***
Очнувшись в прежде незнакомом месте, медленно пытаюсь разлепить воспаленные веки. «Жива», – коротко резюмирует мой внутренний диспетчер. Лежу, кажется, на дряхлом полу из древесины, из которой ведьмовскими когтями торчат сухие щепки и ржавые гвозди. Тусклый свет еле пробивается сквозь небольшую скважину черной железной двери, словно и правда в темнице у колдуньи. Однако ж, не похоже на узилище, вон – даже решеток нет, так, скорее старый чуланчик, обставленный всякого рода хламом. В нос резко бьет сырой затхлый запах, а на липком от холодного пота лице, сантиметровым слоем ощущается удушливая пыль. В горле першит, ноздри покалывает, перед глазами все плывет. И все бы ничего, человек существо восприимчивое, ко всему приспосабливается, вот и я уже изрядно привыкла к пыльным замкнутым пространствам и сырости. И только жгучая боль внезапным приступом пронзает плечо, а вместе с ней в голове всплывают ослепляющие вспышки из кадров последних событий. В этот момент и накрывает первая волна осознания, что неудержимым потоком уносит в ледяные расщелины забвения. В душе тягучей смолой расплывается пустота, будто сердцевину моего «Я» растерзали в клочья и безжалостно растоптали; внутри все осиротело, звезды потухли, и не осталось ничего. Нет сил даже встать. Да что там, жить дальше нет сил. Грузно повернувшись набок, я с грядущей агонией вспоминаю: в этом маленьком, осыпающемся со всех сторон мирке у меня не было ничего, кроме Мари, которую я ввиду собственной слабости и бесполезности не смогла уберечь. Единственное, что было дорого – призрачно утекло сквозь пальцы. Сердце медленно обвивает колючая проволока, царапая до крови, сжигая дотла всю сущность, стирая в порошок осколки чувств. Смысл существования утратился, да и был ли он вообще? Эгоизм, тщеславие и гордость – мои личные всадники Апокалипсиса в обоих мирах. Отчаянное желание кому-то что-то доказать, стать достойной чьей-то благодати, наплевав на чувства окружающих и свои собственные. Раз за разом надевая на себя маски и бесчеловечно рассекая людские сердца, вразрез здравому смыслу снова и снова следовала эгоцентричным сиюминутным порывам. И получила свое. Что же я такое?.. В мгновение, когда нечто, что совсем недавно называлось душой, трагично и без почестей захоронило себя заживо под грудой костей и мяса, в скважине несколько раз жалобно повернулся ключ и с натужным скрипом отворилась железная дверь, наполняя комнатушку нелепым ярким светом. – Очнулась, – не то вопрошает, не то утверждает уже до боли знакомый тихий баритон. Что ни говори, дурацкая у него привычка – изъясняться неразборчивой интонацией. А я лишь вижу размытый стройный силуэт, что медленно приближается, с треском давя под собой мелкие песчинки многолетней пыли, и поодаль опускается на корточки. Видать, совсем брезгливо мараться то ли о грязный пол, то ли о мои бренные телеса. – Где я? – получается хрипло, но достаточно внятно. – Поднимайся. Что ж, объяснений, как и предполагалось, не последовало. Зато, как бы странно это не звучало, среди чернильного мрака образ Ривая отчего-то вселял бесшумное спокойствие. Хотя, будем честны, не исключено, что все это напрасные иллюзии, что волшебным образом пытались приписать ему те качества, которых, по великой моей предвзятости, у него отроду не было. И столь мизерное фантомное вмешательство этого странного всесильного существа, не меняет ровным счетом ничего. И именно это «ничего» дает мне сил опереться на здоровый локоть и словно капустная тля, вся в пыли и запекшейся крови, с дрожью подняться на ноги, глядя мертвым взором в его пасмурные, как дождливый вечер, такие же пустые глаза.***
В звенящей тишине, прерываемой лишь стуком ботинок о пол и пронзительными стонами раненных солдат, мы с Риваем шагали по нескончаемому коридору, устланному кровавыми пятнами и чередой хлипких полуприкрытых дверей. Смею предположить путь мы держим к Смиту, куда уж без него. На пульсирующее плечо, которое все же приходится поддерживать, я уже перестала обращать внимание, как и, собственно, капитан, который, по всей видимости, изначально и не думал как-то помогать. Пару раз Ривай все же замедлял темп, когда я вот-вот готовилась проехаться лицом по дощатому полу, однако не вымолвил ни слова. За это ему отдельное спасибо, говорить сейчас не хотелось от слова «совсем». Хотя, стоит заметить, молчание между нами вышло вполне себе неплохим. Ну, то есть не идеальным, конечно, но для практически незнакомцев – ничего, сойдет. Предположения мои оказались верны, спустя пару-тройку проемов мы все же с горем пополам вошли в небольшое помещение, едва ли похожем на кабинет, где в довесок к командору торжественно расположилась и вся администрация разведки, если ее можно вообще таковой назвать. – О-о-о, так ты и есть та девушка, говорящая с титаном? – едва заметив меня, с возбужденным блеском в глазах и придыханием в звонком голосе налетела Ханджи, обступив со всех сторон. Узнать ее было совсем нетрудно: высокий конский хвост, слегка запотевшие очки, чуть сползающие с крючковатого носа, часто-часто раздувающиеся ноздри и трепещущие от нетерпения губы. От нее исходил немного солоноватый запах пота, но вовсе не неприятный. Челка кое-где прилипла к высокому лбу, а уши покраснели и будто подрагивали. К превеликому сожалению, не могу разделить майорской радости и потому, почти игнорируя ее присутствие, молча смотрю в топазовые глаза главнокомандующего напротив. – Вот мы и встретились. Снова. – с улыбкой чертовой Моны Лизы заключает Смит. Его пристальный испытующий взгляд почти по обыкновению уводит землю из-под ног, однако на этот раз без пронизывающего озноба и странного мерцания в груди. – Спешу вас расстроить, – не стала ходить вокруг да около. – С титанами говорить я не умею, а даже если бы могла, с вашей стороны было опрометчивым не заточить меня в подземелье и не заковать в кандалы, - облизав пересохшие губы, бесцветно подвожу итог неразумным решениям разведчиков. В воздухе повисла напряженная атмосфера, а спину прожигал, богом клянусь, немигающий взор Ривая. Мол, и ради чего тогда все это было? Мне бы тоже хотелось знать. – Отнюдь, мисс Штейн, я не настолько черств и бессердечен, чтобы бросать за решетку благородную леди, – снова эта снисходительная отцовская ухмылка. Вот это великодушие, вы только посмотрите! Зато бросать в грязной кладовке, не оказав и минимальной медицинской помощи – получите распишитесь. Чертов джентльмен, хлопаю вам стоя! Да и обращение «леди», полагаю, сейчас и близко не вяжется с моим внешним видом. Растрепанные волосы, неопрятно свисающие белой паклей до самой поясницы, красные опухшие от слез веки, лицо в крови и пыли, разодранная в клочья казенная безымянная форма, да еще и сломанная рука в придачу. Леди ну просто высший сорт… – Я также допускаю, что вы просто-напросто можете еще не знать о своей способности коммуницировать с титанами, ведь, насколько я понимаю, то было ваше первое столкновение с ними, и потому я намерен проверить это. А до тех пор, пока мы не выясним, у меня к вам предложение – примкнуть к разведкорпусу, а взамен я гарантирую вашу безопасность. – Безопасность в разведкорпусе? – усмешка вырывается быстрее, чем я того ожидала, но кажется, мою иронию понимают все и потому никто не стал перечить. – Как бы парадоксально это не звучало, - прикрывает веки Смит, не опуская перманентно приподнятые уголки губ. – Мне нужно время подумать, – наконец, разум пришел к выводу, что все принятые мной решения «на коленке» с завидной частотой оборачивались довольно плачевно. Ну, и что прикажете делать? – Кажется, ты не совсем вдупляешь, – вклинивается Ривай. – Если тебе в конец не отшибло башку, то ты должна хоть какой-то частью своего крошечного мозга понимать – у тебя нет выбора. Ситуация чрезвычайная, так что выкрутасы оставь для своих хахалей, – шипит почти в ухо, но не трогает – брезгует. – Спасибо за пояснение, мистер Душнила, а со своими «хахалями» я как-нибудь сама разберусь, – язвлю в ответ, в груди отчего-то зародилась неожиданная обида, а наидеализированный образ капитана-страдальца вмиг разбился насмерть как бабушкина хрустальная ваза. Тишину и наши свирепые переглядывания прервал все тот же Смит. – Увы, капитан Ривай прав. До столицы дошел слух, что некая барышня представилась сотрудникам военной полиции разыскиваемой, а также пропавшей без вести дочерью графа Блейка… Вмиг все стало ясно. Голос командора звучал уже где-то за пределами вакуума, нутро неприятно защекотало, затылок кольнули тысячи иголок, а холодный комок страха сжался где-то на уровне солнечного сплетения. Твою ж мать… В результате не заставила себя ждать и вторая волна осознания, накатившая словно разрушительное цунами – что с Каштанчиком и Рыжулей?.. – Неважно выглядите, леди, – подметил Эрвин, вытаскивая меня из пучины мыслей непробиваемым (в отличие от чертовых стен) ровным басом. – Я согласна, – молниеносно пошевелив шестеренками, перебиваю я. – Согласна присоединиться к разведке, но при одном условии. Мне нужна информация о двух рекрутах 102 кадетского корпуса.***
Темная каморка, в углу которой одиноко ютится лишь не расстеленная старая кровать с заржавевшими скрипучими пружинами и затертым почти до дыр матрацем, сумрачно обнимала мое изможденное тело, забитое в углу напротив. До безобразия худощавые бледные колени, покрытые почти черными гематомами и ссадинами, тоскливо подползают к груди. Левая рука от плеча до запястья облачена в сделанный наспех гипс. Под глазами последствия нескончаемой скорби, а сухие потрескавшиеся губы продолжали неустанно подрагивать, стоит лишь прикрыть веки. С момента пролома стены в Тросте прошло уже 36 часов. Разведчики едва ли не чудом сумели закрыть пролом в воротах и уничтожить всех титанов, находящихся внутри. Но, кажется, все идет совсем не так, как должно быть. Во-первых, нападение должно было быть как минимум через полтора-два года, а дыру в стене должен был закрыть разумный титан. Во-вторых, что-то здесь нечисто. Разве этот мир не должен следовать своему независимому ходу событий или все же проникновение сюда чужачки, вроде меня, могло на что-то повлиять? Разбираться в этой чуши нет сил – мысли о Мари обгладывали кости моего разума до потери сознания и в очередной раз разбивали то, что осталось от сердца. Жуткая смесь из изнурительного самоедства и тщедушного страха за свое никчемное существование замедляла пульс и заставляла кровь стыть в жилах. Единственное, что успокаивает это то, что имен Кая и Гретты нет в списках погибших или пропавших без вести, а значит с ними все в порядке. Эрвин довольно оперативно занялся этим вопросом, как только отбили Трост. Сейчас эти двое – единственная соломинка, за которую может ухватиться рассудок, чтобы окончательно не сойти с ума. Единственная причина продолжать жить. Единственное, что у меня осталось.***
Спустя пять дней. Первые трое суток я пролежала в своей комнатушке, отказывалась от еды и питья, не находя в себе силы элементарно подняться, и почти все время либо плакала, либо спала. Сны, надо сказать, порадовали своим отсутствием, иначе я бы в конец рехнулась. Начальство все это время отсутствовало по понятным причинам – отчеты, участие в заседаниях и другие бюрократические дела, впрочем, мне до этого нет абсолютно никакого дела. На четвертый день санитарки чуть ли не силой взялись приводить меня в порядок, будто бы нет другой работы, впрочем, от них требовалось лишь набрать в таз воды и помочь хорошенько помыть голову. Взглянуть в зеркало было страшно. От былого румянца не осталось и следа, мягкие щеки впали, обнажив острые скулы, бледные губы искусаны в кровь, а тело болезненно покрылось синяками и кровоподтеками, не оставив и живого места. Пожилая женщина нашла для меня какую-то сменную одежду и, прежде чем проводить до комнаты, бережно заплела влажные волосы в косу. Возможно, когда-нибудь я смогу отблагодарить ее. А может, и не смогу. Кто его знает, в этом безумном мире сегодня ты есть, а завтра заживо варишься в желудке титана.***
Следующим вечером в мою комнату приперся Ривай. Вошел без стука, бесцеремонно, как и подобает. – Так и собираешься торчать тут? – звучит грубо, но уже настолько по барабану, пусть хоть на голове стоит я и с места не сдвинусь. Молчу. Надеюсь, в нем проснется хоть капля тактичности и он, наконец, поймет, что является последним, кого я бы хотела сейчас видеть. Однако, вопреки моим внутренним желаниям, капитан все же проходит в помещение, с характерным чирканьем спичек зажигает свечу, ставит рядом со мной и почти бесшумно садится напротив. – Чего тебе? – фамильярничаю, но исключительно ради того, чтобы этот наглец свалил отсюда поскорее и дал мне побыть в одиночестве. – Твои друзья. Они живы и находятся в училище. Так какого хера ты сидишь тут и убиваешься? – сухо, с нотками ощутимого раздражения вопрошает Ривай. К горлу подкатывает ком, а на глаза наворачиваются непрошенные слезы. Только не перед ним. Не потому, что я пытаюсь храбриться в его глазах - мы друг другу никто, и даже не потому, что в сравнении с его страданиями мои – ничто. А просто потому что. Потому что не хочу показывать слабость постороннему, потому что я устала, потому что я не хочу здесь быть и не хочу его видеть. Потому что я скучаю по Мари. Потому что… я ненавижу себя. – У меня нет времени нянчиться с тобой, – утомленно вздыхает капитан. – Не уверен, что я правильно понял происходящее, – отчего-то мне показалось, что его голос немного смягчился. – Но терять близких всегда тяжело. Ты – солдат, а не придворная мадам. Так что собери уже себя в кучу и кончай сопли на кулак наматывать, разведкорпусу сейчас как никогда нужны люди. Охренеть какой дельный совет собрать себя в кучу! Спасибо, без тебя бы не разобралась, умник хренов! Однако, он сейчас что… пытался меня подбодрить или типа того? Звучит как бред. Хоть и неумело, но похоже он и вправду... Тот самый каменное-хлебало-Ривай? Вы, верно, шутите. – Я не вижу причин быть с тобой добрым. И я не Эрвин, поэтому не собираюсь валандаться с тобой. Странно, он каким-то образом понял, что я не нуждаюсь в его жалости. Да и вряд ли он вообще способен на то, чтобы жалеть кого-то. Но я все же чувствую некое облегчение, что меня не восприняли как обузу или слабое звено. Он не возлагает на меня надежд, что я какая-то особенная, способная разговаривать с титанами. И, к моему удивлению, даже не стал презирать за дворянское происхождение. Для него я такая же, как и все остальные. Не лучше и не хуже. – Спасибо, Ривай, – сдавленно шепчу я, наконец, решившись поднять на него взор. Его взгляд, как и всегда, непроницаемый, покрытый слоем туч, усталый, но небезучастный. – С завтрашнего дня я твой капитан, так что прекращай вольничать. Я ушел.