Тайный дневник Руперта фон Хенцау

Снегопад прекратился лишь на третьи сутки, к вечеру сочельника. Серые облака вытряхнули на землю последние снежинки и разошлись, оставив после себя беззвёздное, тёмно-бархатное небо и сугробы высотой почти до карниза. Казалось, будто дом покоится в самой середине пушистого белого облака, окружённого розовой дымкой. Рудольф Рассендилл задёрнул шторы и отошёл от окна. Капризы погоды иногда могут сослужить неплохую службу. Накануне с утра, когда стало понятно, что метель разыгралась не на шутку и дорогу к станции завалило, он добрёл до деревенской почты и послал телеграмму в Лондон, предупредив, чтобы на его участие в семейном торжестве не рассчитывали. О подарках для брата Роберта и невестки Розы он позаботился заранее, так что совесть его была теперь спокойна. Роза, конечно, не преминет при первом удобном случае прочесть ему нотацию, но, право же, это такая пустячная цена за возможность отметить Рождество по своему вкусу!.. Верный слуга Джеймс встречал праздник в деревенском пабе (уж туда-то дорогу не могли не расчистить!), где его ждала приятная компания в лице трактирщика и почтмейстера — столь же признанных экспертов по обустройству Европы, а прежде чем удалиться, подготовил всё в лучшем виде. Жаркое на плите, кекс в буфете, глинтвейн на спиртовке — что ещё надо для вечера в компании воспоминаний и снов? Рудольф поворошил кочергой угли в камине и не спеша налил себе полный бокал. Тёплый пряный аромат корицы и апельсина воскрешал в памяти то богатое событиями лето. Что-то поделывают друзья в Штрельзау — может быть, тоже потягивают горячий глинтвейн, любуясь фейерверками? А Флавия — думает ли о нём в сияющем огнями бальном зале? Лучше бы не надо: от мысли, что и на неё в рождественский вечер нахлынули воспоминания о невозвратном, на сердце становилось не по-праздничному тяжело. Пляшущие языки огня в камине, тепло глинтвейна, разливающееся по всему телу, и светлая грусть мыслей незаметно увлекали в сон. Голова Рудольфа уже клонилась на грудь, когда какой-то непривычный звук врезался в тягучую дрёму, как лыжная палка в подмёрзший снег. И почему вдруг сразу подумалось о лыжах? Он вздрогнул, открыл глаза и с удивлением прислушался. Снег за окном действительно скрипел и хрустел, будто под чьими-то ногами. Потом хруст оборвался, сменившись звуком шагов на крыльце и тихим скрежетом петель. Сон как рукой сняло. Чёрт побери, как же это Джеймса угораздило не запереть входную дверь?! С лампой в одной руке и кочергой в другой Рудольф выскользнул в холл и ошарашенно чертыхнулся при виде стройной, припорошённой снегом фигуры с чем-то длинным и громоздким наперевес. — Эй, полегче! — окликнул знакомый голос. — Я тебе не Йохан, чтоб на меня железяками замахиваться. Рудольф отступил на шаг и протёр глаза. На пороге его — отрезанного от мира! — дома стоял граф Руперт фон Хенцау, румяный с мороза, в охотничьей куртке на меху и тирольской шляпе, съехавшей на правое ухо (изрядно покрасневшее, как, впрочем, и левое). Пока хозяин справлялся с замешательством, гость прислонил свою ношу к стене и стряхнул с воротника влажный снег. — И каким таким ветром принесло тебя на мою голову? — критическим тоном осведомился Рудольф. — Не ты один любишь заявляться в чужой дом без приглашения, — беззаботно парировал Руперт. — Я подумал, тебе будет скучно встречать Рождество в одиночестве. Если, конечно, привидения не налетят. — А мне непонятно, почему ты до сих пор не в мешке у Крампуса, — в тон ему хмыкнул Рассендилл. — Как ты вообще умудрился?.. — На лыжах, — не без гордости поведал граф. — Моё новое увлечение! Чертовски удачно, что я прихватил их с собой. Неужели ты настолько вышел из роли короля на час? Повелел бы хоть дороги расчистить. — Скажем так: у меня есть причины их не расчищать. — Рудольф, незаметно проникаясь шутливым настроем собеседника, принял подчёркнуто загадочный вид. — Ну что с тобой поделаешь, садись поближе к огню. Вон как уши горят — не хуже лампы. — Да у тебя тут и глинтвейн! — Руперт повёл носом, входя в гостиную. — Будто и не уезжал никуда из дома. Очень кстати, столько всего надо рассказать! Твои боевые приятели, Запт и Фрицхен, передают тебе горячий привет… хотя вряд ли в курсе, что через меня. А Руди — о, извиняюсь, Рудольфу Пятому — подарили щенка, которого назвали Борисом, и, кажется, не миновать ему ноты от болгарского правительства… — Если не прибавить к имени фамилию Годунов, — блеснул эрудицией Рассендилл. — Наше величество вряд ли запомнит, оно никогда не жаловало оперу, — пожал плечом граф, наливая себе второй бокал. — Словом, там идёт настолько мирная и цивилизованная жизнь, что я, право, заскучал по нашим с тобой поединкам. К фехтованию погода, конечно, не располагает, но, может, погоняемся с утра на лыжах? — Каждый на одной? — ехидно уточнил Рудольф. — Зачем? Я ж не с пустыми руками приехал. Рождество на носу или как? Твой подарок ждёт тебя у двери. Нелегко, конечно, было их за спиной везти, зато теперь мы опять на равных. Сам не заметишь, как научишься… Снова прихватив со стола лампу, Рудольф вышел в холл. Аккуратно положил на пол длинный свёрток, перевитый бечёвкой, и развязал узел. Из-под вощёной бумаги блеснул загнутый конец отполированной лыжи. Прежде чем вернуться и позвать гостя к столу, он поднялся в комнату на втором этаже и открыл шкаф, где хранились рыболовные снасти. Пораздумал немного и вынул из ящика новенький охотничий нож в тиснёных ножнах. Ну и что, что примета, говорят, дурная. Наоборот, для Руперта фон Хенцау это станет ещё одним достоинством подарка.