Шепот в темноте

— Так… Я был пьян? Вроде не пил… А нет, пил! Но не столько же! Чанмин расхаживал по комнате, пытаясь окончательно решиться покинуть убежище и заодно осознать все свои действия накануне. Подрался, чуть не переспал с бывшим, а потом вылечил ненавистного человека и позволил спать у себя дома! Скажи ему утром, что так закончится вечер, он бы наложил заклинание молчания на недельку. И врезал, от души. Но это все было действительностью. Более того, когда он уже лег спать, предварительно заперев дверь и забрав волшебную палочку Юнхо с собой, он размышлял над словами бывшего. В его слова не хотелось верить, он искал оправдания матери и объяснения всему увиденному. А после мысли зашли не туда. А что было бы, если бы не эти ужасные ожоги? В итоге его размышления закончились новой волной возбуждения и фантазиями, как бы они воссоединились в страстной ночи. Просто. Прекрасно. Как в глаза смотреть? Что вообще происходит? — Я его ненавижу. Да, — пытался убедить себя Чанмин, и ему показалось, что это вполне получилось. — И вообще, пафосно выйду, отдам палочку и в шею погоню из дома. Раз, два, три… Вышел! У двери Чанмин развернулся и пошел к шкафу. В последний момент он подумал, что как-то слишком открыто одет, в одних спортивных штанах, как и вчера, пусть и в других. Надо хоть рубашку надеть. Память жестоко подкинула картинки того, насколько Юнхо в прошлом умилялся и соблазнялся образом Чанмина в белой рубашке. И от них стало настолько предательски тепло в сердце и горячо внизу живота, что Чанмин выдохнул и головой приложился к шкафу. Он быстро нашел майку, нацепил на себя и вышел из комнаты, прихватив с собой обе палочки. — Не смей курить в моем доме! Чанмин чуть поморщился от едкого запаха дыма, слабым облаком окутавшего комнату. На диване мужчину он не обнаружил: тот стоял у открытого окна, делая в момент замечания затяжку, а потом перехватывая сигарету длинными изящными пальцами. — Я у окна. Тот прислонился бедром к подоконнику и все так же смотрел в сторону улицы, обхватывая пухлыми губами кончик сигареты и втягивая щеки. Опустив сигарету, он перехватил ее большим и указательным пальцами и наконец перевел взгляд на Мина сквозь сизый туман, выдыхаемый из его легких. Это действие с сигаретой выглядело настолько брутально, сексуально, а слова были произнесены таким чуть охрипшим голосом, что Мин на мгновение засмотрелся, чуть не споткнувшись на ходу. А потом тряханул головой, сгоняя наваждение. — Не волнует! Катись на улицу! — Отвернувшись, он практически скрылся на кухне, но, осознав действия Юнхо, остановился и сделал несколько шагов назад, посмотрев удивленно на бывшего: — Ты с каких пор куришь? На его памяти мужчина никогда не курил. Да и не замечал он за ним этой привычки за их время работы здесь, в Сеуле. Хотя все это время Мин его всячески игнорировал, не до изучения новых привычек было. — Лет пять уже, — сделав новую затяжку, ответил Юнхо, не собираясь уходить на улицу. Чанмин закатил глаза к небу. Развернувшись на 180 градусов, он пошел к Юнхо, резкими движениями закрепляя волшебную палочку крепежами к предплечью. — Ты бы еще романтично заявил, что это с того самого дня, как я попал в тюрьму, — фыркнув, Чанмин протянул руку и отобрал сигарету. — Ну вообще так и есть. Голос прозвучал тихо и настолько строго, что Мину стало не по себе. Да и что на это ответить, он совсем не представлял. Они с мгновение испепеляли друг друга взглядом, а потом Чанмин, неожиданно для самого себя, поднес сигарету к губам и тоже сделал затяжку и медленно выпустил меж губ едких сигаретный дым, не отрывая взгляда от пораженного мужчины. Юнхо взглядом следил за рукой Чанмина. Как она касалась сигареты около губ, как опустилась вниз, была безжалостно потушена и потом короткой вспышкой сгорела в ладони мужчины. У него было несколько вопросов: не курит ли сам Чанмин и с каких пор, но ни он, ни сам Шим не рискнули нарушить тишину. Покончив с сигаретой, Шим схватил Юнхо за подбородок, заставляя поднять лицо. Не обращая внимания на взгляды мужчины, Чанмин внимательно рассмотрел губы, отмечая, что пусть теперь губы не выглядели настолько уродски и страшно, как накануне, но ожог все равно остался. Вздохнув, он отпустил его лицо и выудил из кармана штанов палочку, отдавая ее Юнхо. — Нужно еще обрабатывать, пока не пройдет. А больше травм нет? — спросил Мин, чуть помешкав, а заметив вопросительный взгляд, добавил: — У тебя был ожог на локте, хотя ты душил меня в мантии. А вчера ты не только руками домогался. И если с бедрами еще пережить можно, но вот что там с его членом, Чанмину даже страшно было представить. А еще насколько же было больно? Чанмин подозревал, правда, что бывший успел стать и садомазохистом. Как объяснить еще то, что он знал о последствиях и все равно полез. — Я все уже обработал, — тем же тоном ответил Юнхо, сделав шаг назад. — А-а… Х–хорошо, — Чанмин облегченно выдохнул: смотреть на ожоги там ему совершенно не хотелось. — Я тебе дам еще снадобий. После событий накануне весь запал постоянно цапаться, провоцировать и драться при случае как-то сам собой отпал. Оставалось дурацкое чувство неловкости, от которого хотелось сбежать куда подальше, чтобы не ловить на себе такие взгляды бывшего. Поэтому Чанмин быстро ушел в комнату, где хранились зелья. — Ты изучал блокнот? В этот раз Юнхо последовал за ним в комнату, но остался стоять на пороге, облокотившись плечом об дверной косяк, и все тем же странным тяжелым взглядом наблюдал за хозяином дома. — Мне сейчас не до него. — А когда тебе будет до него? — резко и грубо спросил Юнхо. — Когда приедут британцы и арестуют? Или когда твой Такано еще наделает шуму? Достав бутылёк с зельем с верхней полки, Чанмин резко обернулся, возмущенно посмотрев на Юнхо. Тот вспылил с пол-оборота по неизвестной причине, недолго у них перемирие продлилось. Теперь еще и Чанмина разозлил одним только словом так, что хотелось это зелье ему в лицо кинуть и сломать нос. — Ой, действительно, почему я не посмотрел его? Может, потому, что ты вчера вломился ко мне домой, разбил нос и домогался? Может, потому, что теперь ты весь в ожогах и мне надо еще у матери узнать, врешь ты или нет со своими клятвами сраными? — Чанмин практически чеканил каждое слово, надвигаясь при этом на Юнхо, но тот ни на шаг не отступил, даже когда Мин был в опасной близости от него. — Когда, по-твоему, я должен был заняться вашими британскими разборками?! Да и стоп. Какого хрена «мой»? — Какого? — Юнхо засмеялся, отвернув голову, а потом без тени улыбки снова посмотрел на Чанмина: — Где этот блокнот? Больше не дожидаясь ответов и не поясняя ничего, Юнхо ушел обратно в гостиную. Чанмин тяжело выдохнул, откинув голову назад, при этом убеждая себя, что убийство бывших делу не поможет. Он вышел из комнаты и прошел к письменному столу, выуживая злосчастный блокнот и швыряя его на стол. — Что ты так к нему прицепился? — Посмотри свои же записи, — ледяным тоном потребовал Юнхо, открывая блокнот и пролистывая до нужной ему страницы с таким остервенением, что, казалось, страницы сейчас порвутся в мелкую крошку. — На каждого у тебя подробное досье: где работает, как зовут, его родственники. А что же Такано? На, посмотри. Юнхо нашел нужную страницу и швырнул блокнот на стол прямо к Чанмину. Тот смерил равнодушным взглядом свою же старую вещь, а потом придвинул к себе. Что сразу бросалось в глаза, так это то, что весь блокнот теперь был исписан небрежным почерком. Около каждого имени были заметки о том, когда был пойман и где, какие-то дополнительные данные. И лишь имя Такано было обведено и отмечено, что «не существует». Чуть нахмурившись, Мин поднял на Юнхо непонимающий взгляд. — Не существует? — Читай, что ты сам написал. «Акайо Такано. Японец. Правда, на чистокровного не похож. Может, смесь? Все время предпочитает скрывать лицо под капюшоном мешковатой мантии и практически неразговорчив. Взгляд пронзительный, спокойный и мудрый. Голос вкрадчивый и бархатный. Выше меня сантиметров на пять. Очень длинные волосы и борода». — И что? Это все, что я смог о нем тогда выяснить. — Ни работы, ни семьи. Ничего более, да даже имя фальшивое. Выглядело так, будто то ли ты его выдумал и совсем крыша поехала с работой, — Юнхо проигнорировал недовольное мрачное лицо волшебника напротив, — то ли ты специально так скрывал своего сообщника. Юнхо хоть и пытался тщательно подбирать слова, но Чанмин прекрасно знал этот тон. Он помнил, как еще в Хогвартсе в период экзаменов его любимый говорил подобным тоном, когда застал его в объятиях одной волшебницы. И потом он еще подлавливал этот тон, пока они учились в школе аврората. Чон Юнхо всегда был собственником, но если раньше Чанмин никогда на это внимания не обращал и быстро успокаивал бушующее ревнивое сердце, то сейчас у него возникла на губах усмешка. — Это что я слышу? Ревность? — в изумлении спросил Чанмин, не веря собственным ушам, заставив при этом стушеваться бывшего. — Чон Юнхо, ты вконец охренел! Но позволь уточнить кое-что, пока ты не открыл свой рот. Молчи! — Юнхо хотел было как раз вставить слово, но Мин так резко это приказал, что тот сразу прикрыл рот и фыркнул. Чанмин присел на край стола, держа в руках блокнот и испепеляя мужчину взглядом. Ярость исчезла так же быстро, как и появилась, и теперь он мог рассуждать над тем, что сейчас ему сообщил Юнхо. — Поправь меня, если я не прав. Ты поймал всех Неопожирателей, кроме этого японца. Имя — фальшивое, по такой внешности тоже ничего поиски не дали. Вчера на собрании, когда Кюхен проник в мою голову и я сказал это злосчастное имя, ты понял, что этот человек все-таки существует, значит, теория о психе отпадает. И пришел сюда, чтоб проверить теперь другую теорию, верно? Юнхо не хотел признавать, но помимо наказания — да, он действительно хотел поговорить об этом самом японце. В первую теорию он и не верил, ведь если бы это было так, значит, его Чанмин давным-давно сошел с ума и сам учиняет до сих пор эти преступления. Во вторую теорию, которая принадлежала Поттеру, тоже не хотелось верить, но тот строил столько теорий, рассуждений, даже не поскупился на версии об изменах, что в порывах неконтролируемого гнева Юнхо допускал подобную мысль. Что его бывший чертов гений — пользуется другими людьми, может и новым любовником, а сам строит из себя святого. — Чон? — прервал его думы Чанмин — тому надоело наблюдать за молчавшим аврором. — Да, в общем-то, верно. Чанмин по-монашески вздохнул, досчитывая до десяти. Усмирив желание придушить бывшего, он продолжил: — Такано же периодами всплывает с этим «империусом» с тех самых пор, как я покинул страну. При этом светился не в Южной Корее, а в тех странах, где я бывал. И теперь британцы считают, что не я тот самый преступник, а все-таки тот неизвестный из блокнота. А я просто его сообщник, профессионально строящий из себя жертву. И, судя по-твоему тону, я променял тебя на него? О, знаю этот взгляд, — Чанмин усмехнулся, замечая, как недовольно сужается взгляд мужчины и как тот поджимает губы. — Юнхо, теперь мозг, пожалуйста, включи. А эмоции выключи: ты не имеешь права меня ревновать в нынешнем положении. Чанмин выдохнул, закончив говорить свои теории, и устало потер виски кончиками пальцев. На самом деле в нем теперь просто клокотали ярость и гнев, с каждым словом ему сложнее было их сдерживать, поэтому последние слова и вовсе прозвучали грубо. Как они еще друг другу снова не врезали или не кинули парочку заклинаний, оставалось загадкой. — Боже, мой некогда любимый человек допустил, что я изменял. Я убить тебя готов за такие мысли! — Мой некогда любимый человек слишком легко отвернулся и поверил, что я предал! У меня давно руки чешутся тебя придушить. Чанмин поджал угрожающе губы, глубоко вдыхая кислорода через нос. Он готов был кинуть новую тираду о тех словах, которые ему Юнхо говорил в тот самый их злосчастный разговор, но их разборки прервал телефонный звонок. Выудив колдофон из кармана штанов, Мин с удивлением отметил, что звонила как раз мама. Гнев сразу куда-то улетучился, и Чанмин устало прикрыл глаза. Он сбросил звонок, решив, что перезвонит чуточку позже, есть дело поважнее. — Юнхо, я не знал, что Такано — фальшивое имя, — он посмотрел на мужчину уже более мягко и устало, решив для себя, что прошлое должно остаться в прошлом, но проблемы решаться в настоящем. — Когда я с ним общался, мне было страшно узнать что-то больше, попытаться выудить информацию. Он будто видел меня насквозь и мог в любой момент раскрыть всем, кто я. И видишь, чем все закончилось? Чанмин сомневался, что Юнхо так просто ему поверит. Шиму и самому не хотелось даже пытаться чуть больше довериться, как раньше. И он бы не удивился и не осудил, если бы те же чувства испытывал Юнхо. Между ними слишком громадная пропасть, чтобы так просто поменять свое мнение и вернуть что-то из их прошлого. — Все, о чем я мечтаю, — это чтобы он оказался в тюрьме. Или сдох, — вкрадчиво и тихо закончил Чанмин. — Ты можешь мне не верить сейчас, но это правда, — Мин чуть слабо улыбнулся, поднимая снова зазвонивший колдофон и чуть им помахав: — А теперь проверим твою информацию. Чанмин поднес колдофон к уху, при этом не отрывая пытливого взгляда от Юнхо. Хоть что-то понять по его выражению лица, словить на лжи, доказать себе, что все это было блефом, но тот оставался все таким же, каким был всегда, когда не гневался: с усталым спокойным взглядом. Только он подошел чуть ближе, до опасного сократив между ними расстояние. И практически одними губами произнес: — Я… хочу тебе верить.

***

Волшебники Южной Кореи предпочитали путешествовать по своей стране двумя способами: или же магловским транспортом, в основном поездами, если никуда не торопились, или же пользовались порталами. И на то, и на другое требовалось покупать билеты, а воспользоваться порталом можно было и вовсе только в филиалах Министерства Магии, а так самим создавать их было запрещено. К вечеру Чанмин уже покончил со всеми рабочими делами и, воспользовавшись своим положением, вне очереди воспользовался порталом и прибыл в Пусан, скинув все на неожиданную «командировку». Кюхен прикроет. Еще во время утреннего разговора с матерью Шим понял сразу: ему нужно увидеться с ней вживую, а не выяснять все по колдофону. Увидеть ее лицо, понять по ее глазам. Как оказалось, мама звонила потому, что она вернулась ночью в Корею на несколько дней, а потом уедет обратно в Поднебесную, где она работала последний год. А вот отец не приехал, он был очень занят в Японии. Оно и к лучшему, разговаривать на эту тему — про клятвы — сразу с обоими родителями будет сложно. Женщина средних лет, ростом примерно по плечо своему сыну, работала зоологом и путешествовала по всему миру, нисколько не ограничивая себя семьей. Она и сейчас приехала в Корею по работе, поселившись в отеле на берегу моря. Отец и сын так же часто путешествовали по работе, и если им вдруг получалось оказаться в одной стране, то они обязательно стремились встретиться хотя бы на парочку часов. Сегодня все выглядело точно так же. Сын вырвался встретиться, пока его мать снова не погрузилась в работу, отправившись в экспедицию к морским существам. Темноволосая волшебница радушно встретила своего сына, но сразу заметила, что с внешностью сына что-то не так, хоть и не могла уловить, что именно. Все было как обычно, но эта тень беспокойства и задумчивости, скрытая под радостью встречи, не скрылась от госпожи Шим. Мин привез ее любимые блюда из популярного ресторана и пиво, по которому она очень соскучилась. Усевшись за столик у окна просторного номера, они принялись говорить обо всем на свете, запивая это дело пивом и закусывая токпокки. Мин с удовольствием слушал о маминых путешествиях, иногда погружаясь в собственные невеселые мысли и раздумывая, как бы перейти к важной теме, ради которой приехал. Мать заметила вечные перемены настроения: — А как у тебя дела на работе? С Кюхеном не ругаетесь? Чанмин улыбнулся, чуть опустив голову, а потом ответил, отпив пива: — Юнхо перевелся. По программе возвращения корейцев на родину. Улыбка сошла с лица женщины, и она медленно поставила банку с пивом на стол. Волшебник пристально посмотрел на нее, наблюдая за ней проницательным взглядом. Он чуть прищурился, заметив, как крепко сжались пальцы вокруг банки. Но возмущаться она не стала, как Шим того ожидал, а лишь внимательно смотрела в ответ. Чанмин сделал вид, что не заметил всех этих мелких деталей, и лишь стал рассказывать о последних днях работы, не уточняя, конечно, деталей. Лишь сухие факты о том, что здесь забыл Юнхо, что все завязано на неизвестном японце. — И как? Вы помирились? — сухо спросила женщина, выслушав рассказ о том, что ему следует работать вместе с ним. — Снова вместе? — Мы скорее друг друга на куски разорвем, ты что! — засмеялся Чанмин. — Ведет себя высокомерно, вечно нарывается. А этот взгляд, ух! И слышала бы ты, что он рассказывает! Будто мы заставили его взять клятву на крови, типа я попросил через тебя, — Чанмин покачал головой, прикрыв глаза. — Совсем двинулся головой. Он снова посмотрел на мать, и улыбка застыла на его губах. Она опустила голову и вроде выглядела все так же спокойно, но он прекрасно знал эту женщину. Физически ощущал ее чувство вины и беспокойства, пусть она ничего и не говорила вслух. Да, у нее же взрывной характер — когда она слышала о клевете, она наоборот всегда возмущалась. С каждым мгновением становилось тяжелее дышать. А если правда вот этот самый родной человек могла так жестоко с ними поступить? Нет, не было смысла, они уже на тот момент расстались. — Ты правда это сделала. — Да. Нет, они бы так не поступили за его спиной. Это ложь! Которую при этом он не видел в глазах Юнхо. И не видел во взгляде матери. Чанмин сидел как громом пораженный. Шумно выдохнув, он зарылся пальцами в волосы, опустив голову, пытаясь осмыслить такой факт. Дорогой сердцу человек не пытался как-то оправдаться или как-то объяснить, только сидел молча за столом и наблюдал за сыном. — Зачем? Голос охрип, но Чанмин смог взять себя в руки и не поддаться эмоциям. Женщина молчала, проводя задумчиво кончиками пальцев по прохладной банке. Для всех та пора было тяжелым временем, о котором хотелось забыть навсегда. — Почему не рассказали мне? Не спросили моего мнения? — Не решились, — тихо отозвалась мама, вздохнув. — Вы оба тогда были в ужасном состоянии, мы с его родителями побоялись, что при встрече он убьет тебя. Чанмин возмущенно вскинул брови, молча открыв и закрыв рот, а потом спросил пораженно: — Ч-чего? Женщина вздохнула. Удружили ей родители Юнхо и собственный муж: все четверо тогда приняли такое жестокое по отношению к их детям решение, а теперь отдуваться именно ей. Конечно, кто еще клятву-то брал с Юнхо, скрыв остальных соучастников? Но ускользать от этой темы было поздно, Чанмин так просто не отступится. — Не знаю, какой он сейчас, но тогда он был для тебя опасен. — Мать выдержала паузу, наблюдая за непонимающим сыном, и продолжила: — Когда тебя посадили в тюрьму, Юнхо… перестал быть тем милым и заботливым молодым человеком: он явно сходил с ума, с каждым днем все сильнее. Пока ловил Неопожирателей, он не гнушался использовать любые методы, лишь бы выведать еще информации. Знаешь, каким он стал? Безумным, жестоким, беспощадным, при этом хладнокровным. Он даже своим мог с легкостью нанести вред. А враги после его ловли или пыток еще лечились долго в больнице. Одного он вообще чуть до смерти не довел. Чанмин припомнил тот странный взгляд, который ловил в глазах Юнхо. Безумие, жажда принести боль. И в подобные рассказы можно было поверить, учитывая, что бывший уже дважды наносил ему травмы. Но ведь он и сам не лучше. — За такое бы отстранили. — Он стирал им память. Так что прямых доказательств или обвинений от жертв не было. И он же выполнял свою работу, а Поттер желал побыстрее закрыть это дело. Знаешь, сколько Чон требовал пересмотреть твое дело? Чтобы тебя побыстрее выпустили, постоянно пилил Поттера, чтоб тот был справедлив, как рассказывали о нем легенды. И когда Юнхо все-таки добился и тебя вот-вот должны были выпустить… Нам правда стало страшно, от радости он смеялся как безумец, как умалишенный ждал встречи с тобой. Он верил, что вы снова будете вместе, как только увидитесь. Но ведь ты и видеть его не хотел… Он бы убил тебя, откажись ты вернуться. У Чанмина всегда была хорошая фантазия, и он с легкостью мог представить картины прошлого, тем более зная своего парня и помня собственную боль. Ему было трудно дышать и выдавить хоть слово. Его любимый, родной человек превратился в сумасшедшего монстра из-за какой-то твари, решившей разрушить их жизни. — Чанмин… У нас тогда не было выбора, мы не хотели, чтобы тебя убили, а он сидел всю жизнь в тюрьме. — И что?.. — прервав слова матери, сдержанным тоном спросил Мин. — Он легко согласился на клятву? Поверил, что я сам попросил об этом? — Нет, — закрыв глаза, ответила она. — Он хотел встретиться с тобой и все это обсудить. И, казалось, готов был умереть на месте от осознания, что ты его не хочешь даже видеть. Шим закрыл глаза рукой, шумно выдохнув. От несправедивости и гнева его мелко трясло. Каждая клеточка тела желала разнести номер и накричать на мать, но он ясно понимал, что она всего лишь желала защитить собственное чадо и хотела как лучше. И так же — и его отец, да и родители Юнхо тем более, а последним и на руку, чтоб их сын, наконец-то, остепенился и нашел хорошую жену, а не вот этого вот. Чанмин некоторое время молчал, а потом простонал: — Он сделал все ради моей свободы, и вы так его отблагодарили. Клятва практически нерушима! Да и вы не имели права лишать его даже в такой ситуации свободы действий. Мать чуть прищурила взгляд, немного наклонившись к Чанмину. Она очень хорошо знала сына и могла его слова прочитать между строк. — Вы расстались, и ты уехал в Корею, так что эта клятва ему бы не навредила. Кто ж думал, что он приедет сюда? И стоп, это что же? Ты его еще тогда простил? Хотел вернуться? Чанмин поднял вопросительный взгляд, удивившись такому вопросу. И, если честно, он не нашелся, что ответить ей. Задав этот вопрос самому себе, он потупил взгляд, уставившись на банку с пивом. Мама в шоке смотрела на сына, не веря собственным глазам: — Он предал тебя! — Она даже поднялась на ноги, возмущенная реакцией. — Ты гнил в тюрьме! — Он вытащил меня! — не поддавшись искушению вскочить следом, заметил сын. — Ради своих корыстных целей, чтоб ты ему был обязан. — Что-то я не заметил, чтобы он как-то воспользовался этим. — Только потому, что ему мешает клятва на крови. А изначально он вообще шевелиться не собирался, он позволил… — А что он мог тогда сделать? — с болью и произнося четко каждое слово выдавил Чанмин, посмотрев в глаза матери. — Такой же стажер, как и я, без репутации и статуса. Что он мог против всего Министерства? Женщина резко успокоилась, глядя на сына сверху вниз, а потом отвела взгляд в сторону. Будь ее воля, она бы сделала так, чтобы эти двое никогда больше не виделись. Но у судьбы, видимо, другие планы. Или же этот Чон Юнхо не так прост, как ей показалось сначала. — У этой клятвы есть условие, — тихо произнесла женщина, прикрывая глаза. — Мне было больно смотреть, насколько он был разбит, поэтому я резко дополнила клятву. Чанмин затаил дыхание, внимательно глядя на присевшую обратно женщину. — «Не прикасаться и не лезть в жизнь Чанмина, пока он сам, искренне, не захочет вернуться к тебе, Чон Юнхо». Надежда умерла в зародыше. Чанмин прикрыл глаза, считая мысленно до десяти. Да, он пожелал помочь Юнхо и освободить его от клятвы, найти способ. Но вернуться? Нет, никогда. — Отдай его мне, — Чанмин протянул руку. — Флакон с кровью. — Ты хочешь к нему вернуться? — в ужасе спросила женщина, закрыв рукой шею, будто боясь, что сын вырвет кулон с силой. — Нет, но это наше с ним дело, — отозвался Чанмин, все так же протягивая руку за вещью. — Брось, я прекрасно знаю, что ты держишь его поближе к себе, чтобы не украли. Мама смотрела на протянутую руку сына, не решаясь шевельнуться и отдать эту вещь. Ей было страшно, она не знала, каким Юнхо стал спустя годы, а помнила лишь того безумца. Она надеялась, что ее сын будет в безопасности, а теперь тот сам требует флакон и мечтает его уничтожить. — Он защищает тебя от Юнхо. Минни, не надо уничтожать флакон. Чанмин cлабо улыбнулся. Поддержать и успокоить женщину сейчас он не мог: ему хотелось вырвать кулон и сорваться с места, остаться наедине со своими чувствами и мыслями, бежать куда глаза глядят. Ему нужно было еще осознать правду, что решила жестоко свалиться на него, руша все те образы, что он выстраивал годами. — Я и сам могу себя защитить. — Ты не знаешь, каким он стал!.. — Знаю, — мягким тоном отрезал Чанмин. — Но ведь и я не остался прежним.

***

Чанмин настолько погрузился в свои мысли, что не воспользовался порталом, а сразу трансгрессировал в Сеул, наплевав на возможные последствия. Как только он получил этот флакон и крепко сжал в своих пальцах, Мин почувствовал, как все больше его охватывало отчаяние. Ему хотелось исчезнуть, кинуться куда глаза глядят и забыться, продолжать отрицать такую очевидную правду. И при этом он хотел бежать со всех ног к нему, к Юнхо. Найти и посмотреть ему в глаза или обнять, не отпускать. Или же послать к черту его же. В мыслях он метался как зверь меж двух зол и не мог понять, чего действительно ему сейчас хотелось. Оказавшись на одной из пустых улочек, Чанмин несколько минут приходил в себя. Голова от путешествия кружилась: оно длилось дольше, чем обычные перемещения, так как расстояние было приличным. Открыв глаза и осмотревшись, Мин простонал и откинул голову назад, ругая себя на чем свет стоит. Из всех мест, куда ему хотелось убежать и спрятаться, он оказался, мать его, в Сеуле, еще и где? Рядом с домом Юнхо! Как хорошо мозг отфильтровал все его желания до одного конкретного. Этот одноэтажный домик в старинном стиле, скрывающийся за высоким деревянным забором, он знал и помнил из досье, а адрес внес в собственный колдофон, как он всегда делал с новыми аврорами в их команде. Мужчина жил на одном из холмов города, с бесконечными лестницами и узкими улочками, а еще с красивым видом на ночной Сеул. Потрепав волосы, Чанмин посмотрел в сторону города и шумно выдохнул. Покусав губы, он решал для себя, чего бы ему сейчас больше всего хотелось сделать. «Я хочу его увидеть». Чанмин решительно пересек улицу и поднялся по ступенькам, уже занося руку для стука, как вдруг услышал позади шаги и удивленный голос: — Чанмин? Ты что тут делаешь? Аврор замер, так и не постучав, а потом медленно обернулся. Юнхо появился из-за поворота, держа в одной руке пакет с продуктами, а вторую руку сунув в карман брюк. Как в одночасье поменять все то мнение, что выстроилось годами? Как остаться в гармонии и согласии с собой и своим отношением к нему? Как поверить в то, что вот этот волшебник, с беспокойством наблюдающий за ним, может быть тем монстром, которого так старательно описывала мать? Чанмин сжал в ладони флакон и шумно выдохнул через рот, понимая, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы. — Случайно оказался… — выдавил из себя Чанмин, отойдя от ворот. — Нет, хотел увидеть, — Шим оторвал взгляд от флакона в своей руке и поднял глаза на Юнхо. — Можешь ответить на несколько вопросов? Юнхо проследил за взглядом аврора и приметил знакомую вещицу в руках. Все стало понятно и без слов: растерянный и такой несчастный некогда задира, отсутствие хоть какой-то уверенности и кулон в руке. Шим узнал правду. Тяжело выдохнув, Юнхо подошел ближе к собственному дому и Чанмину, лишь слабо кивнув. Некоторое время Чанмин молчал, не зная, какой вопрос ему хочется задать больше всего, их были сотни. Но было три самых главных вопроса среди всего этого потока: — Мама рассказывала, каким ты стал… Да, я и сам это заметил за последнее время, — Мин неловко усмехнулся, рассматривая мужчину, а потом замолчал. Он не знал, как бы верно поставить вопрос. Да и требовался ли на него ответ? Если верить рассказам матери и собственным наблюдениям за последний месяц, Юнхо изменился. Неконтролируемые вспышки ярости, неожиданная жестокость, легкое безумие в глазах. И Мин прекрасно понимал, почему тот стал таким. Почему они при этом так похожи все равно. Кто мог подумать, что тогда сходил с ума не только он, но и Юнхо? И страдал тоже не он один. Как эта клятва не сломала Юнхо окончательно? Чанмин отрицательно покачал головой, так и не задав вопрос, а Юнхо так и продолжал молчать, наблюдая за метаниями бывшего. Мин сделал вторую попытку, и, шумно выдохнув и успев уложить мысли хоть как-то по полочкам, он задал важный для него вопрос: — Если бы не эта клятва… Ты бы встретил меня из Азкабана? Забрал бы меня домой? Шим и сам не знал, что он хотел услышать. Ложь или правду, что из них было бы сладкой, а что жестокой. Юнхо внимательно наблюдал за ним, а потом тихо, но искренне признался: — Да. Если бы ты позволил. Шумно глотнув воздуха через рот, Мин отвернулся. Собирать последние детали пазла должно быть самым простым и очевидным, но сейчас было невыносимо больно. Узнавать новые детали, понимать, как это было с другой стороны. Что вообще произошло за его спиной, насколько он был слеп. Помня свои желания и мысли тогда. Нет, надо взять себя в руки. Найти надежду на то, что он не ошибался все это время. — Наш разговор перед тюрьмой. Помнишь? Что ты имел ввиду под «так будет лучше»? Юнхо грустно улыбнулся. Слова, которые все разом перечеркнули, — он их так и не забыл. Чон и сам не мог забыть собственную роковую ошибку. — Я все думал тогда о твоем побеге, но решил, что вечно скрываться от Министерства и бояться, что тебе отомстят и убьют, — не выход. Что лучше будет спрятать тебя в тюрьме, пока я не избавлюсь от всех и не докажу твою невиновность. Я считал, что Азкабан — самое безопасное место для твоей жизни. — То есть ты решил, что мне с остатками дементоров будет лучше? — Мин не верил собственным ушам. Сколько же версий сего он надумал за эти годы, сколько любовников пририсовал Юнхо, а он просто… решил так его защитить?! И он верил этому объяснению. Посмотрев на ту ситуацию со стороны и понимая теперь, что тогда Юнхо бы никто не послушал, он осознавал: это действительно был единственный выход. — Прости меня. Я был таким идиотом… — Юнхо выдохнул с болью и раскаянием, точно так же, как накануне. Стало понятно, за что Юнхо извинялся на самом деле тогда, в доме Чанмина. За боль, что принес, за глупые слова, кинутые вскользь и без объяснения. Пазл резко сложился до конца. Чанмин отвернулся от Юнхо и сделал несколько шагов, схватившись за волосы и заставляя себя дышать. Если бы не тот японец, если бы не родная мать. Все было бы иначе! «Я хочу, чтобы и он знал правду». Аврор быстро провел ладонями по лицу, выдохнул и, развернувшись, сделал шаг к Юнхо. Тот внешне оставался спокойным, лишь слегка нахмурив брови в непонимании, что же так в этом прошлом задело Чанмина. Он отказался от него, поверил, что предатель, требовал клятву. Шим не сразу смог говорить, он долго стоял в нерешительности, кусая губы. Он отвык за эти годы кому-либо открывать душу. — Я каждый день тебя ждал, пока сидел в тюрьме, — признался Мин, на мгновение нервно улыбнувшись. — Надеялся, что мы помиримся хотя бы… А когда я узнал, что ты приходил, пока я спал… Я проклинал себя, что уснул и упустил. Ты бы мог меня разбудить! Окунуться в воспоминания о прошлом и расковыривать старые раны было тяжело, слова ему давались с трудом. Он сделал паузу, борясь с нахлынувшими чувствами, а потом продолжил: — Я уверял себя, находил тебе оправдания. Аврорам нужно разрешение, тебе некогда, дают другую работу. А в день, когда услышал вердикт, что меня помиловали, я был настолько счастлив. Я верил, что это благодаря тебе. Вот теперь-то все наладится, мы встретимся и помиримся! — Он поймал ошарашенный взгляд Юнхо и уловил, как он дернулся в его сторону, и Мин сразу же сделал шаг назад, с горечью продолжив: — Но ты не пришел. И потом не остановил меня, когда я получал в Министерстве разрешение уехать. Я все ждал, искал твое лицо среди сотни европейцев. Нет, некогда, но вот решит дела и приедет ко мне в Корею. Да? Я ждал тебя, Юнхо, — по щекам побежали слезы, и он быстро вытер их ладонью, сделав снова паузу. — Целый гребаный год в этом аду, с этой адаптацией к их жизни, я все ждал и надеялся. А потом, — он смиренно выдохнул, отведя взгляд в сторону, и наконец смог говорить более отрешенно, — в конце концов «открыл» глаза, что ты предатель и все кончено, ничего ты не делал на самом деле ради меня. Построил на мне отличную карьеру и пожинаешь плоды, может, уже и жену нашел. Моя ненависть росла, вытесняя все те теплые воспоминания и чувства. И что же? — Чанмин резко засмеялся, ошарашенно покачав головой. — Только сегодня узнаю, что это лишь поспешные выводы, я слепой и не заметил, что натворили за моей спиной. Да, я не говорил об этом всем никому в семье, я сам тебя не искал, но хотел все вернуть! Быть вместе… А наши родители сделали так, чтоб мы вообще никогда друг друга даже не касались. Слышишь? Эта клятва бы сразу разрушилась тогда, приди ты ко мне! А теперь-то что делать?.. — с болью и отчаянием спросил Чанмин. Юнхо не мог произнести и слова, пораженный такими откровениями. Чуть пакет не выронил из рук. И даже не знал, как ему теперь реагировать. Первым желанием было сгрести этого колючего аврора в объятия и обо всем забыть, начать как раз сначала. Вот только слишком много этих «но». Он лишь чуть дернулся в сторону Чанмина, протянув руку, но тут же замер и беспомощно опустил ее. Он помнил те пустоту и отчаяние, которые ощущал, когда приговор привели в исполнение. Нашел надежду и снова потерял, когда заставили принять клятву. В тот день он разнес все в их квартире, так терпеливо и бережно ожидавшей возвращения второго хозяина. Эта самая пустота, так крепко засевшая в груди, не давала ему свободно вздохнуть, не давала испытывать хоть каких-то эмоций, отступала, лишь когда он утопал в работе с головой. И он помнил, как ночные кошмары мучали его еще с год, как он потерял и не уберег их маленькое счастье и любовь. Много воды утекло. Сложно все это в одночасье забыть и заставить себя поверить в то, что Чанмин на самом деле не отказывался от него. Позволить дать себе новую надежду на их будущее он тоже не мог. И все потому, что они оба упустили момент. Чанмин поднял руку, посмотрев снова на этот злосчастный флакон. Как же хотелось разрушить его прямо сейчас. Он выглядел таким хрупким, что просто ударь его об асфальт — и он разобьется в дребезги, но это так не работало. А условие он выполнить не мог, им обоим теперь это было не нужно. Место Юнхо — в Британии, а его место — в Корее. — Не думал, что будет так больно, — тихо выдавил Чанмин, разглядывая кулон в руках. При этом он ловил себя на мысли, что ему больно не за себя и за свое прошлое, а именно за Юнхо. Он поставил себя на его место, и стало невыносимо. И насколько же несправедливо с ним поступили! — Ты все еще любишь, — заметил Юнхо, чуть насмешливо, но тепло улыбнувшись. Чанмин отрицательно покачал головой, но язык не поворачивался возразить ему, заявить о ненависти. И согласиться не мог. Хоть теперь стало о прошлом известно все, но разобраться с чувствами ему еще нужно было время. Слишком противоположными были сейчас желания. И он запутался. — Зачем ты приехал? — в очередной раз спросил Чанмин, закрыв глаза и выдохнув. Он уже так много версий слышал, что этот вопрос был бессмысленным. Все объяснения были даны, для него этот вопрос был скорее уже риторическим и полным безысходности и растерянности. Как же ему легко жилось-то в одиночестве и неведении, пока Юнхо не вернулся в его жизнь. — Ради тебя, — чуть помолчав, легко ответил Юнхо. — Хоть раз я должен поступить правильно, как велит сердце, а не законы Британии. Чанмин удивленно посмотрел на Юнхо, а тот развел руками и слегка пожал плечами. Лишь в глазах плескалась грусть. — Мне все равно, преступник ты или нет, плевать на эту карьеру и собственное здоровье. Я не могу допустить, чтобы ты снова оказался в тюрьме. Хоть и считал до сегодняшнего вечера тебя неблагодарной скотиной. Сердце Мина затрепетало, и он слабо улыбнулся, а на глаза снова наворачивались слезы. Шим почувствовал крохотное счастье, скромно пытающееся войти в сердце и расцвести яркими цветами, но боящееся сделать хоть один лишний шаг. Но оставляющее тонкую ниточку надежды, за которую страшно ухватиться. Пока Юнхо говорил, он подошел к Мину ближе, сократив расстояние, но в этот раз Чанмин остался стоять на месте, заглядывая ему в глаза. Он понимал, что Юнхо чувствует сейчас примерно то же самое, что и он, вот только он больше понимает в своих чувствах, чем сам Мин. Почувствовав сожаление, Чанмин надел кулон на шею и сунул его под рубашку. Чуть прикусив губу, он посмотрел уже более решительно и спокойно: — Я найду другой способ разрушить эту клятву. Обещаю, — твердо заявил Чанмин, а потом чуть усмехнулся уже привычной ухмылкой: — И мы поймаем этого японского ублюдка. Вместе. Не разрывая зрительного контакта, Юнхо тоже усмехнулся, предвкушая, как он разделается с тем преступником, медленно и со вкусом: — Вместе.