Sam Tinnesz — Sound off the Sirens
Свет фар выхватывает из темноты спутанную сеть и липкие ленты водорослей; дальше, за обкатанной волнами галькой, мерно дышит море, тёмное настолько, будто весь мир кончается за усеянной ракушками полосой прибоя. Под сетью что-то шевелится. Что-то большое. Морской котик или, может быть, даже дельфин. Что бы это ни было, оно почти сдалось. Устало сражаться, и Широ слишком хорошо знает, что значит быть пойманным и почти потерять надежду. Что бы ни попало в ловушку, он должен помочь. Он подгоняет машину ближе, оставляет фары включёнными и вытаскивает из ящика под задним сиденьем фонарик, кусачки, ножницы по металлу, нож и верёвку. Возможно, чтобы столкнуть дельфина в воду, понадобится что-нибудь ещё, но сначала нужно его распутать. Под сетью кроме неизвестного животного комья водорослей и подсыхающий мусор. Остаётся надеяться, что Широ успеет. Что он уже не опоздал. В любом случае, он должен попробовать. Животное затаивается — либо слишком устало, либо испугано. Широ осторожно касается сети кончиками пальцев. Ответных движений не следует, но дыхание есть, пусть и слабое. На случай, если животное дёрнется, он как может оттягивает сеть. В свете фар и полной луны блестят пласты скользких листьев, и определить силуэт всё ещё не получается. Слишком длинный для морского котика, слишком маленький для дельфина. Стараясь лишний раз не щёлкать ножницами, Широ начинает резать — понемногу, чтобы случайно не ранить в полутьме, — и следит за дыханием. Похоже, ровное. Есть надежда, что оно выживет, если не изранено слишком сильно. Под сетью ещё сеть, намотанная вплотную к очередному слою водорослей, и когда Широ дотрагивается, животное вздрагивает всем телом. — Я не причиню вреда, — говорит Широ как можно спокойнее. — Я здесь, чтобы помочь. Вряд ли морские котики понимают слова, но интонации, Широ уверен, считывают. Как бы то ни было, оно успокаивается, снова обмирает, и под удушающим коконом толстых нитей Широ чудится испуганный всхлип. — Потерпи совсем немного, — продолжает Широ. — Постарайся не двигаться. Скоро сможешь уплыть обратно в море, к семье. Я помогу тебе добраться до воды, обещаю. Постараюсь раздобыть тебе еды, если нужно. Только не шевелись. Подцепить сеть ножницами не удаётся, и Широ, задержав дыхание, подсовывает под перекрученную сеть нож, пилит, придерживая рукой. — Не бойся, — просит он, чувствуя волны слабой дрожи, пробегающие по мышцам. — Не шевелись, осталось совсем немного. Сеть поддаётся неохотно. Когда Широ сдвигает в сторону водоросли, под ними вместо гладкой шкуры плотная чешуя, переливающаяся из лазурного в изумрудный, и Широ не знает ни одного животного, которое могло бы так выглядеть. Неужели в сети попался неизвестный вид? Торопясь, он освобождает длинный хвост с роскошной вуалью плавника, а дальше, там, где должна быть спина — бледная мерцающая кожа, и Широ испуганно отдёргивает руку. То, что казалось ему животным, приподнимается; влажные листья очерчивают плечи и голову, и Широ недоверчиво моргает. Это… человек? «Ты обещал помочь». Он не уверен, что слышит; незнакомый голос будто бы звучит у него прямо в голове. — Я помогу, — шепчет Широ, торопливо освобождая существо от остатков травы и кусков сети. Под спутанными волосами светятся янтарные глаза с двойными зрачками. Нет, это определённо не человек. — Что ты такое? — спрашивает Широ, не рассчитывая на ответ, но существо щурится так, будто пытается понять его намерения. «Меняю слова на пресную воду». Пресной воды в машине несколько канистр. Когда Широ вытаскивает одну из-под палатки и акваланга, существо сидит на куче водорослей и, морщась, пытается вытащить из волос палочки и нитки. Когти на его руках обломаны, цепляются только сильнее, и Широ, присев рядом, указывает на канистру: — Попей, отдохни. Я справлюсь, если скажешь, чего мне нельзя делать. «Полей меня. — Его губы не двигаются. Телепатия или что-то вроде? — Сначала на жабры». Он — насколько Широ может судить по торсу, это он, — отводит волосы назад, показывая перепонки за острыми ушами. Широ кивает, льёт на макушку, на лицо, на уши. Существо блаженно моргает двумя парами век — одни похожи на человеческие, вторые вертикальные. Жабры расправляются, тина сползает с длинных волос, и в лунном свете они… цвета белого золота, пожалуй. «Теперь пить». Широ придерживает ему канистру. Под бледными губами мелькают ряды острых зубов и тонкие клыки. Что ж, перед ним определённо хищник. Странно, но страха Широ не чувствует. Может, потому что они на суше, а может, потому что ему никто не собирается угрожать. Неизвестный науке вид всего лишь хочет пить и, возможно, есть, и явно удручён состоянием своих когтей и волос. — Дай посмотрю, — просит Широ. Пристально посмотрев в глаза, существо вкладывает руку ему в ладонь. Между тонкими пальцами маленькие перепонки, на фалангах крошечные чешуйки — как и на хвосте, из лазурного в изумрудный. Несколько секунд Широ заворожённо смотрит на их переливы, потом, спохватившись, осматривает когти и узкую кисть. — У меня есть подходящие инструменты. Могу немного подрезать. Это не больно… наверное. «Я потерплю». Похоже, оно улыбается. Вытащив из-под шоколадных батончиков кусачки, маленький напильник и на всякий случай антисептик, Широ возвращается. Садится на камень напротив существа, и оно само кладёт руку ему на колено. — Если бы все мои пациенты были такими сговорчивыми, — улыбается Широ. — Не бойся щелчков. Я постараюсь не задеть сосуды. Сделаю поострее, где смогу. Ты ведь используешь их для охоты? «Ты доктор?» — неуверенно предполагает существо. За щелчками кусачек оно следит с интересом и, как только Широ заканчивает, принимается рассматривать свои пальцы. — Да. Я когда-то ловил людей, которые расставляют это, — он указывает на обрезки сети, — в неположенных местах. Теперь помогаю животным, попавшим в беду. И просто заболевшим. Существо протягивает вторую руку. «Я знаю, что такое ветеринар, можешь не разговаривать со мной, как со слабоумным». — Прости, — Широ невольно фыркает, глядя в его недовольное лицо, — понятия не имею, какие человеческие реалии существуют у русалок. «Я сирена. Слышал о нас?» — Только о мореходах, которые залепляли уши воском, чтобы не поддаться пению. Вроде легенд? — Широ пожимает плечами. — Никогда не верил в это. «Правильно не верил. Воск не поможет». Примериваясь кусачками к зазубренному когтю на мизинце, Широ чувствует холодную испарину между лопаток — а после слышит. Звук из чёрной воды — и вряд ли это можно назвать песней. Это чужая воля, облечённая в хаос визга и скрипа, — давящая, стискивающая разум, запускающая в него беспощадно острые крючки. Придавленный неожиданной слабостью, Широ роняет кусачки. Бледная ладонь снова ложится на колено, двигается выше. «Меня ждут, — слышит Широ сквозь беспощадно бьющее со всех сторон «отпусти его, отпусти его, отпусти», — помоги добраться до воды». Он тяжёлый — тяжелее, чем морской котик, и Широ сам не понимает, как ухитряется взвалить его на руки. Длинный блестящий хвост тащится по гальке, подрезанные когти впиваются в плечи, и нечеловеческое, серебрящееся в лунном свете лицо близко-близко, так, словно сирена собирается его поцеловать — или впиться множеством зубов, острых, как иглы морского ежа. Под ногами расползаются камушки, пологое дно медленно ведёт на глубину, и там, дальше, под грудью спящего моря, Широ точно знает, вьётся и бьёт хвостом второй, испуганный и взбешённый, и Широ не может его не понимать. А потом дно кончается, и Широ проваливается с головой. Белое золото рассыпается перед глазами, окутывает мягким коконом, мелькают янтарные глаза — а рядом вторые, фиолетовые. Чужая воля отпускает разум так же быстро, как подчинила. Взмахнув руками, Широ всплывает. Ни движения. Похоже, они уже далеко.***
Sam Tinnesz — The Hunter
В солнечный полдень всё кажется сном. Широ прячет кусачки в бардачок, возвращает инструменты под заднее сиденье, задвигает в дальний угол кузова пустую канистру, а следы тины на джинсах попросту игнорирует. Поиск подходящего места, обед и установка палатки отнимают ещё несколько часов; когда Широ спускает катер с прицепа и сталкивает его на воду, солнце уже клонится к горизонту, бросая на волны блики цвета белого золота. Нет никаких сирен, — твёрдо говорит себе Широ, меняя испачканные джинсы на цветастые бермуды. — Нет никаких сирен, и у меня отпуск. Вода под острым килем «Атлантиды» прозрачная с нежным оттенком лазури — до дна, кажется, рукой подать, хотя в глубину здесь несколько миль. Подставляя лицо тёплому ветру, Широ поворачивает катер на заходящее солнце — туда, где мелькают плавники дельфинов. Едва белый пляж скрывается из виду, Широ глушит мотор и ложится на спину. Море бережно качает его, и там, под ним, целый мир, огромный и непостижимый, а над ним все оттенки золотого и алого, и именно об этом моменте он мечтал последние полгода. Он смотрит, как медленно угасает закат, как сгущаются фиолетовые сумерки, как в темнеющем небе проступает полная луна — огромная, серебристая, настолько яркая, что к заброшенной пристани можно вернуться и без компаса. Вдалеке слышатся голоса дельфинов, а вместе с ними возвращается это чувство — словно крючок вонзился в мозг. Морщась, Широ садится, трёт виски — и за бортом видит их. Светящиеся глаза — янтарные и фиолетовые. Крючок исчезает, глаза остаются. Широ опускает руку в воду, и между лопаток снова холодеет, когда пальцев касаются аккуратно подрезанные когти. «Хочешь посмотреть?» — звучит в голове, и Широ торопливо кивает. — Подожди, я только надену акваланг. Над водой показывается знакомое лицо, и сверкающий оскал, похоже, следует классифицировать как улыбку. Спеша, Широ натягивает гидрокостюм и ласты, проверяет баллоны. — У меня есть около полутора часов, прежде чем я начну задыхаться. «Мы справимся быстрее». Широ показывает большой палец и спиной вперёд переваливается через борт. В вихре пузырьков над ним мелькают длинные хвосты — зелёный и фиолетовый, на запястьях сжимаются бледные руки — и вслед за сиренами он погружается в тёмную глубину. Их обитель — перевёрнутый остов затонувшего катера, облепленный ракушками. Мягкое гнездо из водорослей в крыше кабины выложено обрывками парусины, но заплыть внутрь Широ не решается — он куда неповоротливее двух сирен. Его знакомый со смехом указывает на светящиеся кораллы, для украшения разложенные вокруг ложа, и прилаживает над расправленной перепонкой жабр зазевавшуюся креветку. Второй, черноволосый, держится чуть поодаль и не вступает в разговор, но, похоже, ему слишком любопытно, чтобы уплыть. Следуя за двумя извивающимися хвостами в рассеянном луче налобного фонаря, Широ плывёт дальше — над слабо светящимися кораллами, между которых испуганно зарываются в песок крошечные рыбки, над актиниями, поджидающими добычу, над белой рябью песка — и когда выныривает, катер кажется крошечной точкой, а кислорода в баллонах едва ли на десять минут. Время под водой течёт совсем иначе, он почти забыл… «Хочешь, покажу ещё кое-что? — Зелёный хвост обвивается вокруг ноги, тянет на глубину. — Обними меня. Не бойся. Ты спас меня, я не сделаю тебе больно». Сквозь маску Широ смотрит в янтарные глаза с двойными зрачками и обнимает гибкую талию. Сирена взмахивает хвостом — и нет, никакие ласты не способны подарить человеку такую скорость. Глядя, как внизу мелькают кораллы и рыбки, Широ видит по правую руку второго — он глаз с них не сводит, бесшумный и быстрый, и всё так же молчит, будто готов кинуться на защиту, если придётся. Шрам, рассекающий его щёку почти до глаза, похож на след гарпуна; возможно, у него меньше причин доверять людям. За бортик покачивающейся на волнах «Атлантиды» Широ цепляется с сожалением. Он не готов прощаться прямо сейчас — но и сирены, похоже, не спешат уплывать, с любопытством высовывают головы из воды, следят, как он снимает маску и акваланг, как пьёт воду. Тот, которого Широ спас, опирается на бортик локтями. — Хочешь пить? — Широ предлагает ему бутылку, но вместо того, чтобы её взять, сирена перехватывает его запястье. «Я Мэтт, — он улыбается по-особенному; будь он человеком, Широ заподозрил бы флирт. — А его зовут Кит. Хочешь поплавать с нами ещё немного?» Прохладные пальцы скользят по запястью выше, под рукав гидрокостюма, и Широ сглатывает всухую. Человек он или нет, Мэтт определённо флиртует, а Широ… Широ понятия не имеет, что именно его ждёт. Ещё вчера он бы не поверил в существование сирен, а сегодня уверенности в том, что ему не причинят вреда, достаточно, чтобы спрыгнуть с катера. Мэтт сжимает его в объятиях раньше, чем подбородок коснётся воды, прижимается губами к губам, и Широ приоткрывает рот, впуская длинный раздвоенный язык — намного длиннее и гибче, чем у людей. — Как русалки это делают? — спрашивает Широ, скользя ладонями по жёсткой чешуе хвоста. «Русалки мечут икру, — сообщает Мэтт не без снобизма. — А мы…» Уцепившись за плечо Широ, он переворачивается на спину, ложится на воде, и там, где у человека был бы пах, из складки кожи появляется подвижный бледно-зелёный член с блестящей жемчужно-розовой головкой. — Боже, — говорит Широ, не в силах отвести взгляд. «Хочешь потрогать? — предлагает Мэтт, и Широ чувствует, как его хвост оглаживает ягодицы. — Мне будет приятно». Длины пальцев едва хватает, чтобы обхватить основание; стоит двинуть рукой выше, как у Мэтта начинают мелко трепетать жабры. «Сирены, — продолжает он, откинув голову Широ на плечо; волосы цвета белого золота укрывают грудь, и Широ целует его в губы, продолжая слышать его призрачный голос, — сплетаются хвостами, и каждый входит в своего любовника. Так мы можем плыть мили и мили, лаская друг друга. Чуть ниже… потрогай там…» Чуть ниже твердеющего члена — узкая щель, и Мэтт прикрывает глаза, едва Широ проталкивает туда два пальца. «Сирены делают это так. Что насчёт людей?» Усмехнувшись, Широ кладёт его руку себе на затылок, на молнию гидрокостюма. — Потяни эту штуку вниз. И… — Он оглядывается в поисках Кита, но его нигде не видно. — Твой друг не против? «О нет. Он совершенно не против». — Мэтт расстёгивает молнию и проталкивает под неё руку, беззастенчиво щупая Широ за задницу. Из рукавов Широ выворачивается сам, ниже костюм стаскивают вместе — несмотря на когти, Мэтт ухитряется ни разу не царапнуть. А потом обвивает его бёдра хвостом, и, чувствуя мощную пульсацию его мышц, Широ медленно вталкивается в податливую щель, слишком тесную, чтобы двигаться. Но, стоит проникнуть глубже, сильные мышцы сокращаются — волной, от входа внутрь, и, хватая ртом воздух, Широ понимает, что двигаться не обязательно. …мили и мили, лаская друг друга… — Боже, — шепчет он между тонких клыков Мэтта и медленно обводит их языком, — Мэтт… это слишком хорошо… Мэтт молчит, прильнув к нему всем телом и опустив голову ему на плечо. Широ осторожно обхватывает его член, сжимает и разжимает кулак под головкой, стараясь имитировать то, чем Мэтт прямо сейчас сводит его с ума. Волна, поднимающаяся из глубины, касается его ступней, обдаёт прохладой лодыжки и бёдра, и вслед за ней уверенно двигаются ладони. Мэтт приоткрывает глаза, тянется навстречу поцелую Кита и сразу возвращается к Широ, нежно трогает его язык своим. Кит льнёт сзади — трётся грудью о лопатки, часто дышит в ухо, и Широ вздрагивает, когда его член упирается между ягодиц. — Мы… — Он сглатывает. — Не очень подходим для секса в воде. «Только если это не секс с сиреной, — усмехаясь, отзывается Кит; Широ отличает его слова от слов Мэтта так же легко, как отличает их самих. — Наша смазка — антисептик, тебе не о чем волноваться». От его острых когтей бёдра покрываются мурашками — и снова ни одной царапины, Кит только придерживает его, обвивая хвостом поверх хвоста Мэтта, и медленно начинает входить. «Я же говорил, ему понравится», — самодовольно замечает Мэтт, расслабленно взмахивая хвостом. Широ цепляется за него, задыхаясь от удовольствия, бессильно скользит пальцами по гладкой чешуе. Двойная пульсация — больше, чем он может выдержать. Он вскрикивает, уткнувшись лицом в мокрые волосы Мэтта, подаётся к Киту, нетерпеливо впуская его глубже; оргазм выбивает из него весь воздух — и вдохнуть не получается: Мэтт стискивает его всем телом. Что-то, похожее на стон, вибрацией отдаётся в мозгу, и, в помрачении презрев инстинкт самосохранения, Широ закрывает глаза абсолютно, неестественно счастливым. Под лицом полной луны нет ни берегов, ни «Атлантиды». Обвитый блестящими хвостами, пленённый восхитительной пульсацией и двойными объятиями, Широ скользит по волнам. Целует острые клыки и ловит губами раздвоенные языки — слишком длинные, чтобы использовать их для речи, и достаточно длинные, чтобы сплетаться ими с возлюбленным. Смотрит в светящиеся глаза с двойными зрачками и касается пышных волос, облаками расплывающихся в воде. Мили и мили в крепких объятиях, сливаясь, целуясь и лаская друг друга, плыть без всякого направления и ничуть не заботиться о суете будущего. Ни один мореход не сможет спастись от сирен; ни один мореход не захочет спасения.***
Беспощадное утреннее солнце припекает, пробирается между ресниц, грозя поджарить, и Широ неохотно разлепляет веки. Тело всё ещё будто не весит ни фунта, на языке горьковатый привкус морской воды, кожа пахнет солью, а по бокам от него, обняв поперёк груди и тесно прижавшись, спят сирены — вместо чешуйчатых хвостов обычные человеческие ноги, на руках ни когтей, ни перепонок, а волосы… просто длинные. — Это что, розыгрыш? — спрашивает Широ больше сам у себя. Кит вскидывает голову, распахивает глаза — всё ещё фиолетовые, но больше не светящиеся, с обычным круглым зрачком, — и пихает Мэтта в бок. Тот недовольно прячется за Широ и суёт голову ему под мышку. — Мэтт! — шипит Кит. — Мы уснули! Какого хрена! Не просыпаясь, Мэтт отталкивает его руку и обнимает Широ крепче. После секундного молчания Кит переводит взгляд на Широ, тяжело вздыхает и, видимо, смирившись, спрашивает: — До берега подбросишь? «Атлантида» мирно покачивается у заброшенной пристани. Усевшись на расстеленном у машины пледе, Мэтт натягивает запасную футболку Широ и скручивает волосы в жгут. Кит устраивается с ним рядом, удовольствовавшись запасными штанами от пижамы и оставив завивающуюся от влаги гриву спадать по плечам. Оба с жадностью уставляются на Широ, который поджаривает над маленьким костром сэндвичи с сыром и сосиски. — Сейчас будет готово, — успокаивает Широ, но он и сам такой голодный, что раскладывает порции по бумажным тарелкам скорее подогретыми, чем готовыми. — Горячая еда! — причитает Мэтт, торопливо пихая в рот подгоревший хлеб. — Господи, господи, горячая еда! — Когда ты попадаешь в море, точно так же кричишь «сырой лосось, боже, сырой лосось», — хмыкает Кит, откусывая от двух сосисок сразу с таким лицом, что его фото могли бы с руками оторвать для рекламных плакатов. — Ну так, — Широ садится напротив, кладёт свою сосиску на сэндвич, но под жалобным взглядом Мэтта так и не доносит до рта. — Теперь вы расскажете, кто вы такие? — Я же сказал, сирены, — напоминает Мэтт, аккуратно вынимая бутерброд у него из руки, — не путать с русалками. — Но сейчас у вас нет ни хвостов, ни жабр, ни… — Пульсирующих членов, — любезно подсказывает Кит, пока Мэтт аппетитно хрустит корочкой сэндвича и облизывает пальцы. — Как ты, наверное, заметил. Широ пожимает плечами. После того, как его несколько раз трахнули в море этими самыми пульсирующими членами, изображать смущение вряд ли уместно. — Мы живём как обычные люди. Всё, что ты видел, бывает только три ночи в месяц. В полнолуние, — продолжает Мэтт, светски прихлёбывая колу из банки. — Так мы и познакомились. В море. — Мили и мили, сплетаясь в объятиях, — добродушно хмыкает Кит. — Я даже имени его не знал, пока мы не очнулись утром на берегу. — Не ври, что тебе не понравилось. — Конечно, понравилось. — Кит поворачивает его к себе за подбородок, нежно целует в губы. — Стал бы я иначе тебя тащить четыре мили до автобуса, когда ты наступил на краба. — Повернувшись к Широ, он кладёт руку ему на колено и пристально смотрит в глаза. — Спасибо, что спас Мэтта. Я… зря пытался тебя испугать. Мы с Мэттом договорились встретиться, а когда он не появился… Я с ума сходил. — Я запутался у самого берега, — вздыхает Мэтт, доверчиво опуская голову Киту на плечо. — Мы выбираем безлюдные места для обращения. Повезло, что ты проезжал мимо. Спасибо. Он тянется целовать первым; Кит, подвинувшись ближе, просовывает руку Широ под бермуды и хищно улыбается. В палатке, в тени ветвей, они льнут друг к другу снова; сжимая Широ в объятиях, Мэтт всё быстрее двигается на его члене, а Кит, прижавшись к Широ сзади, вбивается в него яростными рывками. Они оглушительно стонут и матерятся, когда случайно что-нибудь друг другу отдавливают, сталкиваются носами в поцелуях, им жарко, и остатков смазки, завалявшейся в бардачке, едва хватает даже на один раз, но и такими они нравятся Широ ничуть не меньше.***
Sam Tinnesz, Hidden Citizens — Madman
Месяц спустя Широ берёт в клинике пару дополнительных выходных, выгоняет из гаража заскучавший пикап и проверяет, хорошо ли закреплён на «Атлантиде» брезентовый чехол. Мэтт всю дорогу треплется и на каждой заправке покупает какой-нибудь еды и горячий кофе. От всего этого богатства Широ справедливо достаётся половина. Кит спит на заднем сиденье и только на остановках спрашивает, не приехали ли ещё. На закате Широ сталкивает «Атлантиду» в воду и перекидывает от разболтанных досок пристани узкий трап. Кит перебегает первым и протягивает Мэтту руку. — Совсем не страшно! — смеётся он, но Мэтт всё равно крадётся на цыпочках и прыгает к нему в объятия так, будто ему есть чего бояться. Широ заходит последним и заводит мотор. Подставляя лица тёплому ветру, они гонят на запад, туда, где не ходят рыбацкие суда и китобои. Туда, где в свете полной луны на мили и мили вокруг никто не сможет им помешать. Едва сгущаются сумерки, Кит стягивает одежду и складывает в аккуратную стопку на сиденье; Мэтт раскидывает свою по всем поверхностям в катере и сдёргивает резинку с волос. С улыбкой наблюдая за ними, Широ надевает гидрокостюм. — Да ну? — смеётся Мэтт, сидя на бортике. Чем ярче проступает луна, тем заметнее мерцает их кожа и сильнее светятся глаза, а зрачки вот-вот разделятся надвое. — Ты одеваешься? — Хочу для начала с вами поплавать, — фыркает Широ и целует его, а потом Кита — и прямо под языком человеческие зубы превращаются в тонкие клыки. Блестящие хвосты перекидываются через второй борт катера, и, бесшумные, безголосые, сирены соскальзывают в тёмную воду. Опустив на глаза прозрачную маску, Широ включает налобный фонарь и, прежде чем нырнуть, хлопает притихшую «Атлантиду» по рулю. Им обоим так не хватало моря.13.06.2020