***
В окне соседей-полуночников горел свет, правда, недолго. Ещё до полуночи он погас и больше не включался. Лили обречённо вздохнула, теряясь в догадках. Вернувшись домой, она попросила Криса уйти. Ей всё ещё было страшно неловко, и за всю дорогу домой никто из них двоих больше не произнёс ни слова. Было так странно испытывать смущение перед выдуманным другом, но смущение это было скорее приятным. А ещё Лили отчаянно клонило в сон, как всегда после таких истерик. Она не стала сопротивляться, легла, едва дойдя до кровати. Но ближе к полуночи всё-таки проснулась и теперь сидела на тумбе перед окном в непонятной апатии, даже не включив свет, и разглядывала улицу. Голова болела: то ли из-за слёз, то ли из-за вечернего сна. Лили уже начала привыкать к этому состоянию. Она растерянно огляделась, чувствуя, что мысли, как тяжёлые жернова, едва вращаются в голове. Кажется, даже со скрипом. А ещё возникло ощущение, что она вся разбита и разбросана по комнате, и, чтобы начать хоть что-то делать, придётся найти всё и собрать себя по кусочкам. Ничего не хотелось и ни к чему не тянуло. За спиной беззвучно проплыла высокая тень, скрипнула дощечка в полу. Лили коротко оглянулась, ощутив укол беспокойства, хотя и знала, кто это может быть, но всё равно вздрогнула, наткнувшись взглядом на чёрный расплывчатый силуэт в кресле. Тень буднично потянулась, откидываясь назад и укладывая руки на подлокотники, и Лили совершенно отчётливо разглядела нечеловечески длинные пальцы и иглы острых когтей. Это моментально вывело её из ступора. — Кристофер, — встревоженно позвала она, — это ты? — Ну разумеется, — прозвучал негромкий ответ. Голос был ниже, но определённо принадлежал Крису. Силуэт в кресле плавно, по-хищному потянулся к столу и щёлкнул выключателем лампы. Маленький кружок света упал на кресло, и Лили успокоилась — друг выглядел привычно. — Мне показалось... — начала она неуверенно. — Что твои руки... а, не важно, привиделось. Ты только не пугай меня больше. Я ещё не привыкла, что ты вот так появляешься. — Ты всё ещё меня боишься? — поинтересовался Кристофер и изучающе взглянул на Лили. Лили отрицательно замотала головой и поспешно отвернулась, уставившись в окно. Чтобы хоть немного обуздать головную боль, она прислонилась лбом к ледяному стеклу. Сидеть было неудобно, но это помогло. Так ей была видна только ближняя часть улицы, тропа, выходящая из арки, и половина детской площадки. На подвесных качелях кто-то сидел, кто-то большой, явно не ребёнок. Наверное, очередная бродячая компания подростков искала, где бы приземлиться. Лили смотрела на качели, не сдвигая взгляд, пыталась вообразить, что слышит скрип и металлический звон, слышит, как подростки переговариваются между собой, смеются, может, переругиваются. Накатила сонливость, глаза медленно закрывались. Подростки почему-то не переговаривались, а шептались, как будто знали, что Лили может их подслушивать даже отсюда. Они секретничали... о ней?! Лили вдруг поняла, что шёпот она не представила, а действительно слышит. Кто бы это ни был, он говорил о ней. Девушка рывком выпрямилась, всё ещё непонимающе глядя на стекло, а невидимый голос безэмоционально шептал одним сплошным потоком, как в новостях. Судя по слышимым отрывкам, он рассказывал о том, как прошёл день Лили, полностью и в подробностях. Но кому?! Позади послышались быстрые шаги Кристофера, щёлкнул выключатель, и помещение залил свет. Улица за окном утонула в непроницаемой темноте, но зато Лили увидела своё нечёткое отражение на фоне освещённой комнаты. Болезненно-бледное лицо, на его фоне контрастные тени под глазами. А губы шевелились, быстро и неясно, словно она что-то торопливо диктовала шёпотом. Лили покрылась холодным потом, не в силах отвести взгляд от своего отражения. В нём словно был кто-то чужой, незнакомый, только прикидывающийся ею. Дрожащими руками она медленно потянулась к лицу и дотронулась до губ, уже твёрдо убеждаясь, что они движутся бесконтрольно. Лили накрыла их ладонью. Шёпот прекратился. К ней подсел Кристофер. Он выглядел обеспокоенным и собранным, как врач перед операцией. Бережно перехватив руку Лили, он медленно отвёл её от лица. Лили молчала. Кристофер окинул внимательным взглядом её лицо, широко раскрытые глаза, в которых стояли слёзы. Ласково прижал свою ладонь к её щеке. На несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы Лили начала понемногу успокаиваться. — Всё хорошо, — тихо произнёс Кристофер, — не волнуйся. В его цепких глазах Лили не разглядела какого-то особенного сочувствия, но зато в них светилось такое сдержанное спокойствие, что захотелось немедленно, без раздумий ему поверить. Он знал. Наверное, хорошо, что рядом есть кто-то, способный сохранять трезвость мысли, пока её разум поддаётся неудержимой панике. Лили повернула голову, наткнулась взглядом на своё отражение в стекле и поспешно отвернулась, для верности прикрыв глаза руками. — Выключи свет, — попросила она сдавленно, — пожалуйста. Щелчок, и в комнате потемнело, осталась гореть только лампа над столом. За окном снова виднелась улица, но спокойствия это не добавило. В голове немного прояснилось, и от этого понимания стало ещё страшнее. — Что со мной? — испуганно прошептала Лили, ощущая, как накатывает новая волна уже осознанного ужаса. — Если заплачешь, — предостерегающе сказал Кристофер, — снова заболит голова. — Она и так уже болит! — Станет хуже, — он задумчиво замер перед дверью, а затем поманил Лили к себе. — Идём. — Куда? — от неожиданности девушка замерла и даже отвлеклась от своих переживаний. — На улицу. Думаю, нужно пройтись. Только не забудь, что там холодно. Лили слезла с тумбочки и машинально подошла к кровати, потянулась к брошенной на угол одежде. Мельком взглянула на часы, озадаченно посмотрела на Криса. Тот уже открыл дверь и собирался выходить. — Сейчас? — вдогонку ему спросила Лили. — Там же ночь. — Ну тебе же не пятнадцать лет, — серьёзно ответил Кристофер и вышел. Лили поспешно оделась и на цыпочках вышла в коридор. Из комнаты отца доносился переливчатый храп, который мог перебить разве что шум работающего мотора, но девушка всё равно старалась не шуметь и не наступать на особенно скрипучие досочки пола. Её переполняло неприятное щекочущее чувство, что она совершает преступление, сбегая ночью из дома, хотя Лили уже давно не была ребёнком, и никто не мог ей этого запретить. Она вообще редко находилась вне дома в такое время, не признавая для себя ночных развлечений, и сейчас даже немного жалела об этом.***
— Я его не узнала. — Его? — Свой голос. Я слышала его вчера и узнала, а сегодня он звучал как чужой. Лили и Кристофер прошли развилку и вышли к дому напротив. Лили побоялась идти мимо детской площадки, боясь то ли видений, то ли встречных людей, поэтому пришлось обойти дом и завернуть во двор. Здесь стояло ещё три таких же дома, замыкая собой обширную огороженную старым заборчиком спортивную площадку. Вокруг заборчика тянулась обледенелая тропинка, редко торчали замёрзшие кривые деревца и веники чёрных голых кустарников. — Это кажется тебе важным? — задумчиво спросил Кристофер. — Кажется... — Лили взглянула на него, подозревая издёвку, но друг выглядел совершенно серьёзным. — Ведь тогда, в трамвае... это тоже говорила я? — Нет. Точно нет. Ночью действительно стало морозно, и на тонкий слой утрамбованного до ледяной корки старого снега ложился слой нового, свежего и пушистого. Он так нежно переливался в кругляшах фонарного света, что ночь имела бы все шансы стать волшебной, не будь Лили такой опечаленной. Впрочем, на открытом пространстве она действительно почувствовала себя легче и увереннее, хоть и понимала, что больше часа на таком холоде не продержится. — Как ты думаешь, — наконец задала Лили самый важный для себя вопрос, — я могу сходить с ума? Последнее слово она произнесла почти шёпотом, на выдохе. Белёсое облачко пара сорвалось с губ и унеслось наверх, в небо. А небо казалось подсвеченным, синеватым, как морская глубина. Можно было разглядеть от силы три-четыре блёклых звёздочки, но зато по горизонту над городом клубились контрастные чёрные облака, внушительные и торжественные, как на параде. — Никто не сходит с ума в один день, — ответил Кристофер после паузы. Голос прозвучал ниже и холоднее. Открыл калитку в заборчике, он пропустил Лили вперёд, на спортивную площадку. В тусклом свете виднелись ряды турников, пара массивных затейливых тренажёров, брёвна разной высоты и несколько скамеек по краям. Всё выглядело жутковатым и уснувшим, хотелось невольно замедлить шаг, чтобы ничего не разбудить. Лили выбрала одну из скамеек напротив высокого сетчатого ограждения, стряхнула с неё снег и села, уткнувшись пустым взглядом в маленькое футбольное поле за ним. По периметру поля стояли ряды новых фонарей с почти белым светом, в котором снежинки терялись, оставляя только мерцающую рябь в воздухе. Два ряда пустых трибун вызывали тягостное ощущение заброшенности. Кристофер молчаливо стоял рядом и, видимо, с теми же мыслями рассматривал площадку. — Почему ты такой злой? — вдруг мрачно спросила Лили после короткого раздумья. Становилось морознее, и холод начинал проникать через одежду. — Я злой? — судя по голосу, Крис даже растерялся. — Это ещё почему? — Мне было так страшно, — опустив голову, произнесла Лили, но голос её на удивление был ровным, хоть и немного глухим, — мне всё ещё страшно. Я ничего не понимаю, а ты говоришь так, как будто ничего особенного не происходит. Как будто... как будто не хочешь меня поддержать. Мне было так хорошо рядом с тобой. Я думала, так будет и дальше. И снова Лили отчётливо ощутила на себе пронизывающий взгляд Кристофера. Можно было даже не смотреть на него, чтобы понять это. Он вздохнул, а затем медленно сел на корточки перед Лили и ласково взял её за руки. Девушка невольно сжала пальцы. Стало чуточку теплее и уютнее, хотя обида, конечно, и не думала отступать. — Мы ещё не привыкли друг к другу, — негромко произнёс Кристофер, — и иногда я просто не знаю, что тебе сказать. — Скажи "я тебя понимаю", — буркнула Лили, но взгляд на него всё-таки подняла, — почему нельзя так? — Потому, — легонько улыбнулся Крис и смахнул с её лба пару приземлившихся на него хрупких снежинок, — что ты маленькая девочка, которая всего боится и от всего готова сбежать. Мы не можем бояться оба. — Это очень неприятно слышать, — Лили нахмурилась. В глубине души её кольнула злость, она хотела спорить только ради спора, но не могла отделаться от ощущения, что Кристофер всё-таки прав. — Прости, — он отвёл взгляд, словно чувствуя вину, а потом твёрдо взглянул в глаза Лили, — я должен был сказать об этом иначе. Но ты и вправду сойдёшь с ума, если позволишь всему этому держать тебя в страхе. Я не найду нужные слова и не смогу понять, но смогу быть рядом. Лили зачарованно смотрела на него, и её раздражение отступало. Она думала о себе, застывшей, испуганной, запертой в одних и тех же чувствах, и не испытывала ничего, кроме жалости и отвращения. Её окружало нечто враждебное, хотелось оглянуться по сторонам, закрыться и спрятаться. Конечно, Кристофер прав. Он прямо высказал мысль, которую Лили не решалась даже открыто думать. — Это именно то, — вдруг поняла она, — что я хотела слышать. Что ты рядом. Это самое важное, и никто, представляешь, ни разу этого не сказал. Кристофер улыбнулся, и Лили залюбовалась, как отблески света скользят по его лицу, бликами мерцают в глазах. Она протянула руку и стряхнула снег с его капюшона, отвлечённо подумав, что неплохо бы раздобыть для друга шапку. Ещё не хватало какой-нибудь воображаемой простуды. Лили вдруг поняла, что среди прочих страхов самым отчётливым был страх, что Кристофер покинет её, может, обидится или потеряет интерес. Оставит одну и больше не отзовётся. И теперь этот страх таял.