***
Слухи об ужасном призраке, проходящем сквозь стены, расползлись по Опере быстрее, чем все известные прежде сплетни. Все — от услужников и капельдинеров до режиссеров и директора — были в страхе перед неизвестным кошмаром, блуждающим по театру. Конечно, испуг повлиял на восприятие мира прачки, и потому лицо, мелькнувшее пред ней во тьме, показалось ей куда более страшным. — Как желтый пергамент его кожа… Дыра зияет вместо носа! — Джозеф Буке, осветитель, старший рабочий по сцене, любил пугать красивых танцовщиц. — Ужасно! Все время будьте начеку, — он гаркнул на двух красавиц, и те картинно взвизгнули. Несмотря на страх перед Призраком, им нравилось внимание Буке, — не то на шею он набросит волшебную петлю! Маленькая Мэг Жири испуганно слушала неотесанного мужчину. Сидя в уголке комнаты, она тревожно взирала на Буке, который, заигрывая, набрасывал петлю на одну из танцовщиц и скалился ей. Девочка не понимала, почему эти взрослые девушки с такими красными губами и затянутыми корсетами талиями не боятся грозного Призрака. В комнату быстрым шагом вошла мадам Жири. В повисшей тишине она с грозным выражением лица сняла петлю с девицы и, взяв ее за плечо, отвела прочь от смутившегося Буке. — Те, кто тайну не хранят, сожалеют о содеянном не раз… — Балетмейстер вырвала веревку из рук мужчины. — Джозеф Буке, впредь молчи, — Жири влепила ему звонкую пощечину под девичьи вздохи, — и держи ладонь на уровне глаз! С тех пор о Призраке Оперы — так его окрестили с первых же дней — говорили лишь шепотом, боясь разгневать грозного балетмейстера. Сама же Антуанетта, не теряя времени, написала письмо Эрику, в котором просила об осмотрительности и вдумчивом поведении. «Люди создают слухи, и смотри, Эрик, как бы страх толпы не обратился против тебя! — писала Жири. — Призрак Оперы не должен вести себя как злобный негодяй». Не рискнув спускаться в подземелья непосредственно к адресату, молодая женщина передала конверт с письмом в маленькие ручки Кристины, наказав не вскрывать его, а отдать Эрику. Того новость изрядно удивила. Юноша мгновенно сообразил, какую выгоду он может извлечь из таинственного и коварного Призрака Оперы. Никто доподлинно не знал ни внешности, ни возраста, ни возможностей сей фигуры. А значит, Эрику открывается возможность самостоятельно, без помощи Антуанетты и Кристины исследовать Оперу Популер до мельчайших деталей, изучить каждый коридор, каждую каморку, каждый закуток. И он сможет сам брать тайком книги у директора! От этой мысли Эрик ликовал.***
Все было прекрасно до поры до времени. Эрик блуждал по театру, изредка на на него натыкались работники сцены, гримеры и прачки. Каждое столкновение порождало новые версии среди театрального коллектива о том, кто же такой Призрак Оперы. Одна из самых живучих оказалась версия, звучавшая так: Призрак Оперы это покойный, ныне безымянный солист, которому не по нраву директор Лефевр. Эрик был удовлетворен этими слухами, однако, как он однажды сообщил Кристине, которой на тот момент было одиннадцать лет, его ужасно раздражала надменная певичка Карлотта Джудичелли. — Я надеялся, что Лефевр взял ее не за красивые глазки и экзотическое имя! — Эрик расхаживал взад-вперед по комнате Кристины, пока та рассеянно листала какой-то потрепанный роман, слушая вполуха своего друга. — Но она же… Ты слышала, как она поет? — У нее сильный голос, — скромно произнесла девочка, уклонившись от прямого ответа. Доброе сердце Кристины не позволяло ей критиковать кого бы то ни было. Но Эрик был старше, жестче, он не боялся высказывать свое мнение. — Голос ее скрипуч и пронзителен, — поморщился он. — Такой подходит для серенад Италии, откуда она родом, но не для тонких оперных партий Парижа, Кристина. — Однако опера зародилась именно в Италии, Эрик, — укоризненно напомнила ему девочка. — И что Лефевр нашел в ней? Боюсь, мне придется увеличить размер своего гонорара за эту муку, — юноша не слушал ее слов. Будто услышав его и разозлившись на дерзкого нахала, вдали запела Карлотта, начиная очередную репетицию. Грудное сопрано итальянки раздалось по театру словно гром. Эрик взвыл. — Помилуйте! Это же «Африканка»! Мейербер! Селика не должна иметь такой голос, она же тайная королева! — Разве королеве не положено иметь властный, громкий голос? — О, дитя! Может, западные королевы демонстрируют подобные черты в своих зычных голосах, но восток — это дело тонкое, — Эрик улыбнулся. — Индийской королеве подобает быть мягкой, нежной. Тем более Селика — невольница в глазах зрителя. О ее секрете он узнает лишь в четвертом действии… О, это невыносимо слушать! — он прижал ладони к ушам, когда Карлотта взяла особо высокую ноту, и голос ее едва ли не балансировал на острие невидимого ножа по обе стороны от пропастей фальши и фальцета.***
Прошло пять лет. За это время Опера Популер повидала немало постановок на своих подмостках. Но кого нужно было винить в том, что большинство из них потерпели поражение от недовольных зрителей? Люди пресытились одними и теми же оперными партиями, певцами, публике хотелось чего-то нового, иначе Оперу ожидал крах. Лефевр не находил себе места: жалованье приходилось урезать всем, кроме Карлотты Джудичелли и Убальдо Пьянджи. Последнего буквально приволокла в Оперу несносная итальянка, отыскав его в одном из малоизвестных частных театров Парижа, коих было несчетное количество в городе. Несмотря на опасения режиссеров, Пьянджи проявил себя как более-менее приличный баритон, что в условиях упадка театра было сносным приобретением. Мсье Лефевр умолял Карлотту проявить снисходительность и умерить свой пыл в денежном вопросе, но всякий раз певица закатывала истерику и, осыпая управляющего неизвестными ему итальянскими фразами (Лефевр подозревал, что они не самого лестного содержания), демонстративно уходила прочь. Пьянджи, слепо преданный ей, плелся следом, бросая виноватые взгляды на всех присутствующих в те моменты. Даже Призраку Оперы сократили гонорар с двадцати тысяч франков до пяти — мсье Лефевр содрогался от мысли о том, что Призрак разгневается, получая такие крохи. И будь Эрик взрослее, ему бы следовало бы это делать, но много ли нужно юноше? Купить бумагу для чертежей и письма, провизию, пару книг для него и Кристины и небольшой подарок для подруги. Как только он обязал директора высылать ему ежемесячное жалованье — как легко манипулировать запуганным человеком! — Эрик начал одаривать маленькую Кристину небольшими, но приятными презентами, от которых девочка неизменно приходила в восторг. На протяжении нескольких лет в последнее воскресенье каждого месяца она находила в разных местах своей комнаты свертки всевозможных размеров и форм: ленты, рулоны ткани на платья, пуанты, скромные украшения, книги, сладости — Эрик получал великое удовольствие от всего этого. Отдавать себя кому-то, делиться, получать взамен искреннюю радость — юноша считал это лучшими чувствами на свете. После долгих лет лишений, жестокости и боли Призраку Оперы необходимо было восстанавливать веру в этот несправедливый мир, заживлять дыру в сердце. Кристина, сама того не понимая, была его верным помощником в этом деле. День за днем занимаясь с подругой вокалом, Эрик слышал, как крепнет ее голос. Переливаясь, словно трель райской птицы, ее голосок звучал кристально чисто, словно Кристиной управлял ангел с небес. Призрак Оперы был в целом доволен своей талантливой и прилежной ученицей, но, чтобы двигаться дальше, ей стоило вырваться из пуантов кордебалета. Кристина могла с успехом заменить Джудичелли, ее голос прославил бы и ее, и Оперу Популер. Как любят французы сплетничать! В какой-то момент по Парижу расползлись слухи о разорении директора Оперы Популер мсье Лефевра. Эрик понимал, что на место этого мужчины очень скоро придет другой управляющий. С новичком Эрик сладить сможет легко. Но что он будет делать с Карлоттой?