После Проекта Анна Николаевна

— Окружайте! — кричал генерал-лейтенант во всех беспроводных наушниках. Группа захвата начала продвигаться к лежащему на спине андроиду. Около него стоял на коленях Андрей, судорожно поглаживающий Анну Николаевну. Он плакал, и лицо его было искаженно болью, сила которой могла сравниться по масштабу только с японским цунами. Уже почти на гране потери рассудка, майор положил свое тело на грудь андроида, не переставая плакать навзрыд. Группа захвата окружила этих двоих черным кольцом, будучи готовой, стрелять, если понадобиться. — Что за… парень мешает вести операцию?! Убрать сейчас же!!! — командовал Супрун. Виктор Сергеевич подпрыгнул на месте. Его сердце билось с бешеной скоростью, отдавая дань Родине, голова гудела от недавних выстрелов, колено ныло, и вот-вот (он чувствовал) должна была начаться паническая атака. Но этого не происходило, и через секунду после приказала генерала, полковник летел к Андрею на своих двух, как только мог. Автономный мышечный орган Виктора сделал два или три кульбита за время этого охеренного момента, мешая сконцентрироваться, но полковник достиг майора, содрогающегося от приступа горя. Виктор Сергеевич схватил за ворот куртки Андрея и потянул на себя, тело молодого мужчины не сопротивлялось, а наоборот, как последняя обмякшая тушка, повалилась на полковника. Андрей не сразу осознал, что с ним происходит, и смог очухаться только около машины скорой помощи. К нему подбежала молодая фельдшер и начала спрашивать, как Пожарский чувствует себя, но Виктор Сергеевич отвадил девушку со словами: «Все хорошо, вон, посмотрите, сколько людей нуждается в вашей помощи», и подтолкнул Андрея в сторону. Они дошли до машины, в которой до этого сидели, и, где находился оперативник Ляпин с другими уполномоченными людьми. — Я… Я слышал выстрелы. Где Мокрый, и что с Андреем Маратовичем? — с нахмуренным лицом и весь на дыбах спросил Слава. Упомянутый Пожарский, находясь в забвении, все повторял: «Аня… Анечка…». Полковник держал его, шатающегося, за плечо и смотрел, как на умалишенного, ну, или как на влюбленного. Какая разница? Ляпин уже хотел перекреститься, настолько его напугал майор своим поведением, но тут Андрея будто выдернули из тугого состояния. Пожарский прекратил бубнить имя андроида, его взгляд прояснился. И даже, несмотря на то что, глаза все ещё источали непреодолимую боль, стал он выглядеть более здорово. — Ваше лицо… все в слезах, — напряжённо сказал Ляпин, заламывая губы. — Слава, не надо, — предупредил Виктор Сергеевич, крепче сжимая плечо молодого мужчины. — Вы из-за этого робота так убиваетесь? Это вас приказали убрать от нее? Твою мать… — брови оперативника полезли вверх, а положение тела выражало: ты объяснишь мне, нет? — Я говорил, что эти андроиды-хероиды до добра не доведут! Андрея окончательно вывела эта реплика из остатков забвения, лицо майора резко изменилось: растерянность пропала, сменившись импульсивной агрессией. Слезы, слегка обветрившиеся на воздухе, придавали устрашающего блеска сложившимся чертам. — Слава, ты издеваешься?! — взревел Пожарский, надвигаясь на Ляпина. — Она! Она… Да черт, я полюбил ее! — в этом Андрей не хотел признаваться даже себе, но по иронии судьбы признался всем. — То есть ты не просто так пялил ее?.. — недоумевал оперативник, сильно хмурясь. — ЛЯПИН!!! — Так, прекратить балаган! Мокрого везут в больницу, ему прострелили руку… — Чего?! — Слава ощутил укол в районе солнечного сплетения. Мокрого подстрелили… Зазвонил телефон полковника. Виктор Сергеевич шикнул на обоих, залезая в карман. — Да? — Поступил приказ везти андроида в Москву. Вроде разбирать… В общем, они там решать будут. Проект Анна Николаевна, скорее всего, закроют. Своих ребят пусти в дежурство по городу, чего только народ сейчас не устроит… Она ведь стреляла в людей! Понял? — громкость была выкручена на всю, так что все, кто находился в машине, слышали слова генерал-лейтенанта. На первых словах Андрей закрыл глаза, борясь с приступом тошноты, его кадык очень заметно дрогнул. «Аню разберут», — зависло в голове чёрное облако нехороших слов. Андрей вскочил, подмываемый на срыв операции по вывозу Ани из города, но вовремя опомнился: что он сделает против вооруженного отряда? Чувства распирали изнутри, будто готовясь разорвать каждую гребанную клеточку тела. Мужчина сел, накрывая голову руками и быстро проводя ладонями по затылку. «Зачем ее разбирать? Аня нужна всем… Мне?» — пробежавшие слова в голове Пожарского пугали, заставляли отрицать свои чувства. — Понял, — полковник хмуро взглянул на Андрея, к которому вернулся помутневший взгляд. Когда звонок сбросили, Виктор Сергеевич обратился к коллегам, — Андрей, я тебя отпускаю, тебе тяжело… В общем, толку от тебя сейчас не будет, иди, проспись. А ты, Ляпин, в отдел дуй. Все, давайте, езжайте. — Он по-отечески постучал Пожарского по спине и воодушевляюще улыбнулся Славе, чтобы тот сильно не расстраивался. Андрей в смятении пошел в сторону центрального входа ЗАГСа. На площадку перед зданием потихоньку выходили приглашенные гости: кто-то шел, спотыкаясь, кто-то плача от сильного эмоционального перенапряжения, а кто-то и вовсе падал на каждом шагу, будто не видя дороги. Среди толпы Пожарский узнал Настю с ее новоиспеченным мужем. Подходя к ним, Андрей заметил, что женщина была вся в слезах, волосы ее смялись, а макияж потек. Свищев держал Настю за руку, поддерживая, но майору было понятно, что актера вовсе не достаточно. Женщина вытащила свою ладонь из крепкой хватки и бросилась на Пожарского. — Андрей… — она простонала его имя так, будто находила в нем спасение. — Настя, все хорошо, успокойся, — мужчина смог взять себя в руки и выглядел вполне уверенно, но мокрые следы под глазами выдавали его с головой. — Я так больше не могу… — похоже, что женщина снова начала плакать. Она подняла голову с плеча Андрея и, утирая слезы рукой (от этого ее свадебный макияж размазался окончательно), попросила, — Давай отойдем, — она кивнула Свищеву, что-то бормоча про «ненадолго», и подтолкнула Пожарского в сторону. Тот согласился. Уже на расстоянии Настя начала быстро и возбужденно говорить: — Я уже поняла, что не нужна тебе, Андрей. Но просто знай: стоя у алтаря, я сомневалась выходить мне замуж за Свищева или нет. Я ведь из-за тебя с ним закрутила роман… — под хмурый взгляд Пожарского она затараторила быстрее, исправляясь. — Я хотела показать тебе, что я могу и без тебя прожить, ревновать хотела заставить, но ты как танк! — женщина стукнула майора по плечу, на что получила заторможенную реакцию тихим сопением. — Боже мой! — Настя приложила мокрые руки к лицу. — Да ты плакал!.. Из-за нее, да? — руки ушли от лица, сменив свое расположение и оказавшись прижатыми к свадебному животу. Настены губы дрожали, она сама чувствовала их вибрацию. Вся переполняемая эмоциями она не сразу обратила внимание на состояние Андрея. — Ты не танк, Пожарский, ты — пулемет. Знаешь, сколько раз ты сделал мне больно?! — ее голос сорвался. Только женщина не понимала, что сама была виновницей своей неистовой боли. Если бы она не цеплялась за мужчину, который ее не любит так, как она сама, то могла сохранить свою психику на долгие годы. После выслушанной речи и всего произошедшего, Андрей вообще не хотел ничего, а только лечь на свой любимый диван и забыться. Силы, и так покинувшие его, стали опадать как листва в осеннюю пору. Мысли тягуче вязались друг с другом, утаскивая в получавшуюся кашу последние капли ясного рассудка. Но тут Пожарский вспомнил, что он, на секунду, майор, а значит, должен быть в здравом уме в любое время суток, особенно рядом с происшествием. А еще он понимал, что не может отпустить Настю вот так вот. И он обнял ее крепко-крепко. — Андрей? — удивленно спросила женщина, медленно вытаскивая руки, которые оказались прижатыми между ее телом и телом Пожарского, и кладя их на спину мужчины. — Настя, хватит уже повторять, что ты не нужна мне. Это не так. Я люблю тебя, но по-другому, не как ты. Я не хочу иметь с тобой семью и детей, но ты дорога мне как друг, понимаешь? — глаза Пожарского были обращены к дальней точке на асфальте, и казалось, что он как рыба, смотрит в пустоту и ничего не испытывает. Но это не так. В данный момент майор ощущал многое, просто выражать эмоции сейчас было тяжело. Он разнял объятья, укладывая свои руки на плечи женщины. Настя ошарашенно смотрела на Андрея, тяжело выдыхая воздух. — Ну, Пожарский держись! — женщина размахнулась со всей силы, которая у нее только осталась, и влепила майору жесткую пощечину. — Я все это время добивалась тебя, думала, что не нужна тебе! А ты просто не говорил мне! Ничего! — Настя всхлипнула и, держа подол платья, уковыляла к Свищеву. Андрей помассировал ударенное место. Это было неправильно, все было неправильно, но так уже случилось. Он влюбился в робота, Настя его возненавидела, Мокрого подстрелили.

*** Ключ противно скрипел в замочной щели, обычно, раздражая собой уши Пожарского. Но в этот вечер он не только не бесил, да еще и его звук остался незамеченным. Как всегда, легонько придерживая, а потом, резко открывая дверь, Андрей зашел в квартиру. Шаги продолжились, а куртка осталась на полу. Подходя к холодильнику, майор на секунду задумался, остановившись прямо напротив хранителя еды, и буквально через одну секунду рука мужчины уже крепко держала ручку холодильника. Коньяк в руках, движения ног, и вот Пожарский сидит на диване, все еще размышляя о том, стоит ли ему открывать маленькое исчадие ада. Решив, что надо, Андрей откручивает крышку и прикладывается к горлышку. Звуки крупных глотков заполняют квартиру. Коньяк, будучи недавно вытащенным из холодильника, очень холодным потоком тек по пищеводу, заставляя кашлять и ругаться, но останавливаться Пожарский не стал, гордо борясь с жидкостью внутри него. Откинувшись на спинку дивана, Андрей попытался расслабиться, прийти в норму после всего, что случилось. Глаза легко закрылись, но остальное тело продолжало сопротивляться желаниям мужчины. Проходило время, бутылка постепенно пустела, разум майора заходил за сознание, и тело обмякало, и даже, несмотря на это тревожная картина сидела в голове, упорно требуя к себе внимания. На ней Аня лежит с простреленной головой, ее живот распорот, и из него буграми топорщатся железки, а вокруг повреждения обгоревшая кожа с рваными краями, глаза пустые, стеклянные в прямом смысле слова, рот приоткрытый, будто успевший застать последний вдох; руки лежат в полете, ладонями обращаются к небу, прося у него родимого помощи. Слезы снова хлынули из глаз, сейчас их никто не остановит, — в квартире Пожарского нет ни осуждения, ни утешающих речей. Никого. Пустота заглатывает, и говорят, надолго, если не навечно. В ней, как в кромешной тьме, не разобраться, куда идти и что делать, ты будешь страдать, а она затуманит тебе глаза, проникая все глубже и глубже. Тяжело осознавать, что ты влюбился в робота, но еще больнее, однажды влюбившись, терять. Аня имела характер, как человек и внешность, как у человека. Она изначально воспринималась всеми, как человек. Красивая женщина, прекрасный специалист, почти сюрреалистичная особа, необыкновенно интересная, такая загадочная и сильная. К ней было сложно не проникнуться симпатией, сложно не зацепиться. Но черт! Влюбиться в андроида — это сильно! Она же просто программа, написанная виртуозным мастером, и она же — железяка, обтянутая кожей, способной регенерировать. Аня — не человек, ее можно любить, но по-особому, как робота. Если бы она не обладала человеческой внешностью, Андрей был уверен, что не испытал бы к ней этих чувств. Загвоздка в том, что никто его не предупредил о нахождении рядом андроида. В пьяной голове Пожарского создавалось впечатление, будто это было сделано специально, ради эксперимента, сможет ли в нее кто-то влюбиться. Очевидно, это было именно так, потому что настоящий человек не ограничивается деятельностью только на работе, а соответственно создатели знали, что Аня будет общаться где-то еще. К тому же, у нее имелось… влагалище (на этих словах глаза Андрея зажмурились, уж сильно больно Аня сжала им его член). Они хотели, чтобы она нашла себе пару. Создатели продумали весь этот ебанный цирк заранее. Черт. Если проект хотят прикрыть, значит ли это, что его действительно прикроют? Андрей был уверен — да. Аню у него отнимут, и теперь уже окончательно и бесповоротно. Хоть бы устроили голосование… Но какое здесь, нахер, голосование?! (Пожарский и сам не понимал, на что надеется). Она подвергла людей опасности, напугала до смерти, ее считают опасной, а, соответственно, вопрос даже остро стоять не будет. Аню разберут. И чтобы майор не испытывал к ней, он понимал: если есть источник опасности, его надо ликвидировать. В этих мыслях Пожарский проглотил весь коньяк из бутылки. В квартире алкоголя больше не было, и мужчине пришлось оторвать свое пьяное тело от дивана. Нужно идти в магазин. Не думая о том, что его организм не скажет спасибо за коричневую жидкость, принятую в большом количестве всего за час, майор не с первого раза надел лёгкую куртку. Сильно шатаясь, даже чуть не врезавшись в дверной косяк, Андрей подошёл к выходу из квартиры. Но тут зазвонил телефон, который, оказывается, Пожарский забыл захватить из зала. Всё-таки споткнувшись о кроссовки, мужчина вернулся в центральную комнату. Нечетким движением загреб устройство в руки и несколько раз размазано тыкнул по экрану. Телефон продолжал издавать приятную на слух мелодию, казавшуюся сейчас майору супер раздражающей. Наконец, музыка перестала исходить из устройства, и Пожарский приложил его к уху: — Да, мам, — мужчина не пытался скрыть своего состояния, а, наоборот, грузно вздохнув и отвесив во время сокращения дыхательных мышц губы, как это обычно делают пьяные люди, поздоровался. — Звоню узнать, как там твоё здоровьице. — немного остановившись, будто в этот момент прислушиваясь, она продолжила. — И чувствую, что оно пошло в оковы пизды. Опять нажрался?! Я тебе же говорила: из тебя плохой алкоголик. Давай сворачивай лавочку, скоро приеду. — женщина уже собиралась положить трубку, но тут раздался голос ее сына: — Мам, — гнусаво. — Привези пару бутылок пива, — и сбросил. Медленно осознав, что больше не нужно никуда идти, Пожарский направился прямо в верхней одежде на диван. Повалился и ушел в тяжёлые дебри воспоминаний. Мать умудрилась приехать через пятнадцать минут. Громко и вовсе не нежно она открыла входную дверь, чуть не стукнув ею стену. Такое себе, конечно, отношение к вещам, заработанным чужим горбом. Но Андрею было не до этого, в полудрёме он испачкал диван грязью с кроссовок и, не заметив этого, продолжал лежать. Что-то звонко, чуть уходя в глухоту, упало на стол. Звук распалил потухший мозг Пожарского, и тот подскочил на месте, оглядываясь и сразу приходя в себя, — полицейская привычка, ничего не сделаешь. — Ну? Снова из-за этой столичной куклы нюни распустил? — поинтересовалась женщина. Андрей сидел, пытаясь продрать глаза. — Она ведь и правда кукла. — хмыкнула Ирина Викторовна, плюхаясь на поверхность дивана. Несмотря на правоту матери, майор не мог отрицать, что данное сравнение было неимоверно ебланским. Андроид — не кукла, вопреки распространенному мнению. Это что-то более сложное и высокоорганизованное. Анна Николаевна являлась прекрасным специалистом, помогла раскрыть многие преступления и поймать нарушителей, что делало ее незаменимым сотрудником. Все сначала умилялись ей, а потом, узнав, что Аня не человек, быстро поменяли свое мнение, как последние скоты. Да, она раз совершила ошибку, угрожая людям на Настенной свадьбе, но это только потому, что какой-то мудак, участвовавший в разработке Ани, подкорректировал ее программу. Несомненно, это значит, что андроид опасен по своей природе, но можно ли вообще винить того, кто за свои действия особо не ручается? Какой-то задней мыслью Андрей понимал, что именно поэтому Аню хотят разобрать и больше не использовать, но согласиться с продуктом деятельности нейронов головного мозга не мог. — Ты же благословила нас с Аней, — хрипло заговорил Андрей. Его губы до того слиплись, что размыкаться им пришлось с весьма осязаемым звуком. — Да, но это было до того, как она стреляла в людей. Между прочим, и в твоего коллегу тоже, — Пожарский какой уже раз удивляется осведомленности матери в полицейских делах. При упоминании Мокрого внутри все сжалось. Гулко приземлившись, мысль про раненного друга решила усесться и надежно приклеиться. Чтоб ее… И все же Андрей нашел в себе силы воскликнуть: — Анна Николаевна стреляла только в Сережу, остальное было холостым. — раздраженно. — Сын, ты пойми, она — робот. Тебе нормальную бабу, ну. Настя твоя, вон, замуж уже вышла, а ты все сидишь! Бухаешь! — женщина, разошедшись, щелкнула пальцем по ноге лежащего Пожарского. Тот, проигнорировав, как слова Ирины Викторовны, так и этот неуместный щелбан по голени, тяжело вздохнул и сложил руки на груди. — К чему эти наставления про робота? М? Ее разберут по запчастям! Сука… — пальцы мужчины переместились на глаза, начиная давить. Снова эта тухлая шарманка про «нормальных баб». Не влюбиться Андрею в такую! Никогда в жизни. — Так бы сразу и сказал, — как ни в чем не бывало продолжила актриса. — Мой дорогой, — снова ее рука касается ноги сына, но теперь уже в более дружелюбном жесте, — поглаживает. — Ты бы знал, как я хочу внуков. Никто так больше не приводит в себя после бутылки крепкого алкоголя, как мать — Ирина Викторовна. Пожарский несдержанно прыснул. — Внуков?! Ты?! Не поверю, — смех разразил гортань Андрея, и он сделал попытку сесть. — Да, — важно ответила женщина. — Ты думаешь, я не могу хотеть внуков? Почему нет?.. — задумчивая интонация в речи матери напрягали майора. — Так что давай, напрягай свои яички и марш в постель с какой-нибудь… приличной девушкой! — Мам, твою мать, я сам разберусь, когда мне че напрягать! — воскликнул мужчина, ощущая, как его организм, неспособный сейчас концентрироваться больше, чем на одной эмоции, издает, увы, не первый зов о помощи. Вот так закончился, не успевши начаться, третий запой в жизни Андрея Маратовича.