Дурацкие мысли и пепел на пыльном окне

Сашу бесит, раздражает, вымораживает эта его грязная привычка курить. На любой стресс или даже самый мелкий раздражитель в левом кармане брюк почти всегда найдётся пачка дешёвых сигарет из ларька, в котором ворчливая тётя Галя втихушку продаёт школьникам табак. И даже в Суворовском мятая полупустая пачка прячется в наволочке, а в увольнении надёжно скрывается в кармане форменных брюк. Саша старается не курить в училище, правда. Только толку от этого — абсолютно точный ноль. Не думал, что так сильно будет зависим от этого дерьма, когда за день до четырнадцатого дня рождения, слушая за гаражами от одноклассников приторное «уже можно», стрелял сижку у друга. Так, просто попробовать. И сам не заметил, как эта дегустация переросла во что-то совсем взрослое, видевшееся только, может, где-то в далёком будущем. Бросить не получается, да и не хочется совсем. А иначе каким другим способом можно хотя бы ненадолго очистить разум от наплыва всяких дурацких мыслей? Зажмешь между пальцами сигарету, почувствуешь, как дым изнутри наполняет — и всё это жужжание в голове как выключается. Нет больше нескончаемого потока эмоций, чувств и размышлений, только скучный серый дым изо рта и мерзкий пепел на пыльном белом подоконнике. Мыслей в голове у Трофима слишком много, и с этим ничего не сделаешь. Даже сигареты помогают заглушить их совсем ненадолго — до того, как стлеет весь табак до фильтра, тем более, что возможность затянуться представляется ну очень редко. Да и причина этого вихря постоянно находится рядом, а от этого ещё тяжелее переносить жгучее желание закурить. Но ночью Саша всё же устаёт прикрываться и потакает своей зависимости. Стараясь не шуметь, достаёт пачку из своеобразного тайника и спешит в туалет под громкое сопение Печки. По пути обычно проверяет, есть ли рядом кто-нибудь из офицеров, а потом под громкий стук сердца, вызванный всплеском адреналина из-за волнения и страха оказаться пойманным, открывает окно и, зубами сжимая сладкий фильтр со вкусом ванили, закуривает. И снова ненадолго отключается от реальности. — Трофим! Саша неловко дёргается и чувствует, как затряслись запястья и колени. Но, обернувшись, видит перед собой всего лишь заспанного Сухого с очками набекрень. И зачем-то улыбается, хотя поводов для радости можно назвать не больше, чем один, да и то сомнительный — его застукал не Философ и не Василюк. — Сухой! Нахрена из-за спины подкрадываешься? — Трофим, ты… Куришь? — Илья удивлённо сдвигает свои выразительные тёмные брови и делает несколько шагов к другу, шаркая шлепками по полу. — Давно? — Полгода уже наверное, не знаю. Даже не помню. Мысли почему-то не отгоняет даже противный дым. Они всё лезут и лезут, всё не дают покоя, заставляют каждые несколько секунд против воли коситься на присевшего на подоконник Сухомлина. — А мне дашь попробовать? — Ты че, Илюх? Нет, конечно. Я тоже вон пробовал, теперь, блин, дегустатором стать успел. — Ну ты и карьерист, — хохотнул Сухой. — А я вроде не совета просил, только сигарету. Или для тебя просьба товарища совсем ничего не значит? — Я такого не говорил, — бурчит Саша, дрожащими пальцами вынимая предпоследнюю сижку из пачки вместе с чёрной зажигалкой. Илья принимает это с хитрой улыбкой. — Знаешь хоть, как поджигать? Илья отрицательно мотает головой. А Саша упорно ему не верит. — Ладно. Просто зажми губами фильтр и как бы втягивай воздух ртом, а я подожгу. — А дальше? — Что хочешь, то и делай. Ты у меня сигарету просил, а не инструкцию, — психует Трофимов. Замечает, как иронично поднимается бровь товарища, а сам ловко стряхивает пепел указательным пальцем прямо в открытое окно. Старается при этом не переборщить, потому что ни руки, ни ноги его слушаться совсем никак не хотят. И мозг тоже. — Слышь, Сань, — Илья наклоняется ближе. — А ты целоваться умеешь? Трофим нервно сглатывает и прячет румянец неширокой ладонью. Другой так же нервно удерживает сигу и вдыхает дым, но немного перебарщивает, а от того закашливается. Думает о том, что сегодня обязательно добьёт сраную пачку, иначе уснуть этой ночью точно не получится. — Конечно. — Кто, интересно, тебя научил? — Сухомлин выдыхает дым в форточку и как-то слишком умело для первого раза стряхивает пепел. — Неважно, — привычно буркает в ответ Саша, совсем по-детски еле шевеля губами и надувая их. Раздражает. — Трындишь. Не умеешь ты нихрена. — Вот и нет. — Вот и да. — Сухой, блин, задрал уже! Хочешь научиться сосаться — так и скажи. Я всё пойму, — пытается отшутиться Саша. Такое, может быть, меланхоличное настроение, в котором он привык находиться во время курения, испарилось вместе с приходом Ильи. — А может и хочу. Да вот учителя-то нет. — Какая жалость. Трофимову разговор втягость. Он выбрасывает окурок в унитаз и сразу смывает все следы преступления, а после снова зажимает в пальцах последнюю оставшуюся сигарету. Зачем-то сминает пачку до потрясывания запястья, делая первую затяжку. Вроде становится легче. — Трофим… Научи меня. — Ты о чем? — Целоваться. — Пошёл ты, — сквозь зубы чеканит Саша, всеми силами пытается заставить слушаться свой язык и не дать вырваться наружу сквозь грудную клетку омерзительному «да!». Он почти сказал это. Почти согласился. Почти докурил вторую сигарету, а мыслей, кажется, стало вдвое больше. — Ты, кажется, докурил? — Звезды сегодня красивые. Уходить не охота, — Сухой с трудом выдавливает вымученную улыбку, устремив взгляд на небо — этой ночью оно действительно прекрасно. А попытка — не пытка. Трофимов злится на него и на себя. Слепая злость охватывает его, и он не может сосредоточиться абсолютно ни на чем, кроме шелестящих на ветру листьев тополя напротив. Даже не смеет поднять глаза выше и согласиться с Ильёй. Чувствует, что не может сфокусировать взгляд ни на чем, кроме болотной майки и худощавой фигуры Сухомлина в нескольких десятках сантиметров от своего лица. — Трофим, ты в порядке? — обеспокоенно задаёт вопрос парень и треплет друга за плечо. Саша с улыбкой перехватывает его руку и отдаляет от себя. Вторая сигарета подействовала — из головы наконец вновь улетучились все его дурацкие мысли.