Боль. Безумная, мощная, непрекращающаяся боль, пришедшая к нему через Силу - это всё, что он ощутил в тот вечер, отметив про себя: на Корусанте сейчас должна быть глубокая ночь...
Ему казалось, что она имеет два источника одновременно: как будто бы атаковали сразу двое противников, но в процессе ощущения этого чувства один из источников исчез: вместо него осталась пустота. Пустота со следами, остатками присутствия кого-то очень родного. Кто бы это мог быть мастер Джинн даже и не знал: у него не имелось
старших близких джедаев.
Медленно переливаясь, перекачиваясь как на волнах огромного озера, второй источник боли тоже исчез спустя несколько минут от прекращения первого. На место боли пришло ощущение весёлого, достаточно беззаботного детства - Квай-Гон ужаснулся: он перенаправил.. натранслировал ребёнку чью-то боль. Боль умирания.
Но даже на волне этого ужасного осознания он не собирался прекращать задание: наблюдение за объектом должно продолжиться - без этого он никогда не закончит своё расследование.
Всё, что ему оставалось сделать - послать свою энергию ребёнку. Поддержка, любовь. Все что он мог дать.
Почувствовав отклик он успокоился: с мальчиком уже всё хорошо.
Раннее утро было не сколь не лучше вечера: его разбудила безутешная ярость, боль утраты. Нить Силы колыхалась от эмоции возмущения, слепой ненависти к смерти и её безжалостности...
Джедай, чью душу так колыхало пытался отпустить эти эмоции в Силу: Джинн явно ощущал слова мантр, которые были обрывочны, сбивались и не могли продолжиться - боль этой утраты не могла позволить сосредоточиться.
Дугого джедая разрывало на части, как будто бы он потерял своё Ядро, свою опору.
Как вдруг Сила передала слова уже не мантр - искалеченная душа молилась. Молилась как умела: сбивчиво, истерично, некрасиво, но так искренне:
"Сила!... не дай мне отпасть от Тебя!... не дай мне отвергнуть тебя!... не дай мне предать его память! Не дай его предать!"
Джинн опять же не понимал - кто это может быть? Его связь с мастером разорвана много лет назад. А последний раз они говорили лет шесть-восемь назад: когда его мастер, Ян Маркус Дуку убил его ученика - Ксанатоса Омегу, когда последний совершил нападение на Храм.
О, это и разговором нельзя было назвать: Джинн был в ярости, ему было больно ощутить, по пусть и оборванной связи со своим учеником что тот мёртв.
Он знал, что тот убил его специально; уже не из защиты себя или своего клана юнлингов - его учитель хотел причинить ему боль. Хотел отомстить за все те годы.
О, разговор был практически односторонний: они оба цедили друг другу сквозь зубы слова поздравлений, что можно было иначе назвать проклятьями. Всего лишь фраза Дуку, о том, что " Позор его линии наконец смыт." О, Сила. Квай-Гону было потом стыдно, за то что он наговорил. За все его слова ненависти и злобы. За поминание имени Комари Вос, которую все считали погибшей, кроме его учителя. Джинн, еще с бытности старшим падаваном прекрасно знал, что стоило упомянуть её имя - как такого мало эмоционального графа начинало откровенно колбасить. Ну как колбасить: появлялись признаки эмоциональности и мимики. Появлялся полный гнева взгляд. В общем, Джинн не знал, что бы мог сделать с ним его бывший учитель, если бы не подоспевший их общий друг - магистр Сайфо-Диас. Для учителя он был единственным другом...
Мастер Диас встал между ними, лицом к Дуку и расставил руки: Квай помнил, как выкрикивал что-то из-за его плеча, глядя прямо в глаза учителю.
Тот был в ярости.
Он несколько раз пытался оттолкнуть друга в сторону, отпихнуть, но, мастер Диас, бывший лет на пятнадцать моложе - он был гораздо быстрее. Мастеру Дуку оставалось только кричать магистру, чтобы тот ушел с дороги. Но человек не собирался этого делать.И именно это и спасло Джинна: в момент, когда он довел учителя до окончательной точки кипения, точки невозврата, очередным упоминанием Комари и того, что он "Так свято верит что та жива, только потому что хочет оправдать себя и свою жестокость. Можно сказать извинить себя в своих глазах - она ведь жива не всё ведь потеряно!"- магистр Диас просто обнял пышещуго злобой Дуку: просто обнял, уткнувшись носом ему между ключиц, держа свои руки поверх его. Говорил что-то утешительное.
Из старых и очень болезненных воспоминаний его вытащил звук коммлинка: это был его друг, самый молодой магистр в истории - Мэйс Винду.
Они часто спорили на виду у других, будто бы давно решились играть в игру: один из них встанет на одну точку зрения, второй на диаметральную. И будут спорить. Спорить пока не останется сил продолжать.
Многие думали, что на самом деле они ненавидят друг друга. Но это было не так: они отлично друг друга понимали.
И Джинн понимал, зачем его сейчас вызванивает друг: он будет просить его вернуться на Корусант, пока его сумасшедший старик не разгромил весь Храм до основания.
Причины такой ярости столь каменного спокойного человека были ему не то что не ясны; просто безразличны: может, наконец, перед самым маразмом всё-таки понял, что его несравненная Комари мертва.
- Квай, тебе придется вернуться. У меня плохие вести. Магистр Сайфо-Диас мёртв; умер во сне... говорят безболезненно и быстро: просто сердце отказалось работать.
- Действительно плохие вести. Тяжёлая утрата для Храма. Но вызываете меня с задания не для присутствия на похоронах.
- Именно. Твой старик сходит с ума. Йода считает, что остановить его от падения во Тьму можешь только ты.
- Что, даже терапия мышеястребками не помогает?
- Их к нему не допустят. Он опасен не только для них, но и для себя.
- ... Мда. Чем вы там думаете: мы с ним в настолько отвратительных отношениях, что моё появление может только ускорить его падение.
- Йода считает, что ты обязан вернуться. На этом всё; это приказ.
Что же, ему оставалось только собирать вещи; больше ничего.
Сайфо-Диас мёртв... Что же, это многое объясняло. Даже возникновение волны связи в Силе в тот момент.
Уже сидя в шаттле он позволил себе скорбь и воспоминания, о своей столь горячо не любимой юности и падаванстве.
Сайфо-Диас был хорошим человеком. Гораздо лучше чем его друг.
На порядок. Он всегда понимал, понимал если не всех, то многих. А тех кого не понимал - всегда пытался понять.
Он хорошо помнил своё падаванство: всё всегда было удивительно хреново. Хреново - потому что его можно сказать навязали. Навязали джедаю, столь серьёзно страдавшему по смерти своей ученицы, что тот своим разумом построил параллельную реальность, в которой она жива. Йода думал, что проработав свои старые ошибки в жестоком воспитании одного ученика - он станет добрее и мягче ко второму. Но тот замкнулся в себе. Он принял ребенка и заботился о нем, но сохранял свои страхи и установки. Он боялся привязываться:
Его учитель вёл себя как отец. Гордый и достаточно любящий отец-одиночка, но в сердце и разуме которого навсегда застряла игла сомнения в том - что он причастен к его рождению. Имеет хоть какое-нибудь отношение к ребенку. Уже потом, Джин решил, что тот хоть как-то заботится о нем - только из опасений: что люди скажут?
Если бы не Диас - Квай бы сошёл с ума. Это было точно и однозначно.
Диас и Дуку всегда в его памяти были рядом. Два друга. Его холодный учитель, и такой незамерзающий друг последнего: они были как море, с мощным обломком такого же морского, бирюзово-зеленого льда. Джинн был готов спорить, что они приходили на все его отчетные мероприятия и экзамены только потому что о них помнил Диас. Помнил и приходил вместе с учителем, чтобы хоть как-то про прореагировать за него.
Нет, реакция у Дуку тоже была. Он всегда гордился и хвалил его. Но больше ничего. Никаких эмоций. Никаких волнений. Как будто бы тебя любяще погладили по макушке вытянутой на всю длину рукой.
У Диаса были эмоции. И много. Но их не хватало. Потому что нужны были не эмоции близкого и родного дяди. А эмоции
отца
Квай не помнил, кто обмолвился о столь больном месте его учителя - дело было так давно, что это уже и не правда.
Но он бы даже не удивился, если бы это был Йода. Тот нередко пытался растащить своего бывшего ученика и магистра-провидца. Йода нередко говорил, что мастер использует, или будет использовать Диаса. Джинн не знал, беспочвенны эти страхи или нет, да ему и не важно было.
Так вот, Квай узнал про больное место, про Комари. И непременно использовал: столь долгожданные эмоции полились на него рекой. Ну и что, что они были отрицательными? Зато они были.
Иногда он доводил учителя просто до границ - и ему везло, если рядом оказывался Диас. Тот всегда вставал между ними молча и расставлял руки крестом. Как настоящий живой щит.
В моменты, когда это действие не отрезвляло учителя - он мог взять последнего за руки, вынуждая посмотреть себе в глаза. Брал за руки и говорил - Квай отчётливо помнил каждое слово:
- Он всего лишь ребёнок. В его голове гормоны: он бунтует. Бунтует против тебя как против единственного значимого человека. Возьми себя в руки. Ты взрослый. В твоей голове уже не те гормоны. Возьми себя в руки.
Квай смеялся над этими словами.
Смеялся над таким своеобразным голосом здравого смысла учителя.
Иногда, Диас говорил и с ним.
Ну как говорил. Просил. Просил быть помягче с учителем. Не бить наотмашь по болевым точкам. Он всегда считал, что Джин такая же точка. И ударяя по первой зажимает две сразу.
- Пойми, он любит Комари так же как тебя. Каждой своей выходкой ты вбиваешь в его сердце гвоздь...
- Не любит он меня! И никогда не любил! Он не способен на такие чувства.
- Ладно, предположим что не способен. Предположим что ты прав. Но из всего живого, именно его чувства к тебе с Комари больше всего напоминают любовь. По другому он любить не умеет и не может.
- Вы лжете. Наверняка умеет. Просто не хочет. Просто ему всё равно. Ему насрать.
- Ему не насрать. Он действительно не может иначе. Его, таким же как ты, предали все друзья; они же оболгали его мастера. И он перешёл как такое же переходящее знамя победы из рук одного учителя в руки другого. Его Ядро разломано. Он любит вас во всю Силу, на какую способен.
Да, больно вспоминать, каким глупым и горячным ты когда-то был.
Еще больнее осознавать: ты выливал свой гнев не на того, кто этого заслуживал. Не стоило так себя вести с мастером Диасом. Ему ведь тоже было больно.
Джинн, в последние годы своего падаванства... Когда ему всё же удалось успокоиться и принять свою участь всегда второго, нелюбимого ребенка хотел отдать свою косичку Диасу.
Отдать, злорадно про себя усмехаясь - как его драгоценный учитель прореагирует, о таком мощном заявлении своей нелюбви? Ведь люди уж точно теперь что-то
скажут.
Он собирался это сделать. Но в последний момент передумал: понял, что тот не примет такой знак благодарности - какая вспышка от учителя может последовать за этим действием. Вспышка направленная уже не на него, такого блудного сына - на мастера Диаса.
Он отказался от затеи.
Именно в тот день, день, когда он стал рыцарем он поклялся себе.
Поклялся себе, что никогда не станет таким же холодным и безразличным мастером, какой был у него.
Что же - он свалился в другую крайность. Его любовь и всепрощение рассшатали психику ребёнка; а первый раз, когда он проявил характер - свел его с ума.
Отличный учитель. Ничего не скажешь.
Потому то он потом и отказывался от столь многих учеников: не хотел искалечить еще одного ученика. Не хотел быть похожим на своего учителя - который взял себе ученика только чтобы забыть первого...
До встречи с Энакином он вообще не верил, что в нем есть хоть немного любви. Хоть немного еще любви, которую можно дать ученику....
И да, после смерти Ксанатоса он впервые начал понимать мастера Дуку и его шизофрению - это ужасное чувство; чувство полной пустоты. Да будь он каким угодно. Лишь бы был жив... учитель не должен хоронить своего ученика.
Именно в таких мыслях он и пролетел весь отрезок пути: вот уже посадочная площадка у ангара Храма.
На ней его уже ждут - Мейс Винду сопроводил его до самых дверей квартир учителя - будто бы боялся, что тот сбежит.
Всё, что оставалось сделать - только постучать, и не дожидаясь ответа ввалиться в комнату.
То, что предстал перед его глазами было просто ужасно - коридор и основная комната, видневшаяся из узкого участка придверной зоны - всё было разгромленно. Как будто бы здесь был бешеный зверь. Как будто тут случилось настоящее безумие.
Посреди комнаты, на перевёрнутой и сорванной со стены полке сидел его учитель. Сидел, держась обоими руками за голову и повторяя, хриплым, сорвавшимся голосом уже знакомую молитву.
Один шаг, шаг прямо на осколки какой-то вазы - несомненно дорогой.
Мерзкий, хрустящий звук обратил на себя внимание загнанного человека:
- Чего тебе здесь надо? О, знаю. Позлорадствовать пришёл? Этого тебе не хватало?
Пришедшее осознание того, что этот человек - эта глыба... ледяная скала - рушится, баюкая свою потерю. Потерю, равнозначную для Джинна.
- Нет. Не злорадствовать. Я пришёл поддержать. Оплакать потерю вместе. Я потерял не друга... я потерял... наставника. Практически отца. Не обижайся, я сейчас не пытаюсь обвинить... ты всегда слабо подходил на эту роль; поэтому, можно сказать, у меня было два отца...
Его учитель, словно неожидая таких слов поднял на него голову. Огромные, тёмные глаза, полные горя на самом дне.
Он подвинулся и поступал по куску полки рукой. Мужчина сел рядом - какое-то время, показавшееся Джинну вечность они просидели в тишине, каждый со своей утратой.
- Знаешь, что он мне тогда сказал? - прозвучал глухой, сорванный голос его мастера. Джинн покачал головой. - что ты это не специально. Что тебе просто больно. Что ты не целишься, а пробиваешь слабые места только потому... потому что стоишь слишком близко. Просто не можешь промахнуться.
***
У Квинлана Воса был не самый лучший день. Сегодня с ним хотели поговорить абсолютно все: известие о том, что он будет зрителем на отчетных состязаниях детей, которые надеялись на поступление в падаванство и будущее Рыцаря Теней.
И если беспокойства мастера Толма он еще мог понять и принять.. и радоваться его советам, то все остальное было лишнее.
- Выбирай не сильнейшего из тех кого встретишь: когда
большая башня падает её осколки и обломки губят многих. Выбирай не того, кто слабее тебя, чтобы тешить свою гордость - всякий ученик обязан превзойти своего учителя. Выбирай не того, кого сможешь любить или заботиться - это важно; но оно не основополагающее. Бери только того, с кем почувствуешь связь. Как при
сцепке. Значит ты сможешь его удержать. Спасти, если потребуется.
То все остальные советы лишь бесили и раздражали.
-Вос, обещай мне, что будешь вести себя как хороший человек... Но, при этом, не полезешь к юнлингу, только потому что его никто не хочет брать.
- Не могу обещать. - хитро сложенная шутка сама сложилась по отношению к оговорке, - я же не могу быть человеком. Я киффар.
- Не ёрничай. Ты меня понял. Я прошу тебя. - Оби-Ван, еще не послушав шутку уже закатил глаза и начал свои фразы. Они слишком хорошо друг друга знают.
После к нему подошло множество других рыцарей, теней и стражей. Катарр не подходила - она всегда молчала когда не знала суть того, о чем можно сказать: ей никогда не приходилось искать ученика - их обучение длится меньше, оно легче и не так плотно связывает.
Но, когда к нему подошёл Энакин - у него было уже совсем нескрываемое веселье: Шми наблюдала за ними с безопасного расстояния. Такого, чтобы никто не заподозрил.
- Ну, а ты чего хочешь?
Энакин лукаво прищурился - он слишком многое перенял от них с Оби; и заявил:
- Ты мне всё равно скажешь, чтобы я перехотел.
- Ну, предположим, не скажу. Впервые в твоей жизни.
- Тогда можно мне сестру? Ты ведь выбираешь ученика в гнездо...
О Сила. Вот ведь хитрая зараза:
- Боишься, что если брата тебе приведу вам игрушки делить придется?
Энакин покачал головой:
- Нет, просто брат - неинтересно. Вы же братья amu и друг другу. Я хочу сестру.
Ему оставалось только рассмеяться и похлопать по плечу этого мальчишку.
Проходя мимо Шми, он сказал ей:
- Ты же знаешь, что твоего сына невозможно не любить? Невозможный мальчишка.
- Что он сделал?
- Попросил у меня сестру. Как будто это от меня зависит. Кого выберет Сила, того и возьму
Шми улыбаясь пожала плечами:
- Он еще мало знает о Силе и её решениях. Еще не понял, что они непреложны.
***
Он наблюдал за ходом соревнований в пол глаза: он не собирался брать ученика, если честно.
Это все равно, что усыновить кого-то, когда ты сам еще ребёнок. Слепой слепого поведёт: прости, Сила.
Он собирался сказать, что никого подходящего попросту нет. Но тут вышла она: он узнал её. Сила показала - вот твой ученик. Я связала вас еще тогда, на Рилоте. Моё решение непреложно.
И всё. И как тут можно спорить?
Оставалось только взять неизвестно зачем взятый камень на тонкой цепочке - зачем взял? Не собирался же ученика брать - ехидно отозвалось сознание; оставалось просто взять сердце пламени и протянуть его девочке-тви'лечке. Почувствовала ли она волю Силы, подтвердит ли их Связь - уже другое дело; он сделал то что должен.
И девочка подтвердила Связь.
***
Примечание автора: Я отлично знаю, что в каноне Сайфо-Диас был убит Дуку, что это было последнее задание-инициация его как Лорда Ситхов. Став Дартом Тиранусом, Дуку заморозили тело бывшего друга и впоследствии использовал его кровь чтобы дать возможность Гривусу управлять мечами.
Но, в моей вселенной гибели Квай-Гона никогда не происходило: Дуку никогда не становился окончательно восприимчив к словам Палпатина и Плэгаса. Он никогда не сводил своих новых "друзей" со старым другом, а те в свою очередь никогда не затуманивали его разум - тот не участвовал в создании армии клонов. Как и его друг - никогда не убивал его, с целью заслужить одобрение Плэгаса. (И никогда не отчасти воскрешал, используя его кровь.)
Но, использовать его имя пара учитель-ученик все же будут: что для них стоит искуссно подделать подпись другого чувствительного в Силе? Да так, чтобы ни у кого не возникало ненужных вопросов? Именно. Ничего.
Насчёт отношений графа и провидца- полнейшая отсебятина, но, я свято верю в то, что там всё же была дружба, а не что-то еще; и в каноне столь нелюбимая Йодой. Впрочем, если вы не думаете как я - это не преступление. Я принимаю и Вашу точку зрения: что там происходило между героями на самом деле - кто знает, тот точно не я.
И да; в моей истории - как в каноне: Комари Вос еще не успела стать рыцарем-джедаем, их связь с Дуку была не разрушена. Поэтому, если он говорит, что она жива - это правда.
И, наконец, сердце пламени: я считаю его действительно символом падаванства в паре Вос-Секура. Как и у многих других видов, из-за расовых особенностей которых, была невозможна привычная косичка.
И, да, я серьёзно, по сравнению с каноном, накосячил с таймлайном. Мой косяк, признаю. Но менять его не собираюсь: питаю слабость к зрелому отношению между героями. :)
