Путь к самому себе

Вечер давно подошел к концу, уставшие собеседники расходились по каютам, завтра их ждал непростой день: они подплывали к порту, откуда им предстояло добираться верхом до дома. Король погрустнел при мысли, что должен будет сообщить возлюбленному мужу о героической смерти дяди. – Шибуя, ты же не возражаешь, если я украду твоего собеседника на пару минут? Юури удивился, но спорить не стал. Вольфрам и Мурата поднялись на палубу. – Господин фон Бильфельд, вы знакомы с древними языками? – спросил сококу. – Почему вы так решили, Ваше высочество? Мурата в точности повторил фразу, которую Вольфрам случайно произнес перед королем. Мадзоку смутился. – Это слова из песни, которую я слышал однажды, но я не знаю, что они значат, – честно ответил он, глядя в черные, как ночь, глаза мудреца. – По сути вы признались нашему мао в вечной любви, – лукаво сказал Мурата. Конечно, кто еще мог расшифровать значение древних слов, как не существо, возраст которого насчитывал четыре тысячи лет. – Это всего лишь песня. И наш мао – женатый человек, вряд ли его волнуют подобные глупости. – Я не был бы в этом уверен… – Прошу меня простить, Ваше высочество, я сильно устал и мне хотелось бы вернуться в каюту. – Конечно, я не вправе мешать отдыху раненого героя, – загадочно улыбнулся мудрец. Они поклонились друг другу по правилам придворного этикета. Когда Вольфрам ушел, черные глаза устремились вверх, на сиявшую над головою луну. – Ах, Шин-О, – грустно вздохнул Великий мудрец. – Сколько же у тебя тайн...: Ясным месяцем, полным, Медленно переплывал бы ты небеса В странствии любовном... Ах, глядел бы я на твой лик светозарный, Сияющий на моем рукаве слезами! Это было старинное стихотворение, которое лучезарный генерал шептал своему стратегу, когда хотел признаться в любви. Произносимое на распев на языке шиндзоку, оно звучало еще печальнее. Их разделяли четыре тысячи лет, но Мурата помнил каждое слово, тихий прекрасный мотив всегда звучал в его сердце.