую для Бена прогулку к алтарю. Только в результате того, что несмотря на то, что Роуз встала на сторону По, Пейдж в итоге поддержала его категорическое нежелание публично выставлять себя идиотом, эта совершенно идиотская идея, к счастью, так и не была воплощена в жизнь. Как бы там ни было, проникнувшись к нему искренней симпатией, Роуз, кажется, в большинстве случаев совсем не возражает против компании Бена, а тот в свою очередь не видит весомых причин на то, чтобы препятствовать установившемуся порядку вещей, учитывая, что он и сам благосклонно расположен к девушке. Ему нравятся её вьющиеся, непослушные кудри, выбранная ею тема для докторской диссертации, представляющая собой что-то настолько запутанное, что Бену требуется, как минимум, три попытки, чтобы хотя бы примерно понять, о чём вообще там идёт речь, а также тот немаловажный факт, что Роуз, как ни странно, принимает его таким, какой он есть. Хотя даже все эти положительные моменты не способны разубедить Бена в том, что глубоко внутри младшая из сестёр Тико — самый настоящий маленький дьяволёнок, в конечном счёте несущий полную ответственность за грядущую, непоправимую катастрофу, разыгрывающуюся буквально за день до начала зимних каникул и начинающуюся с игры «Тайный Санта». Его мать по обыкновению настаивает на ежегодном обмене подарками, что само по себе, строго говоря, не является из ряда вон выходящим событием, тем более, что Бен в нём участвовать не планирует, потому как последнее, что его прельщает, так это эмоциональное давление, связанное с заранее обречённой на провал попыткой найти хотя бы мало-мальски полезный подарок для практически чужого ему человека, не говоря уже о навязываемой обществом, тягостной обязанности, удерживаясь в рамках приличия, неумело притворяться, делая вид, будто он в восторге от встречного «сюрприза», который тот в итоге всё равно пожертвует в благотворительный фонд, когда три года спустя случайно обнаружит в самом дальнем углу шкафа. По всей видимости, большая часть школы не разделяет точку зрения Бена в этом вопросе, обеими руками ухватившись за возможность поучаствовать в очередном «увеселительном» коллективном мероприятии, включая Тико и, что совершенно неудивительно, Рей. Именно это в свою очередь приводит к необходимости столкнуться с обращённой к нему, внезапно поступившей от Роуз отчаянной просьбой занести предназначенный для Рей подарок в её класс, пока та обедает, которую Бен, само собой разумеется, не долго думая, отклоняет с непреклонной решимостью. — Даже и не подумаю, — отрезает заканчивающий вторую чашку кофе за день мужчина, когда Роуз подлавливает того при выходе из офиса. Чуть ли не задыхаясь от возмущения, девушка принимается буравить его укоризненным взглядом, будто Бен только что чистосердечно признался в том, что намеренно протаранил направляющийся в приют для животных полный щенков микроавтобус, вместо того, чтобы поблагодарить его за то, что он чисто из уважения к ней не использовал куда более жёсткое выражение к качестве альтернативного ответа на эту возмутительную, совершенно вопиющую просьбу. Однако при ближайшем рассмотрении в чертах Роуз, кажется, не наблюдается ни тени признательности, когда яростно сморщив лоб, та демонстративно скрещивает на груди руки, прежде чем напустить на себя устрашающий вид, который в свою очередь ассоциируется у Бена разве что со свежеиспеченной сдобной булочкой. — Ты моя последняя надежда, — упрямо утверждает она. — Мне пришлось задержаться после уроков, потратив единственный свободный период на неотложные дела, а По сейчас по горло занят выставлением выпускных отметок, потому что он, по обыкновению, оставляет всё на последнюю минуту. — Ну так обратись к Финну. С тотчас покрывшимися ярким румянцем при упоминании имени парня пухлыми щёчками, Роуз сейчас выглядит… прямо-таки очаровательно. — Исключено. Так вышло, что время обеда в его классе пришлось перенести на более ранний срок, а потом Финну в срочном порядке необходимо посетить одну из неотложных коуч-сессий, запланированную как раз в его свободный час. — Тогда попроси кого-нибудь ещё. — Так я и прошу. Тебя. Ну же, Бен! Будь другом! Мы с тобой как никак, почти что боевые товарищи, раз бок о бок прошли всю дорожку к алтарю… — Глубоко сомневаюсь, что из-за этого я перед тобой в вечном долгу… — … Как порядочного человека с добрым сердцем, молю тебя, пожалуйста, забрось этот подарок в класс Рей. Я знаю, ты прикладываешь максимум усилий для того, чтобы поддерживать иллюзию того, что ты её на дух не переносишь, но… Грозно сведя брови к переносице, мужчина неубедительно бормочет: — Что значит «иллюзию»?.. — … её же там даже не будет. — Замечая, что Бен, всё ещё не поддаваясь на провокацию, продолжает безучастно на неё глазеть, Роуз резко меняет тактику, начиная всем своим видом изображать святую невинность, прежде чем поместив кулачки под подбородок, приняться преувеличенно часто хлопать ресницами. — Пожалуйста, Бен? Пожалуйста? Ну, пожа-а-алуйста… — Господи-боже-мой, хорошо! — в итоге взрывается он, будучи больше не в силах выносить эту нестерпимую пытку. В конце концов, Бен всё-таки не каменный. Довольная своей маленькой победой, Роуз триумфально вскидывает зажатую в кулак ладонь в воздух, пристально наблюдая за тем, как Бен неохотно забирает из её руки обёрнутую бумагой, изображающей катающихся на коньках белых медведей подарочную коробку, чтобы закинуть ту в класс Рей во время её обеденного перерыва. Что, не без тревожного предчувствия полагает Бен, в конечном итоге такого страшного может случиться в процессе выполнения настолько простой и незамысловатой задачи?***
Ответ на данный вопрос следует незамедлительно — собственно в ту самую минуту, когда Бен настороженно приоткрывает дверь в её класс — и кроется в однозначном: Много чего. Ох, как много. Для начала Роуз кардинально ошибалась, утверждая, что Рей не будет в классе, хоть Бен сначала и не замечает её присутствия, учитывая, что его мысли заняты как минимум, десятком различных дел, которые тому необходимо завершить до конца рабочего дня — прежде чем вся школа окончательно закроется на зимние каникулы. По сути изначальный план мужчины состоял в том, чтобы распахнув дверь, швырнуть подарок на первую попавшуюся на глаза плоскую поверхность, чтобы следом как можно быстрее покинуть крыло младшей школы, прежде чем кто-либо сможет увидеть его бродящим по нижнему этажу, в тупиковом коридоре, в котором ему по сути совершенно нечего делать. Грандиозный замысел Бена заключался в том, чтобы с наименьшими потерями выбравшись из этой смертоносной ловушки, в рекордно короткие сроки покончить со своими прямыми обязанностями, а после незаметно улизнув с собрания персонала, даже не оглянувшись, оставить позади здание школы ровно в 16:00, чтобы провести две счастливые недели вдали от источника всех своих бед, ни разу не вспомнив о существовании Рей Джексон. Однако, как выясняется уже спустя несколько секунд после того, как Бен переступает порог ненавистной ему классной комнаты, его «гениальному», высосанному из пальца плану суждено рухнуть, будто выстроенному пьяным попугаем карточному домику, в тот самый момент, когда до слуха мужчины явственно доносятся звуки приглушённых рыданий, исходящие, кажется, прямо из одного из углов комнаты. От его первоначальной задумки не остаётся и мокрого места, стоит Бену рассеянно бросив подарок на одну из парт, на автопилоте двинуться в сторону источника плача — собственное предательское тело совершенно отказывается прислушиваться к любым обоснованным предостережениям и доводам разума. Резко обернувшись на звук шагов, когда Бен оказывается от неё буквально в метре, Рей вскидывает бледное, отчего-то мокрое лицо, заставляя мужчину задаться резонным вопросом, почему при одном только взгляде на неё, у него складывается впечатление, будто девушка… плачет. Вот, чёрт. Согнувшись над раковиной, которую она обычно использует для мойки кисточек и стеклянных банок, параллельно очищая свои изящные пальцы от застывших остатков краски и клея, сейчас Рей, однако, буквально захлёбываясь слезами, действительно плачет навзрыд — горько и беспомощно; кончик носа девушки покраснел, опухшие глаза переполнены солёной влагой, а хрупкие плечи то и дело сотрясаются от судорожных рыданий. Стоит ей только осознать, кто, собственно, сейчас стоит позади, как задохнувшись от нового, сдавившего горло спазма, Рей чуть ли не выкрикивает насущный вопрос (более чем вероятно, риторический, догадывается он): — Господи, опять ты?! Так уж сложилось, что Бен является полнейшим профаном по части целого ряда областей, к списку которых можно смело причислить следующие вещи: бесконтактные диспенсеры напитков Freestyle от Coca-Cola, радиостанции, на повторе играющие главные хиты последнего времени, социальные сети в целом, чрезмерно болтливые бармены, официанты или любые представители сферы обслуживания, ни в какую не желающие понимать слово «нет», ну, и, конечно, слишком маленькие сотовые телефоны. Однако, если бы мужчине пришлось составить этот список в порядке приоритетности, плачущие женщины наверняка расположились бы в самом его верху. Понятия не имея, что делать со своими, бесполезно свисающими по бокам, в одночасье отяжелевшими руками, Бен делает неуверенный шаг по направлению к девушке: и если он и до этого момента подозревал, что не может спокойно наблюдать за тем, как кто-то плачет, то при виде блестящих солёных дорожек слёз, застывших на лице Рей, у мужчины тотчас болезненно сводит живот. Предстающая перед ним ужасающая картина заставляет его чувствовать себя выброшенной на берег, трепыхающейся в полнейшем бессилии рыбой. — Джексон, ты в порядке? Издав безрадостный, саркастический смешок, девушка пренебрежительно указывает на себя, будто ответ на его вопрос можно отыскать где-то на её теле. Внимательно осмотрев ту с ног до головы, Бен задерживает внимание на её красных башмаках в стиле «Мэри Джейн», чёрных колготках и зелёном мешковатом платье-свитере с наклеенным спереди объёмным изображением Санта-Клауса. — Выглядишь ты… как обычно, — всё ещё парализованный острым чувством тревоги, бормочет он. Неужто она только сейчас осознала, насколько ужасен её вкус в одежде? — Издеваешься? — шмыгнув покрасневшим носом, выплёвывает Рей. Кажется, одно его присутствие вынуждает её хотя бы попытаться взять себя в руки; по всей видимости испытываемая по отношению к нему неприязнь машинально способствует улучшению эмоционального состояния девушки. — Ты же видишь, что я реву белугой, конечно же, я не в порядке. Принимаясь беспомощно моргать, Бен… не имеет ни малейшего представления, что ему делать. — Хочешь об этом поговорить? — Нет уж, спасибо. Просто… — Рей вскидывает руки в направлении двери, — просто, пожалуйста, уйди. Приняв к сведению данную инструкцию, Бен однако почему-то не следует ей. — В чём дело? Словно спровоцированные вопросом, глаза Рей в одночасье наполняются свежими слезами, которые Бен почти на физическом уровне хочет оттиснуть назад, обратно за её опухшие веки — всё, только чтобы не позволить тем пролиться — пока его в панике мечущийся по черепной коробке мозг требует, чтобы он сделал что-нибудь, немедля предпринял хоть что-то, чтобы снова увидеть её счастливой! «Как?», — вопит правое полушарие, в то время, как левое, неистовствуя, ревёт: «Просто возьми и сделай так, чтобы она опять улыбалась!» — Зачем спрашивать, если тебе абсолютно всё равно? — шепчет Рей, пока голос её переполняется щемящей грустью вперемешку с тоскливой безысходностью. Помедлив мгновение, Бен придвигается чуть ближе, так что он сейчас мог бы прикоснуться кончиками пальцев к её плечу, что, учитывая внушительную длину его рук, не такое уж и достижение, но одна мысль о том, что расстояние между ними постепенно сокращается, вызывает где-то в самом центре солнечного сплетения мужчины странную дрожь. — Раз спрашиваю, значит, не так уж мне и всё равно. Видимо, не распознав в его словах заложенного в них утешения, Рей снова прячет лицо в ладонях, принимаясь горько плакать, что, в свою очередь, оказывается последней каплей, переполнившей мелкую чашу его терпения; тонкая, продолжающая натягиваться в ходе пребывания в классной комнате струна самоконтроля Бена, достигнув предела, с треском лопается, напоследок заныв в длинном дребезжащем звуке. Стремительно сократив разделяющее их расстояние, мужчина берёт руки девушки в свои, отрывая те от заплаканного лица, прежде чем прижать мокрые ладони Рей к своей груди, принимаясь ласково поглаживать её костяшки пальцами в надежде, что этим жестом ему удастся хоть немного успокоить её. Замерев, как напуганный оленёнок в свете фар, Рей продолжает, не мигая, смотреть на него своими большими ореховыми глазами, пока дрожь в её теле мало-помалу утихает. «Ну вот, — слегка расслабляясь, ворчит его разум, — видишь, ты неплохо справился, возможно, даже сумел заслужить частичку её доверия!» Вздрогнув, в ответ мужчина едва заметно мотает головой, на чём свет стоит понося свой идиотский мозг, напоминая себе, что его не должно заботить её к нему отношение. И не заботит. Что вполне очевидно. Бену решительно наплевать… Но тогда, почему он по-прежнему здесь? Почему всё ещё не ушёл? Что с ним, чёрт возьми, не так? — В чём дело? — снова спрашивает Бен, на этот раз даже тише, чем раньше, и скользящей в его голосе неподдельной нежности, видимо, удаётся прорвать внутреннюю, из последних сил сдерживающую переполняющие эмоции Рей дамбу, сметая под собой невидимый защитный барьер. — Доктор Органа проводила сегодня педагогическое наблюдение, — с затаённым трепетом признается она. Растерянно моргнув, Бен слегка хмурится, принимаясь переваривать поступившую информацию. Ему не понаслышке известно, что мать зачастую оставляет наблюдения на самую последнюю минуту, но тот факт, что Рей настолько этим расстроена, приводит его в мимолётное замешательство. — Всё прошло не так, как ты ожидала? — наконец, выдвигает он смутную догадку. Прикусив губу, Рей коротко кивает, пока успевшие собраться в уголках её глаз новые потоки солёной воды, принимаются прозрачными ручейками стекать по мягким щекам. — Я всё запорола, — всхлипывает она, икая на каждом третьем слове. — Понимаешь, абсолютно всё. Допустила кучу ошибок при планировании урока, ни один из детей не знал, куда складывать свои вещи, и я страшно спешила, чтобы хоть как-то наверстать упущенное время, в итоге так не успев подготовить необходимые материалы, так что один из ребят даже был вынужден под конец спросить меня, что у нас вообще была за тема урока, мальчики постоянно капризничали, а я даже не смогла толком взять под контроль ситуацию, и, и… — Рей, — так же мягко, как и раньше прерывает Бен бесконечную, вырывающуюся из её рта череду слов, — не нужно плакать, так и заболеть недолго. — Именно эти слова всегда использовала его мать по отношению к нему в моменты очередной истерики, и повторить их здесь и сейчас кажется самым что ни на есть естественным, единственно верным решением. Теперь, когда он знает, что именно настолько огорчило её, гораздо легче попытаться успокоить, утешить. — Уверен, всё не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Более того, ни на секунду не сомневаюсь, что ты перегибаешь палку. Вот увидишь, всё устроится само собой. Знаешь, сколько раз мама отчитывала меня в первый год работы? Судорожно всхлипнув, Рей широко распахивает влажные глаза, отрицательно мотая головой, и Бен внезапно замечает, что к самому краешку её приоткрытого рта прилипла прядка волос. Однако, что действительно кажется мужчине фантастическим, почти ирреальным, так это то, что она всё ещё не отняла своих рук из его нежной хватки, при мысли о чём зародившийся в области ребёр восхитительный, необъяснимый трепет, колючими мурашками пробегает по спине. Тот факт, что Рей не только не оттолкнула его, но и, кажется, находит в его присутствии достаточное утешение, представляется мужчине, как минимум, абсурдным, невозможным, учитывая, что она имеет полное право злиться на него; и пусть Бен сейчас не может вспомнить почему, одно тот знает наверняка: своим поведением он заслужил каждую каплю презрения и негодования с её стороны, и вот чудесным образом ему представляется шанс исправить то, что он успел натворить, хотя бы попытавшись снова сделать её счастливой. — Ну, я не вёл учёт, — продолжает мужчина, печально улыбаясь, — поэтому, к сожалению, не могу назвать точное количество, но по пальцам точно не пересчитать. И всё же я по-прежнему тут, верно? Снизив голос до шёпота, Рей решается спросить: — Что, если я подвела её… Что, если она окончательно разочаровалась во мне и больше никогда не посмотрит на меня, как прежде? С любовью? — Быть этого не может. — А вдруг может? Как сам вопрос, так и затаённая в глазах Рей робкая надежда вперемешку с благоговейным страхом заставляет что-то в самом центре сердца Бена расколоться на пополам, и мужчина подаётся вперед, продолжая склоняться над Рей до тех пор, пока его лоб не упирается в её макушку, а голос по-прежнему звучит непривычно нежно и мягко: — Об этом не может быть и речи. По определению. — Ты не можешь этого знать наверняка, — бормочет она, и Бену мерещится, будто её ладони, выскользнув из-под его пальцев, ложатся на его грудь, в то время, как его собственные руки каким-то образом приземляются на спине девушки — всё это однозначно мерещится ему, потому что подобный сценарий осуществим только в сладком обманчивом сне, ведь, если бы это происходило наяву, Бен непременно, незамедлительно бы положил этому конец, однако, раз он даже не думает останавливаться, должно быть, всё это не больше, чем странная, бредовая галлюцинация… — Ещё как могу, — мягко произносит он. — Разве тебя можно не любить? В ретроспективе, всё, что происходит после, кажется Бену полным выпадением из реальности, сопровождаемым временным помутнением рассудка. Если буквально секунду назад он просто касался головы девушки своей, вдыхая её запах, смакуя ощущение её кожи под своими руками, наслаждаясь чувством неведомой ему ранее близости, то спустя мгновение он каким-то совершенно непостижимым образом уже целует Рей, или она целует его, или, может быть, они целуют друг друга. Крепко прижавшись ртом к её губам, Бен ещё ближе притягивает девушку к себе разместившейся на её пояснице ладонью, не имея ни малейшего понятия, как та собственно успела там очутиться, одновременно упиваясь ощущением расположившихся на своих плечах крошечных рук, которые, кажется, продолжают скользить вверх прямо по его шее для того, чтобы, наконец, зарыться в его волосах, пока невероятно мягкие, полные губы девушки не прекращают сливаться с его собственными — на вкус Рей, как леденцы и горький шоколад с нотками мяты, словно та весь день только и делала, что баловалась рождественскими конфетами… Всё заканчивается также быстро, как и началось, в тот момент, как руки Рей, просунувшись между их телами, внезапно отталкивают его, заставляя слегка пошатнуться, вздрогнув от неожиданно болезненной потери физического контакта. Медленно открывая глаза, Бен непроизвольно щурится, принимаясь часто моргать от кажущегося сейчас головокружительно ярким искусственного освещения, ощущая себя лишённым чего-то очень важного, безжалостно вырванным из самого мучительного, самого сладкого осознанного сна в истории человечества. Свежий, прохладный отголосок мятного привкуса во рту приятно горчит, красноречиво свидетельствуя лишь об одном… он только что поцеловал Рей. Вот же чёрт, чёрт, чёрт… Застыв как вкопанная, Рей не сводит с него широко распахнутых глаз, кажется, боясь даже вздохнуть; красные, влажные, чуть приоткрытые от шока губы контрастно выделяются на бледном лице девушки, более чем вероятно, выражающим ту тихую панику, которую Бен испытывает в данный момент. — Что, — медленно, предельно осторожно произносит она, — едрить твою мать, это было?