Conan Gray – Wish You Were Sober
Невинный звук звенящей в чужих руках тары превратился в целый каламбур разнородных звуков: где-то слева кричали тост, чуть правее табун резких голосов орал «До дна», а сверху, сзади, спереди и даже где-то в костях гремела попсовая музыка и не давала спокойно поговорить с самим собой в мыслях. На другой вид коммуникации Джэхён и не мог рассчитывать, ведь его любимый, дорогой, возлюбленный парень был в стельку пьяным. Как, собственно, и ожидалось. «Сходите на эту вечеринку, будет супер», – говорили их общие друзья, да и не ошиблись: оказалось супер убого и супер весело от той мысли (которую можно было с трудом расслышать в потоке музыки), что когда-нибудь эта самая-крутая-вечеринка-месяца закончится. Никого не трогающего плеча Джэхёна неожиданно и какого-то чёрта тронуло чужое, горячее и до боли в висках знакомое. Он тут же принял то скептическое выражение лица, с которым порноактёр смотрит на человека после вопроса «А вы чем-нибудь болеете?», обернулся и чуть не крикнул матом от неожиданно слишком близкого носа Ёнхёна перед собой. Тот засмеялся с такого удачного сокрушения стараний Джэхёна быть непоколебимым занудой и без заднего стесненья полез за поцелуем. Вместо этого он получил щелбан и брюзгливый, полный недовольства взгляд Джэхёна. – Грозный свет очей твоих меня пленит сильнее, чем обычно, – улыбнулся Ёнхён и коснулся губами чужих костяшек пальцев. Последние еле удержались, чтобы не одёрнуться. – Очень мило. Хорошая дикция для парня, выпившего четыре литра пива, три рюмки текилы и двести грамм водки. – Ты математичен как и всегда. Дико сексуально… – А ты идиотичен и насвоихошибкахнеучитен, – Джэхён ладонью медленно отодвинул грудь тянущегося к нему Ёнхёна. – Отвали от меня и прекрати пить. Сразу после этих слов Джэхён заметил, как пропустившие мимо все его слова уши Ёнхёна повернулись, и парень взял из чьих-то дилерских рук рюмку, кажется, водки. Джэхён с сильно стучащим, словно копыто быка по земле, сердцем и красным от охватившей ярости лицом резко перехватил рюмку и, запрокинув голову, махом выплеснул содержимое в себя. Сдерживаясь всеми силами, чтобы не затрястись от ожогов в горле и подавить подступающую тошноту, скорчившееся лицо Джэхёна следило за реакцией парня напротив. Джэхён боялся, что его сейчас прибьют при всех, но лицо Ёнхёна вдруг показало хитрую ухмылку. Парень с явным экивоком положил предплечье на спинку дивана за голову своего пока ещё возлюбленного и приблизился. От него разило запахом алкоголя. – Котёнок хочет попробовать изо рта в рот? Ёнхён, поглаживая чёрные джинсы на ногах парня, приближался чересчур сильно, и, когда его ладонь резко оказалась выше допустимого, Джэхён, затаив тяжёлое дыхание, сквозь стиснутые зубы ответил: – Да пошёл ты, – и со всей силы ударил Ёнхёна по щеке. Стряхнув через секунду его недоумевающую ладонь с бедра, он быстро, сливаясь с шумом и людьми, убежал. Джэхёну было страшно. Страшно жутко и страшно обидно. Ёнхён никогда не отличался стремлением к здоровому образу жизни. И хотя он в начале отношений так часто обещал заняться с Джэхёном ежедневными пробежками и бросить часто выпивать, каждое утро Джэхён бегал в одиночестве и почти каждый выходной ему приходилось забирать Ёнхёна с какой-то вечеринки и тащить его под ручку домой. Сколько бы раз Джэхён ни говорил ему: «Я люблю тебя», – часто ему приходилось добавлять: «Но когда ты так пьян, я хочу тебе врезать». И чем больше звучала вторая часть, тем труднее устам Джэхёна давалась первая. Джэхён узрел лестницу и поспешил к ней. Медленно, пока он пытался пробраться мимо стоящего на ней народа, он замечал целующихся у перил и стены парочек, и омерзение, смешанное с подступающими слезами, угнетало его всё сильнее, пока он не преодолел препятствие. Коснувшись пола второго этажа, Джэхён оглянулся. Погони не было. Облегчённо выдохнув, он впервые смог услышать собственные мысли благодаря теперь приглушённой музыке. Два мира разделялись порталом-лестницей. Если в первом царило обрядовое веселье, то во втором уже не было кричащих дикарей – только дикари с весенним обострением, прижимающиеся всем своим существом к вожделенным телам жертв. У Джэхёна был готов сработать рвотный рефлекс. Но он расставлял приоритеты: лучше иметь возможность быть в какой-никакой тишине, чем вообще не иметь возможностей. Джэхён осторожно, словно окружённый ловушками, проходил мимо ластящихся друг к другу тел, пока не обнаружил стоящий у большого окна второй за эту ночь диван. Консервативность Джэхёна взяла верх и заставила его тут же усесться на мебель, которая каким-то чудом не была занята до него. Джэхён сел, и его бывшее до этого в напряжении тело мгновенно расслабилось. На первом этаже послышалась волна громких криков, и Джэхён немного судорожно выдохнул и включил экран телефона. Два часа. Как же хотелось, чтобы его забрали как можно дальше отсюда прямо сейчас. Туда, где музыка не такая громкая и отстойная, где над головою охапка звёзд, а под джинсовкой гуляет ветер, а не пьяная рука Кан Ёнхёна. Джэхён чувствует обиду, желчью разъедающую изнутри. Ему на самом деле надоело чувствовать себя по значимости наравне с текилой и ночными тусовками. Он вспоминает, как красиво преподносил ему Ёнхён сюрпризы без причин и целовал его каждый раз, когда Джэхён казался ему «слишком и незаконно милым». Джэхён хмурится и пытается припомнить, когда в последний раз его целовали по этой причине. Джэхён кусает до боли щеку изнутри и хочет выпить водки, только чтобы её горький вкус перебил горечь застрявшего в горле кома. Он смотрит на их с Ёнхёном совместное фото в своей галерее и пытается найти хоть одну причину, по которой он должен терпеть всё это. Когда холодного плеча Джэхёна неожиданно касается чужое, горячее и до иголок в носу знакомое, он в испуге и уже с готовой порцией аргументов оборачивается. Внутри всё сокрушается и застывает… Рядом сидит не в доски пьяный Кан Ёнхён, а красивый до чёртиков студент третьего курса Ким Вонпиль. Джэхён тяжело сглатывает и смотрит широко раскрытыми глазами. Он больше не готов ни к чему: ни отбиваться аргументами, ни злиться, ни говорить в принципе. У него слишком быстро проносятся воспоминания по артериям, попадая в капилляры и заставляя его сердце биться чаще обычного. Вонпиль убийственно ангельски улыбается, и Джэхён вспоминает вмиг, как его губы касались этой улыбки. – Извини, что напугал. – Слова Вонпиля пробуждают Джэхёна, и он приходит в себя. – Я не хотел этого. Галантен, заплетык не языкается*, лицо не красное. Чёрт, кажется, он абсолютно трезв! Только глаза подозрительно поблескивают. Джэхёну нужно срочно уйти от флешбеков и взять себя в руки. Он кашляет в ладонь и отвечает: – Всё в порядке. Я просто ожидал увидеть вместо тебя кого-то, кого совсем не хочется. – Как хорошо, что я не являюсь этим кем-то, – улыбнулся Вонпиль ещё шире своей знакомой квадратной улыбкой. Около пяти секунд они смотрели друг на друга так, будто каждый из них был огненно-алым закатом, и никто не решался отвести взгляд первым. Джэхён чувствовал, как ладошки его становятся влажными. Ему было как минимум неловко. Вонпиль являлся последним человеком, которого он мог встретить на подобном мероприятии. Сколько он его помнит, Вонпиль всегда был тихоней, наблюдающим за умывающимся по вечерам соседским котом, в то время как в доме неподалёку во всю могли готовиться к ночной вечеринке. Он готовил себе кофе по утрам и добавлял в него лёд, затем писал статьи и никогда не завтракал. У него бывало ленивое настроение, когда он неделю носил одни и те же брюки и даже не играл в любимые компьютерные игры, и тогда ему больше обычного хотелось обниматься и утыкаться своим носом в чью-то шею, и Джэхён совершенно не понимает, почему он до сих пор всё это помнит. Но неловкость нарастала. У Джэхёна накопилось так много вопросов, и они с Вонпилем так давно не виделись, но язык не решался повернуться. И только Джэхён осмелился открыть рот, как его заранее перебили: – Это, вероятно, самое тихое место в доме. Ты поэтому здесь? – Ага. Прячусь от шума и веселья… А ты что тут делаешь? Надоело быть занудой и пай-мальчиком? – усмехнулся по-доброму Джэхён, облокачиваясь локтём на спинку дивана. Вонпиль тихо зашипел, тряхнул головой, и чёлка упала на его глаза. Джэхён еле сдержался, чтобы не убрать её по старой привычке. – Меня затащили одногруппники… – И как оно? – Как самая впустую потраченная ночь в моей жизни. Джэхён громко засмеялся, напугав несколько парочек у стены. Первое приятное воспоминание за весь вечер. Однако Вонпиль как по щелчку стал обеспокоенным, и Джэхён принуждённо снял улыбку с лица и замер в неприятном ожидании. – На самом деле… я предположил, что ты где-то здесь, и сразу отправился на поиски. – Почему? Что-то случилось? – Я… увидел, как твой парень, Ёнхён-хён вроде бы, сцепился с кем-то, и хотел предупредить тебя… – Что?! – Джэхён подскочил как ошпаренный. – Почему ты сказал это только сейчас?!! Кинув разочарованно-испуганный взгляд на Вонпиля, Джэхён сломя голову понёсся мимо парочек-ловушек и прямо по лестнице, огибая начало перил и стремясь прямо к эпицентру в кругу раздававшихся криков. Так быстро, казалось, Джэхён ещё никогда не бегал. Его обуял страх, он только мог думать о том, цел ли этот оболтус, и с бешеным волнением, извергающимся в груди, растолкал толпу и увидел сцепившихся парней. Они мазали кулаками по лицам друг друга и падали с грохотом на пол, и Джэхён вгляделся в них, уже готовясь кинуться разнимать… однако Ёнхёна среди них не было. Недоумевающего Джэхёна дёрнули за руку и указали куда-то в сторону. В углу, прижимая пакетик льда к виску, сидел наполовину протрезвевший Ёнхён. Джэхёну не составило труда догадаться, что противник разобрался с ним слишком быстро и поспешил искать кого-то поинтереснее. Джэхён был раздражён, но не удивлён. Однако кое-что его всё же несказанно радовало: теперь у него была весомая причина свалить из этого ужасного места.***
Молчание, витающее в салоне Ровера, никто не решался нарушить. Джэхён время от времени постукивал пальцами по рулю, следя за большой, покрытой пятнами света от фонарей дорогой. Он был всё ещё зол, но пытался смириться с невозможностью повернуть время вспять. – Как ты узнал, что со мной? – неожиданно подал голос Ёнхён, уныло наблюдающий за проносящимися домами. – Меня нашёл Ким Вонпиль и предупредил. – Ким Вонпиль… это тот младшекурсник, которого ты курировал? – Именно он. Джэхён больше всего хотел, чтобы Ёнхён прямо сейчас замолчал. У него не было настроения болтать со всё ещё, хоть и менее пьяным, бунтарём, который в свои двадцать два ведёт себя на шестнадцать. И почему вообще дорога кажется такой мучительно долгой… – Да-а… я чуть было не забыл, что он по совместительству ещё и твой бывший. – Удивительно, что ты вообще что-то помнишь после того, как твоей голове так знатно досталось. Зачем ты вообще устроил эту перепалку? Ёнхён хмыкнул на вопрос, заданный Джэхёном сквозь желание вышвырнуть пассажира из машины. Спустя пару секунд он ответил: – А что ещё может сделать парень, которого ударил его возлюбленный и от которого он же убежал? – Ты забыл добавить «бесстыдно пьяный в усмерть» перед словом «парень». – А оказывается! – продолжал Ёнхён, – что он убежал общаться со своим бывшим, оставив своего нынешнего страдать от обиды и унижения! – Ненавижу эту стадию твоего похмелья… – Конечно, ведь гораздо приятнее общаться с таким же домоседом и тихоней, как и ты, с тем, с кем у тебя столько общего! С этим скучным занудой-ботаном Ким Вонпилем, который мухи в жизни не обидел. – Потому что всех мух отбираешь для этого ты, Ёнхён. Хватит уже ребячества и провокаций, или твоим ночлегом на сегодня станет эта трасса. Они вернулись к тому, с чего начинали. Покрытый тишиной, Джэхён стискивал руль и сжимал челюсти, считая мысленно каждую милю, чтобы скорее пролетело время. Не было сил даже возмущаться про себя и кричать на Мойр** за то, что его судьба такая обалденно удачливая. Ругаться из раза в раз со своим парнем, с которым на следующий день уже вновь будешь целоваться у него дома; кричать на своего возлюбленного до красноты шеи из-за его вредных привычек и невыносимого характера, получая порцию режущих оскорблений, а после просыпаться с засосами на теперь уже фиолетовой шее и с воспоминаниями о жарком сексе… Джэхён устал от этого. Устал от этих американских горок и своей бесхарактерности. Он так чертовски устал, живя в этом дисбалансе и подвешенном состоянии, при котором каждый день не знаешь, чего ожидать, и потому боишься. И поэтому Джэхёну, в конце концов, всё чаще хочется поставить точку вместо запятой. «Лучше бы ты был трезвым», – думает Джэхён, паркуя Ровер во дворе чужого дома. Он глушит машину и через пять секунд уже помогает Ёнхёну выбраться из неё. Они идут к порогу его дома с белой панелью, проходят мимо посаженных его матерью цветов, постукивают подошвами по бетонной плитке, поднимаются по деревянной лестнице, приветливо заскрипевшей при встрече их. Во дворе спокойная тишина, и даже, кажется, можно услышать сопение кошки на подоконнике на кухне. Наконец впереди оказывается дверь, и Ёнхён останавливается и поворачивается к Джэхёну. В его глазах томление и даже как будто сожаление. Он тихо говорит: – Я был идиотичным кретином. Принимаю и осознаю. Я наговорил лишнего и лишнего перебрал… и мне жаль. Джэхён затаивает дыхание, когда лицо Ёнхёна скрывается за его щекой, и сердце пропускает громкий удар, как только его уха касаются горячие слова Ёнхёна: – Я безумно люблю тебя, Пак Джэхён… Секунда – и впереди вновь оказывается лицо Ёнхёна, чьё тело начало очень медленно приближаться. Ёнхён прикрывает глаза, облизывается от томления в груди и хитро, одной прикушенной губой молча спрашивает у Джэхёна разрешения. И Джэхён не хочет разрешить с рациональной точки зрения и хочет с точки зрения своих дрожащих коленок и колющего чувства в подушечках пальцев. Он чувствует себя слабаком, побеждённым, беспринципным дураком, особенно тогда, когда полные жара ладони Ёнхёна поправляют края его джинсовки, а затем прокрадываются под неё и оставляют ожоги на талии. Джэхён предательски выдыхает, и путь к воздуху окончательно перекрывают опаляющие даже на расстоянии губы Ёнхёна. Джэхёну не нравится, что ему мешают думать, ерошат его любые попытки взять себя в руки и решают за него, и он покрывается мурашками, когда язык его раздражающего придурка-парня ласково и настойчиво проводит по его пухлой нижней губе, прося разрешения зайти дальше. – Останься на ночь, Джэхён… Я умоляю… Ёнхён трётся своим носом о его и кажется покорным. Но это обман. Обман чистой воды, и Джэхён это понимает, понимает и путается в противоречивых чувствах, возмущается тому, как не считаются с его мнением. Ведь что бы ни ответило сейчас его тело, последнее движение всё равно будет за Кан Ёнхёном. И это обидно. Обидно настолько, что Джэхён ярче обычного чувствует тошноту от привкуса текилы и сильнее, чем когда-либо, чувствует себя марионеткой. Ёнхён плотнее прижимает Джэхёна и неожиданно резко и грубо кусает его за нижнюю губу. И тогда Джэхён окончательно раскрывает глаза, со всей силы толкает Ёнхёна от себя второй раз за ночь, и тот возмущённо и шокированно замирает. Он смотрит на своего возлюбленного Пак Джэхёна и видит лишь его усталый и полный отвращения взгляд. Джэхёну по горло и надоело. Он пытается отдышаться и найти хоть одну причину, по которой он раньше любил Ёнхёна. Но он видит лишь блеск от алкоголя в чужих глазах и губы, которые почему-то всегда так уверены, что победа будет за ними. И Джэхёна переполняет желание раз и навсегда стереть хвостик у запятой. Он разворачивается без единых слов. Он спускается по скрипящей лестнице, стучит по бетонным плиткам, проходит мимо спящих цветов и уходит от дома с белой панелью, в котором тихо сопит кошка. – Джэхён! – зовёт его громко, словно на дворе день, Ёнхён, и Джэхён устало стаёт вполоборота. У него даже нет сил упрекнуть Ёнхёна в его невоспитанности. Он слегка кивает и без единой эмоции, монотонно отвечает: – Добрых снов, Ёнхён. Джэхён вновь отворачивается от него и больше не знает, какое у него выражение лица. Он уходит всё дальше, и ему кажется, что он с каждым шагом всё хуже помнит дорогу к дому Ёнхёна. Он шёл без мыслей, абсолютно эмоционально выжатый. На каком-то автомате ноги несли его домой, и он, должно быть, прошёл около полутора километра, однако совершенно не был в состоянии это заметить. На горизонте разжигалась заря, и небо принимало вдалеке сумрачный оттенок, когда из-за деревьев и других домов показался один кирпичный, совсем небольшой и тихий. Джэхён поднял взгляд: последние свои минуты звёзды яро догорали в охапке небесных рук. Джэхён слабо улыбнулся, опустив глаза с неба, и резко замер. Его, полностью обезоруженного и не готового к ещё одним всплескам адреналина, встречал сидящий на тротуаре Вонпиль. – Ещё не хватало… Парень поднялся и приветливо улыбнулся. Он был на зависть Джэхёну свеж, будто только что телепортировался из того часового пояса, где сейчас было только лишь двенадцать дня. – Что ты здесь делаешь? – то ли скорее раздражённо, нежели безразлично, то ли наоборот спросил Джэхён, желая лишь лечь спать и не видеть ни одного парня, с которым он хоть раз в жизни целовался. – Случилось что-то ещё, о чём ты предупредишь меня только спустя пять минут? Вонпиль прикусил губу, спрятав руки в карманы кожаной куртки. – Я хотел узнать, всё ли хорошо разрешилось у твоего парня. – И ради этого ты пришёл прямо к моему дому? Раз Ёнхён тебе так интересен, то мог идти прямо к нему – он наверняка протрезвел после моего отказа переспать с ним. Джэхён тяжело вздохнул и наскоро прошёл мимо Вонпиля, но его тут же перехватывают за руку, насильно, но без грубости повернув к себе. Джэхён ощущает гипертонию, видя блестящие глаза абсолютно трезвого Вонпиля и его приоткрытые губы, которые – он надеется – всё так же по утрам касаются холодной кружки кофе. Дрожь покрывает тёплые воспоминания о том, как потрясающе Вонпиль готовит и, ко всему прочему, целуется. – Я пришёл, чтобы прояснить всё, хоть это меня и не оправдает, – его слегка влажная ладонь мягко стискивает тонкую кисть Джэхёна. – Я не предупредил тебя сразу потому, что, увидев тебя спустя столько времени, я неожиданно… захотел побыть с тобой подольше. Непослушные волосы Вонпиля лоснятся под первым лучом солнца. Он без обиняков смотрит в глаза Джэхёну, и поволока в его взгляде могла бы свести с ума и сделать банально пьяным без водки, от которой так тошнит их обоих. И да, Джэхён чувствует учащённое сердцебиение и подступающую красноту щёк, и да, Вонпиль говорит красиво и приторно мило и даже слишком. Но… – Прости меня, хён. Кажется, я обращаюсь слишком неуважительно по отношению к тебе, просто… – Вонпиль тряхнул головой от волнения. – И я больше не знаю, что ещё сказать… – Например, – Джэхён состроил непричастное лицо, глянув куда-то в сторону, и только сейчас заметил, что его пальцы каким-то волшебным образом теперь были переплетены с пальцами Вонпиля. Ему нужно лечь спать. Срочно и без раздумий. – Например, что тебе очень стыдно и ты будешь рад как-нибудь ещё пересечься по возможности. Вонпиль загорелся сильнее выглядывающей зари и, нелепо хохотнув, квадратно улыбнувшись, смущённо прикусив губу, кивнув, скрылся за алеющими на заре деревьями, за утренними домами, скрылся полностью… И слава богу. «Лучше бы я был пьяным», – подумал Джэхён, заходя домой, проходя в гостиную и проваливаясь в холодные, как всё внутри него, объятья дивана и тиски мыслей, в которых он отталкивает Ёнхёна и сжимает пальцы руки Вонпиля. О том, правильно ли он поступил и к чему приведут итоги этой самой-крутой-вечеринки-месяца, он подумает, когда отоспится. Одно лишь безгранично радует: он уже как год является выпускником, а значит, пока что точно не увидит этих двоих. * заплетык языкается – язык заплетается – знаменитая фраза телеведущей программы новостей (имя мне неизвестно). ** Мойры – в древнегреческой мифологии богини судьбы, три сестры.