Между усмешкой и яростью

Летний день на круизном лайнере, что может быть лучше? Только приглашение посетить курорт, которое с радостью восприняли домочадцы. Но по идее — база отдыха только для мафиози. В такие места не попадешь просто так, и наличие твоей фамилии в списке приглашенных говорит о том, что ты что-то представляешь из себя в этой жизни, ну или водишься с нужными людьми. Красиво. Юки свешивает руки с перил, вглядываясь в морскую гладь, где косяки жемчужно-чешуйчатых рыб спешат скрыться, как только пароход проходит рядом. Пара-тройка дельфинов вдалеке, резво перегоняли друг друга, то и дело выныривая и при погружении поднимая кучу брызг. Не помнит, когда это ощущение — морского ветра, лезущего под футболку и приятно холодя кожу — было полно спокойствия. Это не тяготит вовсе. Безо всякой необходимости что-то предпринимать. Без необходимости что-то делать. Юки медленно жует хот-дог, купленный в будке перед пляжем до поездки. Облизывает с губ соус, после ловит еще каплю на запястье. Доедая, вытирает пальцы о салфетку, скатывает все в один ком. Взгляд цепляется за газету, лежащую на бочке. Кусок бумаги, испещренной печатными буквами, выглядит как издевательство из того прошлого, где не было носителей пламени, младенцев-репетиторов и каждодневных сражений. Где не было мафии, а ты только-только вступаешь за порог дома. На палубе все погружено в мирную тишину, но Савада знает: стоит открыть дверь, то снова шагнет в оглушающий гомон. Ее сразу встречает кто-то из персонала, ослепительно улыбающийся и одетый в строгий костюм, на запястье красуются новые брендовые часы, на которые иногда выразительно поглядывал. Сидя за столиком в полупустом зале, девушка огляделась по сторонам, изучая местную публику — никого не знает, за исключением тех, с кем приехала. Здесь нет нужды прятаться и скрывать свое истинное лицо. В подобных местах представители теневой стороны мира могут быть самими собой, получать одобрение и восхищение на свои аморальные поступки. Здесь одновременно говорили обо всем и ни о чем. Предметами обсуждения были: запонки, Южная Америка, кто с кем спит, убийство, самоубийство, цены на недвижимость, приятели, машины и еще несколько десятков незначительных тем, которые стали для приезжих невероятно важными и интересными. Все это сопровождалось едой, алкоголем и смехом. Официант ставит перед ней чашку капучино, растворяясь среди своих коллег так же быстро, как и появился. Савада же не собирается притрагиваться к напитку, который не заказывала, а уж тем более его пить, прекрасно зная, что терять бдительность в подобном месте — непозволительная роскошь. Тсунаеши с Хранителями занимают дальний столик, откуда то и дело слышались звуки падающих приборов и треск стекла вперемешку с детским ревом и жалобами. Со всех сторон на них пялятся недовольные взгляды, кто-то качает головой, а кто-то высокомерно цокает языком. Они сталкиваются на очередном банкете — и это худшая из орбит, где встретиться могли их планеты. На брошенные Гокудерой угрозы Такахаси только улыбается уголком губ, показывая, что чужие слова равноценны пустому звуку. Вместо того, чтобы ответить в той же манере или ударить, он поднимает стакан и сдержанно – надменно кивает: — За маленького лохматика, — и по радужке глаза мечется насмешка. — Защитника сирых и убогих. Тянет слова и разжевывает окончания. Это уже стало аксиомой. Стоило только Хранителю Тумана Юки открыть рот, как из него сразу же лились помои. Самодовольный Реборн так и не приспособился приструнить нахальную «погань». — Это грубо, — подмечает Сасагава Рехей, сведя брови к переносице. — Я снова нарываюсь, да? И ты сейчас протрешь мною пол, а, солнечный– мальчик–хороший коп? Юки свистяще набирает полную грудь воздуха. Выдыхает и старается только одну точку видеть — на ручке кружки. Говорят, помогает концентрироваться. Надеялась, что затишье продлиться как можно дольше, но, видимо, в отделе, отвечающем за спокойную жизнь, ей вновь выдали отказ. — Я не стану тебя бить! — Неужели? Не может быть. Глаза Сасагавы лезут на лоб, и признаться, зрелище того стоит. Он удивленно открывает рот, как выброшенная на берег рыба, хватает ртом воздух, а следом сереет. Отгораживается от неприятного типа и хмурится. — Почему ты его не остановишь, Юки? Он же специально провоцирует Сасагаву-куна! От мерзкого писка свело одновременно зубы и скулы. Она с досадой отодвинула стул, поднимаясь под вопросительным взглядом Тсунаеши. Наверное, надеялся, что вот сейчас исправит ситуацию, отчитает Изао или накажет за такое возмутительное поведение. У «любителя» брюссельской капусты до сих пор в руках стакан с укропно-капустным смузи, что заставляет пить Реборн своего ученика. Даже думать про это тошнит. — Ты меня вообще слышишь? — Тсунаеши немного струхнул, заметив грозный взгляд Ивасаки, но отважно попытался остановить девушку у лифтов. Бесполезно. Макото только глухо и низко на него зарычал. Да так, что перепуганный порядком Савада шарахнулся в сторону, сшибая с ног незнакомого мужчину вместе с кейсом. Застежка не выдержала, раскрывшись при ударе об пол, и все содержимое вывалилось наружу. Вокруг посыпались золотистые скрепки, документы, и похоже, что-то из оружия, раз подопечный Аркобалено внезапно побледнел, отскакивая подальше. Но это его не спасло от раздраженного гостя, что наступал на того, что-то бегло выговаривая на незнакомом языке. Створки лифта, в который она зашла вместе с Хранителями, скрыли от их глаз дальнейшие события. Через несколько секунд лифт снова остановился, и кабина вмиг прозрачность утратила, превратившись в сплошное матовое затемнение. Такие подъемники относительно новые, и порой, закрыв глаза, определить не можешь, движется тот или стоит. Спустя мгновение раздается сигнал, двери открылись, за ними стоял молодой парень, с какой-то злобой ослабляя узел галстука и сразу же прислоняясь к стене кабинки. Как только его взор прошелся по их компании, то презрительно хмыкнул: — Здесь не место всякому отребью. И локтем вдавил кнопку «стоп». Извлек из рукава кинжал — отполированный он засиял, словно живой. Первый удар прошел в опасной близости от лица, второй — девушка сбила перед самой грудью. Воспользовавшись моментом, Юки схватила кисть руки, державшую нож, дернула вниз ее с силой, услышав, как щелкнула кость. Из утративших цепкость пальцев выпало оружие, и противник даже не успел руку вырвать, как коротко ударили костяшками пальцев ему в кадык. Телохранитель одарил их сраженным взглядом, мешковато отшатнулся к стене, и тут кашлянул, кровью харкнув. — Ты..., - прохрипел он. — Ты...меня ударила. Хоть знаете, идиоты, кто мой наниматель? Наш босс — самый сильный и не станет спускать вам этого с рук. — Вот значит как, — движением плеч Юки поправила куртку. — Так ты — шестерка бездаря, который кричал и клялся, что не покинет остров, пока не испортит физиономию распорядителю Мафия Лэнд? — Правду говорят: у кривой ветки и тень кривая, — подметил Ивасаки. — Вы все в ногах у нашего лидера ползать будете! — крик так и остался без ответа, когда лифт снова начал движение, стоило им сойти на нужном этаже. На острове, куда в скором времени причалил корабль, тревожимые ветром кроны шумят не как в Намимори. Шелест звенящий какой-то, полный неясной силы или попросту — присутствием тех, кто обладает этой силой. Тут улицы нагромождены каскадом выстроенных домов, чьи крыши укрыты палящим солнцем, а окна горят теплым медовым светом. Шумно, людно, то тут, то там мелькают яркие одежды приезжих, и в этой пестрой палитре затеряться проще. На учебном полигоне их встречает еще один «друг» Реборна. Колонелло серо-зелеными пятнами перед глазами. Колонелло откровенно не щадит на учебном поле никого. Очередное здание в пыль и пепел, мафиози такого уровня давно играют по-крупному. Ему протесты и боль чужая в разы важнее, чем ментально-моральные проблемы. Целая армия или флот против него — ничто. Все разлетается в щепки, заглушаемое осколками и кусками чужих жизней. Потому что Колонелло — «заткнитесь и просто смотрите» — первый-первый-первый. Потому что Колонелло — «не собираюсь ваши носы и пальцы чинить-вправлять, эй» — незамедлительно в бой бросается, едва-едва взрывов касается, боевые почетные росчерки на себе примеряя или зарабатывает в дальнейшем билет в один конец. — Поучаствовать не хочешь? — выглядит он настолько энергичным, что становится не по себе. — С какой это радости? — Для прогресса в тренировке глупого Тсуны ему нужна мотивация. И для его Хранителей это будет отличной встряской, — Реборн спрыгивает с камня, подходит ближе. — Или тебе некомфортно? Чужие неприличные мысли мешают сосредоточиться? — Разве что твои. Военный же на это тянет ухмылку. Ему не нужно даже собственную мощь демонстрировать, не нужно на части кого-то растерзывать или кого-то убеждать — это давление на позвонки жмет одним присутствием. От дальнейшего разговора отвлекают знакомые голоса, и Юки видит невдалеке Тсунаеши с Хранителями, один из которых уже едва сдерживал свой гнев. — Наверняка попали сюда по ошибке, — хмыкает мафиози, что обращался к ним. — Возомнили себя лучше других. И что же за мелкая семейка? — Семья Вонгола! — обрубил Гокудера Хаято, заставив окружающих вмиг посерьезнеть. И это практически приговор. Вспыхивает перестрелка, распространяющаяся как эпидемия. Убийства в Мафия Лэнд запрещены. Сюда не суются ни полиция, ни гражданские — безоговорочная власть, добытая и отвоеванная, здесь принадлежит Аркобалено Дождя, готовым отстаивать свои принципы с оружием в руках. Можно представить, что это всего лишь игра в войну, что пули ненастоящие, а вместо крови томатный сок течет. Что на острове никто не собирается друг на друга оружие наставлять по-настоящему. Только почему-то барабанные перепонки лопнуть готовы от выстрелов и взрывов, ноги скользят по чему-то теплому и вязкому, с привкусом страха и металла. Ивасаки успевает втолкнуть Юки с Изао в приоткрытые двери замка, когда стекла заливает алеющими брызгами. Разборки между членами разных мафиозных семей ничуть не уступают стихийному бедствию. От сильного толчка старые петли заскрипели противно, перебивая крики на улице. Оказавшись внутри замка, стоит отметить, что посещение больше напоминало просторный холл в пятизвездочном отеле, чем на скромный зал. Толпа людей сразу же уставилась на них, схватившись за оружие. Вперед вышли несколько «вышибал», разминая костяшки пальцев и явно пересидевших на стероидах. Внимательно осмотрев помещение на наличие вспомогательных предметов, Юки краем глаза видит, как к ним рвется один из мафиози, и в его челюсть впечатывается кулак Ивасаки, отбрасывая на пару метров. Из его пистолета Савада успевает совершить выстрел в потолок, где был расположен крюк, держащий на себе огромную хрустальную люстру. Пуля пробила с легкостью стержень, в результате чего осветительный прибор рухнул прямо на головы стоящих впереди головорезов, отправляя их в нокаут. Сыграв на элементе неожиданности, Юки с Хранителями укрылись за каменными столбами, где от недоброжелателей было проще отстреливаться. Макото с хирургической точностью пронзал наемников в те точки, которые принесли весьма ощутимый ущерб, заставляя их судорожно отползать в укрытия, чтобы минимизировать последствия. Изао с с неподдельным интересом рассматривал, как стены окрашиваются в красный цвет. Спустя несколько минут, разобравшись с противниками, они зашли в другое небольшое помещение, где царил полумрак и холод. Здесь выделялась большая группа людей, которая столпилась практически в центре зала, периодически хлопая, хохоча и что-то выкрикивая. Юки обходит несколько человек, чтобы иметь лучший обзор, и, наконец, замечает прикованного к стулу парня с разбитым лицом, а над ним возвышался его палач. — Красивый вид не так ли? — сказал один зритель другому. — За что он так пацана? — Слышал, что это наказание. Сопляку просто не повезло родиться в той семье, на которую уж многие зуб точат. В это время главарь рассмеялся и присел перед пленником. — Знаешь, я ведь не люблю причинять людям боль. Будь у меня выбор, тебя бы здесь не было. Поднес руку к лицу, но на это дернулись, не имея возможности ничего сказать – губы сдерживала изолента. Попытки высвободить руки из тугих веревок оказались тщетны. Тогда он увернулся от прикосновения, не давая возможности совершить задуманное. Долго не думая, с губ рывком сорвали ленту и давая ненароком воспользоваться случаем сделать глубокий вдох. Их глаза встретились, и парень плюнул мафиози прямо в лицо. — Ведешь себя, как маленькая капризная девочка. Гримаса ярости исказила мужское лицо и его одарили пощечиной. — Разве твой отец не учил тебя манерам? — схватили за волосы, вздергивая голову вверх, заставляя смотреть прямо в глаза. — Десять лет тому назад твой папаша убил моих людей. Я был в тюрьме и ничего не смог сделать, лишившись всего: власти, денег, статуса. А потом мне сообщили, что он подарил мои земли Вонголе. Волосы на затылке сжали еще сильнее. — Во всем виноват твой папочка. И знаешь что? У каждого есть что-то, чем он сильно дорожит. Выпрямился и снова ударил по лицу. Стул такого натиска не выдержал и перевернулся, повалившись вместе с с парнем холодный пол. Удар в живот не становится для кого-то из присутствующих полной неожиданностью. Пленник болезненно морщится, чуть ли не пополам стараясь сложиться и закрыть себя от боли. Ему бы отползти, да в дальний угол забиться, чтобы от всего этого спрятаться, но шанс на мнимую свободу, когда в «клетке» одной с врагом столкнулся, нулю в энной степени, естественно, равен. Не помогает. Следующий удар приходится прямо в спину. — Некому за тебя заступиться, да, ничтожество? — издевается он и сплевывает рядом с лежащим на каменном полу парнем. Носок тяжелого ботинка снова попадает в спину. — Что за убогий цвет волос? Мерзость. Один против направленной на него ненависти. Даже если с ним тут что-то случится, всем будет абсолютно плевать, ведь интерес теряется к тому, кто уже разваливается напополам, как дешевый хрусталь. Все видят, как расцветают все новые и новые раны, забывая, увлеченные зрелищем, что узник — из плоти и крови, а под кожей кости не отлиты сталью. — Предвкушаю, как он или его слюнтяи-охранники найдут тебя в таком состоянии. Представляешь, как они будут раздосадованы и злы? Представляешь? — поведали с радостью. — А потом они придут ко мне, и я убью их. И снова рассмеялся, пиная ногой в живот. И еще раз. И еще. И еще. Пока не начали кровью кашлять. Лоб покрыт испариной, тело мелко трясет, пусть и находился в сознании и маломальской трезвости ума, все же держался с трудом. Перепачканное грязью, рвотой и кровью худи, прилипало к телу, как губка, пот впитывая и отражая на ткани мокрые полосы. Юки не задерживается — как только появляются подручные, чтобы увести «игрушку» с места представления, уходит в гостиницу, в то время как Хранители застревают в каком-то магазине по дороге, так что не было смысла ждать их, когда покупателями было забито все пространство. Ночь вступает в свои права. Обостряет все инстинкты, заставляя выживание преобладать над благородством. Остров в это время суток кажется еще больше, еще необъятнее. Не сильно помогает и освещение, по всему периметру в количестве более чем достаточно расставленное — не врежешься носом в стену, — но страхи все равно за пальцы кусают цепко, вынуждают до боли, до рези вглядываться в темные углы в поисках...кого? Врагов, в засаде ожидающих? Чудовищ? Право, какая глупость. За спиной мужчины, что вальяжно шел по дороге, раздается смешок. Но тот дергается в сторону так, будто рядом снаряд взорвался — с такой силой бьет по нервам звук, да разворачивается моментально, готовый к атаке. Осознание, что перед ним стоит мальчишка, а не вооруженный до зубов наемник, приходит далеко не сразу. — Я знаю множество людей, что хотели бы оказаться на этом острове ради славы, известности, богатства, — цокают языком почти укоряюще, — но ты единственный, кто решил провести здесь показательное избиение. — И что же ты хочешь от меня? Может, отдать тебе того бесполезного слабака? Или та блондинка, что была сегодня с тобой захотела посидеть на моих коленях? С радостью окажу ей такую честь, — прожженный дешевыми сигаретами голос и похотливый взгляд. Не все мафиози на острове к Вонголе лояльны. От нутра же таких людей гнилью и паленым разит. Если понадобится — бросят умирать в первой попавшейся канаве. Избитых, ограбленных. Изао снисходительно усмехается, почти невинно подходит ближе. — Вот тебе другое предложение: вставай на колени, а там посмотрим, захочу ли я передать ей твои слова или нет, — улыбку с лица сбивает выверенный удар кулака, который проходит в миллиметре от лица, немного промахнувшись. Слух радует звук рассекающего воздух меча. С ревом зачинщик атаки падает на одно колено, держась за ногу, куда пришелся основной урон. Второй же взмах оставляет глубокую кривую линию от носа до подбородка — обещание сформироваться в уродливый шрам. — Жалкий ублюдок, — голос из темноты заставляет сердце в груди противника забиться чаще, а руки прижать к ране, из которой струилась кровь, окрашивая одежду в алый. — Какого хрена? — воют на земле, пачкая землю. — Какого, мать вашу, хрена? — Лучше бы ты встал на колени, — вздыхает Изао с притворным сочувствием и воздействует на того пламенем Тумана, полностью выводя из строя. — Тебе обязательно было это делать таким образом? — Макото презрительно кривит губы, вытирая кровь с лезвия. — Враги должны быть готовы к ответным ударам. Если не могут сделать даже такую мелочь, значит, они не лучше обычного хлама. — Сегодня планировалось барбекю, но теперь из-за этого его придется отменить. — Брось, одним меньше, одним больше, никто даже не хватится, пока не подадут сигнала. Тем более, он только мешал бы. Что мне оставалось делать? — Ждать барбекю, тупоголовый клоун. Вот что тебе следовало делать, — Ивасаки снова взваливает на плечо груз, что нес до этого. — А я ведь так старался. — Тащи пакеты и прекращай ныть. Еле слышно шуршит под ногами песок. Тело мафиози покатилось со склона в густые заросли, с глухим стуком налетая на дерево. Но на это даже не оборачиваются.