***
— Мишель Бесстыжая, мать его, Рюмка! То, что я знаю некоторых людей из полиции, не значит то, что я предатель! – Пестель крутил в руках сервиз Рылеева, успевая параллельно прикрываться от летящих в него комков бумаги, и так валявшихся по всему помещению, которые назывались не иначе как «позор моей литераторской карьеры», — вот фамилия у тебя звучная, к нашим посиделкам подходящая, но нет, водку мы брать не будем - только шампанское! — Продажная твоя полиция! А про пестики-тычинки я промолчу. Только взгляни на то, как мы красиво и аристократично смотримся с бокалом шампанского за разговором о гнилой системе управления, а не с этими дурацкими рюмками! — с легкостью парировал Миша, задорно смотря на собравшуюся компанию с подоконника. После роковой встречи несколько месяцев назад, он стал неотъемлемой частью этого маленького общества, будто связанные всю жизнь. Учились все в одном универе, что весьма его удивило, так как замечал в стенах заведения только Трубецкого и Кондрашу, и то, не столь часто. А сейчас они ходили единой бандой к декану, где велись беседы на повышенных тонах с чересчур активными подопечными. Негласной главой «банды» являлся парень Рылеева и по совместительству знакомый Рюмина — Сергей Трубецкой. Он был человеком спокойным, в отличие от своей чувствительной половины, рассудительным и миролюбивым, за что младший его уважал, так как вытерпеть эмоциональные всплески и творческие перепады стихотворца с тонкой душевной организацией мало кто мог. Был Павел Пестель — человек с сомнительным чувством юмора (по мнению Бестужева, что работало и в обратную сторону), испытывавший непонятное влечение к тарелкам вышеупомянутого поэта и использовавший мат в разговоре чаще всего не в целях обидеть, а как запятые. В компании его ценили, хоть, когда он напивался, слушать его гневные высказывания о правительстве порой было невозможно. Но он имел некие связи в правоохранительных органах, так что в организации многих идей это очень помогало. А так же был Серёжа. Тот самый Муравьев-Апостол, который, каким-то невообразимым чудом решил его заметить и в компанию втянуть, ещё раз пнувший Кондратия, и вот, теперь Миша сидит среди них. Своим обаянием ли или же умением мгновенно затыкать Пашу, он привлёк к себе Бестужева-Рюмина, и тот перешёл из-под крыла Кондратия к Сергею. Оба были не против, а на колкости со стороны Пестеля посылали говорящие взгляды. — Вот ей-Богу, такое великолепное название носим! Союз спасения! Но нет, благодаря вам нужно менять на «Союз педерастов»! — ещё пьяный Павел Иванович имел неповторимую способность говорить, не думая. За что не менее пьяные члены общества вспоминали все его грехи. Мишель икнул, показушно устроившись на плече стоявшего рядом Муравьева, а тот в свою очередь зарылся рукой в светлые пряди, поясняя, кто из их компании относится к группе пидоров, кто представители нетрадиционной ориентации, а кто - обыкновенные друзья. И да, каждую пятницу они напоминали под влиянием алкоголя какой-то мем. Так, в общем-то, и жили.***
А потом Миша пропал. Потихоньку. Робко следя за движениями Сережи, запоминая шрамик над бровью, полученный в драке за честь Бельской, привычку крутить в руках тонкую ножку бокала, прежде чем выпить содержимое. Скрывая робкие взгляды, ссылая их на выпитый алкоголь, замечать свое сбившиеся дыхание и неожиданно горящие уши, когда он оказывался рядом. С Муравьевым хотелось общаться, орать с приколов, с приколов про волков, обсуждать перспективы будущего, стихи Бродского, Маяковского, говорить про литературу параллельно рассуждая о лучшей комиксной студии. Хотелось жить, флиртуя и заигрывая, кидать рандомные фразы, не бояться смотреть на него, волнуясь, что его не поймут. Хотелось многого, но… «Мишенька, ты не должен дружить с этим парнем. Теть Зина говорила, что видела, как он с сыном Людки целовался» «Миша! Почему ты давно в храме не был?» «Сыночек, а соседкина дочка…» Его поймут. Сережа его не тронет, никто за это его не обидит, ведь Кондратий и Сергей вместе, но везде существовало это «но». Тогда он просто разрушит то, что имеет сейчас. Ведь Серёжа порядочный мальчик: он любезничает с Аней с филфака, отвечает на заигрывания первокурсниц, топит за родную страну и аки декабрист пытается изменить её в лучшую сторону, не забывая традиционные сборы их компании. В отличие от любителя шампанского и подъебок. Хотя, есть схожесть в безумной любви к Родине, но была маленькая заноза: Тут ему страшно любить. Поэтому Мишель пытается вести себя как всегда. Травит шутки, захламляет беседу в телеге, орет с выпившего Паши, тайно млея рядом с Муравьевым.***
— Даже не лезь туда! Я убрал их в другое место! — Там были цвета России! — Это флаг страны производства! Картина была весьма интересная: Паша заглядывал в каждый угол квартиры Кондратия, в поисках французского сервиза на шесть персон (уже на пять, но оставалась одинокая чашка), а поэт любезно расставив нужные бокалы, сидел на диване, ехидно поглядывая в сторону Пестеля. Миша готов был заорать с этой ситуации. Дорогой сердцу Кондраши набор был нагло выставлен в прихожей Рюмина несколько дней назад. Потому что «А нехуй ему бить мое наследство!» — Русский разбивает Францию — весьма канонично, — подмечает Сергей, лениво развалившись на диване, — скоро там Трубецкой явится? Его ж только за бумагой отправили. — До канцелярского переть минут пятнадцать только в одну сторону, так что терпи, Божий приближенный, еще немного и начнем дискуссию. Надо обсудить тот митинг по поправкам, а то мутно описали тему, — достав сигареты, Мишель нагло закуривает прямо в помещении. По залу медленно распространяется запах ментола и дешевого табака. — Дым сигарет с ментолом… Кондратий, какого черта? Мне ты курить не разрешал! — наигранно дуясь и игнорируя причисление его персоны к православию, Муравьев тянется к младшему с жалобным лицом, — как дослужиться до твоего звания, о, душа моя? Бестужев нервно выпускает облачко дыма, не зная как реагировать на резкий переход к девятнадцатому веку. Сдерживаясь, чтобы не заорать, что Се-ре-жа, мать его, Муравьев-Апостол обращается к нему так. «Душа моя» А, ну и пытается забрать пачку. Понятно, в общем. Собираясь съязвить, что он Бесстыжая морда, которая знает о пристрастиях друга, парень вздрагивает от резкого хлопка двери. Четыре пары удивленных глаз уставились на вошедшего Трубецкого, тот в свою очередь кинул на стол тонкую книжку с Российским флагом и направился к шкафу с рюмками. Кондратий взял в руки макулатуру, вмиг поникнув. — Конституция с поправками от две тысячи двадцатого. Курящий подавился дымом. — Конституция поправилась сама. До голосования несколько недель. — Сережа мгновенно став серьезным, гневно посмотрел на причину проблемы, — блять, Кондраш, тащи тот коньяк, который дарили. Рюмин нервно усмехнулся, пошутив про себя про лишний вес закона. Тема митинга стала всем ясна. А Миша еще раз подтвердил свои мысли. В России любить таким, как он — нельзя, потому что тебе запретят все, прикрываясь религией. И то, как можно обосновываться на том, что можно понять по-разному? Почему однополую любовь причислили к похоти, когда об этом не было сказано в писании? Почему опираются только на один случай, одну ошибку людей, который любили свой пол, когда ошибок у «нормальных» было несчитанное количество, но чувствовать им разрешено? Из оцепенения вывели холодные пальцы, которые забрали сигарету. Муравьев затянулся, задумчиво посмотрев на владельца никотиновой палочки. — Предлагаю нахуй напиться. Впрочем, это было и так понятно. В этот вечер они сидели до начала четвертого, пачка ментолового курева была прикончена всеми членами союза, большая часть алкоголя была выпита при бурном обсуждении - покрывании матами - выборов, а совокупность этих фактов привела к тому, что Паша заснул на кухне, когда уходил попить, а Трубецкой, немного пошатываясь, унес тело немножечко мертвого поэта в комнату, при этом, чуть не заехав ногами Рылеева по лицу Сергея, лежавшего на диване. Хотелось спать, причем обоим. Поэтому, не удержавшись и зевнув, младший протянул: — Ну-с, я домой, не умрите тут. — Алкаш, куда собрался, — диван издал протяжный скрип, — ложись, мелочь, как-нибудь вместимся. Ответной реакции со стороны «алкаша» не последовало, он недоуменно уставился на лежащего парня. — Что стоишь, как памятник Ленину? Тебя так же переместить в лежачее положение? Мишенька, ложись быстрее, я хочу спать. На том и порешали.***
Проснуться пришлось в девять. В девять гребных часов утра в субботу, от вибрации на руке часов, оповещавших о не выключенном будильнике и шума исходящего из кухни. Замечательное утро. Бестужев удивленно замечает руку на своей талии. Стоп, блять. Флешбэки с наглым употреблением в его сторону эпитета «алкаш», хотя пили они все примерно одинаково, Лениным и его положении на злосчастном диване накатывают необычайно быстро, хотя голова еще толком не собиралась думать. Поэтому Миша рекордно быстро сползает из-под конечностей Муравьева, умудряясь слегка нервно скинуть руку друга, и дезертирует на кухню - все-таки выпитый алкоголь давал о себе знать. А там его встречает противно свежий и выспавшийся Павел, с улыбкой чеширского кота сопровождающий все его действия. — Ну, что, вы там трахнуться не успели? Наивкуснейшая при сушняке водичка чуть не оказалась на стенах комнаты. Лексикон старшего неимоверно выводил из себя. — А ты с кухонным столом? Или с добросовестной полицией? — непослушными пальцами пригладив волосы, Миша пренебрежительно начал осматривать себя, так и не дождавшись ответа от товарища, тот, видимо, как всегда, его юмор не оценил. Чувствовал себя парень отвратительно, но терпимо. Устало плюхнувшись на стул, он мазнул взглядом по полкам. Местонахождение коробки с таблетками было загадкой. За все время дружбы с Рылеевым Миша так и не удосужился спросить, где можно найти заветную пачку Глицерина или таблетку Аскофена, привыкнув к тому, что, если он и оставался на ночь, то вещи такого типа хозяева доставали сами. Лазить по полкам самостоятельно не хотелось из-за лени и великой вероятности найти то, что ему не следовало видеть, да и бесстыжесть его особы имела грань. — Постелька, а ты знаешь, где таблеточки? — В аптеке. Ясно. Трое проснутся ещё не скоро, индивид вида мудак, подтипа друг, общаться с ним явно не хотел, достав телефон, так что оставался логичный и вполне обоснованный вариант — идти домой. К родной кровати, бокалу шампанского и антипохмельным средствам. Посоветовав Пестелю где-нибудь ебануться, предварительно попросив передать пожелание не сдохнуть спящим, Рюмин поспешно покинул квартиру, прокручивая моменты пьяной ночи. Всё стало вконец непонятным, что неистово давило на пьяную голову, так что, по прибытии домой проделав намеченные занятия, он просто лёг досыпать потраченные часы, предварительно сняв с руки браслет, чтобы предостеречь себя от уведомлений, и, если на то пойдёт, будильника, ведь выключать все это дело было в падлу. Мишенька не такой идиот, он два раза на одни и те же грабли не наступает.***
— Доброго дня, утра, нового года, — Муравьёв медленно заходит на кухню, — Кондраша ещё спит? А Миша где? Время приближалось к обеду, Паша собирался уходить из-за появившихся дел, а Трубецкой пытался убрать хотя бы видимый мусор, красочно удивляясь вслух вместительности и здоровью товарищей, собирая бутылки. Посочувствовав тезке и приняв приготовленные им же таблетки, Серёжа выжидающе уставился на ранних пташек. Пестель раздражённо вздохнул и двинулся к прихожей. — Убежал, как только проснулся, нервный после сна оказался Мишутка. Дверь захлопнулась. Апостол бездумно уставился на блистер от таблеток. И что он сделал не так? — Серж, а ты знал, что вы долбоебы? –парень выкинул бумажки, — Пашка в особенности, это ж надо так… Кондратка проснулся, — схватив стакан воды, тот направился в комнату, из которой донесся стон, так и не договорив. Нихуя не понятно.***
Проснулся Миша от стука дождя в окно в начале восьмого, помятым и с чугунной головой. Все идеи выхода на улицу молниеносно отклонялись, а выпитая таблетка обезболивающего работала, как кассы магазинов - медленно и на малую часть, так как чувствовать себя парнем из «Мегамозга» он перестал, но давление на виски уменьшилось не сильно. Все-таки надо будет прикупить средство подороже. Лениво полежав несколько минут и прикинув, сколько он проспал, Рюмин нахмурился. То есть, он не был в сети в районе семи с половиной часов, а его верные оппозиционеры-собутыльники даже не удосужились поинтересоваться о самочувствии младшего, но весьма важного бойца? Даже Серёжа, этот сверхзаботливый человек, который некоторое время назад делил с ним одну кровать, не захотел в качестве благодарности за живое одеяло и целое от неконтролируемых конечностей лицо спросить, не откинулся ли он тут и где искать завещание? Резко захотелось выполнить миссию Пестеля и прикоснуться к сервизу, который так и стоял в прихожей. Но, уже собираясь выбираться из комка пододеяльника и одеяла, до него дошло. Часы были сняты, чтобы эти же самые друзья его не тревожили, а телефон лежал где-то в глубине его захламленной студии (на наличие телефона в квартире он искренне надеялся). Упс… Ну, а вдруг реально не написали и Мишель вангует? Все-таки выбравшись из кровати, Бестужев потянулся за заброшенными за стул с одеждой часами, просматривая гаджет на наличие уведомлений. Найдя угрозы убить за игнорирование сообщений с пожеланиями не сдохнуть, парень улыбнулся. Помнят! И рванул в поисках смартфона. Пестик сообщал ему о дате митинга, которую он так и не спросил, Кондраша пытался ему дозвониться и, написав пару приветственных строк в своём стиле, отослал пару ссылок на рецепты средств после бурной выпивки — «Серёжа пробовал, сказал, что умереть от вкуса можно, но помогает», а Муравьев…. Ученик божественный Миша, ты как? Ты дошел? Больше часа прошло Если ты не ответишь через полчаса, то я приду к тебе МИША КАКОГЛ ЧЕРТА ТЫ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ НА ЗВОНКИ 5 ЧАСОВ И ещё куча подобных сообщений, которые не смогли бы Рюмина разбудить или воскресить, но неистово греющее проснувшуюся душу, ведь заботятся и волнуются, вон, даже на бедном Трубецкой пробуют напиток из селедки, горчицы и можжевельника. Парень хмыкнул, а Пестель есть Пестель, ему главное его полиция. Отписавшись всем, что понял, принял, а сам он находится в здравом уме и полном порядке, Мишель отчеканил короткое сообщение Апостолу: «В муравья превратился после попойки? Возле дома не вижу» Ох, какой же Мишенька хороший человек, аж самого себя иногда душить хочется. С этих мыслей студент засмеялся, вспомнив шутки по поводу неофициальной биполярки.Приятель был в сети час назад, так что ждать быстрого ответа не приходится. Сереженька переживает за него, а он ржёт, ну просто замечательно. И этот же самый Сереженька звонит ему, прочитав мысли скромного любителя шампанского, тем самым закрывая пути к адекватному разговору посредством набора букв, и давая понять, что шутка про фамилию, видимо, была лишней. — Добрый вечер, Михаил Павлович, — голос не предвещает ничего страшного, остается надеяться, что с ним хотят просто поговорить. — И тебе не хворать, Серж. — И какого, собственно, хуя, а?! Нет, не пронесло. — Я отсыпался! Простите-с, но спать на одном диване с тобой было не очень удобно! — ну правда, он чувствовал себя рядом со старшим замечательно, но спать на диване парням, который нихера не раскладывается, являлось не самым лучшим занятием. — Понято. –Сергей бросил трубку. Рюмин удивленно уставился на экран. И что это было? На попытку дозвониться реакции никакой. Телефон Серёжи остаётся включенным, но для Бестужева-Рюмина он был не доступен. Забив на все меры предосторожности и сохранности здоровья, на столе снова появляется бокал под шампанское, время идёт лениво, а начатая ещё несколько дней назад бутылка быстро кончается. Попытавшись ещё несколько раз дозвониться до товарища, он добивается только одного. — Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети. — В лес же этот придурок не пошёл! –на эти мысли юноша истерично хихикнул, представив, как раздраженный из-за какого-то максимализма Муравьев гуляет по лесу вечером. Посмотрев на часы, Миша поправился, все-таки ночь. Уже начало первого. Его передернуло. К черту. Дальше спать. До митинга осталось четыре дня.***
Рюмин не тупил, он просто закрыл все истоки самосохранения. Он спокойно общается со всеми, активно скидывая посты про Конституцию с пристрастием аргументируя в комментариях о нужде власти революционерам, травит свой прикол про империхуй в тему и без, с сожалением сообщая Твиттеру, что муравьи окончательно оборзели. Особенно красивые такие букашки с круглым нимбом, которые лайкают твит, но игнорить не перестают. Собственная гордость не давала позвонить ему после неудачных попыток на следующий день, а получив на извинения (он сам не понимал за что извиняется) и вопрос о том, нормально ли все короткое «норм» немного успокаивается, ссылаясь на подготовку к мероприятию, все-таки там можно напороться на отбитые ситуации. Всё отлично, и бритвой он себе щеку поцарапал не от того, что каким-то чертом вспомнил не подходящего человека под песенки Летова. Крови много, все-таки и давление сегодня не очень, так что приходится сидеть с ваткой и прижигать какой-то маминой настройкой, мучаясь от терпкого запаха спирта и трав. М-да, на митинге ещё не побыл, а уже с поцарапанным лицом. Скучно, ещё и царапина через все щеку, как он такой красивый пойдёт отстаивать нелогичность власти? — Кандраш, а у тебя есть чем на лице покалякать? Нужный контакт находится сразу, кто, как не человек, который на парах умудрялся нарисовать ручкой правдоподобный портрет объекта воздыхания, может как-нибудь замаскировать ранку, при этом, не потратив много времени и сил, да, и все же, Рылеев всегда выглядел превосходно, а шея порой выделялась своей идеальностью. — Мишель, ты в дрэг-квин заделался? О, мой милый друг, если тебе нужны деньги, то не обязательно идти на трассу, — парень прыснул, — что случилось? Синяки под глазами? - Идея хороша, но реализация хромает, если подгонишь мне грудь, то обязательно попробую, — Миша улыбается, все-таки Кондратий подцепил его манеру шуток, хотя всегда утверждал, что это для литератора не является должным уровнем, — завтра митинг, а у меня случилось ранение в схватке с бритвой, чем замазать можно? На том конце провода повисло молчание. — Косметикой не знаю, но я планировал себе флаг рисовать, значит, и тебе сделаем. — Побила бритва, побьёт и россиянин, тебе как Трубецкой разрешил? Рядом на постоянке будет? –идея в тему, но не все идут именно из-за этого. Хоть и Питер, хоть и некая толерантность, но страшно. — Всё будет нормально, просто возьми с собой салфетки влажные, чтобы, если что, то убрать. Ну-с, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Так что на следующий день они идут с Рылеевым, прикрывая щеки капюшонами толстовок к месту проведения, угарая с косых взглядов людей.***
— Пидор ебаный! — мужчина явно подшофе появляется пред взором Миши, показывая свою физиономию. На вид ему максимум двадцать семь, но, явный передоз горячительных напитков искажал лицо вперемешку с пьяным презрением. Миша удивился, как так хорошо разглядел парня, когда повалился на асфальт прижав руку к размалеванной щеке. Все-таки не идти в толпу было не самым хорошей идеей для компании. — Пидор — это вы, сударь, — шипит Рюмин, нервно оглядываясь в поисках знакомых лиц, но, не вставая, вроде у этого алкаша работал слог «лежачих не бьют», — сука! — или нет. И где доблестная полиция, а, Пестель?! А митингующие даже не подходят, вроде за одно дело, да и что они сделают? Тут по большей части женщины и хлипкие студенты, которые могут с лёгкостью ссылать их потасовку на дурачество знакомых. Больно. Не столь вовремя, но кто-то все-таки отталкивает от него бушующую тушку, рядом оказывается Паша, матерясь, поднимая его на ноги и бегло осматривая на предмет повреждений. Его избили из-за радуги, как вы представляете нормальную жизнь с таким «дефектом»? — Да кто-нибудь позовите уже наряд! Голос Серёжи отрезвляет, Миша понимает, кто именно отпихнул его от дитя алкоголя. Боже, вот за что ему все это? Младший смутно помнит, как оказался рядом с Сергеем, как их натуральным образом запихнули в машину, отправив в родное КПЗ. Сучары. А то, что они не виноваты, это ничего не значит?! А в это время Пестель под чутким надзором Трубецкого и Рылеева обращался к своим связям. — Романов, какого хуя твои забрали моих?! Забери меня и к участку!***
Описывать этот час жизни ему не хотелось. Хотелось забыть, стереть, оставляя только моменты с рядом стоящим Пестелем и, как оказалось, капитаном полиции Романовым (только ради гейского стеба в сторону вышеупомянутого). Но продажность стражей была доказана, так как благодаря Павлу и Николаю они сейчас выходят из участка с минимальным набором проблем, но с дополнительным набором психических. И радоваться надо, но все равно паршиво. Идут в тишине, Миша находится в некой прострации, все-таки от вызова медиков он отказался, так как отделался лёгкими синяками и содранной коркой на щеке, да и горе-спаситель отделался относительно легко, но избили именно так, из-за ничего, его впервые. Он даже опомнится не успел, как его пытается покалечить пьяный пидор, который утверждает, что и он, бесстыжий, но доблестный оппозиционер, является пидором. Какая-то не смешная шутка. — Миш, мне с тобой пока побыть? –Серёжа смотрит как-то побито, то и дело, отводя глаза, будто бы виня себя, хотя он его от более серьёзных побоев сохранил. Боже, кто создаёт таких людей в России? Как прекрасно, что страна ещё таких достойна. Рюмин кивает, прикидывая содержимое холодильника. Надо напиться. Чтобы забыть, надо напиться. А пить одному — верный признак алкоголизма, так что компания не помешает. Да и просто, хочется, чтобы он был рядом. После некого конфликта они нормально не общались, а тут Апостол предлагает сам с ним побыть. Все-таки есть что-то хорошее в этой ситуации. Подъезд, как всегда встречает тусклым светом и привычным надписями на стенах. Бестужев всегда удивлялся с ребят, которые не ленились, даже мелом украсить стены строками и целыми творениями, начиная от банального «я тебя люблю», до некого сложного орнамента, который бабушки не ценили и пытались все это стереть или же замазать. А ему нравилось. В квартире душно, приходится лезть и открывать окно, параллельно присматриваясь к алкоголю. — Пить будешь, защитник? — внутренняя вялость не проходит, но смотря на Серёжу, который по-домашнему разваливается на диване, предварительно убрав несколько футболок хозяина, становится как-то лучше, — ты же останешься? — студент сам не узнает свой голос. Серёжа проводит рукой по лицу и соглашается, бросая взгляд в сторону младшего и вставая, направляясь в ванную. — Мишель, пойдём смывать твой протест России. — Бля. –парень совершенно забыл о своем разноцветном лице, где намешалось все: грязь, рылеевская гуашь, кровь разбитой ранки. Надежды на то, что мыло справится с красками и не будет щипать, трепещет в сердце Рюмина до самого начала процесса умывания. Краску Кандраша выбирает слишком качественную, либо же слишком херовую. Потому что ничего отмываться полностью не хочет, а мыло раздражает открытую от тщательного умывания царапину, так что студент сдавлено шипит. — Больно? — Муравьёв спрашивает, будто сам не видит, — прости, Боже прости, где у тебя подобие аптечки? — Серж, отмоется, у меня просто царапина от бритвы –юноша улыбается, смотря на обеспокоенного друга, — просто, сам понимаешь, что с ситуации натурально ахуеваешь. — Мат тебе не идет. А значит ему материться в участке можно было! — А тебе игнор. — с горем пополам оттереть получилось, но синеватая полоска не сдавалась, так что, плюнув, Миша поплелся в сторону кухонных шкафов. — Предлагаю выпить за упокой толерантности России. Через несколько бокалов его фразу негромко комментируют. — Пока мы есть, то она будет срываться с виселицы, как декабристы, — Сережа улыбается.***
Проснулся любитель шампанского от удара лбом о какой-то твёрдый объект, который оказался не чем иным, как локтем. Самодовольная лыба сама собой появилась на заспанном лице, ведь вот, голова не болит, спать было удобно, а рядом находился нужный человек. Стоп. Апостол находился в крайне неудобной позе: одна рука покоилась возле подушки, а сам он сидел на полу, опираясь спиной о край. Даже смотреть на него было больно, а представлять, как он будет вставать… — Белоснежка, просыпайся, я тебя с дивана скинул? Парень потянулся, послышался хруст. — Проснулся? Я так спал. — Ты идиот? — вопрос кажется Мише риторическим. — Тебе же не удобно спать со мной. Воу. Блять. Факты как пазлы складываются в единую картину, и причина обиды друга становится ясна и поверхностна. Обиделся из-за того, что думал, что Рюмин брезгует нахождением рядом с ним, хреновый такой мем. Хочется обидеться, высказать, что он, Сережа-невидящий-сраной-влюбленности-Муравьев-Апостол, который успел разобрать моральный устой человека, поменять ценности, пролезть в сердце, совершенно этого не заметив. Но он краснеет и смеется, закрывая лицо руками, внутри у него зудит и непонятный, тревожный восторг. — Вы точно идиот, Сергей Иванович. На старшего сейчас смотреть невозможно, у него проносится столько эмоций, столько непонимания, что смотреть на то, как волевой человек теряет самообладание невозможно. — Ещё что-нибудь сказать хочешь? — Ага, — Миша хочет с гордостью заорать, что он в их дуэте оказался умнее, — я, кстати, люблю тебя. Признания стоит совершать именно в такие моменты, да. Интересно посмотреть на реакцию, но Рюмин зажмуривается, как котенок, все равно чего-то боясь. Его мягко толкают на себя, в нос бьёт запах травы, вчерашнего алкоголя и сережиного дезодоранта, тёплые руки закрываются в пшеничные пряди. Бестужев фыркает. — Я думал, что палился, когда все к тебе лип, смотрел долго, — Апостол сбивчиво дышит, будто астматик, от чего становится немного страшно, — было обидно, когда ты сбежал у Рылеева, понимаешь? — Теперь понимаю. Теперь они все понимают.***
Гей-драма полиции С теми все нормально? Мои считают вашу ситуацию за пидорастический анекдот Пестель усмехнулся.Так уже все считают, у нас ставки, на сколько быстро они поймут, вчера все взволновано поставили все на этот момент, как думаешь?
Гей-драма полиции Я думаю, что вы хуевые друзья. Тоже ставлю на ближайшие дни