Нам с тобой

      Рома и Саша смогли пережить эту суровую пору депрессии и страданий. Им удалось пройти через это вместе, крепко держась за руку: им казалось, что они стали только ближе, чем были (обоим казалось, что быть ближе, чем было, уже не получится) – и вот, сейчас, в середине декабря, они судорожно бегают за подарками, пытаясь выдумать что-то волшебное – это их первый Новый Год, как пары – при этом хорошо закрыть сессию и в целом не потеряться в этом бренном бытии.       Саша снова улыбается, смеётся, шутит, как прежде, лезет целоваться и не забывает о своих пошлых намёках, играя бровями и вечно дразня своим чертовым пирсингом на языке, который всё ещё, спустя чуть меньше полугода, сводит с ума.       Рома давно не чувствовал такого предвкушения, на самом деле. С середины осени, у них не было ничего, кроме коротких поцелуев, объятий и редких касаний друг к другу – дальше рук они почему-то не заходили. И кудрявый, конечно же, не обижался или не расстраивался из-за этого. Он понимал, что таковы обстоятельства, и ему куда важнее, что его барабанщик вновь счастлив, и, если надо, он готов терпеть дальше. Но уже сегодня утром он прекрасно чувствовал, как во сне Александер тяжело дышит, притирается и прижимает к себе.       И Айзерманс невероятно скучает по его губам на шее, по засосам, что скрываешь за большими кофтами, по укусам на ягодицах, из-за которых становится некомфортно сидеть, по этому пирсингу на языке, которой доводит каждый раз, стоит лишь прикоснуться. По его большим рукам, которые двусмысленно оглаживают по талии и ниже, задерживаясь на бедрах и выводя только известные одному ему узоры; по тому, как властно берёт, но при этом нежно, влюблённо смотрит, заставляя чуть ли не задерживать дыхание от того, насколько он желанный.       Саша, конечно же, тоже хочет. Хочет вновь касаться, целовать, кусать, метить, прижимать и вжимать, любить ночами напролёт и никому не отдавать. И сейчас, когда самое сложное уже позади, а Рома сидит на его коленях и с удовольствием просит покормить его, он уверен – завтра вечером они прекрасно проведут время.       Пусть Дризен и страдал очень долго, своё умение строить планы он не потерял. Он знает, что Роме очень нравится центр Москвы, а Саше как раз отдали деньги за концерты в Ленинграде. Там очень приличная сумма – и он хочет необычной обстановки, большой кровати и удобной ванной. У него дома – маленькая, не совсем удобная ванная, в которой он один-то еле помещается. А его главной мечтой последних месяцев была возможность принять ванную вместе с Ромой, целоваться там и заниматься любовью. Потому что, если быть честным, сейчас ему хочется везде. У них слишком давно ничего не было, и пусть иногда он и слышал Айзерманса, который пытался тихо доставить себе удовольствие в ванной и «незаметно» забирал из ящика смазку, он уверен – Роме мало чего-угодно, если это что-угодно – не Сашино.       Полученные за все эти месяца деньги за концерты и другую работу, за которую он брался при первой возможности, бережно хранились в сборнике Маяковского, который Саша успел зачитать до дыр. Ему нужно было спрятать часть – потому что он запланировал очень интересную вещь, и он знает – если Рома увидит его полный кошелёк, что-то заподозрит – а Саше хочется, чтобы он был удивлён.       Сегодня у Ромы был последний экзамен, а Саше позволили закрыть половину сессии автоматом из-за потрясающей справки, которую сделала его мама. Он был на хорошем счету у преподавателей, поэтому они и смогли довериться ему, и понимали – Саша с головой отработает всё в следующем семестре.       Айзерманс умудрялся учиться на одни пятёрки с самого первого класса школы, сохранив это умение до университета и являясь практически лучшим студентом. Он всегда смущается этого, ведь ему портит статистику единственная полученная четвёрка, за которую все преподаватели готовы были убить этого философа, но даже несмотря на это, он остаётся лучшим. Саша невероятно горд, что такой умный, разносторонний и начитанный человек – с ним, а не с каким-нибудь умником.       Они договорились встретиться у определённой станции метро. Саша проводил Рому на экзамен, после отправившись в отель, в котором был забронирован номер – на самом последнем этаже, с огромной кроватью, шикарной ванной и даже наряженной ёлкой, стоящей в углу большой комнаты.       Дризеном были куплены цветы, которые лежали на кровати. Букет красивых лилий, за которые в декабре приходится платить в несколько раз больше, но ему это не особо страшно. Предварительно он зашёл и в магазин, купив определённые шоколадки, которые Айзерманс любил больше других – а остальное здесь можно было заказать. Саша впервые был в таком номере – они часто останавливались где-то с группой, но обычно это была одна комната на четверых, один счастливчик спал на диване, а другие – где придётся. Иногда все четверо засыпали сидя, иногда Саше везло, и он занимал диван, кайфуя всю ночь. Здесь им с Ромой точно тесно не будет. Здесь даже есть отдельный холодильник, в котором уже была какая-то еда, но Саша в подробности не вникал – им с Ромашкой точно не до этого будет.       У Саши подрагивают пальцы от предвкушения, когда всё готово. Он решил оставить новогодний подарок до самой новогодней ночи – сейчас это просто свидание, которое они долго откладывали из-за навалившихся дел. Саша услышал звонок телефона и понял, что Рома уже в пути. И, закусив губу, он натянул на себя пальто, которое ему купила мама (ему казалось, что он выглядит в нём плохо – но оно явно теплее кожаной куртки), обвязался в шарф, связанный Айзермансом, и направился к выходу, чтобы встретить своего мальчика.

***

      Естественно, Рома догадался, что его парень что-то готовит. Потому что этот огонёк в его глазах ни с чем не спутать: когда он загорается какой-то идеей, по нему видно, как бы он не пытался это скрыть. Саша становится ещё более быстрым и неожиданным, чем всегда до этого, пропадает и думает, что совсем не видно, что он что-то прячет. Возможно, если бы они не жили вместе и не знали друг друга почти целый год до начала отношений, Рома бы и не догадывался, но сейчас он выучил Александера наизусть. И от этой приятной неизвестности подрагивают запястья: Сашу давно таким не видели, Саша давно не устраивал им романтических свиданий, у них в целом давно ничего не было – и Рома готов сгореть от желания, потому что уже сейчас чувствует, как его колени подрагивают, стоит ему вспомнить их с Сашей утренний поцелуй.       Да, романтика – это здорово, но Рома не уверен, что будет готов сегодня слушать песни на гитаре, слушать его стихи или что взбредёт его творцу в голову – ощущение, что он набросится на него, стоит им найти место, где можно закрыть дверь на замок, и не отпустит, пока они наконец-то не займутся любовью. Он прекрасно знает, что Саша также сильно хочет, и, возможно, прямо сейчас, как и он, думает об этом.       Щёки Ромы краснеют, потому что он вспоминает многое из того, что им довелось попробовать летом, и медленно моргает, понимая, что осталась всего одна станция.       И видя любимого беловолосого парня, еле держится, чтобы не поцеловать.       — Детка, – Саша прекрасно видит, в каком его парень состоянии, но умудряется дразниться – подходит поближе, кладет руку на талию и прижимается ртом к самому уху, – потерпи чуть-чуть.       И Рома еле держался, сжимая чужую руку и оглядывая такой любимый профиль. Этот чертов идеальный нос, пухлые губы, смуглая кожа, торчащие во все стороны волосы с отросшими корнями, светящиеся любовью, желанием и предвкушением глаза…       Айзерманс абсолютно не понимал, куда его вели, но Саша был единственным человеком, которому он мог доверять целиком и полностью, совершенно безоговорочно и навсегда. По сути, он легко мог бы его убить, и Рома даже не был бы в обиде, если честно.       Когда Саша приказал закрыть глаза на повороте и сказал, что дальше он поведет сам, кудрявый еще больше опешил. Но послушался, потому что не видит смысла этого не делать. Его аккуратно ведут вниз по улице, затем аккуратно ведут по лестнице, затем Дризен с кем-то здоровается и ведёт к лифту…       Стоит им подняться и оказаться в какой-то, очевидно, комнате, Саша приказывает открыть глаза и накидывается с поцелуем, обвивая чужую талию и сжимая его в объятиях. Переплетает языки, пока Айзерманс ещё даже не очнулся – лишь тяжело дышит, широко открыв рот и позволив делать с собой всё, что вздумается.       Саша отрывается от поцелуя, потому что дышать попросту нечем, тянет руку к двери, закрывая её на замок, пока Рома отчаянно, дрожащими от возбуждения руками пытается стянуть с Дризеновской шеи шарф. Когда получается, Саша оказывается вжатым в дверь, пока Айзерманс, весь красный и сгорающий от возбуждения, покрывает поцелуями чужую шею и прикусывает кожу около родинки на шее, заставляя и барабанщика тяжело выдохнуть.       — Ром… в ванную, сейчас же.