Нелюбовь

В самой дальней комнате второго этажа дома союза и его детей слышится тихий плач. Уже, наверное, минут пять прошло, как старший брат Казахстан зашёл в её комнату. И вот он сидит на корточках напротив кровати, рассматривая свою младшую сестру, которая напугана до смерти. — Скажи, у тебя кто-то уже, — он растягивает последнее слово, — был? Казахстан не понимает сначала вопроса, она даже перестает дрожать, а глаза её расширяются от удивления, когда смысл слов все-таки доходит до неё. — Я… нет. — Тихо говорит она. Зачем это спрашивать? К чему такие расспросы? Ему разве не все равно? Хотя, когда люди покупают игрушку, они ведь тоже хотят убедиться, что игрушка не сломана, ее не трогали чужие руки, и т.д. — Вот и молодец, — хвалит он её, при этом погладив по голове. Девочка жмурится, ощущая на голове тепло чужих пальцев. Она ожидала удара или хотя бы пощечины, но нет. Ей становится ещё страшнее от неизвестности. — Не бойся, — говорит он и тоже садится на кровать, и, так же, как она, опирается спиной о стену. Сначала Россия рассматривает потолок своими необычайно красивыми голубыми глазами, которые так и светятся в темноте этой, почему-то мрачной, комнаты. Будь ее воля, Казахстан бы, наверное, всю жизнь смотрела на профиль России, но её планам не суждено было сбыться, как и всегда… Вдруг он поворачивается к ней всем корпусом, резко хватает её за плечи и тянет на себя. Пара секунд — и она уже на его коленях. Вообще, это такая его привычка «странная», но не суть. Его лицо так близко, что можно почувствовать чужое обжигающее дыхание на своих губах, можно рассмотреть каждую часть бледной кожи и эту надменную ухмылку. От рассуждений о лице ее отвлекает голос, который обладает этим самым лицом: — Ты же любишь братика? — спрашивает старший. При этом лицо его меняется от глуповатой улыбки до очень серьезного. Пусть даже и темно, но Казахстан видит, как жутко он смотрит и ждёт утвердительного ответа, даже если она соврёт, ничего не изменится, так что… — Да. — Тихий, но чёткий ответ. Этот ответ нравится России. На его лице появляется какая-то странная улыбка. Её губы накрывают невесомым поцелуем, таким аккуратным и нежным, как будто он боится её спугнуть, хотя так оно и есть. Наконец он отстраняется и смотрит на нее, хочется увидеть реакцию на такие телячьи нежности. Лицо Казахстан краснеет, взгляд затуманенный, дыхание сбилось, а сама она дрожит и трясется, как напуганный кошкой домашний хомяк. «Ха, интересно», — думает Россия и опять улыбается, и спрашивает: — Боишься меня? Ответ быстрее, чем он ожидал. — Нет, — чуть ли не выкрикнув, говорит она, но все же ей страшно. «Все-таки я сумасшедшая», — думает Казахстан, мысленно ударив себя по лбу. — Тогда поиграем поинтереснее. Девочка, с глазами цвета солнца, не успевает даже пискнуть, как её снова хватают за плечи и прижимают к кровати. Россия смотрит на неё сверху-вниз, но ведь так было всегда, не так ли? Он наклоняется медленно. За поцелуем? За чем думает она или чтобы ударить? Его глаза такие красивые, в темноте голубые, сияющие, но… Такие холодные, как будто две звезды в космосе. Она была права. Сначала её целуют нежно, заботливо, как будто ему есть дело до её чувств, затем он кусает её губы до крови, до слёз. Её слёз. России надоела уже эта прелюдия, пора… Между прочим, он тоже волнуется, непонятно, из-за чего, правда. От губ он спускается к шее, дальше к груди; в комнате так душно, дышать так трудно им обоим. Казахстан страшно от того, что может случиться, и от того, что происходит сейчас, и что будет после, если это «после» будет. А Россия не знает, чего боится. Нет ведь причин. Тогда почему хочется остановиться, убежать от всего этого? Как бы сейчас ему не было хорошо, а дальше что? Наверное, этого он и боялся: неизвестности. — Б…брат, прошу, остановись, — она понимает, что её не послушают. — О чем ты говоришь? — а Россия, наконец, решил для себя: если он это начал, значит надо закончить. И начал расстегивать пуговицы на пижаме сестры, но, видимо, эта самая сестра очнулась и решила сопротивляться. — П-прошу-у-у-у, прекрати, хватит, прошу, — у неё началась истерика, она стала всеми силами сопротивляться, плакать, задыхаться, но не переставала умолять. Она правда уже хотела встать и убежать, но разве ей позволят? Разве у неё хватит сил? — Пожалуйста, прошу, пожалуйста, пожалуйста, — она уже не видела ничего, в глазах был туман, и чужоё дыхание на шее, и смех. Опять этот смех. — Обещаю, больно не будет, — прошептали девочке в самые губы, и эти губы снова целуют так, что не получается дышать. Эти губы кусают, говоря этим: «Ты — моя собственность». Выдох, а Казахстан не перестает бороться. Бьет брата хрупкими руками в грудь, каждый раз пытается уйти от губ России, которые в итоге все равно её целуют, не давая воздуха. Целуют уже с языком, настойчиво, требуя этим, чтобы ему наконец ответили, ведь так было всегда. Но в этот раз все. С неё хватит. Она больше не будет игрушкой. Пора дать отпор. Ведь лучше умереть, чем лишиться чести. Казахстан этого никогда не допустит. Если раньше это было лишь игрой, а сама она была фигурой в этой игре, то теперь она игрок, как и Россия. — ПРЕКРАТИ, я сказала, все! — кричит она, пусть и до сих пор не выбралась, но для себя она решила — с неё хватит. — Ууу, посмотрите-ка, кто заговорил, — мурлычет парень, улыбаясь, и немного отстраняется от неё, а сестра смотрит на него злобным взглядом. В её золотых глазах, как будто фейерверк, сверкает ярость. «Какая прелесть», — думает Россия, ему нравится эта дикость, но он ещё сильнее придавливает её к кровати, зажимая при этом руки девочки над ее головой, снова наклоняется и спрашивает игриво, смотря в глаза сестры: — А то что? И правда, что? Что она сможет противопоставить брату, который больше её самой в два раза? Что же делать? Когда в очередной раз Россия наклоняется, чтобы получить своё, девочка решает воспользоваться этим и ударяет лбом брата в нос. Когда парень чуть шарахается от неё, чтобы избежать следующего удара, она снова нападает, но в этот раз она со всей дури пинает брата в солнечное сплетение, и тогда Россия все-таки спиной падает с кровати на пол. Казахстан быстро спрыгивает с кровати и бежит ко входу, и когда до двери остается немного, она спотыкается обо что-то и ударяется коленкой о пол. С испугом она оборачивается на брата, но тот лежит и до сих пор задыхается, хватаясь за грудь, куда и ударила Казахстан. Она поднимается как можно быстрее, но коленка уж слишком болит, неужели она сломала себе коленную чашечку? Добравшись до двери, она оборачивается на брата, который до сих пор кашляет и задыхается. На миг её охватывает сомнение — бежать или посмотреть, что с ним? А если она сломала ему ребра? Боже, нет, нет, только не это, а если он притворяется, чтобы схватить ее? Но… что, если нет? Что, если она сейчас ему не поможет, и он умрет? От этой мысли она ужаснулась и снова взглянула на Росса, который — о боже, нет-нет — не дышал, так показалось Казахстан, которая со слезами на глазах побежала, при этом хромая, обратно, внутрь комнаты, к юноше, который и вправду не дышал. Боже, боже, нет, пожалуйста, только не это. Девочка положила голову брата себе на колени и стала просить его очнуться. — Брат, брат, брат, прошу, очнись, пожалуйста, очнись, — просила девочка и плакала, её слёзы падали на лицо брата, который так и не открывал глаза, — пожалуйста, очнись, пожалуйста, я…я же, — как будто ком в горле застрял, не позволяя сказать это слово, — люблю тебя, — настолько тихо сказала она, что даже сама не услышала эти слова. Тот, кому предназначались эти слова, услышал, но сделал вид, что спит, и засопел, а Казахстан этому так обрадовалась, но плакать не перестала, но теперь она плакала с улыбкой на лице. Чуть успокоившись, она сделала вывод, что Россия потерял сознание, и решила — плохо терять такой шанс побыть с ним рядом так, как ей хочется. Она рассматривала его лицо. Трогала его белоснежные волосы, сплетала его пальцы со своими и решила, что эти моменты будут самыми лучшими и счастливыми в её жизни, понимая, что больше у нее не будет такого шанса, так что… Казахстан наклонилась к лицу брата и прошептала ему в губы: — Люблю тебя, очень сильно люблю, слышишь, люблю, — и коснулась его губ своими. Наверное, нельзя было сказать, что это был поцелуй, настолько невинным, чистым был этот жест. По крайней мере так казалось России, который вообще не понял, что это было, как? Такое вообще возможно? Что же ещё выкинет его сестра, а ведь поцеловала его совсем невесомо, быстро, но при этом очень аккуратно и заботливо. После этого «недопоцелуя» такая нежность и мягкость остаётся на губах, и, кажется, это просто невозможно, такое вообще невозможно ощущать. Что это? Для России притворяться спящим уже стало труднее, сердце стало стучать, как отбойный молоток, стало жарко, во рту пересохло, как будто ты стоишь в жаркую, летнюю погоду, в тридцатипятиградусную жару. И самое главное — какое-то чувство разжигается внутри. И в этот момент Росс открывает свои глаза и встречается взглядом с глазами цвета рассвета, а Казахстан и рада, и напугана. Рада, что Россия наконец очнулся, боже, как же на сердце стало легче, только от того, что он на неё смотрит, а боится от того, что теперь будет труднее сбежать, если вообще получится. Немного успокоившись, она спрашивает: — Т-ты…в порядке? — тихим, дрожащим голосом говорит она и трогает его лоб — жара нет. А Россия удивляется, как так она успокоилась быстро, неужели так сильно беспокоится за него? И делает вид, как будто десять минут назад это не она плакала и пыталась убежать. «Какая все-таки странная», — думает Росс. — Можешь встать? — тихо говорит она, и все-таки о нём она думает больше, чем о себе. Казахстан до сих пор боится, что все может повториться, но увидеть Россию без сознания ещё раз она боится больше. — Да, помоги только, — спокойно отвечает парень и поднимается с колен сестры, а сама Казахстан быстренько встаёт на ноги и спешит помочь брату, протягивает свою ладонь ему. Россия хватается за руку сестры и наконец поднимается. Усадив брата на кровать, Казахстан собирается спуститься на кухню, чтобы принести воду для брата. Она, конечно, не знаток медицины и не знает, что делать в таких ситуациях, когда люди в обморок падают, но есть же интернет, там и посмотрит. А телефон на кухне, ну и воду она заодно принесет. Как только девочка стала отходить от кровати, ее вдруг потянули обратно. Конечно, стоило бы бежать, раз ситуация повторяется, но паниковать — не лучший вариант. Вдох и выдох. Россия на это хмыкает. Казахстан оборачивается на брата с улыбкой на лице и спрашивает: — Что-то ещё принести? — Нет, — отвечает он с улыбкой в ответ и дёргает её на себя. И вот, все снова по-новой. Опять она оказалась на его коленях, но в этот раз она не видит лицо брата, так как тот прижимает её спину к своей груди и продолжает: — Сейчас мне ничего не нужно, кроме тебя. — Отпусти. — Ну как же отпустить? Мы ведь ещё не закончили нашу игру. А Казахстан думает, как бы теперь найти выход. Из-за своей глупости она опять попалась в ловушку, но долго думать не пришлось, ведь сам Россия дал ей идею. Она не понимает, откуда в ней эта решительность, может, от того, что смогла признаться, пусть и спящему, России. — Игру? — спрашивает она, как будто забыла. — Да, игру. Сестрёнка ведь хочет поиграть с братиком? — России всегда нравилось применять каждый раз слово «братик» и «сестрёнка», так было веселее. — А братик обещает, что не сделает сестрёнке больно? — все тем же тоном спрашивает Казахстан. Как же это все мерзко, её тошнит от этих слов, и самое ужасное — осознавать, что сама ты тоже являешься частью этой мерзости, а может и центром. — Ну что ты такое говоришь? Братик ведь так любит свою сестрёнку, как он может сделать ей больно, — после этих слов парень ещё сильнее обнимает её со спины, затем облизывает ухо и целует там же, а Казахстан чувствует себя так, будто её ударили током. А брат уже целует её щеку и переходит к губам, но прежде облизывает и их. Сказать, что Казахстан сейчас стыдно, — ничего не сказать. Она жмурится как можно сильнее, но глаза приходится открыть, так как она ощущает во рту чужой и очень горячий язык. А Россия своего добился, именно этого он и хотел. Этот взгляд испуганный, шокированный. Холодные голубые глаза наблюдают за испуганными глазами цвета золота и видят, как в этих глазах опять появляются слёзы. — Больно? — спрашивает парень, стирая пальцем слёзы с лица сестры. — Нет, — отвечает та тихо, но уверенно. — Тогда почему ты плачешь? — Я…я, — она не отвечает. Она заигралась в игру, которую ненавидит всей душой, нужно бежать, бежать сейчас. Да, точно, бежать прямо сейчас, немедленно. Когда брат в очередной раз хочет стереть слёзы с её щеки, она, неожиданно для себя и естественно для России, хватает его руку, а сам парень не спешить вырывать руку, ему интересно, что будет дальше. Неужели решила проявить инициативу? Ну что ж, это похвально. Казахстан сначала смотрит на брата, потом опять на руку, которую до сих пор не отпускает. Она вспомнила один метод из манги Японии, которую они вместе читали на переменах. Она поднесла руку брата к своим губам и начала посасывать средний палец. А Россия просто охуел от такого поворота событий, его глаза расширились от удивления до такого размера, просто страшно представить, а рот то открывался, то закрывался. Кажется он забыл, как надо дышать, а Казахстан стала сосать все активнее. А парень вдруг понял, как это приятно и расслабляюще, он и сам не понял, что дальше стало происходить. Помнил только, как закрыл глаза на несколько секунд, ну ладно, может, на несколько минут, а когда открыл, обнаружил, что Казахстан-то в комнате нет. Он вообще не понял, что это было, как? Что вообще за поебень произошла, ну нихуя себе, оказывается, его сестра не такая уж невинная, как всем кажется, вот так сюрприз. С этими мыслями Росс вышел из комнаты, чтобы найти эту маленькую негодяйку. Казахстан заперлась в ванной, так как это была единственная комната в доме, которая закрывалась изнутри. Присев на бортик ванной, девушка стала думать, а что теперь? Неужели ей придется так сидеть, пока папа не вернётся домой, или хотя бы Беларусь с Украиной. Ну что ж, это не так плохо, но не факт, что Россия не найдет тут. Все же Казахстан сомневалась, что он будет выбивать дверь, только чтобы достать её., но это же Россия, от него можно и не такое ожидать, так что дело было плохо. Она пыталась сидеть тут тише воды ниже травы, может быть, ей повезёт, и кто-то вернётся домой раньше. Россия обыскал весь дом, начиная с кухни, заканчивая комнатой отца. Даже в комнату Украины залез, хотя там и был замок, но теперь нет, точнее, этот замок теперь сломан. Ну и посрутся же они сегодня. Ну и пох, хотя бы вечер не будет скучным, по крайней мере для Росса. Осталась только ванная. Парень вышел из комнаты Украины и пошел к двери ванной, и начал стучать. — Не занято? — спросил Росс. Да, ситуация не самая подходящая, но рофлнуть он очень хотел. И заржал. «М-да, все-таки крыша у меня едет», — думал про себя русский. Как и ожидалось, ему не ответили. Ну все, пошутили и хватит, он начал злиться. Россия ненавидел, когда все было не так, как он хочет. — Казахстан, ответь мне, или хочешь, чтобы я эту ёбаную дверь выбил? — больше не было наигранности в его голосе. — Я больше не хочу играть, пожалуйста, прекрати, — крикнула девочка с той стороны двери, — не хочу, — всхлипы. — Ладно-ладно, не будем играть, выходи, хорошо? И покажешь ещё раз тот фокус с пальцем, — «только уже не на пальце», — мысленно договорил Россия, — и где ты этому научилась тоже расскажешь? Мне прям очень интересно. — Нет. — Что, «нет»? — России этот ответ не понравился. — Я не выйду. — В смысле, не выйдешь? — Россия уже взбесился, — открой дверь. — Я сказала, нееет, — в истерике крикнула Казахстан, — не выйду до тех пор, пока папа не вернётся, ясно? — Ну все, я тебя предупреждал и просил по-хорошему, — русский в гневе начал долбить дверь и пинать ногами, — выходи быстро. Как мне потом прикажешь это отцу объяснять? — орал он уже на весь дом. Тем временем Казахстан начала плакать, слезами, конечно, делу не поможешь, но что ей ещё остаётся? Тем более, ей сейчас было так страшно. «Дура, дура, дура, дура», — ругала она себя. Надо было убежать, когда была возможность. Как последняя идиотка надеялась на то, что её не найдут. С каждым новым ударом сердце уходило в пятки, слезы текли рекой. Боже, как же страшно. Кажется, у нее опять начала кружиться голова, воздуха не хватало, она задыхается. Дверь все-таки выбили, да с такой силой, что та громко стукнулась о стену. Россия выглядел не страшно, не жутко, на его лице не было никаких эмоций, лишь глаза говорили о том, что тот в гневе. Его сестра могла поклясться, что видела в глазах брата пламя ада. А русский стал медленно подходить к ней, ведь знал, что жертва уже никуда не убежит. Девочка закрыла лицо руками и начала тихо плакать. — Идём, — сказал Россия, протягивая сестре свою ладонь. — П…прошу, не надо, — всхлипывая, просила Казахстан. — Ну, я давал тебе шанс, — сказав это, русский схватил ее за волосы и стал тащить к выходу. Девочка крикнула от боли в области головы и стала отпираться от рук брата, но это не ничего, кроме боли. Казахстан плакала, кричала и, всхлипывая, просила отпустить её, но, в конце концов, девочка охрипла. Старший брат отпустил её волосы, когда они оказались в комнате Казахстан. «Снова». Но не успела бедная девочка обрадоваться, как её снова схватили за руку и отшвырнули на кровать. Тело ужасно болело, голова кружилась, а дышать было так трудно. Когда она смогла открыть глаза, увидела брата, который нависал над ней.

***

Япония уже пятнадцать минут ждала у ворот школы Беларусь и её братьев. Японка была очень зла. «Ну где пунктуальность этих людей?» — думала она, и ещё ей очень хотелось поскорее увидеть подругу. Убедиться, что с ней все в порядке, что она сейчас зря волнуется, и с Казахстан все хорошо. Но было одно «но»: Япония знала, что происходит между Казахстан и её братом. Наверное, Япония единственная, кто знает этот секрет. И всё же девушка не поймет, как её подруга могла влюбиться в такого, как Россия. Ну ладно, он манер не имел, ну ладно, заботливым тот тоже не был, но ведь он ещё и причинял боль Казахстан не только моральную, но и физическую. А Казахстан либо очень сильно любит его, раз такое терпит, либо мазохистка. А ведь Япония тысячу раз предлагала помощь подруге, но у Казахстан ответ был всегда один: «Ты думаешь, мне сейчас плохо, но если я его потеряю, мне будет в миллион раз хуже». — Ох, — вздохнула, вспомнив слова подруги, девушка, а из школы наконец вышли Беларусь с Украиной. Белка, заметив Японию, стала махать ей рукой, на что японка только кивнула. — Ой, так ты все-таки нас дождалась, да? — радостным голосом сказала Беларусь, сияя при этом улыбкой. — Как видишь, — ответила с полуулыбкой на лице. — Вот здорово же, как я и говорила, Казахстан будет очень рада тебя видеть. А ещё, чтобы ей стало лучше, я хочу устроить пижамную вечеринку. — Вечеринку? — Ага, и если ты сегодня останешься, будет вообще круто. Ну, что скажешь? — Эмм… — Ну, по–жалу–йста, — Беларусь сложила руки в жесте просьбы. — Ей нужен отдых, а не вечеринки, — сказал Украина, который наконец дошел до них. Ведь в отличие от своей сестры, украинец шёл медленно. А белка, как только они вышли из школы, сразу побежала к Японии. — И сказал это тот, кто утром шумел у её комнаты, да, братишка? — вспомнила утро Беларусь. — Это вообще Россия виноват, — возмутился укроп, чуть краснея. — Ты тоже хорош, ну да ладно, — хлопнув брата по спине, Беларусь снова обратилась к Японии: — Ну что, пошли? — Да, поскорее бы уже. — Стоп, эта тоже с нами идёт? — показал пальцем укроп на Японию. — Я Япония, приятно познакомиться, — сказала девушка спокойно, но внутри уже проклинала братьев Казахстан. Почему они такие невоспитанные? — Ой, прости, Япония, да? — исправился Украина. — Да. — Ну ладно, Япония уже проклинала только русского, ведь этот хотя бы прощение просить умеет. — И ещё, ты про папу забыла, что ли? — А что с папой? — не поняла Беларусь. — Ну, я думаю, что приводить домой гостей без его разрешения — это не лучшая идея. — Да что вы с Россом из отца монстра делаете? Ну придет к нам гость, и что? В любом случае, если кого и накажут, это меня. — Но, Беларусь, послу… — но Беларусь не послушала. — Все, я сказала, — рявкнула девочка и, схватив за руки брата и Японию, направилась к месту, где скоро должен был появиться автобус. Если бы они знали, какой сюрприз их ждёт дома. Тем временем в доме союза. — Я обещал, что больно не будет, и не было бы, если бы ты меня послушала в первый раз, — русский сказал это прямо в губы своей сестры, но Казахстан уже не слышла, ибо у неё уже не было сил. Все тело болело, будто её сбил КАМАЗ. Голова тоже болела, не только изнутри, но в том месте, где недавно Россия хватал её за волосы. Даже слышала девочка с трудом. Казахстан ощущала горячее дыхание на своих губах, затем на шее, слабо, но она таки стала отпихивать от себя того, кто покрывал её тело поцелуями. Даже в бреду она боялась. Слёзы начали литься из глаз девочки, но она не рыдала, ведь голос охрип настолько, что попытайся она хотя бы произнести какой-то звук, то в горле будет ужасно болеть. Казахстан попыталась сфокусировать взгляд хотя бы чуть-чуть, чтобы понять, что происходит, и где она, и кто это над ней нависает. А голубоглазый парень, схватив руку сестры, поднес ее к своему лицу и прижался к ее ладони своей щекой. «Горячая», — пронеслось у него в голове. Затем русский снова взглянул на обладательницу этих рук и удивился, даже слишком. Когда Казахстан таки смогла прийти в себя, она не могла поверить своим глазам. Россия взял её руку и прижался к ней щекой, это было что-то невозможное, может, она спит? Да, точно, это сон, но как же так, она ведь чувствует его кожу на своих пальцах, а ещё удивительно, что он ещё не отпускает её руку и на миг закрывает глаза. Сердце Казахстан очередной раз пронзает стрела. Если у казашки спросили бы, кто самый красивый человек на свете, она бы, ни минуты не сомневаясь, сказала, что самый красивый в мире, да вообще во вселенной человек — это её брат, и даже пальцем бы показала, хотя это и неприлично. Россия выглядел так умиротворенно, спокойно, словно ангел, плюс, профиль парня освещал свет заката, который лился желтыми лучами из окна. «Господи», — мыслено сказала Казахстан, не веря, что такая красота вообще может существовать в их мире. Когда этот «ангел» открыл свои глаза, то встретился взглядом с сестрой, которая уже не брыкалась под ним, а просто смотрела на него, но смотрела как-то странно, что ли. Что-то странное было в её взгляде. Не страх, не ненависть, и даже не безысходность. Что тогда? Ах да, любовь, ой, как жаль, Россия же почти забыл об этом «недопризнании», но все же, хоть и русский злорадствовал в мыслях, но перестать смотреть в ответ Казахстан он не мог. Они так смотрели друг на друга с полминуты. Первым в себя пришел Росс и таки убрал руку сестры от своего лица, но играть не закончил. Не отрывая взгляда от золотых глаз сестры, парень поднес её руку к своим губам и поцеловал. Девочка вздрогнула от такого рода поцелуя, но смотреть не перестала, а Росс облизнул мизинец, ожидая реакции. «Что, и теперь ничего не сделает?» — думал он. Казахстан в этот раз пискнула и попыталась вырвать руку, но не вышло, силы были не равны. Россия рассмеялся на эту жалкую попытку вырваться, затем сказал, хитро улыбаясь: — Посмотри мне в глаза и скажи это ещё раз. Казахстан не поняла, о чем это её брат, но даже если бы знала, не смогла бы ответить сейчас. Что-то сказать у неё бы попросту не получилось из-за болящего горла. — Ну же, я жду. Молчание. — Ты что, оглохла или онемела? — России нужен ответ, он начал раздражаться, что за игра в молчанку? И снова молчание. — Ага, ясно, хочешь наказание, значит, получишь, — после этих слов русский дал громкую пощечину сестре, — так и будем дальше? — спросил он холодным тоном. Казахстан начала отрицательно качать головой, а на глазах опять выступали новые слёзы, но плакать уже сил не осталось, да и глаза жжет от этих слёз. Горло болело, как ей ответить? Как, да и что сказать? Если она ответит неправильно, она расстроит брата, а этого ей не хотелось, очень сильно не хотелось. — Я…я, — на большее её не хватило, так как у неё начался приступ кашля. Она схватилась обеими руками за горло, а оно болело, ужасно болело, словами не описать. — Прекрати так себя вести, мерзость, — он начал ещё больше раздражаться, — отвечай или я буду бить тебя, пока не ответишь. Девочка посмотрела на него умоляюще, а из глаз потекли новые слезы, в глазах жгло, горло болело. Наверное, в такие моменты человек понимает, что быть слабым — это ужасно. Быть немым — ещё хуже, ведь ты не можешь просить помощи или хотя бы сказать то, что от тебя требуют. Казахстан выставила руки перед лицом, надеясь, что сможет таким образом хотя бы ослабить удар. Наивно, как наивно. Русский вмиг сжал её хрупкие и тонкие руки в один свой кулак, а второй рукой давал пощечины сестре. И так удар за ударом, вторая шестая, тринадцатая, останавливается он на пятнадцатой, так как из носа Казахстан появилась струйка крови, да и синяк начал появляться на правой щеке, а это уже ведёт к ненужным вопросам от других. Конечно, Казахстан никому не скажет, что это дело рук её брата, но рано или поздно оправдания для отца и остальных, типа «я упала, перестанут действовать, и все будут думать, что у Казахстан есть обидчики или обичик, и будет ой как не хорошо, если выяснится, что этот одбичик — её старший брат. Ладно, Россия не за этим домой пришел, надо бы уже взять от нее, что он хотел изначально, и свалить куда-нибудь до завтра. Отец его точно убьет, когда ему позвонят на работу и сообщат о том, какой у СССР старший сын раздолбай, и что тот сбежал с урока. А Казахстан уже было все равно совершенно. Боль она пережила и вытерпела, она смотрела в потолок бессмысленным взглядом, а глаза её были стеклянными. «Кукольные глаза». Слёз уже тоже не было, ведь куклы не умеют плакать. Ей было уже не больно, куклы не испытывают боли, как бы их ни ломали. Она игрушка, она — кукла, которую постоянно ломают, кидают, но она никак не ломается, но это лишь вопрос времени, не так ли? Ничто не вечно в нашем мире. Она, как и любая другая игрушка, искренне любит своего хозяина и лишь хочет, чтобы её в ответ тоже любили. Россия снова или опять наклоняется над ней и касается её губ своими, постепенно углубляя поцелуй, но этого мало. Парень, не прерывая поцелуя, начинает расстегивать пуговицы на своей рубашке и кидает её на пол. А теперь уже он снимает пижаму сестры, которая, к слову, почемуто уже не сопротивляется. На миг он думает, что такого случилось-то? Ему не интересно так играть, будет скучно, если она и во время самого процеса будет, как мертвец, молчать, нет уж, так не пойдет. На последней пуговице он останавливается и смотрит на сестру, которая лежит ни жива ни мертва, как будто вовсе ей уже все равно. Он знает, как оживить этот труп. Лишь одним заклинанием. Наклонившись к уху девочки, он ласково говорит: — Почему ты никогда не говорила, что любишь меня? — говорит он, улыбаясь, — думаешь, откуда я знаю да? Ну, знаешь, когда ты думала, что я в отключке, и прошетала признание мне в губы, что я аж возбудился, — на этих словах он рассмеялся и замолчал на несколько минут, потом снова начал: — И, знаешь, это, наверное, было самое романтичное, что я когда-либо слышал, просто прелесть. Как в сказке, только я вместо принцессы, а вместо принца ты, ну разве не прелесть, — Россия замолчал, что-то обдумывая у себя в голове, и снова начал: — А ещё что бывает в конце всех сказок, ммм? — он наклонил голову набок. — Что? — охрипшим голосом спросила девочка. Удивительно, но она могла говорить, но очень тихо, настолько, что её брату пришлось наклоняться к её губам, чтобы услышать её. — Ох, моя маленькая глупая Кази, насмотрелись вы с Беларусь лживой экранизации Диснея и не знаете, как по-настоящему происходит счастливый финал в сказках. Что-о-о ж, придется самому показать, — на этих словах он расстегнул последнюю пуговицу на розовой пижаме девочки. Кожа у неё была очень бледная, хотя у России все равно была бледнее. Казахстан была очень худая, сколько помнил себя Росс. По всему телу были синяки, которые хорошо виднелись на её коже, делая красивый контраст, хотя ей и было только четырнадцать, но грудь имела уже второй размер. Но самой Казахстан не очень это нравилось, она очень стеснялась и всегда старалась скрыть этот проклятый размер (ибо из-за этой груди её дразнили «сисястой») под мешковатой одеждой. Когда русский собирался полностью снять розовую рубашку с девочки, чтобы та осталась только в белой обтягивающей майке, со стороны двери послышался звук. Росс повернул голову к двери, откуда на него смотрели трое человек, которые были не то что в шоке, они были обескуражены. Их можно было понять, так как им открывался вид на странную картину: несовершеннолетняя девочка лежит на кровати почти раздетая, избитая, ещё, кажется, глаза у неё мокрые от недавних слёз, чтобы это понять не нужно быть гением, а над ней нависает парень, который старше неё на несколько лет. И вид у него не лучше: голый по пояс. Он часто дышал, глаза бегали туда-сюда, а ещё — самое интересное — он с силой прижимает руки девчонки к кровати. Даже очень глупый человек понял бы, что здесь происходит. И эти люди у двери моментально все поняли. Вы, наверное, спросите: «А почему они не помогут ей?». Да просто они в таком шоке, от которого отходить будут ещё долго. — По…мо…ги…те, — как можно громче попросила девочка с глазами цвета солнца. Тройня у двери приходит в себя. Первый сразу кидается на русского с кулаками. Второй наблюдает за интересной сценой, а третий смотрит на измученную девочку, которая пытается встать с кровати. Ему искренне её жаль.