То, о чем не расскажешь утром

Она едва не попросила его остаться. Нет, ничего такого: просто побыть рядом, хотя бы пока она не уснет. Чужой город, непривычное место, слишком беспокойный день – она и дома-то засыпала плохо, а уж здесь… Зато присутствие капитана как-то разом отгоняло все тревоги, и отключалась она моментально, вот бы и сегодня так! Но – не решилась. Все же они в гостинице, а не у него дома, и тут вообще-то Северная Корея с их слежкой всех за всеми. Помнит она, как Ри Чжон Хёк микрофоны по номеру собирал. Кто-нибудь ведь обязательно увидит, как он вошел к ней, да еще и расскажет кому не надо, и Чжон Хёку будет большой скандал с… ох, нет, не будет она сейчас думать о его невесте. И о том, что он провел почти весь вечер с ней и родителями. И о назначенной дате их свадьбы тоже. Вот ведь, а! На Ку Сын Чжуна капитан только что не рычит, а сам-то! Нет, ну как обидно, что не получится позвать его к себе – или самой прийти к нему. Ей же просто хочется обычного человеческого тепла, и провалиться бы всем этим условностям, из-за которых им нельзя… да ничего, в общем-то, нельзя. Но раз уж так, то даже думать об этом – совершенно незачем. Только как вот ей сегодня справляться с беспокойством одной? Свечку бы сейчас, что ли. Ароматическую. Прохладный душ тоже не принес успокоения. И кровать была слишком широкая для нее одной, и подушка чересчур большая, и одеяло какое-то тяжелое. И тонкая, почти невесомая сорочка мешала так, словно увеличилась вдруг раза в три и в несколько слоев обмоталась вокруг. Все, решительно все было не так. Хватит, строго сказала себе Юн Се Ри. Пусть капитана и нет в ее номере, ну так он же совсем рядом, буквально за стенкой. И разрешил звонить в случае чего. Все под контролем, так что – спать немедленно! И в конце концов она уговорила себя и все-таки провалилась в сон. …Чтобы через пару часов проснуться с пылающими щеками и возмутительно быстро колотящимся сердцем. Там, во сне, она все же попросила его остаться. И Чжон Хёк шагнул за ней следом, первым делом запер дверь – безопасность прежде всего! – а потом вдруг взял ее за плечи, развернул, прижал к стене. Накрыл ее губы своими. Он ведь умеет целовать так, что от удовольствия темнеет в глазах, она это знает точно. В ту ночь на корабле он мог бы сдержаться – и даже пытался – но она сама раскрылась ему, сама позволила. А потом была твердость неровно сколоченных досок под лопатками, и тяжесть крепкого тренированного тела будоражила кровь, и настойчивость горячих мужских губ туманила разум. Да о чем вообще можно думать, когда тебя так целуют? И вот чем хорошо во сне – никаких тут не вовремя явившихся патрулей. И просто никого лишнего – только они двое, и можно смело прикасаться друг к другу. И это она, кажется, стянула с него пиджак и расстегнула ему рубашку, и ее собственный костюм как-то незаметно оказался на полу, и она осталась в одном лишь тонком кружеве… ох, и шпильки же еще! Она подумала тогда – разуться бы, наверное – но Ри Чжон Хёк не позволил, подхватил ее на руки. Он и правда так может, руки у него сильные, это она поняла сразу – когда он поймал ее в лесу. И потом еще, когда они все вместе ели устриц и пили соджу во дворе его дома. Она ведь так и заснула на улице, и капитан не стал будить – просто отнес в постель… в свою постель. И в тот раз она на самом деле ухватила его за рукав и попросила сонно: останьтесь, мне с вами спокойнее; кровать широкая, места хватит. И он молча вытянулся рядом, и она уткнулась ему в плечо и подумала: ну надо же, какая выдержка у человека… кто бы мог подумать, что он способен отбросить всю свою правильность и раздеть ее прямо у двери номера. Чудо еще, что все эти кружева – им же, между прочим, для нее принесенные, – не порвались под его пальцами! И она вцепилась в его плечи, запрокинула голову, выдохнула – хочу тебя! – и Чжон Хёк застонал сквозь зубы, притиснул ее крепче, толкнулся в нее и… …Ну вот как можно было в такой момент проснуться, а? Обидно же. Отбросив одеяло, она вытянулась на кровати. Прикрыла глаза, попыталась успокоить дыхание. В ее жизни прежде были мужчины. Многим нравилась она, кто-то нравился ей – достаточно, чтобы подпустить чуть ближе. Но капитан Ри… с ним все было совершенно по-другому. Он спас ей жизнь и свободу, да не один раз. Он защитил ее – от службы безопасности, от злых слов и от ее собственных страхов. Он ей кофе с утра сварил… ни у кого другого просто не было такой возможности, она и не представляла, что сможет заснуть рядом с чужим человеком. Но тут вот проспала всю ночь у него на плече… А плечи у него хороши, да. Широкие, твердые, надежные. А руки не только сильные – еще и красивые, и это она тоже почти сразу заметила. Крупные, но аккуратные ладони, длинные ровные пальцы. Она подумала даже: как у музыканта. Так легко представить, как они касаются клавиш, и те отзываются послушно и чутко… …Представить, как он прикасается к ней, оказалось еще легче. Это все сон виноват, не иначе. Его кожа – чуть темнее, чем у нее, а ладони – тяжелые и немного шершавые, и когда они ложатся ей на грудь, это… тоже красиво. И она кладет поверх свои, и гладит его руки, и прижимается к нему спиной, подставляя шею поцелуям. И его губы… горячие, ласковые, жадные… ох… …Как он смотрит на нее, когда забывает сдерживаться – глаза темные, прищуренные, и взгляд такой, что обжечься можно… Как он улыбается ей – ну дышать же невозможно, когда он так улыбается… Как дотрагивается, когда считает это правильным – так просто и уверенно, как будто она… его? И желание вспыхивает невыносимо остро и отзывается тягучим жаром внизу живота… и тонкая ткань между бедер уже промокла насквозь. Дрожащие пальцы, неровное дыхание… искусанные губы… не застонать бы только вслух, а то с капитана станется услышать даже через стенку и примчаться ее спасать… …Мысль о том, что он мог бы сейчас увидеть ее такой – возбужденной, мокрой, с бесстыдно раздвинутыми коленями – оказалась последней каплей. *** Что было самым сложным, так это смотреть ему в глаза утром. Нет, конечно, он не мог ее услышать, да и просто догадаться тоже не мог. Строгому и сдержанному капитану Ри уж точно не пришло бы в голову такое… неприличие. Но вел он себя странно: говорил еще меньше обычного, упорно прятал взгляд. И это заставляло нервничать и думать: уж не натворила ли она вчера чего-нибудь лишнего? Кружка некрепкого пива – это не так и много, но все же алкоголь добавляет откровенности. И как знать, вдруг что-то из ее слов было… о чем там она говорила-то? О первом снеге, приметах и влюбленности? Ох, ну надо же, глупость какая! Она и завтракать его потащила больше для того, чтобы как-то справиться с этой неловкостью. Утро все еще было ранним, и в ресторане отеля не оказалось никого, кроме них. И Се Ри намеренно выбрала столик у окна: так можно было смотреть в это окно, вроде как на город. Снег уже закончился, и небо было чистым и по-зимнему светлым. И там, за стеклом, гудели машины, спешили куда-то люди. Обычная улица, обычная жизнь… Улыбчивая официантка поставила перед ней чашку кофе. Се Ри попробовала и чуть поморщилась: кофе был… ну так себе, да. Не сравнить с тем, что она привыкла пить в своих любимых ресторанах. И с тем, что приготовил ей однажды утром Ри Чжон Хёк – тоже не сравнить. – Не пей, – произнес он серьезно, словно прочитав ее мысли. – Если захочешь, я сварю, когда приедем… Он осекся, отвел глаза. И Се Ри, закусив губу, сама договорила мысленно то, что он оставил не сказанным: «…домой».