По семейным обстоятельствам

— Мистер Роджерс у главного входа. Впустить? Старк встрепенулась. Выпустила сжатую в руке отвёртку, отодвинула в сторону разбросанные чертежи и скользнула взглядом по проекции с камеры у входной двери. Стив был в клетчатой рубашке и джинсах, кусал губу и сосредоточенно хмурился, глядя себе под ноги — Старк дала Пятнице зеленый свет и, потирая сонно глаза, скомандовала делать кофе. Поодаль завозился Дубина. Роджерс потоптался в гостиной, вскинул голову, когда Пятница спросила, может ли чем-то помочь; помолчав, наконец уточнил, дома ли Тони — Старк тихо хмыкнула в кружку. Шевели мозгами, Сосулька, раз Питер в Башне, а Пятница не открывает без хозяйского одобрения, ты бы так и стоял снаружи, не будь ее здесь. Но Роджерс всего лишь оттягивал момент встречи — судя по тому, как медленно он затем спускался в мастерскую. Прижавшись спиной к неприбранному столу, Тони встретила Стива меланхоличной задумчивостью и скрещенными на груди руками. Кэп поздоровался — Старк вопросительно подняла брови, мол, чем удостоилась такой чести? Роджерс, как ни странно, бросаться с места в карьер не стал. Не был готов. Сунул руки в карманы, бегло осмотрел помещение в поисках зацепки для разговора и наконец с деланным интересом кивнул на стол: — Новый проект? — Новый макет старой разработки, — услужливо поправила Тони. — Пара свежих идей, чтобы расширить программное обеспечение одного роботизированного реабилитационного комплекса для терапии при острых двигательных нарушениях. Она уверенно смотрела Стиву в глаза, зная, что он ничего не понял — он тоже знал, что она знала. Пропустив намёк Тони на нежелание светски беседовать, кэп сразу попробовал снова. — Спасибо за запись. Мы нашли их, Ванду и Вижна, они в порядке, но им нужна помощь. Наташа с командой уже в пути. Ванда сказала… — Стив запнулся. Поджал губы, нахмурился сильнее, подчеркнув паузу. — Это были инопланетяне, Тони. Не читаури, но эти тоже пришли за камнем. — У них там что, один фетиш на весь космос? Никакой фантазии, — Старк взглянула на Стива без тени усмешки. — Фьюри уже придумал, как связаться с Тором? — Мы ищем возможности. Ты была у Пита вчера? Тони на миг застыла: Роджерс, чуть ссутулившись, такой большой и сильный, с взлохмаченными волосами и густой щетиной выглядел сейчас неожиданно хрупким, смотря на Старк то ли затравленно, то ли виновато — так сразу и не поймёшь. Она кивнула. — Против тебя я его не настраивала, если ты это хотел спросить. Кашлянув, будто имел ввиду что-то другое, Роджерс опустил голову. — Как он? — Страшно обрадовался, узнав из новостей, что наш конфликт перешел на новый уровень, — Старк изогнула бровь. — А ты как думаешь, Стив? Он был очень расстроен, но мы поговорили, и, вроде, ему стало легче. Роджерс кивнул, крепче сжав зубы. «Что Пит думает обо мне?» и «я боюсь к нему идти» красными строками бежало по его лбу, но так и осталось не сказанным — кэп лишь с досадой мотнул головой. — Мы не должны были всего этого допустить. — Не должны были, это точно. Очевидно, была ещё пара вещей, которые Роджерсу не давали покоя, и Тони ждала — лениво тянула кофе, глядя, как Стив мнётся, отворачивается, хмурится, не решаясь задать вопрос. Старк догадывалась, в чем дело, но начинать не собиралась. Он к ней пришел — вот пусть и говорит. Стив наконец посмотрел на неё прямо, сердито, но не смело. Готовился защищаться — будто это Тони всегда первая лезла махать кулаками. — Ты всё рассказала? Про нас. Про Гидру. — Имеешь ввиду, почему ты потратил два года, чтобы обеспечить воинствующей Эльзе протекцию короля Ваканды? Умоляю, не делай такое лицо! Я за тобой не следила, просто догадывалась, — Старк отставила пустую кружку на стол и устало вздохнула. — Нет. Я не рассказывала Питу. Даже не намекала. Мы с тобой расстались из-за чертова Договора, и я не скажу ни слова об остальном, если ты сам не начнёшь. В её ответе было за что ухватиться, но Стив лишь растерянно моргнул. — Я… я имел ввиду, рассказала ли ты Стрэнджу. Старк вскинула брови. Значит… вот оно что. Испугался. — Разумеется рассказала. Мы смотрели «Богатые тоже плачут», и я как раз решила ему в деталях поведать, как меня бросил бывший, — съязвила она. — Расслабься, кэп. Я не хочу, чтобы об этом кто-то узнал, точно так же, как этого не хочешь ты. И если у тебя всё, дверь там. Роджерс не двинулся с места. Качнул головой, будто хотел стряхнуть с себя тяготящие мысли, вину, злость и непонимание; сильнее нахмурился, подбирая слова: ему хорошо давалось продумывание стратегий да язык силы, но точно не конструктивные диалоги. Только вот Тони биться больше не собиралась. Этого ей хватило сполна. И Стив… вдруг выдохнул. Опустил плечи, поджал губы и посмотрел на Старк уставшим, но неожиданно ясным взглядом. — Я бы хотел повернуть время вспять. — Ой, Роджерс, хотя бы себе не ври. Ничего бы не изменилось, возвращай ты время назад хоть тысячу раз. — Может, изменилось бы. Удержать непримиримую позицию под мягкой синевой чужого взгляда было трудно. Тони неопределенно качнула головой и отвернулась, постучав пальцами по локтю. — Я помню, как ты рассказал мне, что нашел Барнса. Нашел и опять потерял. Я готова была перевернуть вверх дном всю страну, чтобы отыскать его снова, но ты меня остановил. Ты уже тогда знал? Вопрос, конечно, был риторический, и Старк усмехнулась — дело ведь, вообще-то, было не только в этом. — А помнишь, как ты звонил мне после каждой миссии? Рассказывал всё, что произошло с тобой за день: что узнал, как устал, кого встретил, как воспользовался голосовым ассистентом на телефоне… ты был так рад делиться всем этим, а я была так рада тебя поддержать, — она чуть сощурилась, — но как часто ты спрашивал, как дела у меня? — У тебя всегда всё было «в порядке». — И стоило мне повторить это пару раз, как ты вообще перестал спрашивать, — согласилась Тони. — Скажи, только честно, Стив, я когда-нибудь была тебе интересна, ну, как человек? Не просто партнёр, с которым можно делиться горем и радостью, который поддержит, научит, рубашку погладит, а как отдельная личность со своими мыслями, желаниями и всем прочим? — Тони, я… — Нет, Стив, ты решил, что, вместо того, чтобы задавать вопросы, лучше догадываться, — Старк дёрнула плечом. Она чувствовала, как закипает в ней негодование, как вот-вот лопнет пузырь, копивший обвинения, отчаяние, злость; чувствовала, как сочится из её слов обиженный сарказм, но, почему-то, останавливаться не хотела. — У меня глаз все ещё дёргается от слова «надеюсь», потому что ты постоянно на что-то надеялся: что я не буду спать до обеда, не забуду принять лекарства, не попаду в очередной переплёт, а я лишь пожимала плечами — ты ж никогда не спрашивал прямо, до скольки я спала, выпила ли таблетки, как прошел мой день… — Ты не хотела отвечать на вопросы, Тони, — возразил Стив. — Фраза «давай поговорим» вызывала у тебя священный ужас. Я хотел заботиться, но не нарушать твоих личных границ. — Скажи, а тебя бы остановили личные границы, если бы речь шла о Пите? Или, скажем, о Барнсе? Думаю, нет, ты ведь поназойливее меня будешь, — с губ Тони сорвался короткий смешок. — Может, я просто тебя никогда не интересовала? Ну, говоря откровенно. Это ни на что уже не повлияет, но я буду гордиться тобой, если ты будешь честен, — она наткнулась на вымученно смиренный взгляд и помотала головой. — Дело в том, что мы с тобой так и не стали близки, Стив. Ты не знал меня, и, как оказалось, я тебя тоже не знала. — Если бы я мог что-то изменить, поверь, я бы это сделал. Но мы оба уже научились с этим справляться. — Да, и знаешь, что? Питер, наш сын, пацан семнадцатилетний, совершенно прав — нам пора с этим завязывать. Стив посмотрел на неё рассеянно, не зная, защищаться ему или готовиться наступать, но Тони, не давая повод ни для первого, ни для второго, решительно продолжила: — Мы топчемся на месте. Говорим, мол, не должны были этого допустить, но дело не в том, что мы не поняли, когда всё полетело в тартарары, а в том, что ни моё, ни твоё непомерное эго не позволяет нам придушить конфликт на корню, — она категорично мотнула головой, когда Роджерс с готовностью шагнул к ней. — Твоя оливковая ветвь не в счёт. Мы не сдвинемся с мёртвой точки, пока оба считаем себя правыми, а иначе считать мы никогда не начнём. Но я соберу своё великодушие в кулак и всё же скажу: я прощаю тебя, Стив. Кэп вскинул брови — с сомнением и удивлением. — Это не значит, что я начну тебе доверять, и всё будет по-старому. Просто я от тебя устала, — Старк сложила руки молитвенным жестом. — Я официально снимаю с тебя необходимость изображать без вины виноватого, святого мученика, брошенного любовника и далее по списку. Я… отпускаю тебя. Отпускаю. И ей вдруг стало невероятно легко — Старк прикрыла глаза и почувствовала, как бегут крупные мурашки от самой холки вниз по позвоночнику. Столько лет душившее её напряжение сорвалось с груди, лёгким холодком стекло по плечам и рукам, капало с пальцев и исчезало, даже не упав на пол. Она вдруг почувствовала, что может вдохнуть глубоко, полностью расправить плечи — и всё. Всё прошло. Стив, не нашедший в себе отклик на важность момента, грустно улыбнулся. Она отпускала его, а он? Мог ли он отпустить? Или он толком-то не держал её вовсе? Что, если он просто… не хотел быть отпущенным? — Ты достойна лучшего, Тони, — убийственно-тихо, но имея ввиду именно это, произнёс Стив, и Старк рассмеялась. — О да, и ты, уж прости, на «лучшее» как-то не тянешь. Даже с вновь отрощенной бородой — соблазн велик, но я не поведусь. — И всё же, мы были неплохой командой. — Что до спасения мира… — Знаю. Профессиональная этика. Но в браке мы были счастливы тоже — иначе у нас не родился бы такой замечательный сын. — Так и быть, двенадцать процентов твои. — Двенадцать! — Ты участвовал только вначале, так что, да, двенадцать, — Тони усмехнулась. — Иди к нему. Поговори с ним. Если он захочет жить с тобой — пусть так, это его решение. Битва наших гордостей не стоит его слёз и потрёпанных нервов. А вот теперь — теперь уже Стив выдохнул окончательно. — Если только тебе что-то понадобится… — Да-да, я помню. Этот технологический позор спрятан в моей тумбочке. О, кстати, — Старк суетливо осмотрелась и, бросив «стой здесь», нырнула вглубь мастерской. Что-то скрипнуло, пошуршало. Загромыхали передвигаемые железки. Стив подошел к столу, с интересом глядя на грубые чертежи, и поднял взгляд на детализированный металлический макет, почти идентичный рисунку — как там Тони сказала? Медицинское оборудование? Шум стих, и краем глаза Роджерс заметил движение сбоку. Повернулся и совершенно искренне опешил. Старк держала в руках щит. — Прощальный подарок. Роджерс взволнованно глядел на кусок вибраниума, тот самый, звёздно-полосатый — блестящий и, кажется, чуть более яркий, чем прежде. Он не видел свой щит давно, не надеялся увидеть его вновь, и поделом, а в горле ком вставал, потому что именно этого паззла не хватало, чтобы опять собрать образ легендарного героя всея Америки. Старк держала в руках не только известнейшее творение своего отца — саму душу кэпа. И, видимо, совершенно серьёзно была настроена его отпустить. Стив до того напрягся, что, казалось, в здании вот-вот вылетят пробки. Скрипнув зубами, он наконец поднял взгляд от щита. — Тони… я не знаю. — Он твой, Стив. Он сделал его для тебя, — она пожала плечами, — а я делаю это для него. Думаю, в глубине души он понимал, что, поставь тебя между ним и Барнсом, ты бы никогда не выбрал его. Но я уверена, он бы страшно сердился, узнай, что я позволяю Капитану Америке разгуливать где-то без полной экипировки. Она протянула щит — никакими громкими спецэффектами уже не усилить было важность этого мига. Круг замыкался, и всё заканчивалось так же, как началось. Затаив дыхание, Стив прикоснулся пальцами к холодному металлу. Легонько провел по кривой царапине на одной из белых полос — в его холодных глазах отразился блеск пыльных воспоминаний. Забрав щит, служивший верой и правдой столькие годы, Стив привычным жестом просунул локоть между ремнями с внутренней стороны, левой рукой осторожно провел по кромке, и на лице его окончательно утвердилось выражение уверенного спокойствия. Всё вставало на свои места. Старк отвернулась. Что же до Барнса… — Спасибо, Тони. …американское правительство вряд ли одобрит попытку Железного человека подпортить дипломатические отношения с потенциальным поставщиком вибраниума. В конце концов, Старк подводила черту. Не ей теперь с этим жить. — Ну всё, подбирай сопли и уходи. Держи в курсе насчёт неземных гостей, — она взяла у Дубины пустую кружку и кивнула на дверь. Стив крепче сжал ремень щита, будто всё ещё не верил, что действительно снова держит его в руках. Пятница включила кофемашину. — А он? — Роджерс вдруг поднял взгляд. — Он задает тебе вопросы? — Кто? — Стрэндж. Стрэндж. Было девять утра, и Старк живо представила его прямо сейчас в нью-йоркской толпе. Пара спадающих на лицо прядок, стальной взгляд и деловой костюм; он шел всегда быстрее других, ругался на пешеходов, предпочитая компанию любимой машины; в каждом кафе возле суда заказывал «как обычно» и переходил дорогу на красный, чтобы скорее взбежать по широким ступеням в дом правосудия. Он скользил самодовольным взглядом по здоровающимся коллегам, кивал судьям, клал на свой стол стопку бумаг, так, для устрашения; обжигал ухо, шепча остроумную шутку, брал за руку и… Задавал ли он ей вопросы? Обернувшись к Роджерсу в полоборота, Старк улыбнулась. — Да.

***

Первым делом она заглянула в Старк Индастриз. Спустилась в пару департаментов, чем бесконечно смутила работников — пришлось растормошить их парой замечаний к разработкам и показать несколько чертежей, потому что, серьёзно, им совершенно точно не стоило выглядеть так удивлённо. Потихоньку сотрудники пришли в себя и, поверив, что в визите Тони нет никакого подвоха, с восхищением глядели ей в рот. Она изъяснялась инженерными терминами, забойно шутила и оставила после себя дух воодушевления — окрылённые её новыми задумками работники и думать забыли о том, из-за чего их босс так давно не появлялась в офисе прежде. В кабинет Хэппи Тони зашла без стука. Он знал о её прибытии, но всё равно выглядел приятно ошарашенным, когда Старк, процокав угрожающе высокими каблуками, плюхнулась в кресло напротив, одёрнула верх брючного костюма и начала непринуждённо-деловую беседу о новых разработках. Хоган намекнул на некоторые финансовые проблемы Старк Индастриз, но об этом Тони знала от Стрэнджа — и, вообще-то, совсем не случайно ворвалась в вяло-текущую жизнь корпорации с ворохом новых идей. Обсудив все подробности, Хэппи оценил потенциал старковских новинок не одной парой нулей, и такие перспективы его порадовали. Кажется, Старк Индастриз дождалась возрождения. Хоган счёл нужным отчитаться за последний квартал, но рабочий запал Тони, по-прежнему на дух не переносивший формальности, иссякал, и Хэппи чутко перевёл разговор в бытовую плоскость. Поболтали о Питере, планах на август, хозяйстве — ни слова о суде. В конце концов, Хэппи не понял только две вещи: всерьёз ли Старк решила купить альпаку, и чем он обязан её сегодняшнему визиту. — Пытаюсь не дать тебе слить наследство Питера в унитаз, — она беззлобно усмехнулась и, кашлянув, отвела взгляд. — Да и Пепс… не выносил моего рабочего безразличия. Она быстро глянула на задник рамки, той самой, с фотографией Поттса, и Хоган поджал губы. — Он бы хотел, чтобы ты делала то, что тебе по душе, — тихо сказал он. — Ну, тогда загляну ещё лет через шесть. Старк поднялась и в последний раз окинула кабинет взглядом — удивительно, как хорошо сохранилась за эти годы старая обстановка. Всё, к чему привык Пеппер. Книги, которые он расставлял в шкафу, диванчик в углу под полотном Ротко, стол — перед окном и строго по центру. Прикрыв глаза, Тони воссоздала картинку кабинета до мельчайших деталей — и так же ясно ей увиделся сам Поттс, стоявший возле окна и по силуэту освещаемый солнцем. В лучах вертелись пылинки, цеплялись за плечи белого пиджака, и Пеппер, обернувшись в полоборота, смотрел на Тони с улыбкой, с которой обычно смотрел на неё, неуклюже просившую прощения за свою вспыльчивость. Он извинялся сам, потому что сердце его обливалось кровью после каждой стычки, а потом говорил, что у него вот-вот начнётся совет директоров или ещё какая-то там бурда, и просил Старк идти. Мягкая улыбка, грустный взгляд и слабый кивок вместо «прощаю». А потом тихое «уходи». Тони моргнула, фокусируясь на вставшем проводить её Хэппи. — Как ты? Оставляя Поттса в солнечном свете, улыбающимся и не глядящим ей вслед, она улыбнулась тоже. Будто бы неуместно, но искренне. — Лучше не бывает.

***

Офис самого успешного семейного адвоката Нью-Йорка располагался на одном из верхних этажей респектабельной высотки в центре города и изнутри производил впечатление прагматично украшенного аквариума. Взгляду вошедшего первым делом открывалась обустроенная в стиле хай-тек комната и прямо перед дверью — белоснежный стол Кристины Палмер. По документам она была такой же владелицей конторы, как и Стрэндж, но позволяла называть себя «помощницей», вкладывая в это слово непомерное количество смыслов. Пока Стрэндж успешно отыгрывал роль крутого босса, Кристина демонстрировала чудеса мультизадачности: волшебным образом успевала готовить кофе, отвечать на звонки, писать речи на свои слушания, покупать бумагу для принтера и не пропускать ни одного человека, открывшего дверь офиса. Только с её одобрения можно было попасть в кабинет Стрэнджа — Тони, остановившись на пороге, кивнула верховной жрице этого юридического мирка. — Старк, — Кристина подняла брови. В её интонации было всё: приветствие, толика удивления, обреченная усталость и непроизнесённый вопрос, на который Тони поспешила ответить: — Предлагаю сделку: ты в кой-то веки возвращаешься домой до полуночи, а я краду его, скажем… до завтра? Палмер окинула собеседницу оценивающим взглядом. Хорошей помощнице стоило отказываться от таких предложения во имя начальского рабочего покоя, но Кристина не была «хорошей» помощницей, она была лучшей — и в первую очередь не могла упустить возможность разгрузить ни с того ни с сего упавшего в дела Стрэнджа. — Если сможешь. Глаза Тони блеснули задором, и, когда стихли по ту сторону соседнего кабинета сердитые распоряжения, она, заговорщически подмигнув, распахнула дверь. — Хэй, зануда! Не занят? Подняв взгляд от документов, Стрэндж охнул. Он давно не видел Тони… такой. Она улыбнулась уголками губ, глядя, как удивлённый взгляд Стивена скользнул по воздушному золотистому шарфу, под которым были видны её обнажённые руки и плечи, к карманам приталенного тёмного платья и аккуратным туфлям на шпильке затем. Её кудрявые волосы были уложены на один бок и слегка растрёпаны, придавая причёске обаятельную небрежность — Тони была безгранично красива. — Выглядишь… слишком восхитительно для плохих новостей, — Стрэндж наконец посмотрел ей в глаза. — В чём дело? — Посмотрела новости утром и решила поздравить тебя с очередным успешным вердиктом, — она опустилась на стул перед адвокатским столом. — Самое время устроить себе небольшой праздник. — Не могу. Другие дела на носу, мне нужно готовить на след… — Твои дела за вечер не убегут, — перебила Кристина, со скрещенными на груди руками прислонившаяся к дверному косяку. Громче желания поскорее уйти с работы в ней говорила женская солидарность: пусть до Стрэнджа доходило не сразу, Палмер-то знала, что ни одна дама не делает на ночь укладку и не надевает атласное вечернее платье просто так. Старк усмехнулась. — Сворачивай удочки, Элли Вудс, Лондонский симфонический оркестр даёт сегодня Пера Гюнта, и наши билеты уже у меня.  — Тони… тебе не стоило… — Концерт через четыре часа, — она театрально поднесла к лицу запястье с тонкими часами, — и я как раз должна тебе ужин. Поняв, что от Кристины помощи не дождётся, Стрэндж задержал на Тони внимательный взгляд прозрачно-серых глаз и затем качнул головой. Судя по голосу, вынужденная капитуляция его не сильно расстроила. — Десять минут, и я буду весь твой. — Жду не дождусь.

***

К полуночи окончательно загустел торжественный аромат духов, пудры и пыли. Удовлетворенно шелестели разбредшиеся по Метрополитен-опера зрители, раздавались вспышки мужского хохота, шуршали подолы платьев, и в вестибюль уже прокрался запах табачного дыма. Тони, плывшая к выходу, чувствовала лёгкое опьянение от гула и запахов и лениво признала себе, что, так и быть, соскучилась по концертам — в частности, по классическим. В последний раз глотнув терпкость оперной атмосферы, Тони шагнула в тепло чернеющей летней ночи. Несмотря на привычный Нью-Йорку гомон, на улице было значительно тише. У входа курили мужчины, и все, как один, обернулись на Тони — любопытно было не столько то, что она в кой-то веки нашла время на культурный отдых, сколько её появление в компании спутника. Её забавляли перешептывания за спиной, и, сунув руки в карманы платья, она двинулась мимо подсвеченного неоново-белым фонтана прямо к прозрачным навесам близь проезжей части. — Это вас погубит, мистер Ломакс. Стрэндж обернулся к ней, и густое облако сигаретного дыма вспыхнуло мягко-рыжим в свете фар подъезжавших такси. Старк поджала губы, и Стивен с деланной невозмутимостью стряхнул на асфальт пепел. — Стало быть, ты себя Дьяволом возомнила? — А ты меня недооцениваешь? Стрэндж улыбнулся. — Не льсти себе, Старк. С абсолютным злом тебе не тягаться. — Ой, да я вообще не знала, что ты фильмы смотришь! Тебя ж послушать, так ты во сне от тела отделяешься и в зал суда приходишь. Адвокат усмехнулся. Пару затяжек они простояли в молчании, каждый думая о своём, и Старк вдруг поняла, что впервые в жизни видела Стрэнджа курящим. Наконец. — Тебе не холодно? — он стряхнул пепел, когда Тони мотнула головой. — Спасибо за вечер. Давно никуда не выбирался. — Я тоже. — Поразительно, насколько, живя в Нью-Йорке, начинаешь скучать по, как раз-таки, жизни в Нью-Йорке. Прогулкам… концертам… неспешному созерцанию… даже не помню, когда в последний раз приходил в парк, — Стивен поднял глаза к высокому беззвездному небу. Едва заметно струился дымок над сигаретой, зажатой у него между пальцев. — Мечтая стать деловым взрослым, вечно спешащим по сверхважным делам, я совсем упустил тот миг, когда перестал очаровываться этим городом. — Я всегда называла Нью-Йорк нарциссичной престарелой проституткой, обвешанной безвкусными цацками, которой пора бы уже смириться с тем, что она никого не возбуждает. А что? Я, вообще-то, пару раз чуть не умерла за него. Имею право. Выпустив в сторону струю дыма, усмехнувшийся было Стивен качнул головой. — Нью-Йорк гордый. Самоуверенный. Но стоит подойти ближе, так сразу видно за разноцветной гирляндой опасные переулки, разбитые судьбы. Не город, а мясорубка, — затянулся. — Но иногда я жалею, что не позволял себе большего. Не жил в полную силу: не кутил допоздна, не привязывался… думал, закончу учёбу, встану на ноги, и тогда жизнь начнётся. Друзья появятся. Отношения. Но оказалось, друзей-то всех разобрали. И единомышленниц тоже. — А Кристина? — Мм… либидо. — Какая пошлость! — Зато честно. Своего единственного она встретила сразу после нашего расставания и давно счастлива замужем. А я… — Стрэндж стряхнул пепел и с какой-то невыразимо смиренной тоской вздохнул. — Я ведь совершенно не умею чувствовать, Старк. Не знаю, как проявлять эмоции, не вижу границ тактичности. Люди принимают это за личный шарм, но, на самом деле, я страшно неловок в общении. И я порой думаю — что, если бы я уделял своим чувствам больше внимания? Был бы тогда кто-то рядом со мной сейчас? Тони не отвела внимательный взгляд, даже когда Стивен сам отвернулся, чтоб затянуться. До сих пор Старк не хотела признать, что давно разглядела за его уверенным самодовольством тень глубокого одиночества — Стрэндж никогда прежде не открывался ей с этой стороны. Не казался таким… сиротливым. Он к одиночеству, конечно, привык, но оно заставало врасплох: било внезапно под дых, хватало за горло, путало мысли и животным страхом подкрепляло нежелание возвращаться в пустой дом. Но он снова и снова переживал это, бесконечно проигрывал и побеждал в бессмысленной схватке с самим собой, оставлял одиночество одолетой преградой, превращал из врага в союзника — Тони бы так не смогла. Она даже во время работы включала музыку на полную громкость, лишь бы не оставаться наедине с собой. Одиночество, как чистилище? Ну нет. Ей бы не хватило ни мудрости, ни терпения. — Всё, что ни делается, к лучшему, — сказала Старк, и Стрэндж с интересом сощурился. Подумать только, он когда-то смотрел на отношения, как на увлекательную игру, и ничто не предвещало больших перемен, но однажды он увидел Тони и понял — пропал. Не праздный интерес, не сексуальное влечение, а в самом прямом смысле любовь наполнила его изнутри. Она была сладкой и вдохновляющей и в той же степени мучительной из-за отсутствия отклика, но именно любовь оказалась самым логичным его завершением. Благодаря ей он почувствовал себя, наконец, цельным. И Стрэндж думал, есть преимущество в одиночестве — можешь любить, кого хочешь. Он мог любить Тони, она его — нет. Это не был вопрос этики и морали, они оба были формально свободны, но волшебства не случалось как раз-таки потому, что в сердце Тони не было для него места. Там был блестящий Пеппер Поттс, который усмирял её горячий нрав холодной тонкостью и наполнял её ярко-геройскую жизнь человеческой простотой. Там же был великолепный Стив Роджерс, до тошноты идеальный во всём, несомненно хороший муж и примерный семьянин, которым бы гордились родители — честное слово, Старк хотела как лучше. И только сейчас она смотрела на Стрэнджа и не могла отвести взгляд, потому что именно Стрэндж — со своим невыносимым зазнайством и тремя эмоциями на все случаи жизни, умник Стрэндж, выпендрёжник Стрэндж, зануда Стрэндж — улыбался искренне, смотрел нежно и цвёл настоящей любовью. Тони проследила за пожилой парой, прошедшей к такси, и наконец продолжила: — Будь всё иначе, ты бы никогда не стал тем, кем ты стал. Не умел бы концентрироваться на работе и расставлять приоритеты. Ты был бы… ну, скажем, одним из тысячи веселых повес, чья жизнь, конечно, переливается всеми цветами радуги, но дальше копнуть — пустота. Уж я-то знаю, о чём говорю. — Ты не пустая, Старк, — возразил Стивен, но она мотнула головой. — Афганистан неплохо меня отрезвил. Из-за меня погибали люди. Меня предавали самые близкие. Только это сформировало во мне какое-то подобие стержня. Кивнув на её бескомпромиссный тон, Стрэндж кинул окурок на асфальт. — Ты когда-нибудь жалела, что стала супергероем? — Нет. Я — Железный человек, и это, пожалуй, единственное, что нельзя у меня отнять, — она с горькой улыбкой подняла взгляд. — Но с этим связана пара вещей, которые я бы хотела никогда не делать и не узнавать. В любой работе есть что-то, с чем сложно смириться, да? Стрэндж ответил задумчивой хмуростью. Затем опять повернулся к дороге. — Все эти люди, которые ко мне приходят… они были счастливы. Доверяли друг другу, мечтали вместе. Им было море по колено, а теперь они матерят друг друга, потому что не могут поделить тостер. Но так не должно быть. Это ошибка матрицы, проблема в алгоритмах мироздания, и это выводит меня из себя. — Бросаешь вызов вселенной? — Как только придумаю, как, — он хмыкнул. — Близость не должна превращаться в ненависть, семьи не должны распадаться. Но так случается. И, как ни странно, за все годы адвокатской практики я не смог смириться именно с этим. Тони молчала. Смотрела на проезжавшие мимо машины и чувствовала, как поперёк горла встаёт обжигающий ком: семьи не должны распадаться. А близость не должна превращаться в ненависть. Как просто и точно. Ей-то с этим тоже никак не смириться. Невидяще глядя перед собой, Тони вдруг тихо, но чётко произнесла: — Питер Б. Роджерс. Бьюкенен. Его второе имя — Бьюкенен. Я назвала сына в честь человека, который убил моих родителей. От того, что она наконец произнесла это вслух, не сошла с орбиты Земля, но что-то точно сошло с орбиты внутри самой Старк, и, быстро сморгнув стыдные слёзы, она криво усмехнулась. — Ничего не говори. И забудь вообще — с моей стороны было крайне неделикатно вот так огорошить тебя… — Тони. Как часто ты думаешь об этом? — Чаще, чем стоит.  Она закусила губу и, не дав Стрэнджу ответить, продолжила: — Не уверена, что тут подходит слово «смириться», но… — Мне очень жаль, Тони. Что-то добавить? Ему действительно было жаль. А в том, как он это сказал, было столько искренности, что Тони и не нужно было ничего больше. Она взяла его за руку. — Поедем домой? И, да. Ей тоже было жаль.

***

В машине они опять завели непринуждённую беседу, которая закономерно перенеслась в дом. Делились впечатлениями о концерте — как ни старался сохранить привычную невозмутимость, Стрэндж был до краёв переполнен эмоциями, и Тони с ласковым снисхождением разделила его восторг. Вдохновлённая чужой горячностью, она даже объявила классике перемирие и в порядке исключения уселась за материнский рояль. Нот поблизости не было, зато была память гения — вначале половинная ми. Затем до, снова ми, ля, си, си, ля, соль… соль целая. Молодец, Тони. Продолжай. Мария будто и вправду сидела рядом: живо привиделось, как она следит за игрой и, воображая чёрно-белые клавиши у себя на коленях, повторяет пальцами за дочерью. Под воображаемым взглядом мамы песня Сольвейг вспоминалась на удивление быстро, и Тони усмехнулась.  Шестой такт, милая. Вступает левая: ля, ми, ля… Стрэндж закурил. Стоя у открытого окна, он впитывал чистую, нежную мелодию и смотрел на сверкающий город, силясь понять. Что-то необычное творилось с Тони: она дольше смотрела в глаза, реагировала быстрее, говорила о том, что ей было до боли важно, и имела ввиду что-то ещё. Стрэндж это чувствовал и хотел разложить по полочкам — подсказки чутья казались слишком… сентиментальными? Одновременно, левой, си и ля-бемоль… Стивен не докурил. Затушил сигарету в кухонной раковине, так вдруг спокойно и уверенно, будто знал, что Тони вот-вот собьётся — он шагнул к ней как раз в тот момент, когда концентрация лопнула, ноты рассыпались, и Старк порывисто поднялась, повернулась к нему, а он уже стоял так близко, и один не по нотам звук совсем затерялся в спонтанном поцелуе. Это был поцелуй-вопрос, поцелуй-предложение. Мягкий, по-джентельменски осторожный. А второй поцелуй, последовавший уже по инициативе Тони, был ответом и весьма однозначным — смелым, глубоким, утвердительным. Они не сразу переместились в горизонтальную плоскость. Они ещё долго раздевали друг друга, касались, целовали, и в этом было в разы больше эротики, чем во всех пошлостях, которые они могли бы друг другу сказать, в разы больше интима, чем в самом страстном соитии. Расстегивая по очереди крючки, медленно опуская со Старк платье, Стрэндж целовал её плечи и сильные руки, гладил изгиб поясницы, подтягивая к себе, придерживал, когда она выгибалась навстречу его губам. Он ловил её вздохи, выпускал их поцелуями по её ключице вниз, к ободку дугового реактора, и сжимал её руку, чуть загрубевшую от постоянных порезов, ожогов, с пластырем, стягивающим безымянный. Свободной ладонью Тони вела по его груди, гладила по шее вверх и опять вниз, губами чертила скулы; скользила рукой ему в волосы, по седине на висках и дальше, легонько сжимая почти-кудри у него на затылке. Зацепив за ворот, она стягивала рубашку с его спины, а затем вдруг переместила ладонь на пряжку ремня, надавив — Стрэндж горячо выдохнул Тони в шею. Она брала в руки его лицо, задерживала глубокие поцелуи, смотрела в глаза — чистые, светло-изумрудные, с золотистыми пятнами по правую сторону от зрачка — и думала только о том, насколько же он, с этими неземными глазами, чёткой линией плеч и телом греческой статуи, красивый. А потом они занимались любовью. Нежно и медленно. Вопреки расхожему мнению к сексу Старк относилась серьёзно: слухи о её многочисленных отношениях были лишь слухами, а настоящих романов у Тони было всего четыре. Но тема распущенности всегда была в её жизни не на последнем месте — сколько раз в пылу ссор она говорила отцу, что пойдет торговать собой, раз она, по его мнению, не годится для «мужской» механики? Афганистан не прошел бесследно. Грубость в постели Тони пугала, но Стрэндж был донельзя чутким. И сейчас он наполнялся такой любовью, такой невыразимой нежностью, что мог лишь сильнее стиснуть её ладонь, припасть ниже, поцеловать чувственнее и задержать на секунду-другую момент, в котором они становились настолько близки, что растворялись друг в друге, становясь одним целым. И ближе — ближе было некуда. Реактор светился в темноте нежно-синим, и сквозь ленивую дрёму Старк слушала биение сердца у себя под щекой. Оно точь в точь совпадало с её собственным. Забавно… пожалуй, матери Стрэнджа всё-таки стоило настоять на том, чтобы он научился играть на скрипке. Из них с Тони вышел бы прекрасный дуэт.