***
Миллисент Булстроуд была крупной девочкой с тёмными, почти чёрными волосами. Её невыразительные карие глаза казались маленькими, потому что лицо у Милли было таким пухлым, что они на нём терялись. Хотя, если присмотреться, девочка не была толстой, скорее, рыхлой и неуклюжей. Милли не повезло с внешностью — девочка пошла в отца, хотя её мать тоже не была особенно привлекательной. Тяжёлый подбородок она унаследовала от мистера Булстроуда, а от матери ей достался покладистый характер. Дома и на факультете её считали безотказной; она даже была рада, когда на неё обратят внимание и попросят что-то сделать. Но это случалось нечасто, ей вообще повезло, что Драко Малфой не стал возражать, когда она случайно попала в его свиту. До школы Милли не была знакома с Драко, но она несколько раз видела мальчика и его родителей, когда они бывали на Косой аллее. Отец тогда показал ей Малфоев со словами: «Тебе придётся учиться вместе с наследником Малфой, постарайся с ним поладить». Драко был не только наследником известного и богатого рода, но и привлекательным мальчиком, при этом неописуемо самоуверенным. Поступив в Хогвартс, он изображал из себя некоронованного короля, невзирая на то, что старшекурсники его ни в кнат не ставили. Одногодки, многие из которых знали его ещё до школы, подчинялись ему по старой памяти, но даже они были готовы выйти из повиновения, если Драко не сможет себя поставить. Но Драко быстро доказал, что он — истинный Малфой. Он начал зарабатывать репутацию — выступал посредником между старостами факультета и первокурсниками, приносил баллы в копилку факультета отличной учёбой, выступал у младших слизеринцев экспертом по этикету, знатоком артефактов и ценителем роскоши. К этим достижениям недавно он добавил ещё одно: Малфой начал охоту на грифов, успешно проклиная их из засады. И пусть заклинания были самыми простыми, практически шуточными, это нисколько не умоляло его заслуг: слизеринцы прежде всего ценят результат, не обращая внимания на то, как он был получен. Если бы Милли действительно хотела поладить с Драко, ей пришлось бы нелегко, и не факт, что это бы ей удалось. Но она даже не пыталась, потому что знала свои скромные возможности. Миллисент просто старалась не разозлить Драко, для этого было достаточно молча ему внимать, идти туда, куда он говорит, делать то, что он приказывает, и всё. И тогда Малфой позволял такой посредственности, как она, находиться в числе своих приближенных — Панси, Тео, Блейза и Дафны. Миллисент происходила из древней чистокровной семьи, но это было единственное достижение Булстроудов. Принадлежность к священным Двадцати восьми не приносила ни кната, поэтому девочка чувствовала себя на факультете неуютно. К невзрачной внешности добавилась невзрачная одежда, к тому же, кто-то пустил слух, что она полукровка. Технически, слизеринские снобы были правы: у неё в роду действительно был кто-то, чьим родителем был маглорождённый. Но это было довольно давно, с тех пор чистая кровь больше не разбавлялась, но для желающих поиздеваться этого хватило бы, даже если бы Милли была роскошно одетой красавицей. Так Милли и жила — в гуще всех событий, но незамеченная никем. Иногда устный ответ на уроке был для неё единственной возможностью сказать что-нибудь вслух. И вдруг её поставили на Гербологии, а потом на Чарах в пару с Невиллом Лонгботтом. Невилл, мальчик из приличной чистокровной семьи, оказался чутким и спокойным, правда, немного нерешительным. Но для Милли это не казалось чем-то ужасным, и дети быстро нашли общие точки соприкосновения. Оказалась, что они похожи по характеру и привычкам, оба не блистали на своем факультете и с трудом усваивали учебную программу. Даже своих питомцев — смешную жабу Тревора и лохматую кошку Блэки — они любили одинаково самозабвенно. Милли и не заметила, как Невилл стал для неё близким и надёжным другом. Ему она не могла отказать, даже если его просьба была такой необычной. Миллисент Булстроуд, непопулярной… да нет же, самой незаметной девочке на факультете, предстояло привлечь внимание и заговорить со слизеринскими звёздами. Она знала, что её кандидатура — самый неудачный из всех вариантов и сказала об этом Невиллу, но он не захотел ничего слушать. «Это прекрасная возможность, чтобы на тебя посмотрели по-другому, неизвестно, когда такой шанс представится ещё раз», — убеждал он. Друг просил воспользоваться его опытом. Он на своём факультете тоже не блистал, но прекрасно понимал, какую услугу они оба могут оказать Гарри Поттеру и Алексу Грею, другу героя. О Гарри Поттере на факультете говорили много, а учитывая, что о нём все эти годы говорили немало за пределами школы, у всех в волшебном мире сложился образ могучего, несмотря на возраст, волшебника. Кто-то восхищался им, его силой и успехом, но таких было меньшинство. Кто-то, этих было побольше, считал его убийцей Лорда, вот они ждали и не могли дождаться возможности поквитаться. Основная же масса учеников Слизерина предпочитала игнорировать Поттера, как гриффиндорца и выкормыша Дамблдора, не смея в открытую противодействовать новой политике страны. Но всё, что о нём ни говорили, было сказано не о мальчике, а о символе. Какой Гарри Поттер на самом деле, не знал никто. Ещё меньше было известно о его друге Алексе Грее. Когда Милли впервые увидела Гарри Поттера, она, как и многие другие, беззастенчиво его рассматривала. Сначала он показался ей маленьким и тощим, но потом она пришла к выводу, что плохо смотрела: она была среди тех, кто видел удушение Рональда Уизли в Большом зале. С каждым совместным уроком девочке всё больше казалось, что Поттер теперь полностью — и внешне, и поведением — соответствует своей роли. Алекс Грей тоже притягивал взоры, ведь всем было интересно, с кем дружит герой. К тому же, внешность и характер этого гриффиндорца были очень примечательные. Алекс Грей всегда выглядел безупречно, держался спокойно и собранно, в общении был сдержан и имел прекрасные манеры, во всяком случае, по сравнению с другими грифами. Милли знала, что девочки с факультета независимо от курса обсуждают Грея, но сама таким не занималась. Зачем, если у неё есть Невилл? А тут Невилл нашёл её и объяснил, что Грей зовет её в класс, в котором причёсывает девушек. Милли краем уха слышала про этот салон, а также о том, что несколько девушек со Слизерина ходили туда, но вернулись несолоно хлебавши. Больше она ничего об этом не знала, и то, что её хотят сделать посредницей, очень её удивило и немного напугало. Конечно, она согласилась пойти на встречу, но не ради себя, а ради Невилла, потому что ему очень хотелось оказать услугу своим соседям по комнате. Однако, Миллисент очень волновалась: Алекс Грей казался неприступным и недосягаемым. Милли и в голову не приходило, что она когда-нибудь сможет с ним заговорить. Грей встретил Милли, как желанную гостью, и разговаривал очень доброжелательно. Гарри Поттер стоял рядом, и тоже, кажется, был заинтересован в её согласии. Алекс изложил свою просьбу. — Ну что, Милли, ты нам поможешь? — спросил он, и Милли поняла, что встреча закончилась. Стараясь не показывать, как сильно она впечатлена тем, что про неё вспомнили и позвали, Милли деловито пробасила: — Помогу. И вот теперь девочка сидела на самом краешке глубокого чёрного кожаного дивана в гостиной Слизерина, ожидая кого-нибудь из тех старшекурсниц, которым она могла бы передать поручение. Милли не думала о том, что так она упрочит своё положение на факультете. Для неё важнее было помочь Невиллу, чтобы тот мог оказать услугу своим одноклассникам. Она не подозревала, что друг сказал так, только чтобы Милли не отказалась от своего шанса. На пороге гостиной показалась Джемма Фарли. Это даже лучший вариант. Милли поднялась со словами: — Староста Фарли, могу я вас побеспокоить?***
Северус сидел в кабинете Люциуса Малфоя, закинув ногу на ногу. Узкий носок его ботинка, надраенного до зеркального блеска, нервно подрагивал, пока зельевар нетерпеливо наблюдал, как хозяин самозабвенно мечется между свитками пергамента, разложенными на большом письменном столе, стопками документов в секретере и толстыми фолиантами в шкафах. — Я решил, — заговорил Снейп, отчаявшись дождаться паузы, чтобы хозяин мог уделить ему исключительное внимание, — что сам организую окончание отработок у меня мальчишек Уизли. Эти отродья совершенно лишены чувства самосохранения, они как будто сами стремятся попадать только ко мне, чтобы отбыть повинность. Исключительно ради тебя, Люциус… Снейп посмотрел выжидательно на Малфоя, тот на секунду остановился, быстро окинул его взглядом и снова вернулся к своим бумажкам. Северус всё равно продолжил: — Исключительно ради тебя, ради того, о чём мы с тобой договорились, я подкину кое-что этим двоим в котёл на следующем уроке зельеварения. — Кое-что? — не поднимая головы, переспросил Малфой. — Им в котёл? — Именно так. Это кое-что соединится с тем зельем, что будут варить третьекурсники, и даст эффект, которого близнецы всегда добивались. — Взрыв? — хмыкнул Люциус, по-прежнему не отвлекаясь на неожиданного гостя. Северус пришёл к нему камином совсем недавно, но в этот раз не очень кстати: лорд Малфой был занят. Снейп, не обращая внимания на такое явное отсутствие интереса к своим словам, тем не менее продолжал: — Их проделка даст мне возможности обвинить Уизли в саботаже и выгнать к дракклам с урока, а потом отменить отработки со мной. Тогда я смогу отправить обоих дегенератов к Филчу. Он их не любит и найдёт достойное применение их труду, но нас с тобой это не интересует. Важно, что у меня освободится время, и я смогу позвать Алекса Грея. — Назначишь ему отработки? — таким же незаинтересованным голосом спросил лорд. Северус кивнул. Он придерживался прежней тактики — не раскрывать раньше времени информацию о том, в чём он сам лично заинтересован. Ни к чему Люциусу пока знать, что Снейп имеет на мальчика свои виды. Малфой наконец закончил своё мельтешение, успокоился и уселся в кресло напротив Снейпа. — Северус, скажи, ты это читал? — поинтересовался он у друга, подавая ему газету, лежащую рядом на резном кофейном столике. Зельевар бегло просмотрел статью в «Новостях волшебного мира». Сейчас только ленивый не писал о законопроекте Альбуса. Даже в «Практику зельеварения», наряду с научными статьями, просочился опус кого-то из коллег Снейпа. В нём говорилось, что зельеварам, если этот закон всё-таки вступит в силу, придётся использовать посредников из числа тех, кто не является гражданином магической Британии, чтобы на них не распространялся этот запрет. Это неминуемо приведёт к удорожанию услуг для конечного потребителя. В прессе сейчас писали в основном одно и тоже, повторяя всем известные факты и бесконечно пережевывая аргументы противоборствующих сторон. «Новости волшебного мира» тоже не блистали оригинальностью, но всё же в этой газете нашёлся интересный пассаж: «Возможно, Альбус Дамблдор в конце концов прав и нашим мастерам не стоит пытаться заработать в чуждом нам мире? Гоблины не меняют фунты на галеоны чистокровным волшебникам, как хотели бы некоторые недалекие индивидуумы, слишком прикипевшие душой и телом к магловскому миру, поэтому деньги, полученные у маглов, тратить приходится там же. Оставим пустую риторику о том, что так мы поддерживаем чужую экономику. Ещё недавно — пару столетий назад, а для кого-то и меньше — волшебники ходили к простецам, как в лес за добычей. Честно потратить заработанные фунты, несомненно, лучше, чем просто отобрать их или забрать нужный волшебнику товар. Но много ли могут предложить нам маглы? Основные наши потребности мы можем удовлетворить только среди себе подобных, и именно в волшебном мире самое место для ведения бизнеса». Концовку Северус перечитал дважды: «Так может не вставлять палки в колеса Альбусу Дамблдору из одного лишь желания ему противоречить? Почему бы не принять его законопроект, чтобы лучшие наши специалисты направили свои силы на улучшение именно магического мира?» Снейп сложил газету. — Готовишь речь? — Наконец увидел, чем я занят? Сейчас у меня нет более важного дела, чем это заседание Визенгамота. Необходимо подумать над аргументацией, наверняка сторонники нового закона будут использовать идеи из газеты, если только это не они их подкинули репортёру. — Это важнее твоего собственного сына? Люциус сморщил нос, а его приоткрытый рот, казалось, был готов выплюнуть какую-нибудь гадость. Ответил он не сразу: — Не преувеличивай, Северус. Нет никакой необходимости выбирать что-то одно. Никаких или — или. Если я сейчас занимаюсь делами, — заметь, важными делами, — это не означает, что я отказываюсь встречаться с мальчиком. Просто я сделаю это позже, когда Дамблдор с треском провалит свою инициативу. Неудача пойдёт старому мерзавцу только на пользу. Сам посуди, неплохо будет создать прецедент, когда у него хоть что-то не получается, иначе он совсем сживёт нас со свету. — Не пойму, Люциус, какой тебе резон ввязываться? Ты даже не зельевар, а ринулся в схватку за право зельеваров готовить зелья для маглов. Да ещё связался с каким-то сомнительным типом. Как там его, Морган? — Мы это с тобой обсуждали, Северус, причём неоднократно. — Люциус поднял руку и сосредоточено начал разглядывать изящные пальцы с полированными ногтями. — Ну да, — заметил Снейп. — Ты что-то такое уже говорил — что ты рад без памяти поучаствовать в чём-то, что собьёт с Альбуса спесь. Малфой закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. — Ты лучше скажи мне, Северус, какой твой резон в том, что ты так близко к сердцу принял моё новоявленное отцовство. Тебе не о чем беспокоиться — контракт закрыт, тебе больше не нужно прилагать усилия, чтобы мы поскорее встретились. Могу ещё раз это повторить для надёжности. Уверен, что ты прекрасно об этом помнишь, на память ты не жалуешься. — Люциус перешёл в наступление: — Так что тогда? — По дружбе… — Снейп прокашлялся и постарался изобразить улыбку. — Исключительно по дружбе хочу помочь тебе наладить контакт с мальчиком. Хозяин кабинета обаятельно улыбнулся в ответ — его улыбка как раз отличалась радушием и сердечностью. — Не поверишь, Сев, никогда не думал, что я это скажу, но пусть оба выродка Артура ещё посидят на твоих уроках без взрыва котлов. — Понятно. Подождём, когда в твоей голове, занятой плетением интриг, найдётся место для Алекса, — согласился Северус, ничем не выказывая своего разочарования. Он коротко попрощался и отправился назад в Хогвартс. Снейп был рад, что на данный момент вопрос закрыт. Оставалось надеяться, что после того, как решится судьба дракклова законопроекта, Люциус не придумает ещё какую-нибудь причину, по которой не захочет встречаться с сыном. Конечно, у Северуса была причина интересоваться судьбой Алекса Грея, потому что его очень интриговали успехи мальчика в зельеварении, и этой причиной Снейп был готов в конце концов, пусть и неохотно, поделиться с Люциусом. Но Снейп ни за что бы не признался своему другу-лорду, что истинной причиной того, что он ждал, когда Люциус соизволит принять мальчика в род, был его собственный опыт из юности. Северус происходил из чистокровного рода Принц, последний живой представитель которого — его дед Октавиус Принц — так и не принял Северуса, а тот, честолюбивый юноша, до самой смерти родственника не оставлял на это надежды. То, как поступал лорд Малфой, казалась Снейпу слишком похожим на его собственный случай. Северус был готов сделать всё, что сможет, чтобы у Алекса всё было по-другому. Так он мог хотя бы чуть-чуть удовлетворить своё собственное детское желание обрести родственников-покровителей из могущественного рода.***
— Что-то она зачастила с этими собраниями факультета, — негромко, но от этого не менее недовольно сказал кто-то за спиной Алекса. Они с Поттером сидели в гостиной Гриффиндора, рядом застыли в ожидании Макгонагалл другие ученики, которых спешном порядке собрали старосты по её приказу. В ответ прозвучал другой голос: — А ты хотел, чтобы она спустила на тормозах эти гонки на мётлах? Только не наша Минни! — Ну да, в этом весь минус иметь декана, повёрнутого на квиддиче. В этот момент показалось Макгонагалл. Она недовольно всех оглядела, на мгновенье задержав свой взгляд на Алексе и Гарри. — Я разочарована! — экспрессивно заговорила Минерва. — Наш факультет всегда славился своей командой по квиддичу. Мы, даже если проигрываем, делаем это с честью. Но, скажите мне, какая может быть доблесть в том, чтобы летать, как угорелые, безо всяких правил, да ещё в отсутствии преподавателя, который придёт на помощь при необходимости? Дальше последовала речь о том, что она от них такого не ожидала, что квиддич — это благородная игра, а гонки — для недоразвитых тупиц. Алекс, очень довольный, что в этот раз его и Гарри оставили в покое, не поймали и не оштрафовали на стадионе, считал, сколько раз Макгонагалл произнесёт слова «возмутительно», «вопиющий» и «честь Гриффиндора». Гарри просто сидел рядом. Он-то как раз был привычен к такой фоновой ругани и имел к ней стойкий иммунитет. Главное, чтобы не звучали их имена, а абстрактные выкрики, адресованные всему факультету в духе: «Я от вас такого не ожидала!» или «Как вы могли?!» Гарри как-нибудь потерпит. Алекс оглядел других гриффиндорцев. К моменту, когда декан начала перечислять поименно тех, кого поймали, указывая, сколько очков с них снято и как ещё она их накажет, они уже дошли до нужной кондиции — признавали свою вину и каялись. Правда, сразу было видно, что бравым гриффиндорцам не впервой получать разносы. Одним больше, другим меньше, какая разница. Те ученики, которые не были виноваты, в этот раз сидели тихо. Никто не выкрикивал, что надо покарать нарушителей. Даже Грейнджер помалкивала, она тихо сидела в уголке, завесившись пушистой гривой волос. Наверное, факультетские моралисты безмолвствовали, потому что главным виновником оказался капитан команды Вуд, а обвинять в чём-то Оливера было себе дороже. Наконец, собрание закончилось. Не успела Минерва, смешно согнувшись, пролезть в дверь, как за её спиной уже раздались голоса: — И послал же нам Мерлин такого занудного декана! — Тихо вы! — шикнул кто-то. — Ещё Кошкин хвост торчит, а они уже рты раскрыли! Но вот Минерва окончательно ушла, и за ней закрылась дверь. Теперь в гостиной не стесняясь обсуждали претензии декана. Алекс и Гарри, хотя и имели зуб на Кошку, не горели желанием слушать грубоватые высказывания наказанных. Мальчики уже собрались уходить, но задержались, увидев близнецов Уизли. Один из них схватил какого-то парня за рукав со словами: — Эй, Дикки, куда ты намылился? Ты ещё не забыл, что ты продул на гонках? Так что должен выполнить наше желание. Парень забормотал что-то о том, что «нельзя, а то Макгонагалл узнает», но рыжая парочка, нисколько не смущённая тем, что с них только что сняли баллы за эти самые гонки, подхватила Дикки под руки и поволокла свою жертву к выходу. На беду местных простофиль, оба близнеца Уизли отлично летали на мётлах и выиграли оба своих заезда, получив четверых «рабов», в том числе родного брата. — Найдём Саймона, с этим будет двое твоих, Джордж. Надо пнуть Рона, он все ещё должен письмо родителям, и у меня остаётся этот рейв, как там его? — Рискин, — подсказал ему брат, натужно пыхтя, потому что Дикки начал вырываться. — Ну вот, сейчас их всех соберём где-нибудь в укромном местечке и объясним всем сразу, в чём состоит наше желание, — деловито подытожил Фред, выпихивая Дикки в предусмотрительно открытую Джорджем дверь. Как всегда, то, что было связано с близнецами, имело одинаковый финал: утром вся школа читала на стенах в коридорах, примыкающих к Большому залу, написанные огромными красными буквами изречения: «Слизерин — отстой!» «Маркус Флинт — м***к!» «Миссис Норрис — на колбасу!» И главная надпись, автору которой грозила действительно серьёзная кара, если не забывать о том, на кого он покусился: «Снейп — мерзкая летучая мышь!» «Кажется, после такого надпись про Тайную комнату на втором курсе никого не впечатлит», — подумал Алекс.