Лишь бы выжить

Входя в гарем манисского дворца, я кинула короткий взгляд на окружающий меня вид и ни капли не удивилась: в Топкапы покрасивее будет. А вообще, мне сейчас надо заботиться не о внешности внутренней части моего дома на ближайшее время. Я, черт побери, попал в гарем придурка Мустафы, поведение которого у меня вызывает куда большее желание наградить тумаком сына султана, чем поведение Баязита, которому всего-то с детства внушали, что подобные мне — его вещи, которыми он имеет полное право распоряжаться. Что скажет Хюррем Султан, когда не будет получать от меня письма длительное время — потому что я побоюсь написать ей о том, что произошло: мало ли, сочтет за предательство, — и выяснит, в чей гарем я попала?! Я абсолютно не готова к борьбе за трон Мустафы, у меня нет никаких отношений с его маман, и я до сих пор помню ее косой взгляд в мою сторону, а также однозначно попаду в куда худшую ситуацию с соперницами, чем ситуация с ними же, только будь я в гареме Баязита: дочка Барбароссы нужна нам, ведь она сможет помочь Мустафе набрать власти, но он влюбится в нее, если будет проводить с девчонкой слишком много времени, а еще появится Румейса, которая оставит след в его сердце, к тому же у нас имеются чертовы Эфсун с Нурбахар, девушки явно сильные, смелые и пробивные! Ко всему прочему, я буду на стороне, противоположной стороне Хасеки, что лично мне не по душе, потому что это, во-первых, неправильно, а во-вторых, слишком опасно... Но разве у меня есть выбор? Похоже, что нет. Судьба в очередной раз решила посмеяться надо мной, загнав в дико трудную ситуацию, чтобы посмотреть, как я на этот раз выкручусь. Ха! Не на ту напала! Поверь мне, злая ты тетка, я справлюсь и с этим. Мустафа так Мустафа, Махидевран так Махидевран, ловкие соперницы так ловкие соперницы, проблемы с Хюррем Султан и Баязитом так проблемы с Хюррем Султан и Баязитом. За рассуждениями не заметив косых взглядов наложниц, обращенных ко мне, оторвавшись от них, я решила поинтересоваться у Хатун, что они так на меня смотрят, и ответ меня удовлетворил, но лишь отчасти. Оказывается, от калф девушки были в курсе, что меня в свой санджак отобрал сам Мустафа, так что теперь у меня могут появиться неприятности из-за их зависти, и это не очень хорошо, но прекрасно то, что прямо сегодня вечером меня отправляют на хальвет к Мустафе, причем по его желанию. Значит, я понравилась заносчивому наследничку. Ну что ж, не буду противиться его симпатии, а рассужу, лучше, как не стать очередной рабыней на одну ночь... Раз уж Мустафе симпатизируют девушки необычные, дерзкие и яркие, то я такой и буду. Навряд ли таким образом он меня полюбит, но пока мне достаточно разжечь на некоторое время страсть: я не хочу, чтобы те же Эфсун, Нурбахар, Румейса или Айше попытались меня убрать, поэтому до того, как избавлюсь от них, я должна буду всем своим видом показывать, что я всего-навсего временное развлечение шехзаде, простоватая и совершенно не опасная наложница, которой посчастливилось заинтересовать наследника Империи. Теперь надо порассуждать о том, как я должна буду вести себя сегодня ночью... По Золотому Пути я шла скорее с предвкушением, а не волнением. В конце концов, то, что я здесь, означает, что начался мой путь наверх, путь к власти и неплохой, пусть и порой наверняка беспокойной, жизни. На мне красовался ярко-алый наряд, который едва ли можно было назвать платьем: с рук свисала полупрозрачная прочная ткань, одни части которой с другими были скреплены, свиты лентами; некоторые не самые интересные части моего тела вроде живота и кусков спины были открыты; также стоит отметить, что то, во что я была одета, было цельной носильной вещью, этим еще больше добавляя мне уверенности в том, что подобная, если не такая же, вещица была на Фирузе, когда она впервые предстали перед Сулейманом. Повязанные мне на руки тоненькие голубовато-синие ленточки, которыми также были обвязаны ноги, и которые аккуратно вплелись в мои волосы, и мои не самые худшие и не самые редкие темные, почти черные волосы, сплетенные в аккуратную «корзиночку», дополняли образ. Кстати, над всем этим я работала сама, ведь полагаться на безвкусных и заурядных девчонок-«согаремниц» было бы наивно. Вскоре передо мной распахнулись заветные двери, и я уверенно прошагала внутрь с наглым, чуть сердитым выражением лица. Заметив перед собой шехзаде, до этого стоящего спиной и теперь поворачивающегося лицом ко мне, я сделала пару твердых шагов вперед и, совершенно не собираясь падать перед Мустафой на колени и уж тем более целовать подол его одеяния — в гробу я видала такое счастье, как унижение перед самодовольным придурком, для которого я экзотическая птичка, вызывающая интерес — в том числе и охотничий — и умиление, — я вопросительно уставилась на Мустафу, за считанные секунды успевшего осмотреть меня целиком и удовлетворенно хмыкнуть. М-да, от Баязида он недалеко ушел. — Какого черта, Шехзаде? — без всякого стеснения осведомилась я. В конце концов, не прикажет же он меня казнить за это, тем более, что Елена, также проявившая чрезмерную грубость к Мустафе, еще немалое время оставалась его «великой любовью». Золотой мальчик хотел получить хамку без рабских проявлений, которую надо завоевывать, — он ее получил. — Какого черта Вы решили, что имеете право отбирать меня у своего брата, который, между прочим, сам решил сделать меня своей наложницей? Тема, которую я затронула, конечно, была опасной, и я рисковала, ведь сказанное мной могло вызвать вместе с ревностью, еще большим желанием меня заполучить, страстью и устойчивым чувством, которое должно будет сохраниться даже после совместной ночи, того, что я могу потерять к Мустафе интерес, вспомнив о его брате, что мог прийтись мне по вкусу, у шехзаде еще и неконтролируемую ярость, присущую любому мужику-осману шестнадцатого века, которому отказала краля, сославшись на симпатию к его близкому родственнику... Ну что ж, кто не рискует, тот не пьет шампанское в главных покоях Дворца Топкапы. — Я поговорю с Баязидом на эту тему, — став каким-то озадаченным, что немудрено, слегка понурился Мустафа, но затем вновь глянул на меня, без смущения рассматривавшую черты его лица. — Именно из-за Баязида я не собирался быть сегодня с тобой, а хотел лишь посмотреть на то, как ты отреагируешь на мое приглашение. О как! Позабавиться, значит, хотел! Ну уж нет, придурок! Я что, для этого приводила себя в порядок несколько часов подряд?! — Я недовольна твоими действиями, Мустафа. Мне не пришлась по вкусу эта ситуация тогда, когда я посчитала, что ты собираешься наперекор своему брату сделать меня своей наложницей, но еще больше во мне злости стало тогда, когда мне стало известно, что ты заставил меня часами выбирать наряд, чтобы потом мне отказать, — Чистая правда, заставившая Придурка вскинуть бровь. Хм, несвойственный ему мимический жест, похоже, он и вправду сильно удивлен. — Я ведь тебе не нравился, Хатун, — усмехнулся Мустафа. — Ну что Вы, как можно? — наигранно испугалась я, а затем перешла к своему стандартному для разговоров со старшим наследником тону: — Проблема лишь в том, что девушки из твоего гарема засмеют меня, коли ты отправишь меня обратно сейчас, — Настало мое время усмехаться. — В таком случае... — Теперь тебе, идиот, придется поддаться собственным настоящим желаниям. — В таком случае ложись рядом со мной. Ты выйдешь из покоев завтра утром, и никто не догадается, как дело было, — И снова этот гребаный насмешливо-снисходительный взгляд! Я сейчас убью его! Вот так, значит?! Быстро смекнув, что Мустафа едва ли предаст брата, даже если я сейчас накинусь на него с поцелуями, я, как можно более довольно хмыкнув, подошла к кровати шехзаде, показавшейся мне ужасно мягкой и удобной, просто волшебной, после всех тех месяцев ночей на раскладушках еще хуже тех, что в общежитиях Красноярска, и плюхнулась на нее, следом вальяжно разлегшись. Да, сегодня я потерпела поражение, но признавать это не собираюсь. Пусть Мустафа считает себя проигравшим. Черт, ведь теперь братья могут поругаться, а Баязид рассказать все своей Валиде, ускорив начало моих с ней проблем, а также, вполне вероятно, я в итоге окажусь у среднего шехзаде с уже подпорченными отношениями со свекровью... Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас же я просто хочу впервые за долгое время хорошо поспать. Проснулась я не так рано, но до полудня в тот момент было далеко. Меня разбудил Мустафа, пожелавший мне доброго утра велением идти в гарем и очередным насмешливым взглядом. Больше всего мне тогда захотелось пнуть его ногой, от чего я сдерживала себя даже во сне, все же не желая сильно разозлить свой шанс на место под солнцем, и продолжить спать, но я, так уж и быть, с крайне недовольным и осуждающим лицом отправилась в гарем. Ладно, сегодня ты меня выгнал, но однажды тебе придется начать ежедневно завтракать со мной, давая мне поспать столько, сколько я пожелаю. Я же вижу, что тебе нравлюсь, иначе бы ты не оставил меня у себя из-за всего-навсего моего каприза. Следующая неделя прошла достаточно ровно, гладко и местами скучновато. Я не побывала в покоях Мустафы, очевидно написавшему брату о ситуации, но еще не получившего от Баязида ответа или ждущего их с ним следующей встречи, еще раз, однако неоднократно встречалась с ним взглядами, сидя в гареме. Довольно волнительными взглядами, что не укрылось от забытой Мустафой фаворитки Айше Султан, баш-кадын Мустафы, родившей ему дочь Нергисшах Султан. Поддевать или унижать меня Айше не пыталась, очевидно, не найдя причины, послужившей прикрытием истинного повода ко мне не приязни, более достойной для такого ее, госпожи, поведения, чем ревность, но смотрела она на меня чуть ли не с ненавистью. Таким же взглядом одаривала меня Румейса Хатун, зачастившая в покои шехзаде, но вот та при каждом удобном случае находила язвительные слова в мою сторону, из-за чего я приняла решение, что первым делом я буду избавляться именно от нее. Мне удалось подружиться с девушками, которые не нашли во мне соперницу, наивно полагая, что, раз я была у Мустафы всего раз, то вовсе его не заинтересовала: тем более, что на этаже фавориток меня не разместили, — и то не было мудрено, ведь старший наследник переспал почти со всем своим гаремом, а выделять каждой одноразовой рабыньке полкомнаты неэкономно. К счастью, в девушках на одну ночь я ютиться не собираюсь. Помня о том, что Эфсун Хатун хорватка, и угадав происхождение Нурбахар Хатун по ее прошлому имени, что мне также, как и страна рождения Эфсун, было известно из сериала, я смогла подружиться с девушками, наврав им о своих родственниках, появившихся на свет на их родинах. Воспоминания о прошлой, гораздо более счастливой жизни рядом с семьей объединяли девушек, заставляя землячке чувствовать особенную близость с землячкой, тоже имеющей связь с тем, что греет ей душу, даже если землячка эта таковой является косвенно. Сблизившись с Эфсун Хатун, я смогла выведать, что происходило с ней после того аборта, только зачем я, собственно, и завела с ней знакомство, не считая желание держать врагов поблизости. Оказалось, Хюррем Султан, вовремя получив сведения о беременности Эфсун, будущем аборте, а также влюбленности девушки в Мустафу, которую смогла заметить по мимолетным взглядам, движениям и вздохам, решила избавиться от девушки, которая могла стать причиной рождения лишнего наследника, а также поведать Шехзаде Мустафе о своей миссии. Увы, перехватить девушку Хюррем удалось лишь после аборта и признания Мустафе, причем тогда, когда та была при смерти и почти не дышала. По тайному приказу Хасеки лекарша засвидетельствовала гибель Хатун, а следом аги вынесли ее из дворца словно труп, далее, придушив девушку и сочтя ее мертвой, бросив в мешке в воду. Эфсун выжила. Ее спас какой-то рыбак, когда к берегу, на котором тот сидел, ловя рыбу, через всего полчаса, в которые Хатун каким-то чудом пришла в себя и стала пытаться держаться на поверхности и звать на помощь, подплыл тот мешок. Пожалев девушку, рыбак оставил ее у себя, через некоторое время выходив ее, и, услышав от рабыни правдивую историю да поверив несчастной девушке, оставил ее у себя в качестве служанки, готовой помогать по хозяйству за еду и кров, не найдя иного выхода из сложившейся ситуации. Но с каждым днем Эфсун все больше хотелось вернуться во дворец, и, если поначалу она чувствовала лишь благодарность к спасителю и его семье, то теперь ее, все чаще прокручивавшей перед собой события того дня, когда она потеряла своего ребенка и чуть не умерла, стала одолевать жажда возмездия и всепоглощающая ненависть к бывшей хозяйке, а также ее дочери, спокойный, довольный и даже восхищенный действиями своей Валиде голос которой, находящейся в лазарете рядом с умирающей Эфсун Хатун и своей матерью, отдающей приказ об объявлении девушки покойной, Эфсун тоже помнила, хоть и смутно. А еще... Еще она скучала по Шехзаде Мустафе, которого полюбила всем сердцем, не желая жить от него, видно ныне мучавшегося из-за «ее смерти», вдали. И однажды, покинув свой новый дом под крайне беспокойные взгляды тех, кто стал ей чуть ли не семьей, девушка, которой эта семья пожаловала деньги на дорогу, поехала прямо к Дворцу Топкапы, в котором сейчас точно находила Хюррем и, похоже, Мустафа. Один ага из стражи, с который Эфсун часто виделась из-за того, что уходила из дворца по поручениям Хюррем Султан, вспомнил, кто эта девушка, страшно изумившись и напугавшись, подняв шум, позвав одну из служанок Хасеки Султан, которая, откровенно, извиняюсь, ступив, решила провести Хатун в покои своей Султанши, потому как Эфсун настаивала на встрече. Ну, а дальше Шехзаде Мустафа взял фаворитку под свою защиту, при этом решив не обсуждать произошедшее с повелителем, который все равно бы не поверил в вину жены, но пригрозив Хюррем, которая, в принципе, и не собиралась больше пытаться отнять жизнь у Эфсун Хатун, чтобы не навлекать на себя гнев шехзаде, от которого она пока не могла избавиться, в еще большей степени. История Эфсун заставила меня съежиться. Я же тоже скоро могу стать в глазах Хасеки предательницей!.. Нет, конечно, я и раньше была в курсе, на что способна Хюррем Султан, но теперь я столкнулась с этим буквально-таки лицом к лицу, выслушала пострадавшую, в глазах которой на протяжении всего рассказа стоял настоящий ужас. Но, как я уже решила, проблемы буду решать по мере их поступления, тем более, что сейчас я ничего со всей этой ситуацией поделать не могу. Что же касается Нурбахар Хатун, ее историю я угадала. Нежный цветочек стал целеустремленной стервой, и это проблема, ведь Нурбахар, как и Эфсун Хатун, судя по всему, ни при каких обстоятельствах по собственной воли не соступит со своего пути. Ну что ж, значит, я их обоих с него смету. Кстати, мне удалось крепко сдружиться с еще одной девушкой. Рукие Хатун являлась одной из служанок Махидевран Султан, к моей радости, пока не находящейся в курсе ситуации со мной, ее сыном и Шехзаде Баязидом и относящейся ко мне безразлично, вообще не обращая на меня никакого внимания и не помня, где она заметила меня впервые. Рукие была мне действительно симпатична. Милую албанку без всякой стервозности с неплохим чувством юмора, которая уже была от меня в курсе об отсутствовавшем хальвете и его причине, я твердо решила, став госпожой, сделать своей пейк, как-нибудь договорившись с Махидевран. Через неделю после ночи, проведенной в одной кровати с шехзаде, на меня, как всегда сидящую среди наложниц и болтающую о пустяках, освобожденную от работы из-за этой самой ночи, свалилась новость: в ближайшие дни Султан Сулейман вместе с сыновьями отправляется в поход на Молдавское княжество. Новость была крайне неприятной, хоть и предсказуемой, — я даже удивилась, что забыла про эту чертову кампанию: придурок убегает махать саблей на многие месяцы, за которые он сможет легко обо мне забыть. Я стала пытаться прорваться в покои шехзаде и даже посчитала возможным пристать к нему, когда он пойдет через гарем, но первое всегда заканчивалось неудачей, а вторую идею я отвергла сразу: настроить гарем против себя я, как ни крути, не могла. Не найдя ничего, что помогло бы мне сохранить симпатию наследника, кроме этого, я решила написать Мустафе пару писем, когда он уже будет где-нибудь в Молдавии, пока став копить на помощь с их отправлением кого-нибудь из служителей гарема. Пару месяцев спустя я отправила первое письмо: «Шехзаде, тебе пишет твоя милая фаворитка Кюмсаль Хатун, на твои воспоминания о которой я, как покорная твоя раба, не смею надеяться. Хочу лишь напомнить, что ты сейчас находишься в непосредственной близости от Баязида, с которым должен поговорить о моей судьбе. Я надеюсь, что вы наконец поделите меня каким-либо способом, потому что мне крайне неудобно отвечать на вопросы вроде: ”Чья ты наложница?“ Уповаю на твою снисходительность и дипломатичность, но еще больше на все те же качества Шехзаде Баязида, свое имя я уже назвала». Я опять поступаю рискованно, но, как по мне, исход дела должен быть благополучным. В конце концов, никакой отрицательной реакции на подобные высказывания, сарказм и панибратское отношение я в прошлые разы не получала. Наоборот, Мустафу это всегда забавляло и увлекало. Ответ я так и не получила, чему причиной могло быть нежелание отчитываться о своих действиях перед рабыней в том случае, когда такой отчет мог быть единственным возможным ответом на мое письмо. Не дав Мустафе расслабиться, я еще через два месяца накарябала еще одну «записку»: «Шехзаде, Вас вновь мучает рабыня Кюмсаль, которой крайне интересно, как скоро закончится военная кампания. Дело в том, что мое спальное место страшно неудобное, и я ужасно соскучилась по Вашему ложу. А еще по Вам, но разве что совсем немного: терпеть не могу, когда меня будят раньше времени». Хорошо, что калфа, помогавшая мне связываться с Мустафой, не изъявляла желания изучить содержание письма ни в одном из случаев! Я не получила ответа и во второй раз и не посчитала возможным писать ему снова. Пусть посидит и поугнетается, порассуждает, почему я больше не пытаюсь с ним пообщаться, этот самовлюбленный козел, что ли. За четыре месяца, которые еще должен был длиться поход, да еще и получив те два письмеца, он не сможет меня забыть. Пока династийные мужики воевали, в их гаремах происходила куча всего интересного и в основном неприятного — то для меня, то для них. Ну, например, я, похоже, могла стать причиной смерти маленькой дочери Мустафы, Наргисшах, от чего я не могла отойти на протяжении нескольких дней, тщательно скрывая причину своего томления от подруг, которым я никак не могла рассказать про попаданство. Нет, прямо я ничего такого, чтобы расправиться с малышкой, не делала, но... она умерла, заразившись чем-то вроде оспы, когда ее мать недоследила за дочерью, оставив с дурой-служанкой, которая по велению маленькой госпожи повела ее за пределы дворца. А не следила Айше за Наргисшах, вероятно, потому что искала способ избавиться от меня: много объяснения случившемуся я найти не могла, ведь по истории Султанша прожила еще долгие годы, но... появилась я, изменяющая ее, порой сама того не ожидая. Я не могла уследить за всем, что делала, и какими были того последствия, и это страшно меня угнетало, заставляя меня чувствовать себя виновной чуть ли не во всех смертных грехах. Однако же, я не давала этим переживаниям сломить меня, потому как все еще желала выжить, а здесь и сейчас на выживание шанс имеют лишь самые сильные. Айше выслали в Старый Дворец, и тогда я вспомнила про Румейсу Хатун, порассуждала, и до меня дошло, что я могу уже сейчас убрать ее со своей дороги. Мне не составило труда, пообсуждав при девушках одну из рабынь, побывавшей у Мустафы несколько раз, и высказав им «свои наблюдения» о том, что шехзаде по-особенному смотрит на Хюришах Хатун, навлечь на нее гнев ревнивой собственницы Румейсы, заставив наложниц стать свидетелями многочисленных перепалок агрессивно себя ведущей и угрожающей сопернице Румейсы и довольной спокойной Хюришах, с которой я сдружилась, желая полностью отвести от себя подозрения, которых, в принципе, ни у кого возникнуть и не могло, и однажды вечером поговорить с девушкой, предложив той ночью порыться в покоях Румейсы, поведав ей, как однажды видела, что Хатун что-то быстро-быстро прятала в один из сундуков. Я объяснила Хюришах, что, если она сейчас не избавится от Румейсы, то Румейсы вскоре избавится от нее, и девушка согласилась в ночь пойти со мной к покоях фаворитки. Я обмоталась множеством платков, убрала в них волосы, одела бесформенное платье, скрывающее фигуру, и, чтобы Хюришах ничего не заподозрила, велела ей одеться также. Мы проникли в покои Румейсы, действительно тихонько покопались в сундуках, а затем я привела в исполнение свой план, создавала который я рассчитывая каждую секунду. Мы с Хюришах развернулись, и я шепнула ей идти медленно, чтобы не разбудить Румейсу, а сама в мгновение осторожно, так, чтобы не услышала Хюришах, хлопнула спящую, за которой я следила... наблюдала давно, из-за чего ведала, как неспокойно она спит, по руке, принудив проснуться. За мгновение до того, как Румейса Хатун вскочила и тут же приблизилась к нам, я нанесла Хюришах четкий удар, ради которого мне потребовалась собрать всю силу своего тела, а также всю волю в кулак, в сердце со спины ножом Румейсы, который ей когда-то подарил Мустафа, и которой я выкрала у Хатун сегодня днем, бросила его на ковер, чтобы шума раньше времени не было слишком много, и испуганно, чтобы Хюришах Хатун не догадалась, что произошло, кинулась к ней, вроде как отскакивая от Румейсы, в прострации кинувшейся подбирать свой нож и взявшей его в руки тогда, когда Хюришах как раз обессилено обернулась и начала сыпать проклятия в адрес собственной предполагаемой убийцы, следом падая замертво. За то время, как Румейса ошеломленно стояла, застыв на месте, Хюришах поворачивалась, а далее начинала проклинать соперницу, но еще не слишком громко, я успела на цыпочках добежать до своего спального места, рухнуть на кровать, скинув с себя часть платков, а широкое платье стянув, уже находясь под одеялом. Заслышав крики, но не разобрав слова, девушки, в том числе и я, повскакивали с кроватей и побежали на шум, затем увидев Румейсу с ножом в руке и бездыханное тело Хюришах. Естественно, крики Хатун сочли за ссору, в процессе которой Румейсы не выдержала и прикончила соперницу. На следующий день фаворитка Шехзаде Мустафы, потерявшая протекцию его Валиде, ни на секунду не поверившей в рассказ наложницы о настоящей убийце со скрытым лицом, также была отправлена в Старый Дворец, я же вновь закрылась в себе на несколько дней. Ну вот и все, Кюмсаль. Ты переступила черту. Обратной дороги нет. Ты взяла на душу большой грех, и теперь твоей беззаботной жизни, славной игре в достижение своих целей конец. Отныне это не игра, а тяжкий труд. Труд, который того стоит. Теперь ты просто обязана взобраться на самую вершину, ведь, как ты всегда себе говорила, если становиться грешницей, то только ради великой мечты. За месяц до возвращения Мустафы из похода мне стало известно о еще одной громадной проблеме: я проворонила момент. Я собиралась ориентироваться в том, когда наступит то или иное событие, по похищению Хюррем, но его не произошло, — судя по всему, из-за беременности Хасеки — и я не успела возвыситься до нападения на Венецию и отдать приказ покончить с Сессилией. Проснувшись однажды утром, я услышала, как девушки обсуждают рождение у Шехзаде Селима и его наложницы Нурбану Султан госпожи. Ну что ж, по-крайней мере, из-за того, что судьба Хюррем изменилась и, соответственно, разговор с Нурбану мог иметь иной результат или произойти в иной день, у венецианки родился не Шехзаде Мурад, а всего лишь девочка Гевхерхан Султан. Значит, пока Нурбану не сильно возвысилась, и у меня есть шанс убрать ее более-менее по-тихому. Только убийство здесь не вариант, потому что расследовать ее кончину явно будут тщательнее некуда. Значит, быть разладу с Селимом... Мне срочно надо составить план. ...Прибыв во дворец, Мустафа направился через веранду наложниц в покои своей матери вместе с ней, находясь не в самом лучшем расположении духа, очевидно, из-за смерти дочери. Идя по веранде, щехзаде бросил на меня очень странный взгляд: с одной стороны, он был недоволен, а с другой... благодарен? Интересно. И беспокояще. Ведь ночью он меня к себе так и не позвал, но и убираться к Баязиду не велел. Поругался из-за меня с братом? Нет настроя на развлечения из-за смерти дочери? Если второе, то я, конечно, могла бы попробовать приблизиться к нему и перестать быть в его глазах забавной зверушкой, сделав что-нибудь, что бы утешило шехзаде, но... Вдруг дело в другом? Что ж, вернее всего сейчас дать ему время. Спустя несколько дней из столицы пришла благая весть: Хасеки Хюррем Султан родила... Шехзаде Абдуллу и Фатьманур Султан. Двойню! Я обрадовалась, представив, как счастлива госпожа, но уже скоро улыбка пропала с моего лица: родился еще один соперник Шехзаде Мустафы и династийка, которая вполне может однажды сыграть роковую роль в судьбе старшего наследника, как по сериалу это сделала Михримах. Ладно, с шехзаде и госпожой разберусь много позже и только в том случае, если они действительно будут мешать. Больше из-за меня не умрут дети, и тем более я не лишу радости материнства Хюррем Султан. Шехзаде Мустафа с Махидевран Султан, несомненно, были приглашены во Дворец Топкапы и скоро начали собираться в путь, а калфы стали выбирать новых девушек в «хвост» Махидевран, ведь, прибыв в Топкапы, Султанша, похоже, желала смотреться царственные некуда. Я изо всех сил старалась быть незамеченной, пряталась за девушками, но... Черт побери, меня выбрали. Теперь главное, чтобы Махидевран не посчитала меня классной служанкой и не оставила в «хвосте» насовсем. Спотыкаться, витать в облаках или отставать от других «хвостовых» я не буду, ведь тогда Махиде меня и невесткой подходящей не сочтет, но быть не самой офигенной из прислуги госпожи у меня получится, тем более, что среди выбранных в «хвост» есть девушки, мечтающие стать личными служанками Султанши и собирающиеся вести себя как можно примернее. Мне достаточно будет просто не выделяться, как это делают они, и быть их хорошим фоном. Самая большая угроза моему будущему после того, как мы появимся в Топкапы, исходить должна будет от Хасеки Султан: как это так — я не стала фавориткой-докладчицей-наставницей Баязида и теперь «хвостую» у соперницы госпожи? Не желая иметь у себя во врагах Хюррем, я перед выездом в Топкапы положила в свой мешочек кучу разных платков для сокрытия волос и лица и одежды совершенно не моего стиля, который наверняка успела изучить Султанша за то время, что я служила ей. Будем надеяться на то, что Баязид не нажаловался маман на старшего брата, отобравшего у него наложницу, и не назвал ее имя... Гарем Сулеймана встретил нас с Махидевран перешептываниями рабынь, которые касались скорее не нас, а двойняшек Хюррем, и то было логичным: нечасто в Правящей Династии появляется два ребенка одних родителей одновременно. — Теперь еще один наследник есть, но он не соперник старшим братьям, слишком уж велика разница в возрастах, — шептала одна девушка. Ну, хотелось бы верить, конечно... — Михримах Султан навряд ли рада рождению сестры, ведь теперь она не единственная любимая дочка Повелителя, — А вот это здорово! — Двойня, представьте себе, девушки! Но не близнецы. Жаль. Так бы было интереснее. Осмотревшись по сторонам, я увидела Эфсун с Нурбахар с сундуками в руках, идущих на этаж фавориток. Похоже, им там выделили покои. Значит, Мустафа взял с собой обоих своих баб, а обо мне даже не вспомнил. Слов нет, как я недовольна! Почему, кстати, я не захотела избавиться от Эфсун с Нурбахар за время отсутствия Мустафы? Ну, это бы выглядело странно, если бы все три любимицы шехзаде почти в одно время либо натворили делов, либо были убиты. Да и, если Румейса Мустафе была просто симпатична, и то лишь внешне, то к Нурбахар он явно испытывал сильную страсть и влюблённость, а Эфсун — ничего, скоро ты забудешь об этом к ней чувстве, дорогой, — любил, так что не поверил бы просто так в их вину, а убийство бы тщательно-претщательно расследовал. Помимо соперниц я отыскала глазами в гареме и очень знакомую по сериалу его служительницу, Джанфеду Калфу. Джанфеда здесь, значит, и Нурбану. Может, уже пора начинать готовить падение девчонки? — Нурбахар Хатун, Нурбану Султан зовет тебя в свои покои, — вдруг услышала я реплику Джанфеды, обращенную к одной из моих соперниц. Опа! А это еще что такое? Зачем Сессилии Клара? И отчего, к слову, и Нурбахар, и Эфсун до сих пор в гареме Мустафы? Уже «четвертый сезон», где их быть не должно... Только не говорите, что своей с соперницами дружбой я сделала так, что они не исчезли из жизни Мустафы раньше времени! Махидевран встретилась с Хюррем почти сразу, как прибыла во дворец, и у бывших соперниц началась перепалка, во время которой я старательно делала вид, что меня не зовут «песчаным берегом», причем вполне удачно. Еще несколько часов не происходило ничего интересного, но уже ближе к вечеру, сидя рядом с Махидевран Султан в гареме на празднике, я увидела, как Хюррем Султан смотрит на Нурбахар, расположившуюся неподалеку от Махидевран. Похоже, Хасеки наконец стало ясно, кто тебе в фаворитках у злейшего соперника ее сыновей. Кстати говоря, Нурбахар глядела на Хасеки смело и уверенно, абсолютно не боясь ее гнева или просто великолепно свой страх скрывая, что заставило меня еще раз убедиться, что у меня в соперницах далеко не овечка. Когда праздник подошел к концу, Махидевран сделала кое-что очень неожиданное, очевидно желая показать, как она позитивно относится к рождению у разлучницы еще двоих детей, продемонстрировать гордость: по приказу моей будущей свекрови наложницам раздали золото, ткани и украшения, а еще Султанша пожелала подготовить побольше угощений для рабынь на ближайшие дни. По приказу Хюррем же уже сейчас начали обустраивать будущие покои для ее детей, причем покои довольно большие. Видно, Хасеки Султан не ожидала прибавления потомства и сейчас была ужасно счастлива. Почти ночью, отпущенная Махидевран, я пошла в хаммам, к которому практически привыкла за этот год, хотя и до сих пор не испытывала никакого удовлетворения от посиделок в отвратительно жарком помещении, которое, к сожалению, было единственным местом, где я могла помыться. Уже подходя к дверям хаммама для рабынь, я встретила у них Хасеки Хюррем Султан. Что тут делает госпожа? И что делать мне?! Если услышит мои шаги за своей спиной, обернется, увидит меня, не успевшую далеко уйти. Зайду с ней в хаммам, тем более увидит... Может, все же зайти, а затем юркнуть куда-нибудь в сторону? Хаммам для наложниц в Топкапы все-таки приличного размера... Да, пожалуй, так и сделаю. Проскользнув в хаммам и оказавшись в его помещении, соседним с тем, где сейчас находилась Хюррем Султан, и не целиком отделенным от того стеной, я увидела, выглянув из-за стены, чтобы убедиться, что Хасеки не направляется в мою сторону, вскакивающих рабынь и услышала голос Гюльсюм Хатун: — Дорогу! Хасеки Хюррем Султан! — Нурбахар Хатун, — ласковым, но не предвещающим ничего хорошего голосом произнесла Хюррем, и мне стало ясно, для разговора с кем в хаммаме для рабынь появилась Султанша. — Госпожа, — без тени страха или хотя бы покорности в голосе откликнулась Нурбахар. Из-за этого поступка девушку можно было счесть полнейшей идиоткой, но мне, прообщавшейся с ней на протяжении месяцев, известно, что это не так: когда хатун это выгодно, она растопчет собственную гордость и изобразит покорную рабу, однако это был не тот случай. После случившегося с Эфсун Мустафа, очевидно, будет защищать своих любимиц от Хасеки любой ценой, и Нурбахар, по причинам, подобным моим, близкая с Эфсун Хатун, это известно. — Надеюсь, ты не считаешь возможным остаться безнаказанной за предательство моего сына? — все еще милым, однако по прежнему предвещающим лишь беду голосом осведомилась Хюррем Султан. — Вам не хватит сил на то, чтобы причинить мне вред. Вы не сможете сделать это, потому что Вам не нужна война с Шехзаде Мустафой, который так просто, если нечто подобное все же произойдет, это дело не оставит, — абсолютно спокойным тоном объяснила Нурбахар. А вообще-то говоря, она все же немножко тупит, ведь Хюррем может, например, отомстить хатун, подстав ее перед Мустафой, в случае чего тот едва ли догадается о вине Хасеки. — Да кто ты такая?! Какое право ты имеешь так со мной разговаривать?! — с присущей ей в подобных ситуациях яростью закричала Хасеки Султан, заставит покрыться дрожью даже меня, а следом перешла на полный ненависти шепот: — Я этого так не оставлю, — Похоже, проблема с Нурбахар Хатун вскоре решится, причем без моего участия. Тем лучше. — Однажды я стану госпожой, матерью детей Шехзаде Мустафы, а позже — супругой падишаха. Близиться эпоха Султана Мустафы, госпожа. Наступит день, и Ваша судьба будет в моих руках, — Что ж, судя по всему, я погорячилась, назвав Нурбахар хитрой: вот этого уже говорить точно не стоило, ведь Хюррем, если не накажет хатун фалакой или темницей из-за шехзаде, в один день заставит ее гореть за эти слова и не наверняка в буквальном значении. — Что ты несешь, наглая невоспитанная девица?! — вновь перешла на крик, больше похожий на рык или рев, Хюррем Султан. Я всегда восхищалась Султаншей, но никогда не отрицала ее недостатки, одним из которых приходится излишняя гневливость и несдержанность, отсутствие которой спасло бы Хасеки от множества неприятностей. Внезапно услышалась звонкая пощечина, падение, вскрик Нурбахар, звук, который бывает, когда чем-то ударяешь по стене и дерганое дыхание — видимо, отвесив девушке пощечину, Хюррем Султан прижала ту к стене и начала душить. Догадавшись, что это будет выглядеть странно, если я не вскочу с места и не побегу посмотреть, что случилось, а Хасеки Султан все равно ныне явно не до меня, я вбежала в соседнее помещение хаммама и увидела, как Хюррем что-то хлобно шепчет Нурбахар, действительно зажав ту рукой у стены, а служанки госпожи безуспешно пытаются прекратить происходящее. Увидев среди любопытных рабынь, наблюдающих за происходящим, Рукие Хатун, также, как и пока что я, бывшую одноразовой фавориткой и на время отобранной в «хвост», я подошла к ней и шепнула Рукие срочно звать Махидевран Султан. Раз уж я собираюсь попасть не только в сердце к сыну Баш-Кадын, но и в любимые невестки госпожи, буду ей помогать. Полагаю, Махидевран будет интересно увидеть эту картину, которую можно, например, классифицировать, как сцену унижения соперницы, и я стану ей хоть немного симпатична, когда Рукие скажет, что это я велела позвать Султаншу. В конце концов, пока у меня нет иных идей, как привлечь положительное внимание Махидевран Султан, при этом не став в ее глазах рабыней, подходящей для постоянного нахождения у нее в свите. Почему я не побежала сама? Ну, а кто хочет пропустить такое шоу? Тем более, что Хюррем с Нурбахар снова стали пытаться словесно уничтожить друг друга. Махидевран быстрым шагом прошла в хаммам, спустя несколько минут, и, изобразив недовольство, ликующе от того, что смогла застать бывшую соперницу за не самым порядочным делом, произнесла: — Отойди от фаворитки моего сына, Хюррем. Что ты забыла в хаммаме для наложниц? — Что самое интересное, выгонять девушек из помещения Махидевран не стала, очевидно желая слегка унизить госпожу у них на глазах. Хасеки Султан повернулась к Баш-Кадын Султан и, выглядя разъяренно, цокнула языком, собираясь что-то сказать, вдруг переключившая свое внимание на внезапно зашедшую в хаммам свою дочь Михримах Султан, вероятно, прибежавшей сюда, услышав о ситуации, находясь поблизости от Махидевран. — Что здесь происходит?! — растерянно и в то же время грозно, заслышав слова Махидевран, воскликнула луноликая. Неужели ты, моя дорогая, настолько идиотка, что не в состоянии сама догадаться, что где и когда происходит? — Хюррем Султан угрожает мне, — отвечая скорее Махидевран, чем Михримах, прошептала наконец-таки выглядевшая напуганно Нурбахар, несмело дотрагиваясь до кинжала у себя в поясе. Румейса, Нурбахар... Любопытно, подарит ли мне такой же Мустафа. — Уведите Хатун в темницу, — строго приказала Михримах, заметив, куда бросило взгляд Нурбахар, и аги, вместе с которыми зашла в хаммам дочь падишаха, поспешили в сторону растерянной фаворитки. Махидевран и Хюррем одновременно повернулись к Михримах, причем обе сделали это, явно желая возвратить ее приказу. Но ни аги, ни Султанши не успела выполнит запланированное, ведь Нурбахар, явно слетевшая с катушек от страха, оборонительно... пронзила кинжалом ногу Хасеки Султан, ведь ни в какое иное место она попасть в тот момент, находясь в полусидячем состоянии, не смогла. Аги бросились оттаскивать хатун, Махидевран с Михримах понесли к Хюррем, а я же, среагировав еще тогда, когда Нурбахар вытянула кинжал из пояса, лучше остальных с места, где я стояла, видя, где находятся руки девушки, несколькими движениями вырвала оружие у девчонки, к сожалению, не успев предотвратить ранение, но возможно повторно спасши жизнь члену Династии. Я бросилась в сторону вместе с кинжалом, желая отдышаться, прийти в себя и выждать, пока пройдет шок от случившегося, так что не заметила, как Нурбахар, каким-то чудом вырвавшаяся из рук агов, кинулась в мою сторону и выхватила кинжал. На этот раз я не успела сделать вообще ничего, и Михримах Султан, раненная, к счастью, в руку, подобно матери упала на пол, содрогаясь от боли. Застрашившись пошевельнуться и попасть под удар, я отбежала в дальнее помещение хаммама, потому как мне было очевидно, что сейчас я больше ничем не смогу помочь участникам потасовки, совершенно лишившаяся сил. Из-за угла мне было видно, как разбегаются одни рабыни, другие пытаются привести в себя госпожей, а аги, наконец справившиеся в Нурбахар Хатун, уводят девушку. Что ж, как вижу, проблема с ней теперь уже точно решена. Я рада, что с Хасеки не случилось ничего серьезного, и обеспокоена ее ранением, чего не могу сказать о ее дочурке, хоть мне и надо жалеть, что Нурбахар не убила Султаншу, которая является моим главным препятствием на пути к трону Шехзаде Мустафы. Даже не представляю, как я буду воевать против Хюррем Султан. Быть может, мне стоит побороться за то, чтобы быть наложницей Шехзаде Баязида? У него, как ни крути, шансов на трон больше, чем у Мустафы, несмотря на поддержку старшего наследника янычарами, и характер мягче, хотя местами над ним и следует поработать. Я бы порассуждала на эту тему и дальше, но вдруг случилось то, что мигом отвлекло меня от этого занятия.