Меня зовут Палермо.

— Ты решила устроить бунт, Токио? — оскалился Андрес, рассматривая веревки, которыми его привязали к стулу. Жесткие, тонкие канаты впивались в кожу через ярко красный комбинезон, доставляя, по крайней мере, неудобство. Андрес был уверен, что на его теле останутся следы после игр Токио. — Ты перешел черту, Берлин. — И что? Ты убьешь меня? Токио, Токио, Токио… Первое правило, не забывай. — Андрес закатил глаза и картинно зевнул. Его забавляли действия девушки, ему было любопытно, что она сделает дальше, но Берлин был уверен в том, что ему ничего не угрожает. — Берлин, Берлин, Берлин… — передразнила его она. — Я не так зла на тебя, чтобы убивать. — Токио повернула голову Андреса в сторону двери. — Chicos y chicas*, все свободны. — Мартин шагнул навстречу своему другу, его небесно-голубые глаза блеснули при свете ламп. Ухмылка на его лице была не похожа на ту, что Андрес привык видеть раньше. В ней было столько злости, опасности, непредсказуемости. — Вы тупые? Вышли все! — он присел на корточки между ног Берлина. — И как ты позволил Серхио набрать таких идиотов? — Андрес не мог выдавить из себя ни слова, что раньше с ним никогда не случалось. Он просто ошарашено смотрел на своего друга и молчал. Ему казалось, что веревки стали сильнее стягивать его тело. Обычный дискомфорт сменился болью, которая начала подниматься вверх, обвивая горячим обручем его голову. — Давно не виделись, querido. — сказал Мартин с нежной улыбкой на лице, что позволило Андресу немного расслабиться и снова обрести дар речи. — Что ты здесь делаешь, Мартин? — шепотом сказал Берлин, смотря прямо в глаза своего друга. — Ты не убьешь меня. — Мартин… Нет, я больше не Мартин. Это имя умерло как для тебя, так и для меня, когда ты ушел. — он пытался говорить спокойным голосом, но пульсирующая жилка на шее выдавала его. Он был в ярости, и неизвестно было, как долго ему удастся себя контролировать. — Меня зовут Палермо. — Хороший выбор. Ты все равно не убьешь меня. — Андрес проговорил последнее слово, и из его губ вырвался болезненный всхлип после того, как Мартин ударил его по ребрам. — Ой, тебе больно? Мне тоже было больно, Андрес. Но, знаешь, сейчас я чертовски зол. — Палермо приблизился к его лицу, чтобы посмотреть в глаза друга, но Берлин просто тихо рассмеялся, вздрагивая от боли. — Да, мне, и правда, больно. Больно смеяться. — Андрес улыбнулся, видя, как его друг теряет контроль. Конечно, реакция Берлина только сильнее разозлила Палермо. — Начинаю верить, что ты можешь убить меня. Ты никогда не мог держать себя в руках. — Я не хочу убивать тебя, Андрес. — Мартин приблизился к уху друга, задевая своими губами нежную кожу на его шее. — Я хочу, Андрес, чтобы ты стал моим. — Палермо слегка прикусил мочку уха Берлина, и тот убрал голову в сторону, избегая этого касания, из-за чего получил еще один удар от Мартина по ребрам. Андрес вскрикнул, но Палермо резко заткнул его рот грубым, влажным поцелуем. Берлин не пытался уйти от рук Мартина, которые держали его голову. Он на секунду забыл о безумной боли от веревок и, возможно, сломанных ребрах. Андрес скучал по губам Мартина. Он не был бессердечным ублюдком, который ничего не чувствовал. Он чувствовал. Он испытывал тысячу эмоций, когда повернулся спиной к Мартину и заставил себя продолжать идти, не оглядываясь. В конце концов, Палермо был его родным человеком, и он понимал, что заслужил эти удары и эти слова за то, что бросил его, но он никогда бы не сказал это прямо в глаза другу. Казалось, этот грубый поцелуй немного остудил пыл Палермо, и тот уже не так сильно злился на Берлина. Но Мартин пришел сюда не просто так. У него была недостижимая цель. Он хотел сделать Андреса своим. — Я никогда не буду твоим, Мартин. — прошептал Берлин в губы Палермо. Мартин сделал шаг назад, сложив руки на груди и поднимая глаза вверх. — Ты такой беззащитный. Я тоже был таким, помнишь? Ты пользовался этим. А сейчас пришел мой черед. — Не помню, чтобы ты был таким смелым. — Тебе не кажется, что ты очень много болтаешь? — сказал Мартин, касаясь пальцами своего ремня и начиная медленно расстегивать его. — Мартин… — рассмеялся Андрес и тут же замолчал, когда Палермо приставил нож к его горлу. — Я смотрю, тебе пригодился мой подарок. — Берлин смотрел на него снизу-вверх. — Я давно тебя не видел. Знаешь, я немного соскучился. — Мартин подошел к другу сзади и провел ножом по его спине, заставляя того вздрогнуть. — Скажи, веревки не туго затянуты? — В самый раз, не волнуйся. — Андрес не оборачивался назад, полностью сосредоточившись на своих ощущениях и пытаясь вообще не двигаться. — Я ни разу не использовал этот нож. Как думаешь, он достаточно острый? — Достаточно острый для чего? — Берлин повернул голову в сторону зеркала и увидел в отражении, как Мартин разрезает одну из веревок. Андрес тут же почувствовал себя свободнее и выпрямил спину. Палермо снова обошел друга и наклонился, чтобы посмотреть тому в глаза. Он ничего не сказал. Он просто ухмыльнулся и медленным движением расстегнул молнию комбинезона на груди Андреса. — Мартин, что ты делаешь? — Я делаю тебя своим. — Палермо поднес нож к сердцу Берлина, натягивая ткань серой футболки, которая тут же начала расходиться по швам из-за острого лезвия. Он сделал три слабых надреза в виде буквы «П». Мартин знал, что останется очень маленький, практически незаметный шрам, но ему было этого достаточно, ведь даже такая мелочь будет мозолить глаза Андресу, который всегда очень скептически относился к меткам на своем теле. Палермо мстил за ту печать, которую Берлин оставил на его сердце после ухода. Несколько капель крови медленно стекали по животу Андреса, оставляя за собой красные дорожки. — Ты знаешь, что я сделаю с тобой, когда ты меня отпустишь? — прошипел Берлин. — Я не собираюсь тебя отпускать. По крайней мере, пока. Ты еще не понял, что я хочу от тебя услышать? — Палермо вынул ремень из брюк и начал расстегивать ширинку. — Ответь мне. Ты трахаешь Ариадну? Серьезно? — он засмеялся, вытаскивая свой член из боксеров. — Тебе не кажется, что она… пустышка? Ты так не думаешь? — Ты ревнуешь? — Берлин улыбнулся и взглянул на член Мартина, на котором уже образовались мелкие капельки смазки. — Нет. Я люблю тебя. И я знаю, кто тебе может дать то, что ты хочешь. — Палермо сделал шаг к Берлину. — Рот. — Что? — Мартин приставил нож к губам Андреса. — Открой. И забудь о той мысли, которая наверняка уже пришла тебе в голову. Без зубов, Андрес, без зубов. — Берлин только сильнее сжал губы, из-за чего получил пощечину от друга. Мартин воспользовался моментом и резко вошел в его рот, задевая головкой зубы. Палермо схватил его за волосы, заставляя смотреть друга в глаза. Мартин жесткими толчками вбивался в заднюю стенку горла Андреса. Берлин закрыл глаза, его ресницы мгновенно стали мокрыми из-за слез. Палермо потерял контроль. Он видел Андреса, он знал, что сейчас он может делать с ним все, что захочет. Горло Берлина сжималось вокруг члена Мартина, что доставляло второму особое удовольствие. Палермо закрыл глаза, кончая Андресу глубоко в рот, из-за чего тот начал кашлять, но все же, облизываясь, проглотил сперму и заинтересованно улыбнулся. — Что ты еще сделаешь, Мартин? А? — Тебе интересно? — Честно? Да. — Я тебя сейчас развяжу и попрошу вести себя хорошо. Сможешь? — Зачем мне это делать? — Чтобы доказать, что ты не трус. Ты ведь не трус, правда? — сказал Мартин, улыбаясь. Он подошел к Андресу и разрезал несколько веревок, освобождая друга. Берлин сразу поднялся и впечатал Палермо в стену, толкнув того в грудь. Мартин на секунду потерял равновесие, но быстро сориентировался и приставил нож к животу Андреса. Берлин не остановился, продолжая приближаться к другу, напарываясь на лезвие, которое сразу же разрезало мягкую кожу. — Может, уберешь нож? — Палермо взглянул на капли крови Берлина, которые стекали вниз, впитываясь в резинку боксеров. Мартин медленно убрал лезвие, и Андрес схватил его за горло, прижимая его затылок к стене. Берлин дотронулся свободной рукой до печати, что оставил на его теле Палермо, и посмотрел на окровавленные пальцы. Он размазал капли крови по приоткрытым губам Мартина и поцеловал его так страстно, что ноги второго подкосились. Они ощущали накатывающее возбуждение и металлический вкус во рту. — Закончи, что начал. — прошептал Берлин в губы Палермо и убрал руку с его горла. — Как скажешь. — Мартин развернул Андреса, схватив за загривок, и впечатал лицом в стену, услышав гортанный смех Берлина. Палермо одним движением стянул с него комбинезон вместе с боксерами и раздвинул ему ноги. Мартин ладонью закрыл рот Андреса и быстро вошел в него без какой-либо смазки, сразу начиная двигаться в рваном темпе. Берлин укусил палец Палермо, заставляя того зарычать, и вцепился ногтями в руку друга, которая обнимала его за талию. Помещение наполнилось сдержанными стонами, которые вскоре невозможно было контролировать. Когда Мартин задел простату Андреса, тот выгнулся и зашипел, убирая руку друга со своего рта. — Блять, Мартин… — Палермо улыбнулся и мгновенно остановился. — Что, прости? Я немного не расслышал. Мне перестать трахать тебя, Андрес? — Мартин. — Скажи. — Что, блять, сказать? Ты можешь не останавливаться? — Это я и хотел услышать. — Мартин сделал несколько толчков, каждый из которых заставил Андреса дрожать в руках друга и издавать громкие, гортанные стоны. Палермо схватил его за шею, начиная душить, и Берлин почувствовал, что приближается к заветной разрядке. Мартин начал двигаться быстрее, и Андрес кончил, сжимая член Палермо в себе, заставляя того замереть и заполнить Берлина горячей спермой. — Повернись. — скомандовал Мартин. — Я трус? — улыбнулся Андрес, обвивая шею Палермо руками, на которых все еще осталась кровь. — Нет, Андрес, ты не трус. Ты просто иногда бываешь мудаком, вот и все. *Chicos y chicas — мальчики и девочки