Братья по магии. Точка отсчета

             Альбус снова покивал. Когда Поппи выдохлась, он заговорил сам:              — Хочу попросить тебя… Не могла бы ты устроить так, чтобы Алекс Грей пришёл сюда? Мне нужно, чтобы ты его осмотрела. Проведи полную диагностику, пожалуйста.              — Полную диагностику? Но Альбус, вы же знаете, что на него не действуют диагностические чары, — отмахнулась Помфри.              — Не действуют? Хм… Но ведь можно попробовать ещё раз, верно? — Дамблдор бросил оценивающий взгляд на медиведьму из-под очков. — Поппи, а почему ты думаешь, что я об этом знаю?              — Ну кому, как не вам, господин директор, знать, что происходит с учениками в этой школе?              — Поясни-ка мне это, пожалуйста!              Помфри в недоумении уставилась на директора.              Минутой ранее Альбус собирался сказать примерно следующее: «Поппи, хочу попросить тебя об услуге. Надо придумать предлог, чтобы Алекс Грей оказался в Больничном крыле, а ты проведешь диагностику его ядра. Если у меня будет твоё заключение о состоянии магического здоровья этого мальчика — заключение медицинского работника, что ядро заблокировано, то тогда я снова подниму вопрос об его отчислении на педагогическом совете». Однако, беседа ещё в самом начале свернула не туда, и Дамблдор уже сомневался, что сможет без обиняков высказать свою просьбу. Приходилось менять тактику.              — А ты не заметила в этом мальчике чего-нибудь необычного? — Альбус сделал паузу, но Помфри молчала. — Я имею в виду его магическое ядро. В каком оно состоянии?              — Полагаю, в таком же, как и было в начале учебы, — заблокировано. А что произошло?              — Поппи, ты знала!.. И ты мне не сказала, — не смог удержаться от укора Дамблдор.              Лучше бы он этого не делал, потому что медиведьма вспыхнула:              — В каком смысле не сказала? Думаю, Альбус, что это вы должны были предупредить меня заранее, а не поставить перед фактом. Я же должна была знать, как лечить этого мальчика, если потребуется. И ведь потребовалось! У него к тому же ещё и аллергия на зелья. Когда он заболел в начале года, он чуть не умер от простого Бодроперцового. Северус едва его спас какими-то магловскими средствами, потому что магия оказалась бессильна.              Альбус поднёс руку к бороде, чтобы погладить её, это жест помогал ему успокоиться и сосредоточиться.              — Поппи, ты сама должна была продиагностировать мальчика, а не ждать, когда это сделает Снейп. Ты не можешь не знать заклинание, которым проверяют состояние магического ядра и каналов. Потом обычно колдуют дополнительные чары, чтобы выяснить, почему нет отклика от ядра, а это, в свою очередь, помогает констатировать его блокировку.              Дамблдор выдал эти хрестоматийные сведения явно не той волшебнице. Помфри, разумеется, знала это ничуть не хуже самого Альбуса, а может, и получше. По крайней мере, ей самой так казалось. Она заговорила, едва сдерживая возмущение:              — Я знаю множество диагностических заклинаний, и Мерлин свидетель, я перепробовала их все, но те чары, о которых вы говорите, я бы применила в последнюю очередь. Альбус, это школа для детей-волшебников, зачем мне сомневаться в том, имеет ли её ученик магические способности? Мальчик с заблокированным магическим ядром не мог получить письмо с приглашением!              Дамблдор крякнул. Он как раз представлял, что это вполне вероятно, если между рассылкой письма и блокировкой ядра прошло какое-то время. Альбус пошёл на попятный.              — Не горячись, Поппи, я не хотел тебя обвинять, но когда ты заговорила о том, что я в курсе… Поверь, это не так. И всё-таки, почему ты считаешь, что я должен был предупредить тебя? Или ты всё ещё думаешь, что я знал?              — Конечно, вы знали!              — Но Поппи, мальчик с заблокированным ядром не может учиться в школе чародейства и волшебства, как ты сама только что заметила. Как ты могла подумать, что ему здесь место, и решить, что я в курсе?              — Точно так же, как тогда, когда вы привели в школу другого ребёнка, которому здесь тоже было не место и которого я пользовала раз в месяц… Альбус, вам напомнить имя? Был ещё один мальчик, гораздо раньше, я тогда не работала в Хогвартсе… Полукровка расы, представителям которой запрещено обучаться в школе…              — Ну что ты, девочка моя, я прекрасно понял, о ком ты. Сейчас не стоит об этом. И всё же… Объясни мне! Расскажи, что ты подумала.              — Я решила, что это очередной ваш эксперимент, только и всего.              Альбус пожевал губу. Он окинул взглядом ровные ряды коек, чувствуя острую потребность присесть, но Поппи не предложила ему пройти в её кабинет, и они разговаривали стоя. Вероятно, сначала она торопилась рассказать о проблеме с зельем, а теперь ей вряд ли захочется пригласить его на чай.              — Скажи, а как ты всё-таки выяснила, что у мальчика — подобная проблема?              — Случайно. Мне сказал об этом Северус.              — Хорошо, я понял, Северус… Почему ты сразу не сигнализировала… то есть не подошла ко мне поговорить, когда узнала?              — В том-то и дело, что я узнала не сразу. Сначала я лечила мальчика, как обычного ученика.              — Как же он мог учиться с заблокированным ядром? — Альбус никак не мог слезть с интересующей его темы. Вдруг медиведьма всё же что-то знает и подскажет ему и, таким образом, разрешит его сомнения?              — Откуда мне знать, Альбус? Моё дело — следить за здоровьем детей, а не за их успеваемостью. Я рассудила, что если вы считаете приемлемым держать почти сквиба в школе, то кто я такая, чтобы указывать вам и мешать проводить свои исследования?              — Раз уж мы всё выяснили… — Альбус устремил на Поппи проникновенный взгляд, отказать после которого было просто немыслимо. — Я хотел попросить тебя выступить экспертом, чтобы мальчика можно было отчислить. С таким диагнозом ему действительно не место в школе. Ты подашь официальный документ Минерве, и она даст делу ход. И не говори ей, что это я просил тебя. Будет лучше, если она решит, что это твоя идея.              Альбус мягко улыбнулся — дело сделано. Однако, он рано радовался.              — Отчислить? Я? По своей инициативе? — ведьма почти кричала. — Альбус, я его не зачисляла, с чего бы я вдруг, ни с того ни сего, заговорила об этом? И потом, как мне объяснять это внезапное решение обследовать этого первокурсника? Я дорожу своей репутацией, и мне не всё равно, что обо мне подумают. Наверняка будет скандал, я не хочу быть в нём замешанной. Не заставляйте меня делать то, что я не должна, мое дело — лечить, а не лезть в административные дела. Хотите отчислить мальчика — пожалуйста, но только сами. Оформите бумаги официально, пришлите мне запрос, и тогда мне придётся написать заверенный отчёт о состоянии магии первокурсника Грея!              От возмущения Помфри вцепилась в свой белоснежный накрахмаленный передник, безжалостно сминая его. Дамблдору на миг почудилось, что Поппи хочет так же вцепиться в его гордость — бороду. Он попытался утихомирить медиведьму, но не преуспел. Единственное, чего он добился, это обещание не обсуждать его визит с Минервой, при условии, что Альбус больше не будет настаивать на медицинском осмотре мальчика с целью отчисления.              Дамблдор получил отповедь и вынужден был покинуть Больничное крыло ни с чем. Он не захотел возвращаться к себе в башню, вместо этого он решил немного прогуляться, а потом отправиться на ужин. Не то чтобы он проголодался, но Альбус старался почаще присутствовать на общей трапезе, чтобы следить за настроениями, преобладающими на факультетах. А сегодня он хотел ещё и выяснить кое-что.       

***

      — Может быть, мы что-нибудь забыли? — спросил Гарри, глядя на мучения брата с Картой Мародёров. — Какое-нибудь действие?              — Вряд ли…              Алекс раздражённо кинул пергамент на стол и встал.              — Мы перепробовали всё, даже не знаю, что ещё можно придумать. Можно, конечно, отложить исследование, но не думаю, что потом что-то получится. Такое чувство, что карта просто перестала работать, только не могу понять, почему…              Алекс не договорил. Он замолчал на середине фразы, потому что ему в голову пришла идея. Грей быстро достал чистый пергамент и обычное перо, которые всегда были наготове у Гарри в сумке.              — Сейчас… хочу кое-что проверить, — пробормотал Алекс и начал что-то быстро писать, больше ничего не объясняя.              Гарри засветил над головой ещё один Люмос, поярче. Наколдованного ранее света не хватало для письма.              — Ну вот, готово, — через несколько минут с удовлетворением сказал Грей. Он скатал не очень длинный пергамент в рулончик и попросил Гарри поместить его в Пространственной карман. — Сейчас, надо подождать минут пять, меньше нет смысла. Для чистоты эксперимента лучше бы больше, но думаю, что и так всё будет понятно.              Гарри было любопытно, что за эксперимент проводит брат и что он писал. Но больше всего Поттера заинтересовало, зачем помещать в Пространственной карман исписанный пергамент, однако, он предпочёл подождать, пять минут пройдут совсем быстро и скоро он всё узнает.              — Так я и знал, — с неимоверной досадой проговорил Алекс, когда развернул пергамент, побывавший в Пространственном кармане. — Гарри, смотри, здесь пусто!              — А что ты там писал?              — То же, что и для профессора Снейпа. Я создал ещё один волшебный свиток, облегчающий работу зельевара, только для экономии времени я взял не все функции.              — А ты разве так можешь? Ну, я имею в виду, что тогда, когда ты создал свиток, чтобы делать очки, ты потом не смог его повторить.              — Я бы и сейчас не смог повторить ту формулу. Тогда было какое-то магическое вдохновение, не иначе. Разрабатывать свиток для Снейпа было намного легче, я просто адаптировал для него некоторые функции нашего Ежедневника из раздела зельеварения, так что повторить было нетрудно. Но Гарри, смотри — всё исчезло после Пространственного кармана. Похоже, Карта Мародёров приказала долго жить.              — Приказала долго жить? Это как? — Гарри не знал это выражение и попросил объяснить.              — Карта пропала. — Алекс тяжело вздохнул. Вывод, который он сделал, не укладывался у него в голове. Мальчику хотелось придумать какое-нибудь другое объяснение, чтобы можно было надеяться, что всё ещё изменится к лучшему. — Вернее, пергамент сохранился, а функции исчезли, наверное, магия выветрилась. Подозреваю, что это влияние подпространства, куда попадают вещи. Но это странно, живые объекты, побывавшие там, не только не пострадали, но не испытывали никаких проблем. Ты там тоже был и остался цел.              — Жалко карту, — сказал Гарри.              На самом деле Гарри жалел не карту, а брата. Он понял, почему Алекс расстроился, ведь артефакт был очень ценный, он мог принести много пользы, если бы Алексу удалось его исследовать. Так что карта Гарри нужна была только для того, чтобы отдать брату. Поттер задумался над словами, которыми он мог бы поднять Алексу настроение, но тот внезапно вскочил из-за стола.              — Невидимка! — заорал Алекс. — Гарри, доставай скорее мантию! Надо проверить, сохранила ли она невидимость!       

***

      Выйдя из Больничного крыла, Дамблдор медленно пошёл по коридору. Он решил отправиться в Большой зал самой длинной дорогой, чтобы немного поразмыслить.              То, что Поппи отказалась выступать от своего имени и отчислить мальчика по медицинским показаниям, было досадно. Однако, Альбус всегда действовал гибко, и сейчас, когда его план не сработал, не стал настаивать. Конечно, Поппи должна была без раздумий выполнять его распоряжения, но, к сожалению, ей недоставало безграничной веры в своего наставника и руководителя, какой обладала Минерва, или хотя бы уважения к его авторитету, какое испытывали другие преподаватели. Будучи врачевательницей, Поппи была более свободна в своих суждениях и шла за Альбусом не потому, что верила в него, а просто в силу субординации.              Дамблдор мог приказать, и школьной медиведьме пришлось бы подчиниться. Она сама об этом сказала, но Альбусу было не выгодно так поступать. В этом случае утрачивался важный посыл: Альбус хотел, чтобы в этот раз инициатором отчисления мальчика выступил кто угодно, только не он.              Сам директор уже попытался поднять этот вопрос на педсовете, но он был связан необходимостью делать вид, что мальчика нужно отчислить только из-за его академической неуспеваемости. Когда выяснилось, что её нет, Альбусу было нечем крыть. Конечно, сейчас можно было повторно созвать педагогический совет, или хотя бы его сокращенную версию — всех деканов.              Если сослаться на Помфри, которая вряд ли будет отрицать сказанное, и убедить Северуса, предварительно уверив его, что не было никакой ошибки и он действительно правильно диагностировал блокировку ядра… В этом случае Альбусу поверили бы, но…              Всегда эти «но». Минерва наверняка захотела бы разобраться, как такое возможно, и в обычных условиях это её желание следовало только приветствовать, но только не в этом случае. От её любопытства могли вскрыться те факты, которые Альбус как раз собирался скрыть, например, то, что Северус солгал, что знает родителей мальчика. Дамблдор не представлял, какими словами он бы объяснялся со своей заместительницей. Она иногда бывала очень категорична и вряд ли поняла бы, почему в школе оказался и столько времени проучился ученик, о котором вообще ничего не известно, а он, директор, не только ничего о нём не знает, но и практически не пытался узнать. Не скажешь же ей, что Альбуса больше волновало, как дружба с этим мальчиком отразится на Гарри Поттере, а вовсе не происхождение непонятного первокурсника.              Нет, если и была возможность отчислить мальчика, так это на том педсовете. Тогда это могло выглядеть, как рабочий момент, а сейчас, что бы Альбус ни предпринял, это походило на то, что он убирает неудобного ученика. А поскольку это было правдой, так действовать было нельзя.              Но, самое главное, и в этом Поппи права, если Альбус будет настаивать на отчислении Алекса Грея по причине блокировки магического ядра, будет большой скандал. Старого колдуна не интересовало доброе имя Поппи, его занимало другое: как будет выглядеть он сам и школа, им возглавляемая. Мало того, что мальчик смог проучиться полгода, получая при этом сплошные «Превосходно», так возникнет вопрос о компетенции педагогического коллектива. Никто не поверит, что хогвартские профессора честно ставили ему оценки, возник бы вопрос, как они вообще могли его оценивать при его неспособности колдовать. Или преподающие в Хогвартсе специалисты не в состоянии отличить сквиба от волшебника, и тогда кнат им цена как профессионалам. Что и говорить, директор такого заведения не заслуживает доверия, а ведь именно доверие, которые испытывали к Альбусу все маги Британии от мала до велика, помогало ему в его начинаниях, даже если они казались невыполнимыми.              Альбус вышел от мадам Помфри, уже зная, что не станет предпринимать ничего радикального. Даже если бы было выгодно так поступить, это было не в его духе. Ведь если бы план Дамблдора удался, Алекса Грея отправили в бы магловский мир, стерев память. Альбус затруднялся даже предположить, что осталось бы после Обливиэйта в голове у бедного ребёнка, который и так ничего не помнит. Нет, он решительно не способен лишить мальчика памяти и вышвырнуть его из Хогвартса.              Затевать всю многоходовку в этом случае было невыгодно. Значит, самое простое, это оставить всё, как есть. Пусть Алекс Грей и дальше пребывает в за́мке, учится, если может, дружит с Гарри Поттером, пока может.       

***

      Мантию-невидимку Гарри не доставал из Пространственного кармана с того самого дня, как запихал её туда, когда прятал от Макгонагалл. Кошке тогда втемяшилось проверить сумку Гарри, не лежат ли там задолбавшие обоих братьев драгоценные камни от песочных часов. С тех пор мальчики мантию не доставали.              У них была возможность использовать её, чтобы скрытно пробраться мимо засады коалиции Кормак-Уизли. Но тогда они не догадались так поступить, да и времени для этого после обнаружения засады у них было мало. К тому же, Гарри не стал бы прятаться под мантией от такого слабого противника, напротив, он хотел ринуться в схватку. Поэтому мальчики не знали, утратил ли этот поистине бесценный артефакт свои свойства от нахождения в подпространстве. Если да, то планам Алекса и Гарри на летние каникулы придёт конец.              Осознав это, Поттер заволновался. Он поспешил достать невесомую материю. После непродолжительного изучения оба мальчика с облегчением констатировали, что невидимость сохранилась.              — Уф… Гарри, я чуть не поседел… Как подумаю, что мы могли потерять эту мантию… Наверное, дело в том, что это не простая мантия, а один из Даров Смерти. Помнишь, я тебе рассказывал?              Гарри помнил. Правда, Алекс объяснял не очень подробно, а он не стал расспрашивать. Он вообще не спрашивал, ожидая, что ему расскажут всё, что нужно знать. Тетя Петуния ненавидела, когда он пристаёт с вопросами. Сам того не замечая, Гарри сохранил этот стиль общения с братом. С другой стороны, даже если Гарри вёл себя с Алексом похоже, причины были разные. Петунию он боялся разозлить, Алексу он доверял и позволял ему решать, что Гарри положено знать, а что нет, всё равно брат сообщит необходимое. Поэтому Поттер позволял Алексу рассказывать ровно столько, сколько тот сочтёт нужным.              — Ладно… Хорошо хоть мантия не пострадала, хотя карту жалко, — подвёл итог Грей. — Надеюсь, в ближайшее время эти потери будут единственными. Пора на ужин, потеря карты ещё не повод остаться голодными.       

***

      После ужина Дамблдор не спешил уходить из зала через боковую дверь. Он дождался, пока Рон Уизли не закончит есть, и неторопливо пошёл по проходу. Альбус поравнялся с мальчиком, когда тот выходил из-за стола.              — Здравствуй, Рональд. Давно мы с тобой не разговаривали, не находишь? — заговорил Дамблдор.              Польщенный оказанным вниманием Рон пошёл рядом с директором, который, не торопясь зашагал в сторону от людных помещений. Уизли было всё равно, куда идти, он, как обычно, бойко отвечал на вопросы старшего наставника. Тот спрашивал обо всем понемножку: о жизни на факультете, о настроении Рона, о его друзьях и подружках, успехах и неудачах.              Такой ни к чему не обязывающий разговор продолжался довольно долго, но стоило старому волшебнику и первокурснику отойти подальше от мест, где попадались ученики, как тема беседы резко изменилась.              Дамблдор впервые прямо спросил своего шпиона представителя на факультете Гриффиндор об Алексе Грее и об отношениях последнего с Гарри Поттером. Если раньше старый волшебник предпочитал по крупинкам извлекать правду из словесных кружев, которые с готовностью плёл словоохотливый Рональд, направляемый правильно заданными вопросами, то сейчас Дамблдор стал задавать об Алексе Грее вполне конкретные вопросы. Его интересовало, видел ли Уизли, как Грей колдует.              Однако, Рональд в этот раз почему-то был немногословен, казалось, он и двух слов связать не может. Мальчик отвечал на редкость невразумительно, как будто он не делил с Алексом комнату и не был с ним вместе полдня на занятиях.              Альбус не выдержал и просто заглянул Уизли в глаза. На долгую секунду они оба замерли, а потом директор разорвал зрительный контакт, потрепал Рона по плечу и разрешил возвращаться в башню. После увиденного говорить больше было не о чем.              После ужина Альбус вернулся в свой кабинет. Он был в замешательстве. Старый волшебник начал было заваривать чай в надежде, что привычное действие его успокоит, но передумал и отправил посуду по своим местам, а сам уселся за стол, где застыл неподвижно в тяжелых раздумьях.              Дамблдор надеялся, что сможет отыскать среди многих вариантов, которые ему одинаково не нравились, тот, который его хоть немного устроит. Однако, теперь Альбус понял, что ему придётся заставить себя действовать жёстче, чем ему хотелось бы.              Последние сомнения исчезли тогда, когда он поговорил с младшим Уизли. Разговор ничего не прояснил, но поверхностной легилименцией Дамблдор смог считать то, что лежало у Рональда на поверхности разума. Этого оказалось достаточно, чтобы Альбус понял, что он больше не может колебаться и медлить.       

***

      Утром в субботу после завтрака мальчики уже собирались покинуть Большой зал, как к ним подошёл Перси Уизли.              — Алекс, Гарри, вас хотела видеть профессор Макгонагалл. Она просила вас зайти к ней прямо сейчас.              Алекс почувствовал лёгкое раздражение.              — Ну что опять-то? — пробормотал он недовольно.              Но Перси уже ушёл, да и вряд ли он знал, в чём дело, поэтому мальчики сразу же отправились в офис к декану. Алекс там уже как-то побывал, и это место не вызывало у него никакого энтузиазма. Радовало одно — вызвали его вместе с братом. Если бы Минерва попросила прийти только одного из них, второму пришлось бы прорываться с боем. Ребята после попытки Дамблдора навредить Поттеру решили, что они больше не позволят себя разделить ни при каких обстоятельствах, и будут сопротивляться, если взрослые будут настаивать.              Алекс постучал, раздалось звучное: «Войдите!», и они вошли в кабинет заместительницы директора.              — Присаживайтесь, мальчики. — Макгонагалл держалась немного суховато, но не враждебно. — Я позвала вас вовсе не для того, чтобы отругать за что-то. Вы можете не бояться наказания.              В этот раз Минерва провела мальчиков в другую часть кабинета — туда, где топился камин и стояли небольшие кресла вокруг миниатюрного круглого столика. Пока мальчики занимали места, где было сказано, Алекс успел рассказать брату под Барьером, что в прошлый раз он общался с деканом не так комфортно, а стоял перед ней навытяжку, пока Макгонагалл распекала его.              Когда все расселись, Минерва ободряюще улыбнулась своим гостям и заговорила:              — Гарри, наверное, мне нужно было пригласить вас гораздо раньше и поговорить о ваших родителях в дружеской обстановке. Полагаю, что ещё не поздно, ведь вы же не против послушать о них?              Минерва в ожидании уставилась на Поттера, который знал о родителях довольно много из рассказов брата. Алекс поспешил заверить ведьму, что Гарри с удовольствием узнает о них побольше. Он торопился, чтобы Поттер не ляпнул чего-нибудь, что прозвучало бы грубо, к тому же, нельзя было показать, что тот не очень интересуется затронутой темой. Имидж Мальчика-Который-Выжил требовал, помимо всего прочего, быть хорошим сыном, что, в свою очередь, должно было выражаться в тщательном сборе крупиц информации о Лили и Джеймсе. Затем Гарри должен был лелеять эти драгоценные сведения и бережно хранить, при каждом удобном и неудобном случае заверяя слушателей, как ему дороги воспоминания о родителях. Нынешний же Поттер относился к последним если не равнодушно, то довольно спокойно. Они были его прошлым, а он жил сейчас и не был зациклен на зелёных глазах матери и сходстве с отцом.              Макгонагалл сочла молчание Поттера знаком согласия и заговорила. Она рассказала о том, какими студентами были Лили и Джеймс, с кем дружили, чем увлекались, какими были по характеру. Ничего по-настоящему нового — только штампы: Джеймс — талантливой хулиган, Лили — серьёзная и целеустремленная, иначе как бы она смогла перевоспитать своего будущего мужа? В завершении Минерва поделилась своими воспоминаниями о том, каким чудесным малышом был Гарри.              В этот момент Грей почувствовал, что брат просто не может сдерживаться, его просто переполняло негодование.              — Успокойся, пожалуйста, — попросил его Алекс под Барьером.              — Я не пойму, чего она лезет. Какое ей дело до моих родителей? Скажи мне, чего она от нас хочет?              — Понятия не имею, нам стоит подождать, она сама нам всё скажет. Не думаю, что она позвала нас только для того, чтобы в приятной обстановке поделиться воспоминаниями.              Алекс предполагал, что Лили и Джеймс Поттеры — бренд, на который претендуют очень многие, и, похоже, Кошка не была исключением. И вряд ли Гарри, хотя он и был Мальчиком-Который-Выжил, удалось бы отстоять право на эту своеобразную собственность.              Грей оказался прав. Закончив говорить о Лили и Джеймсе, Минерва пристально посмотрела на Гарри, словно ожидала, что тот после такого рассказа проникнется и сразу же станет лучше. Вероятно, увиденное её удовлетворило, потому что она кивнула сама себе и перевела взгляд на Алекса.              — Мистер Грей, Алекс… Я долго размышляла и пришла к выводу, что должна не наказывать вас за ваши промахи, а объяснить, как подобает вести себя ученику нашего факультета. Вероятно, там, где вы раньше жили, всё было по-другому, и вы просто не знаете, как у нас принято.              Макги снова ударилась в историю, но не двадцатилетней давности, когда она говорила о родителях Гарри, а перенеслась на добрую тысячу лет назад, чтобы рассказать, каким замечательным волшебником был Годрик Гриффиндор, на факультете которого ребята учатся. Сначала Алекс тихо недоумевал, но потом шкала его негативных эмоций постепенно стала показывать даже больший накал страстей, чем был у Гарри только что. Поттер почувствовал это, но не решился взять брата за руку на глазах у Макгонагалл, чтобы успокоить, как это он частенько проделывал при других обстоятельствах.              — Теперь вы понимаете? — Минерва пытливо заглянула Алексу в глаза.              — Вы о чём? — с опаской поинтересовался Грей.              — О том, — голос Минервы стал более напряжённым, — что ученики факультета должны стремиться походить на Годрика и следовать его идеалам. Мы — борцы за справедливость, бескорыстные и бескомпромиссные!              Удовлетворившись сказанным, декан Гриффиндора сочла свою воспитательную миссию завершенной и перешла к делу. Она потёрла переносицу, поправила очки, которые благодаря тонкой оправе были почти незаметны, и медленно заговорила, подбирая слова:              — Алекс, со мной говорила профессор Спраут. К ней пришли её ученицы. Они были очень расстроены тем, что оказались обделены некими благами по вине ученика моего факультета. Я не поверила и попросил её объяснить. Помона рассказала мне, что мой студент Алекс Грей берёт большие деньги за то, что делает девочкам интересные прически, а у студенток Хаффлпаффа, которые об этом рассказали Помоне, нет таких денег. Я не поверила, и не в то, что вы не способны сделать красивую причёску, вовсе нет. Хотя не знаю, какая в них необходимость, в школе нужно думать об уроках, — вполголоса добавила Минерва. — Но сейчас не об этом. Мне показалось невероятным, что вы, Алекс, не согласились помочь девочкам бесплатно. Некрасиво наживаться на своих товарищах, вы не находите?              К этому моменту Алекс усиленно разглядывал свои ботинки, готовый провалиться сквозь землю от стыда, хотя вроде бы понимал, что стыдиться ему нечего. Он всё не мог взять в толк, почему разносы и нравоучения Макгонагалл оказывают на него с каждым разом все большее и большее воздействие. Он прекрасно понимал, что это всё ерунда, что они с Гарри в силу того, что решили заботиться в первую очередь о себе, а не о факультете, будут притягивать массу негатива, но всё равно не мог не принимать упрёки близко к сердцу. Разве что потому, что Алекс всегда относился с доверием к своим учителям, а Минерва у него преподавала. Это автоматически делало её для Алекса авторитетом. Однако, Кошка не вызывала у него положительных чувств, и эта двойственность угнетала Алекса.              Грей попытался припомнить, какой была Макгонагалл в каноне. Он ясно и чётко помнил, что она была строгой, но справедливой. Почему же она всё время к нему придирается? Она постоянно им недовольна, иногда, правда, в поле её зрения попадает и Поттер, но чаще именно Алекс вызывает её неодобрение, и она не перестаёт его ругать. Может, стало бы понятно, чего она добивается, если выяснить, что именно вкладывает заместитель директора в слово «справедливость», что для неё «беспристрастность», а что «благородство» и «порядочность»? Оставалось только предположить, что Минерва вкладывала в эти слова что-то своё, о чём Грей даже не подозревал и вряд ли догадался бы. Он в данный момент затруднялся даже предположить, как именно пример Годрика Гриффиндора, чей светлый образ Минерва столь лелеяла, мог помочь решить проблему с девичьими причёсками.              Поттер заёрзал в своём кресле. Он кидал встревоженные взгляды на брата, но пока молчал, однако чувствовалось, что он на пределе.              Кошка между тем продолжала:              — Так вот, Алекс, я не поверила, что такое возможно, однако, я решила проверить. Я вызвала старосту девочек нашего факультета. Вы знаете Линду? — Грей качнул головой, что должно было означать кивок. — Линда подтвердила, что вы действительно организовали свой салон. — Макгонагалл проговорила последнее слово крайне неодобрительно. — И теперь мне, как представителю администрации и вашему наставнику, нужно решить, как выйти из этого щекотливого положения. Признаю, я не решилась сразу позвать вас на разговор, мне нужно было всё обдумать и кое с кем посоветоваться, прежде чем решить, как поступить. Но теперь я понимаю, что вам нужно было просто всё объяснить и тогда вы сами осозна́ете своё заблуждение…              Тут не выдержал Поттер:              — Какое заблуждение, профессор Макгонагалл? Салон причёсок — это заблуждение?              — Именно так, Гарри. — Макгонагалл снова повернулась к Алексу. — Я понимаю, что я должна… нет, просто обязана наказать вас за то, что вы устроили такое в школе, наживались на других учениках… на ученицах… Но я не сделаю этого, пусть это и идёт вразрез с моими принципами. Я дам вам шанс, как даёт шансы на исправление даже самым закоренелым нарушителям Альбус Дамблдор. Я не стану запрещать вам заниматься парикмахерским делом…              Алекс и Гарри только собрались вздохнуть с облегчением, как Макгонагалл пояснила свою мысль:              — Я полагаю, что вы сами, Алекс, должны положить конец этому позорному предприятию, и тогда все поймут, что гриффиндорцы готовы исправлять свои ошибки. Покажите всем, что вы настоящий гриффиндорец, Алекс, и те, кто в вас не верил, будут посрамлены!              Макгонагалл растянула щёки в улыбке и поднялась. Мальчики последовали её примеру, ошеломленные таким поворотом событий.              — Я вам доверяю, Алекс, но предупреждаю, что прослежу за тем, как вы исправите свою ошибку. Я уже распорядилась, чтобы староста Килпатрик оповестила всех девочек на Гриффиндоре, а вы сообщите ученицами других факультетов, что больше не сможете с ними сотрудничать, ни за деньги, ни бесплатно. Лучше раз и навсегда полностью прекратить вашу деятельность, чтобы больше никого не раздражать. Тогда, я думаю, не будет никаких поводов для жалоб.              Минерва двинулась в сторону двери, намереваясь проводить «гостей».              — Надеюсь, от нашей доверительной беседы будет толк. Не разочаруйте меня, Алекс, я пошла вам навстречу и выдала прощение авансом. Будьте настоящим гриффиндорцем и поступите по совести, это поможет вам искупить то, что вы натворили, когда потеряли драгоценные камни из часов. А теперь идите, мальчики, я вас больше не задерживаю, — и Макгонагалл улыбнулась, чрезвычайно довольная собой, своей педагогической находкой, принятым решением и проявленным терпением, не очень ей свойственным в обычной ситуации.              Когда дверь кабинета Макгонагалл закрылась за братьями, перед глазами у Алекса стояла дружелюбная улыбка чеширской кошки.