Анна. Лекарство от ликвидации

— С тех пор после этого Сидорова Ивана Петровича русским на какое-то время запретили работать с этим проектом, временно, — закончил заказчик. — В таком случае почему они не запретили работать хорватам, итальянцам, французам и прочим не американцам? — спрашивала Анна заказчика в его кабинете. Разговор продолжался. — Русские тоже принимали запреты в отношении США, такой как запрет усыновлять русских детей американскими приемными семьями. Каждый запрет не появляется просто так, Анна. Тогда в США действовала секта Розенбергов, которая агитировала за жестокое воспитание детей отдельных национальностей: физические наказания, лишения еды и сна, скудная пища. Секта Розенбергов считала, что так надо воспитывать детей определенных наций: русских, немцев, финов, японцев. В итоге русские вообще запретили усыновлять детей американцам — чаще всего их усыновляли представители данной секты. В Германии Брандербургская церковь требовала проверять принадлежность американских усыновителей немецких сирот к этой секте, а японцы и фины ввели специальный опросник, вопросы которого нужно заполнить. — Ничего себе совпадение! Но к моим Розенбергам это отношение не имеет. А что потом было с этим Розенбергом? Его нашли в США? Он заявлял что-нибудь о необходимости так воспитывать детей других национальностей? — Нет, секта Розенбергов нормально воспитывала американских, французских, итальянских и иных детей, у него была какая-то ненависть к отдельным странам. В отношении этих детей они следовали его предрассудкам. Поняв, что против него началось следствие, он покинул США по каким-то липовым документам, поэтому его никто не заметил, позже оказался в Южной Корее. Понятно, почему он не выбрал Китай, Северную Корею или Японию: против японских детей он топил и раньше, и там он персона довольно известная, в Китае и Северной Корее развита цензура, а в Южной его никто не знает, и цензуры нет. Там он немного переобулся: рассказывал в книгах про характеры детей разных наций, но на этот раз без одобрения физического насилия. Никаких сообществ, сект и иных сборищ он не создавал. Пока однажды не появилось открытое письмо какого-то южнокорейского детского психолога, подписанного сотней других экспертов: «национальных характеров детей не существует, а книги Розенберга, очевидно, псевдонаучные». Наш Розенберг уехал в Южную Африку, где начал издавать похожие книги, но уже по-английски. Там и умер. — Каковы же были мотивы Розенберга одобрять детей одних наций и ненавидеть других? — После того, как он умер, мы послали туда Черного оперативника, это было в годы еще задолго до создания филиалов SM50. Его задачей было выкрасть экстремистскую литературу, не допустив ее попадания не в те руки. Дело Розенберга о ненависти по отношению к детям определенных наций кто-то может и продолжить. В его записках мы обнаружили воспоминания о том, что он работал рекрутом-воспитателем в арабской террористической организации «Тахрирун» (Освобождение — تحرير), которая действовала в Сирии одно время до того, как выросли Шульцы и его националистические войны. Он заметил, что именно русские, японские, финские и немецкие дети наихудшим образом подчинялись приказам террористов и рекрутингу. Поработав с террористами десяток другой лет, он начал ненавидеть детей этих наций много позже после террористической службы. Хотя «Тахрирун» в Сирии разбомбили американские и русские самолеты, Розенберг сбежал в США и даже смешался с толпой, пока снова не вылез в своей секте. Он даже был отцом шестерых детей, с женой обращался спокойно и она не верила, что он пропагандирует насилие, но у него не было детей выдуманных им «проблемных» национальностей. После того, как секта Розенбергов испарилась, как и созданная ею идеология, Россия и многие другие страны, сироты которых пострадали в США, сняли какие-либо ограничения. Мы в SM50 последовали примеру истории: после того, как доктора Сидорова Ивана Петровича, который работал с силосами, и якобы выпустил Демона, забыли, мы разрешили русским даже быть приемными военными семьями. При условии, что они воспитаны в США, их стаж в американской оборонке не менее тридцати лет и они не имеют двойного гражданства, но это требование действует для прочих народов. Ты же воспитана по старым законам, которые разрабатывались в период неразберихи в организации, поэтому твоими воспитателями были американские немцы при частично русском происхождении. — Если вы знали о секте Розенбергов при Черных оперативниках и упустили его в США, то как же вы нашли его в Южной Корее, а тем более в Африке? — Когда он появился в Южной Корее, один из наших азиатов южнокорейского происхождения по имени Чун-Хо из числа Черных оперативников, обратил внимание на это открытое письмо, опубликованное на корейском языке на местных сайтах. Его привлекло то, что Розенберг даже не менял своей фамилии: он просто написал ее местными иероглифами. И так мы начали его отслеживать, но тайно: секту он закрыл, а книги стали псевдонаучными, но формально не пропагандировали насилия. Если бы он вновь стал проповедовать жестокое воспитание детей специально определенных народов, мы бы его уничтожили, где бы он ни находился, поскольку из-за его деятельности пострадали дипломатические отношения США с рядом других стран. Вскоре Чун-Хо предложил создать роту обработчиков информации, и люди типа Кена Педроуза существуют еще с тех времен. В дальнейшем, они помогали нам обнаруживать неуловимых мстителей, если они скрывались под другими именами или легендами. — Меня больше волнует, мистер Заказчик, почему я женщина преимущественно в мужском коллективе? В костёле почти нет никаких женщин. По-моему, одна женщина на сорок, если не пятьдесят мужчин. — Твою ДНК создали для того, чтобы ты заменила Мэрил Стокс или ту идиотку, помешанную на Кене. Ну, или служила дополнением к психологиням в костёле. — Мэрил Стокс не обслуживала всех, она была лишь у некоторых по сложным случаям, ведь она центральная психологиня, но костёл намного больше. — Что? — громко спросила Анна и вытаращила глаза на заказчика. — Организация не может жить только на основе одних мужчин. Мужчины с мужчинами деградируют, а женщина является расстановочным центром. — Я в это не верю! — прокричала Анна и кинулась метаться из стороны в сторону. Она подпрыгнула раз пять и сломала деревянный паркет. Замахнулась на подоконник и он треснул пополам. — Успокойся, что ты делаешь? Анна разбила стекла трех картин, висящих на стене, ломала грядушку кровати, сорвала один плафон люстры. Ударила в дверь раз пять, и каждый раз наносила сквозные отверстия в деревяшке, словно она стреляла из дробовика. У нее было достаточно силы, несмотря на средний рост. Поэтому их и называли суперсолдатами. Она могла насквозь пробить дерево, не затратив никакой силы. Ее кожа лишь слегка краснела, но у нее не было никаких кровотечений. — То есть вы хотите сказать, что вы создали меня из-за Мэрил? — громко кричала Анна. — Она знала, что я могу ее сместить и поэтому расширяла мою рану? Кидала, как хотела! Лишь бы я не была там, где должна? Поэтому она вмешивалась к моим педагогам, узнавала о моих успехах и тихо радовалась моим проблемам? Я могу ее сместить? Я могу ее сместить, черт возьми?! Заказчик знал, у нее просто проявилась та эпилепсия, другая эпилепсия, которая у нее всегда была. По умолчанию она была выключена и появлялась только в особо напряженных стрессовых условиях. Для большинства обычных психиатров из мирка Анна была неправильным/странным пациентом с эпилептической активностью, но без активных симптомов эпилепсии. — Уберите эту шлюху немедленно! Сломайте ей все кости до одной!! Потому что я пыталась с ней договориться, а она не хотела меня слушать!! Она никто! Мразота, ублюдня, падаль, говно! Ее политика — специально задушить лучших из лучших, чтобы она дольше работала!!! Хотя она не способна и на половину своей работы! Заказчик спокойно подошел к ней: — Пойдем со мной в другую комнату. Анна подчинилась и замолчала. Она не знала, кто ждал ее в следующей комнате. Ожидала психиатров или психологов, каких-то экспертов или охрану. От них она всегда ощущала меньше всего пользы, и даже рассказ Раппопорта о том, каким он стал при их отсутствии в семье, не смог ее убедить. Ее сердце прыгало и она чувствовала себя неспокойно. Анна легла на нетронутый диван в другой комнате и заказчик предложил ей чай. Она согласилась. Других людей в комнате не было. Заказчик принес ей чай, она выпила. Кирк обнял ее и принялся успокаивать. Никаких слез у нее не было, но она уже говорила потише. — Удивительно, что вы родили и воспитали меня только для ее замены. Как появился этот закон, что суперсолдаты не могут быть психологами в костёле? В этом тоже она замешана? Даже русским разрешили быть в приемных военных семьях, только суперсолдатам нельзя в психологи? — Он всегда был, Анна. Это не связано с ее лоббизмом. Ты представь, что произошло бы в другом случае. Она просто так спасла насильника Кена и формально ничего не нарушила. Она сказала какую-то хрень Лю Вону, спровоцировав его теракт, и по бумаге виноват только он сам, но закон-то не на ее стороне. Анна успокоилась... — У тебя была истерика, Анна. — Я знаю, — она тиха ответила. — Сделаю все, чтобы заставить ее исчезнуть. * * * — Это и к тебе относится, и к Раппопорту, — Анна скептически отнеслась к переходу на эту тему, контора просто рекомендует ей воздержаться от бывшего БТРщика, вот и все. — Мы расстрачиваем свою жизнь на то, чтобы измерить или ограничить ненависть других людей, выполняя волю этих богатых Сандерсов. Один совет, Анна. Ты думаешь, что не можешь общаться с Мариной Пакстон только потому что она тебя не хотела, а ты себя предложила и выполняла план? — Контора хотела, чтобы я с ней общалась и была подругой, но я не влезу ей в жизнь, если она не хочет и ничего не испытывает ко мне! Да и эти полицейские появились, согласись, не вовремя. — Я могу рассказать о своем опыте, Анна. До того, как я получил эту работу, я вообще не хотел связываться с этой организацией. Я уехал от своего отца, получил гражданское образование журналиста и стал репортером. Просто стоял на улице в центре города с микрофоном, просил рассказать людей, куда они идут, чем занимаются в жизни. Ты сидела на телефоне доверия, тебе сложно понять, что с людьми можно общаться просто когда ты хочешь о чем-то сказать, а не когда тебя бьет муж или тебе нужна какая-то другая помощь или поддержка. Стояли с оператором в выходные около 17:00, от работы никого не отбивали. Люди по-разному на меня реагировали даже в такой более положительной ситуации. Один сказал: «встретимся позже». По молодости я стоял до 22:00, но он так и не появился. Он просто мне отказал, но не хотел об этом говорить. Кто-то рассказывал больше, кто-то меньше. Одному настолько понравилось говорить, что он встречал меня три месяца каждый раз, мы его часто в эфир выводили. Посидели однажды, поужинали, но друзьями по жизни не стали. Ты, наверное, думаешь, что была бы на месте парня девушка, она бы влюбилась и стала моей женой? Просто в нашу эпоху не очень понятно, зачем двум парням одного возраста сидеть в кафе, если они не геи, не коллеги, не братья и не однокашники. Оказалось, что мы оба снимаем: я журналист небольшого канала, а он фотограф, и у нас нашлось много тем и без всякой любви. Обычной женщине это нелегко понять, зачем говорить только о работе. Может быть, ты понимаешь. Это не про женщин из индустрии: они совсем другие на фоне тех, кого ты встретишь в США. Много всяких историй было за два года. Одна женщина сказала: «ты надо мной не издевайся!», другая просто ушла без всяких комментариев. Наверно, их мужчины общаются с ними так, что у них автоматическая реакция. Многие игнорировали. В начале я не очень любил игнорирующих людей. Но потом их было так много, что мне стало все равно. Захочет кто-то поговорить на камеру: пусть говорит. Иногда мы выдавали в эфир месячные и недельные повторы бесед с нашими предыдущими гостями, если у нас были пустые выходные и мы никого не сняли за весь день. Мы показывали разные блоки: и веселых, и грустных признаний. Вскоре мой отец нагнал меня, заявил, что я контрактник НАТО и уклоняюсь от воинской службы. Через какое-то время я сел в это кресло. Я больше не был журналистом. По-хорошему мне грозила военная тюрьма, но сама понимаешь: хороший отец никогда не сделает больно своему сыну. Кое-что я понял, Анна, будучи именно беглецом от отца. В психологи часто идут люди, которые себя убедить не могут, не то что других. Зачем пишут политикам? Поставить детские площадки, снести здания, а некоторые пишут политикам, чтобы рассказать о своей плохой судьбе, как будто перепутали их с психологами. Или подходят к добровольным камерам со свободным разговором и плюют в них, как будто не уважают себя. Юристы и адвокаты, которые не помогают клиентам, а лишь кушают их деньги. Социальные программы, которые устраиваются не ради помощи, а ради пиара известных людей-спонсоров. Большинство людей не на своем месте, Анна, и от этого в мире если не все проблемы, то большинство. Террористы тоже. Это люди, которые оказались не на своем месте, может быть даже более одного раза, и решили, что так устроен весь мир, или что вообще никогда нельзя быть в правильном месте. Твой плохой тезка Розенберг — аналогично. Будь он изобретателем лекарства от рака, он бы его уже изобрел. — Кажется, ты тоже, Кирк, не на своем месте. Ты какой-то военный юрист, так? Ты мог бы быть хорошим психологом, слишком хорошо понимая, что нужно говорящей голове. Некоторым людям ты бы все равно не помог, наподобие Джона Ярда и «Дядюшки Сэма». Но это люди, которым маловероятно, что кто-то может помочь. Они и проблему имеют, и менять ничего не хотят; чтобы джин какой-то это сделал за них. А его не было и не будет. Кирк понятия не имел, кто такой первый или второй, но мог представить. Кроме того, Дядя Сэм был скорее американским Васей Пупкиным: то есть собирательным персонажем, и не факт, что это конкретный человек. — А я психологам не верю. Много раз убеждалась, что они говорят банальные вещи наподобие «вы не одна в этой ситуации». Окей, а через пять лет меня этот психолог вспомнит или ему/ей все равно, как изменилась жизнь Анны, лишь бы заткнулась, не беспокоила и сомнительных бредовых или суицидальных идей не имела? Я думала, зачем вообще существуют эти психологи. По всей видимости, психология обычных женщин объясняется желанием глотать банальные фразы наподобие того, что они кому-то нужны, что их кто-то любит, что они не одни. Как ложка, которая зачерпывает одно и тоже блюдо. А когда ты не просто женщина, а обработчик информации, то тебя интересует честность того, что они говорят. Они это говорят всем подряд или лично я им важна? Ты, Кирк, на них не похож. Ты другой. Такой странный и нетипичный, словно из другого мира. — Для этого я и здесь, чтобы не казаться обычным человеком, которого ты встретишь на улице. Подумай об этой мысли, Анна. Не стоит останавливаться на каком-то одном человеке и считать его человеком всех людей. Нужно делать одну и ту же работу. К Марине Пакстон тебя пошлют или к кому-то, кто будет более сговорчив и более нуждается в помощи. Знаешь, почему Раппопорт сначала увлекся БТРами, а потом и вовсе сбежал? Он упомянул Раппопорта, снова повернув тему: она здесь прежде всего из-за опасных связей, а рассказ был сдобрен секретами костёла и ответами на некоторые вопросы, как она любила при Говарде Микстоне. Тем более разговор режиссирует тот, кто режиссировал самого Микстона. — Он не понимал, зачем и как работать с такими, как Пакстон. Люди лучшую идею доведут до абсурда, и увидят опасность там, где ее нет. А уж когда мы сами выполняем такую работу, когда мы человеку не нужны, а он нужен нам, мы неизбежно столкнемся с противоречиями. Когда ты столкнешься с очередной плохо сговорчивой Пакстон, лучше подумай о том, как я был журналистом, никому не вредил, а кое-кто их тоже ненавидит. И я не был бульварным сплетником, я был журналистом формата, который никогда не спросит того, о чем не будет говорить человек. Будь как человек в правильном месте, а не как человек, который не понятно зачем работает. — Раппопорт не казался подходящим человеком и в производстве БТРов. Так что как говорят русские, он променял шило на мыло. — Так тоже бывает. Делай свою работу, Анна. Что ж, заказчик оказался непредсказуемым: вроде за Раппопорта топил, а по факту просто решил напомнить ей о своей работе. Она переночевала в его штаб-квартире. Просыпалась каждые два часа: сон был неспокойным, никаких картинок сновидений она не помнила. Слишком много информации она узнала, и даже обработчики могут столкнуться с фактами, которые очень трудно обработать и осмыслить сразу. Анна проснулась утром, спала примерно с одинаковыми перебоями и пробуждениями каждые два часа. Утром вертолет вез ее к техасскому филиалу костёла.