Fearless child, Broken boy; Tell me what it's like to burn. *
— Выглядишь не очень. Ты в порядке? Ястреб смотрит на Старателя и думает о том, как же заебался с этими играми на два фронта. Ему хотелось домой, завалиться после тяжелого рабочего дня на диван, включить дурацкий стэндап на телевизоре и провести вечер в компании банки пива; может, набрать Мируко и вместе с ней сгонять в какой-то клуб с пьяными телами, хаотично движущимися под музыку. Вместо этого приходится лететь хер знает куда, вариться в собственной лжи и отчаянно напрягать мозг, чтобы не попасться на чём-то. Потому что там есть кое-кто, готовый сжечь его в любой момент, дайте только повод. — Да, просто устал. В последнее время много работы, да и погода портится, — герой потёр шею; он действительно ненавидел зиму и холод, пробирающий до лёгких птичьих костей. Это Энджи мог подогревать себя на сотню-другую градусов в любой момент, Ястреб так, к сожалению, не умел. — Надеюсь, что хотя бы в этот выходной дёргать не будут и получится выспаться. Ладно, я полетел, не засиживайтесь допоздна, Старатель-сан, — Тодороки только слегка кивнул головой, полностью погрузившись в отчёты. Ястреб привычно вышел в окно; крылья за спиной распахнулись, подхватили поток тёплого, восходящего воздуха, и герой унёсся ввысь, туда, где его не смогут достать ни коллеги, ни злодеи, туда, где все проблемы превращаются в песчинки, незаметные невооружённым глазом. Он любил летать, искренне обожал небо и ветер, жаль, что в последнее время делать это в своё удовольствие не получалось; каждый взмах уносил его всё дальше, прочь от света, прямиком в трущобы и логово Лиги Злодеев. Возможно, он бы позволил себе задержаться, разрешил небесам поглотить его, ласкать, готовый отдавать всего себя взамен; но было холодно. А в Лиге его поджидало горячее пламя Геенны Огненной. В штабе всегда холодно и гуляет сквозняк, заставляя поплотнее запахивать куртку и прятаться за воротником; Курогири чуть кивает вместо приветствия и подзывает к себе, держа в руках какой-то файл. Ястреб видит фото человека, его имя, возраст, место работы и даже адрес — он абсолютно уверен, что видит его впервые, поэтому только непонимающе смотрит на злодея перед собой, параллельно садясь через стул от Тоги, с довольным видом потягивающей клубничное молоко. — Задание от Профессора. Надо взять живым и принести сюда. Учитывая твою причуду, проблем быть не должно. Герой ещё раз смотрит на адрес и думает, почему подобные вещи не могут сбрасывать сообщениями — дом этого мужчины недалеко от агентства Старателя, но отсюда петлять и петлять; крылья подрагивают не то от холода, не то от усталости — он патрулировал с восьми утра, уже почти половина одиннадцатого, и двигаться как-то совершенно не хочется. — Это срочно или может потерпеть до завтра? — Шигараки говорил, что у тебя пять дней или около того. — Тогда завтра займусь. Налей пива, пожалуйста. Хотя лучше давай в банке, дома выпью, — раз сегодня он не нужен, то герой полетит домой и ляжет спать. Холодная железка приятно ложится в руку, и Ястреб уже собирается уйти, когда слышит шаги за спиной. Первым в помещение врывается Твайс с криками о том, как он рад их видеть, переходящими в пожелания скорейшей и мучительной смерти. Ястреб даже отпускает шутку в ответ, с которой они вместе ржут, отвлекаются на Тогу, которая тоже периодически неплохо мочит, но только по-чёрному. А потом герой чувствует взгляд, прожигающий ему спину где-то на уровне лопаток, и оборачивается. Даби смотрит своими голубыми глазами прямо на него, напрочь игнорируя остальных, облокотившись на дверной косяк и сложив на груди руки; от него исходит какая-то странная, властная аура, из-за которой всё внутри скручивается, и, блять, похоже ему всё же придётся слетать к врачу, потому что эта тахикардия, преследующая его последние пару недель, только набирает обороты. Температура в помещении подскакивает разом градусов на двадцать, и у Ястреба возникает острое желание свалить отсюда как можно скорее; он поспешно прощается с Тогой и Джином и позорно сбегает, боком проскальзывая мимо крематора, успевая услышать брошенное вслед «Уже улетаешь, Канарейка?» — Какая я тебе канарейка, мне медведь на ухо наступил, мой вой лучше не слушать, — Ястреб привычно острит, и даже хаотично бьющееся сердце отпускает, когда эта напрягающая атмосфера уходит в небытие. — Ястреб не канарейка, Ястреб — соловей! — орёт в закрывающуюся дверь Твайс, и у героя сжимается желудок: он ведь не мог спалиться с тем, что работает на два фронта, он заливает им так, что не придерёшься, лишь бы это была диссоциативка, а не догадка, господибожеблять. На улице по-прежнему холодно. Ястреб взлетает ровно настолько, чтобы не задевать крыши домов, хаотично взбивает крыльями воздух, даже не пытаясь найти потоки, ведущие в нужном направлении; в квартиру он влетает взмыленный, словно конь после работы, раздевается на ходу и идёт под горячий душ: в горле дерёт, не хватало среди этого всего дерьма ещё и заболеть. Пиво, о котором герой успешно позабыл, отправляется в холодильник, а из дальнего шкафчика выуживается начатая бутылка виски. После двух бокалов его вырубает прямо на диване перед телевизором, с включенным светом и жужжащим на фоне футбольным матчем. Подъём получается резким: за окном дребезжит рассвет, в горле першит так, что от боли в уголках глаз собираются слёзы, и Ястреб заходится в приступе спасительно-мучительного кашля. Ему кажется, что это занимает вечность, но на самом деле проходит около двух минут, а потом становится полегче. Он идёт на кухню, хлещет воду прямо из-под крана, умывается, механически набирает сообщение для Комиссии, что заболел и работать не выйдет, отправляет его копию Старателю и да, Ястреб мудак, потому что сейчас ещё нет и пяти утра. Уснуть снова не получается; с бодуна приходит в голову идиотская идея, за которую он хватается: быстро одевшись и взяв файл с данными, Ястреб, выпорхнув в окно, улетает на поиски нужного Лиге человека. Парня с настолько непримечательной внешностью, что даже жалко немного, он находит спящим в спальне и вырубает не разбудив. Когда он вламывается в бар при убежище в двадцать минут шестого, Ястреб ожидает увидеть там кого-то одного, типа Курогири, стоящего на дежурстве; вместо этого на него с пола пялится сразу четыре пары глаз: Тога, Твайс, Даби и присоединившийся к ним Мистер Компресс рубились в монополию и, судя по раскладу на поле, партия шла уже не первый час. Все смотрят друг на друга, как истуканы, и герою становится как-то неловко; он поднимает бессознательное тело за шкирку, чуть встряхивает и вбрасывает нелепую шутку. — Я тут это, покушать принёс, — Джин с Тогой ржут, как ненормальные (хотя почему как), и ему самому становится смешно. Компресс оперативненько упаковывает мужика в маленькую сферу и обещает передать его Шигараки или Курогири, за что получает благодарный кивок; Ястреб в этот раз собирается улететь уже окончательно и предупреждает, что пару дней не сможет появляться. Твайс желает счастливой дороги нахуй. Он стоит у выхода и пытается согреть дыханием озябшие руки; ну не придурок ли: одеться теплее, зная, что заболел, но забыть перчатки. На плечи сзади ложится рука, и ему даже оборачиваться не нужно — в Лиге всего один человек, которого можно перепутать с печкой. Ястреб уже привык к нему, поэтому успешно подавил желание вздрогнуть; в придачу Даби был очень тёплым, и вместо того, чтобы отодвинуться, герой, наоборот, запрокидывает голову назад и откидывается на горячее тело. — Птичка решила сбежать? — Птичка отморозила себе всё и вся, кашляет, как туберкулёзник, и взяла больничный, — просить Даби перестать называть его всякими кличками абсолютно бесполезно; Ястреб уже даже смирился с этим. Он ожидает очередной подкол по этому поводу, но злодей чуть хмурится и вокруг него становится заметно теплее; пальцы, которые герой до этого не чувствовал, начинают согреваться. Они стоят так несколько минут, и никому в голову не приходит отодвинуться; более того, у Ястреба почему-то резко перестаёт болеть в горле. — Дуй домой и вызови врача. Если ты так дурновато откинешь копыта, вряд ли Шигараки это оценит, — Даби отходит первым, и ему хочется спросить, что будет чувствовать сам пироман, а после этого — хлопнуть себя по щекам, чтобы такие мысли больше не лезли в голову. Он с сожалением кивает головой и парой сильных взмахов подкидывает себя в воздух, летит прочь, чувствуя нарастающую боль в горле, а ещё — прожигающий взгляд голубых глаз на спине. Дома неприятные ощущения возвращаются, а ещё к ним прибавляется режущая боль в грудине, но на Ястреба накатывает смертельная усталость — его хватает только поставить беззвучный на телефоне, доползти до кровати и отключиться на ближайшие четырнадцать часов. Ему снится, что он тонет: тяжелые, мокрые крылья тянут ко дну, утягивают в бездну морскую на съедение рыбам, а воздух в лёгких заканчивается чертовски быстро, в горле противно булькает солёная вода. Когда Ястреб силой заставляет себя проснуться, асфиксия и мокрота никуда не пропадают — приходится свеситься с кровати и отчаянно кашлять в руку, буквально борясь за каждый глоток воздуха. Всё доходит до того, что ему приходится склониться над унитазом и выблёвывать желудочный сок вперемешку с кровью и какими-то ебуче-непонятными голубыми цветами. Довыёбывалась, Птичка, финита ля комедия. Через полчаса выясняется три охуительных факта: а) он влюбился; б) он не знает, в кого; в) ему пизда в любом случае. Мало Ястребу было дерьма в этой жизни, как стоило ему влюбиться, природа любезно протянула руку помощи — получи с ноги по яйцам, а нет, прорастающие в лёгких цветы звучит куда забавнее, можешь даже не расписываться. Или идёшь и становишься охуеть каким счастливым, или получи путёвочку на тот свет. Ах да, можешь ещё вырезать это всё дело под корень, вместе со способностью любить и испытывать счастье; непонятно, как это вообще происходит биологически — точнее, как это вообще возможно, но, судя по всему, ему осталось две, может три недели, не больше. Он кладёт странной формы цветок в пустую коробку и хмурит брови: под цвет глаз, да? Лепестки ярко-голубые, с небольшим зелёным отливом, знать бы ещё, какого растения. Ястреб общается с двумя людьми с бирюзовыми глазами и даже не знает, что лучше: сорокапятилетний мужик с тремя детьми и женой или психованный убийца-злодей ранга «А» из Лиги. За-е-би-сь. Он всегда был немножечко ебанутым, но не настолько же. В приступе паники пальцы живут своей жизнью и набирают ЧП-сообщение с просьбой прийти для Руми; девушка прискакивает через пять минут, и он заходится в очередном приступе кашля, пока открывает дверь. Мируко даже объяснять ничего не надо: она смотрит на цветок в каплях крови, оставшийся у Ястреба в кулаке, и не нужно семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. — Это Старатель? — Возможно, но я не уверен. Есть… ещё кое-кто, — они перебираются на кухню, где Руми копошится в холодильнике и начинает готовить своё фирменное овощное рагу; Ястреб прячет лицо в ладонях и не понимает, почему всё обязательно должно идти по пизде, почему он не мог запасть на ту же Мируко с её причудой-кроликом, безупречной репутацией и умением вытаскивать его из дерьма. Вместо этого он вьебался так, что никакие герои уже не помогут. — Тот, второй человек… С ним ещё сложнее, чем с Энджи, да? — Не проще уж точно, — он смотрит на тарелки с едой на столе, пока девушка разливает вчерашнюю банку с пивом в две кружки. — Не думаю, что из этого всего хоть что-то может получиться… с любым из них. — Будешь делать операцию? Если да, то лучше не тяни: стронгилодон — это лианы, они могут быть больше двадцати метров, а в какой-то момент цветы начнут собираться в кисти по девяносто сантиметров каждая… Нефритовый цветок убьёт тебя быстрее, чем ты можешь себе представить. — Теперь хоть знаю, как эта хрень называется. Если это всё же Старатель, попрошу трахнуть меня разок — пусть даже на этом кожаном диванчике в его кабинете, лишь бы сработало. — А если не он? — Тогда уж лучше лечь под нож.***
Через два дня Ястреб появляется на работе в ещё более убитом состоянии, чем до больничного; это замечают все, а Старатель, не стесняясь в выражениях, орёт на Комиссию через телефон, в итоге выбивая для него ещё три недели отпуска. Он благодарит и оперативно улетает, чувствуя подступающий к горлу приступ кашля — ему нужно в Лигу, к Даби, потому что, ну. Рядом со Старателем легче не становится. Ему приходится дважды приземляться на крыши небоскрёбов, сгибаясь от мучительных спазмов; цветы действительно начинают собираться в широкие грозди, кисти или как там правильно, главное, что с таким темпом до конца недели он откинет копыта. Пиздец, просто пиздец, Комиссия имеет доступ и отслеживает все его медкарты, а объясняться перед ними, мол: «извините, я тут немного крашнулся на злодея, за которым мне приказано было следить, и собираюсь лечь под нож, чтобы вырезать корни цветов разом с эмоциями, войдите в положение, пожалуйста», — как-то не особо прельщало. Во время второй остановки герой набирает Руми, которая, вообще-то, на работе, пока он сам не может даже понять, в кого именно влюбился, и чуть ли не истерически рассказывает обо всём. Мируко понимает, Мируко хорошая, без Мируко он бы уже давно откинул копыта; девушка орёт на него, только потому, что волнуется, и ему действительно нужно взять яйца в кулак и делать уже хоть что-то. В баре охереть как тихо и никого нет — никого, кроме Шигараки, которого он боится до усрачки; тот явно не рад его видеть, но прежде, чем злодей успевает сказать хоть что-то, стебли в лёгких сжимаются, прорастают, расцветая всё новыми и новыми бутонами, собираясь в кисти где-то в глотке, заставляя согнуться и кашлять кровью. У Ястреба всё не как у людей: даже цветы, вместо того чтобы рассыпаться ковром на полу, скреплены тоненькими ножками на лиане — эдакая змея, которая лезет из него, раздирая дыхательные пути. Это впервые, когда в руку падает полноценное соцветие — смертельно прекрасное, напоминающее языки синего пламени, сантиметров тридцать-сорок навскидку. Он только что чуть не сдох, а эта хрень может быть почти в три раза больше. — Пиздец, — весомо комментирует Шигараки, и герой просто не может не согласиться. Ястреб бледный, как смерть, заваливается домой и без сил падает в кресло в гостиной; он пережил разговор с Томурой по поводу операции, сдал за раз все необходимые анализы у какого-то знакомого доктора, работающего с Лигой — так, по крайней мере, Геройская Комиссия ничего не узнает. Всё, что ему надо прямо сейчас — не задохнуться из-за растительности в лёгких и дожить до завтрашней ночи, после которой всё это дерьмо закончится.***
Звонок в дверь раздаётся неожиданно, и он вначале даже дёргается, неловко задевая ногой полную цветов коробку — эти сволочи не вянут и не сохнут и, наверное, потом герой их сожжёт, оставив самую симпатичную и длинную кисть на память. Ястреб завернулся в плед и сбросил перья — алый смешивался с нефритово-бирюзовым, образуя причудливый ковёр на деревянном полу; собственное состояние оставляло желать лучшего: его словно переехало трактором, туда и обратно, поэтому заморачиваться с напяливанием футболки или штанов он не стал. В конце концов, в коридоре почти наверняка стоит Мируко, потому что больше тут никому другому делать нечего; девушка видела его в куда более непрезентабельном виде, чем в одних боксёрах и завёрнутым в плед, так что смысла одеваться он не видел. Только раскрыв дверь и, рефлекторно задрав голову, уставившись в бирюзовые глаза, Ястреб понял, что проебался. Снова. Потому что это, блять, не Руми. — Смотрите-ка, живой. Даби ехидно ухмыляется и проходит внутрь, чуть задев его плечом; где-то внутри Ястреба в панике орёт внутренний голос и активно работают шестерёнки. Просто в какой-то момент растения, до того весьма ощутимо продолжающие разрастаться внутри, замерли. Ему не стало проще дышать, а противные лепестки, царапающие горло, никуда не исчезли — просто теперь не так больно. Мини-версии Ястреба хаотично носятся и перебирают бумажки у него в голове; как-то резко доходит, что он толком не спал почти двое суток, почти не мог дышать и есть последние пять дней, а в спальне гармоничная картина из ослабевших перьев и не увядших нефритовых цветов, которую Даби видеть не стоит точно. Причина его болезни прямо здесь, в его квартире, беспардонно роется в чужом холодильнике и всем своим видом выражает недовольство. — У тебя есть хоть что-то, кроме пятнадцати банок пива и просроченных куриных грудок? — Где-то в морозильнике должна быть пачка наггетсов. Облокотившись на дверной косяк и поплотнее укутавшись, он смотрит, как злодей с видом победителя достаёт полуфабрикат, включает духовку и, не заморачиваясь с бумагой для выпекания, высыпает куриные кусочки прямо на противень. Когда еда отправляется готовиться на таймер, Ястреб не выдерживает. — Что ты здесь делаешь? — Ты должен был явиться на базу позавчера. — И я там был, разве Шигараки не… Спазм, сдавивший горло, оказался весьма некстати; ему пришлось согнуться, прикрыв рот рукой из-за приступа кашля — очередная кисть с цветами раздирала его глотку, прорывалась через сросшиеся хрящи трахеи, заставляя захлебнуться кровью и кашлять-кашлять-кашлять-кашлять. Алая жидкость стекала между пальцев, капала на пол, собираясь в небольшие лужи; с таким успехом он скорее умрёт из-за травм дыхательных путей, нежели из-за лёгких, заполненных цветами — ну или элементарно подавится, а почему бы не сделать это прямо сейчас, когда причина всех проблем стоит в нескольких метрах, отличный план ведь. Его подхватывают под руку, заставляют передвигать ногами и тащат в сторону спальни; Ястреб слышит маты после того, как злодей увидел смесь перьев и цветов, укрывающих пол, которую Даби видеть явно, просто позарез не стоило, но сейчас он сражается с собственным организмом за глоток воздуха, поэтому даже как-то плевать — хуже уже всё равно не будет. Лучше, впрочем, тоже. — Голову набок и рот шире открой, — злодей буквально закинул задыхающегося мужчину на кровать, — давай же, если жить хочешь, дышать чем-то надо. — Ястреб честно пытается бороться со спазмами и при этом не захлебнуться кровью. Часть кисти, усыпанной цветами, уже торчит изо рта и норовит втянуться обратно после каждого удачного вдоха; чужие пальцы протискиваются между зубов, перехватывают лиану в более толстом и плотном месте, а затем — медленно-медленно, аккуратно тянут наружу. У героя темнеет в глазах от боли, кровь льётся только сильнее — наверняка, попытайся это сделать кто-то другой — кто угодно — он бы уже копыта отбросил. Но сука, Даби тоже частично виноват во всей этой ситуации, так что пускай хотя бы раз вытащит его с того света, за ним не заржавеет. Ястреб чувствует, что или сейчас отключится, или его вырвет; пожалуй, лучше первое, потому что обблевать сидящего перед ним на корточках человека ещё не хватало для полного счастья. Наконец, противное растение поддаётся, лиана змеёй скользит из лёгких по бронхам, трахее и дальше, давая шанс сделать вдох. Герой хрипит, жадно глотая воздух, как только появляется возможность нормально дышать — кровь и боль в грудине никуда не делись, ему приходится свеситься с кровати мордой в пол, но господиёбтвоюмать, кислород это ахуенная вещь. — Пиздец, — Даби смотрит на цветочную кисть почти метр длинной в своей руке с таким выражением лица, что Ястреб наверняка бы заржал, если б мог. — Просто пиздец, Курица ты мочёная, ебануться блять, это — злодей поднялся, демонстративно потряс лианой в одной руке, а другой махнул на картину в комнате в целом — нихуя не нормально даже для тебя, ебаный в рот! — Парень продолжает материть всё и вся, и у героя при всём желании не вышло бы хоть слово вставить — он просто слушает пятиэтажные конструкции и некоторые из них запоминает — ну так, на всякий случай. — Из всего дерьма, которое только существует, — начал уже более осмысленную фразу злодей, немного отойдя от шока, — ты умудрился въебаться по самые помидоры в, — Даби запинается и наконец-то рассматривает цветы в своей руке. — Что это, блять, вообще такое? — Стронгилодон крупнокистевой. — Стронги… чего ебать, а ничего попроще нельзя было? Похуй, — он ещё раз смотрит на кисть в руке, которую так и не отпустил. — Просто из всех существующих в мире цветов, ты харкаешься ебаными лианами, это же целый джек-пот, блять, что ты собираешься с этим вообще делать? — У меня операция послезавтра, — голос звучит сипло и устало, а Ястреб сам по себе выглядит как мешок с дерьмом — тут ему даже зеркала не надо, чтобы это понять. — Больше не буду шутить эти свои тупые шутки и перестану быть таким любвеобильным, любилку отрежут, — сейчас он ещё может насладиться вытянутой рожей Даби и шутить самые уебанские смехуечки. — Господи, это же ты будешь совсем невыносимым, так ещё и с каменным ебалом, — злодей театрально хватается за сердце и закатывает глаза, на что Ястреб таки усмехается. — Давай я просто кремирую этого человека, и проблема исчезнет, как не бывало. — Вот уж спасибо, — если это не была ненавязчивая попытка предложить помощь, то пускай ему вырвут крылья, — его ты сжечь не сможешь. — Его… Сжечь не смогу… — Даби хмурит брови и шевелит губами, невидяще уставившись на цветы, и герой почти слышит, как в чужой голове шевелятся шестерёнки; его лицо приобретает какое-то совсем стрёмное выражение — что-то вроде смеси отвращения с недоверием. — Блять, серьёзно? Старатель? — Нет, не он. — Значит, я испепелю этого человека, можем даже поспорить. На желание, к примеру, — парень ехидно прищуривается, предчувствуя лёгкую победу, и Ястребу не в чем его винить: он тоже грешным делом подумал про Энджи, а это слишком хорошая возможность избежать операции. Да простит его Даби, но в споре есть только двое: победитель и дурак. — А почему бы и да, — уже на этом моменте злодею следовало бы насторожиться, но они спокойно скрепляют рукопожатие (его разбивает одно из перьев Ястреба), после чего пернатый упирается локтем в кровать и кладёт подбородок на руку, на пару секунд прикрывая глаза — пока Даби ждёт, что ему назовут имя, герой собирает остатки гордости и сил, чтобы пойти ва-банк. — Можешь начинать гореть. Янтарные глаза смотрят в голубые напротив, подмечая резкую смену эмоций: непонимание, шок, вспышку недоверия и резкое осознание; Даби осоловело моргает, открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопывает его обратно, так и не найдя слов. Какая-то часть внутри героя гаденько хихикает, ведь ему удалось ввести в ступор непробиваемого, казалось бы, человека. — Кажется, я должен тебе желание. — Да, — герой закрывает глаза и считает до трёх, чтобы успокоить разбушевавшиеся нервы, — должен. Переспи со мной, — кажется, Даби сейчас заорёт на него матом, послав с его тупыми шутками куда подальше, и с криком «Ну в пизду!» громко хлопнет входной дверью, чего Ястреб допустить не мог. — Серьёзно, мы взрослые люди, а мне не так уж и хочется ложиться под нож. Так что насчёт лёгкого и приятного секса на одну ночь без обязательств? Злодей смотрит на него с прищуром, словно пытаясь понять, о чём он думает на самом деле; Ястреб думает о том, что со Старателем было бы проще: вряд ли тот так ломался, а просто сходу послал бы его (ну, или перегнул раком через свой рабочий стол и взял насухую). Этот же — стоит и о чём-то размышляет, словно Ньютон над очередным законом. Ему с трудом удаётся сдержать желание закатить глаза, сказать, что шутка вышла из-под контроля, и выставить вон неожиданного гостя. На самом деле, герой действительно был близок к этому, но в последний момент Даби выдаёт ироничное «Почему бы и нет?» и щелкает выключателем, погружая комнату во мрак. Пол горит ярким, синим огнём. Они так и замирают: один сидя на кровати, другой — застыв истуканом посреди комнаты. То, что вначале показалось им пламенем, на самом деле являлось рассыпанными лепестками цветов, слабо светящимися голубым в темноте. Для любого нормального человека эта атмосфера показалась бы невъебенно романтической, но Ястребу она только напомнила о самом грандиозном проебе в жизни. Заминка продлилась недолго: буквально через десяток-другой секунд Даби хмыкнул и начал снимать с себя пальто и рубашку, оставаясь в чёрных штанах из огнеупорного материала; Ястреб, на котором и до этого из одежды были только боксёры, окинул взглядом худощавое, но поджарое тело и потянулся к прикроватной тумбочке. Не то чтобы у него было время на личную жизнь, но смазка и презервативы всё же имелись — на всякий случай. Герой не ожидает от этого секса ничего особенного: всё, что ему нужно — избавиться от этой противной растительности в лёгких; возможно, поэтому он и вздрагивает от удивления, когда со спины к нему прижимается горячее тело, а мозолистые пальцы легонько сжимают соски, против воли вызывая вздох удовольствия. Губы легко пощипывают шею и спускаются ниже вдоль позвоночника, пока одна из рук перехватывает флакончик с лубрикантом. — Надеюсь, что ты чист, потому что моя причуда не особо сочетается с резинками, — и Ястреба хватает только на то, чтобы кивнуть, закусив нижнюю губу; Даби уже успел снять с него боксёры и теперь дразнил вход, кружа вокруг сжатого колечка мышц, лишь иногда проникая в анус на одну фалангу. Герою этого мало, чертовски мало, ему тяжело дышать не из-за цветов в лёгких, а из-за охватившего всё тело возбуждения. И он поворачивает голову, чтобы сказать об этом. Даби целует его: глубоко, дико и необузданно, даже здесь давая понять, что он — пламя. Неконтролируемый поток, уничтожающий всё на своём пути. Ястреб никогда не знал, что у звёзд есть вкус до этого поцелуя. Он отдавал амбициями и древним огненным отчаяньем, желанием и готовностью к самоуничтожению, а также тьмой и первобытным страхом вновь остаться в одиночестве, один на один с пожирающими изнутри монстрами. Этот ужас не принадлежал ему, но словно смертельное заболевание, передавшееся воздушно-капельным путём, проникал в каждую клетку тела. Он отвечает на поцелуй, тонет в ощущениях, несдержанно стонет, когда чувствует длинные и умелые пальцы внутри себя. Ему хочется всего и сразу, прямо сейчас, как можно скорее — и при этом не спешить никуда, обманываясь иллюзией, что у них впереди вся жизнь. В какой-то момент они переворачиваются, и Ястреб оказывается сверху; чужой член упирается в смазанное кольцо мышц, и только от этого ощущения ему хочется кончить. Герой опирается руками в грудь Даби и начинает плавно опускаться, прикусив губу и невольно застонав, когда головка оказывается внутри. Чёрт возьми, ему двадцать два и он взрослый мужик. Взрослый мужик, сидящий на пенисе другого мужика и краснеющий, словно девица на первом свидании, из-за пожирающего взгляда голубых глаз. Их бёдра соприкасались, и от восхитительного ощущения наполненности Ястреб откинул голову назад и застонал. То, что он испытывал прямо сейчас, невозможно было сравнить ни с чем. Мужчина, сейчас находящийся под ним, мужчина, чья кожа пылала жаром, и по венам которого текло жидкое пламя, мужчина, являвшийся для него воплощением зла, стал не просто его частью, нет. Ему казалось, что прямо сейчас, в данный момент, они превратились во что-то абсолютно единое, бесшовное, где каждая трещинка чужой души и тела нашла подходящую для соединения в нём самом. Обжигающе-горячие ладони Даби сжимают ягодицы Ястреба; он тянется вверх, и когда мочка уха оказывается в плену чужого влажного рта, по его спине бежит целый табун мурашек. Любовник оставляет дорожку поцелуев-засосов вдоль шеи, даря ощущение непередаваемого, первобытного, пугающе-острого восторга. Герой сходит с ума от этих прикосновений, горитгоритгорит в адском, синем пламени, против которого его несокрушимые перья абсолютно бессильны. Привыкнув к немного болезненно-приятному ощущению наполненности, он начинает медленно двигаться вверх-вниз, не рискуя увеличивать темп и тем самым только раззадоривая своего партнёра. В какой-то момент Даби не выдерживает и подкидывает бёдра вверх, входя глубже и резче, чем до этого. Ястреб несдержанно стонет, пока горячий член раздвигает упругие стенки, периодически посылая огненные импульсы по всему телу, когда головка проезжается по чувствительному клубочку нервов. Ястреб был близок к тому, чтобы кончить только из-за размеренных движений внутри, но именно в этот момент Даби захотелось сменить позу: он замер и медленно вышел из героя, легко толкнул его на кровать, заставляя упереться на согнутые руки. Он прогибается в пояснице, чуть ли не грудью упираясь в сбившееся покрывало, открывая отличный вид на свой растраханный зад. Член раздвигает уже расслабленные мышцы, одним плавным, но резким движением войдя до самого основания с лёгким шлепком поджавшихся яичек о кожу. В коленно-локтевой все ощущения гораздо острее, и единственное, на что способен Ястреб — пытаться приглушить громкие стоны с помощью подушки, комкать простыни в руках и плавиться под обжигающими шею поцелуями. Когда темп с быстрого и ритмичного сменяется на какой-то хаотично-сумасшедший, ему хочется разрыдаться от количества ощущений, но вместо этого он позорно всхлипывает, а напряжение, до этого копившееся внизу живота, взрывается огненной волной. Ястреб кончает, ни разу не прикоснувшись к себе: его всего трясёт в оргазменных судорогах, и Даби даже выходит из него, аккуратно переворачивая героя на спину. В течение минуты перед глазами стоят помехи и ему требуется время, чтобы хотя бы вспомнить, как дышать. А потом горячие руки приподнимают его ноги и сгибают их в коленях, заставляют максимально раскрыться, и блять, откуда у Даби столько выносливости, он снова входит, в этот раз, особо не церемонясь, сходу буквально вколачиваясь в податливое тело, отчего Ястреб снова возбуждается. Чужие ладони на бёдрах обжигают, а член внутри начинает пульсировать; злодей, нисколечко не замедляясь, наклоняется и глубоко целует любовника, чуть прикусывает нижнюю губу. Ястреб, всё ещё чувствительный после прошлого оргазма, позорно быстро спускает, забрызгивая их животы спермой. Даби догоняет его парой-тройкой резких движений и не останавливается, пока кончает, продлевая свой оргазм, параллельно втягивая кожу на шее — к утру там расцветёт чудовищно-багровый засос. Ястреб чувствует горячую сперму внутри и не менее горячее тело, придавившее его к постели — злодей явно не собирается куда-либо двигаться, а у него при всём желании не получится даже свести ноги в ближайшие минут пятнадцать. Так они и лежат: прижавшись друг к другу, в тёмной комнате со светящимися слабым голубым светом цветами, отходя после бурного оргазма. Ястреб жив, но ему хочется рыдать, ведь лучше бы он сделал операцию и вырезал из себя всё человеческое, что в нём ещё было, чем позволил себе раствориться в обречённых чувствах, которые только тянут ко дну. Его трясёт в истерике, но сила воли помогает сдержать слёзы — даже когда Даби сильнее прижимает к себе судорожно дрожащего героя, который всё же не выдерживает, сбивчиво шепчет, что любитлюбитлюбит его. Вряд ли тот верит. — И ты готов держать меня за эти отвратительные ладони с металлическими скобами, целовать пропитые губы? Любить все мои шрамы, ожоги и швы, отвратительную кожу? Любить монстра с поломанной психикой? Чего же ты хочешь на самом деле, Пташка? — Я хочу, — Ястреб замер, испугавшись собственных мыслей, — лучше не спрашивай меня о таких очевидных вещах, потому что я хочу лежать возле тебя, слушать биение твоего сердца, хочу закрывать глаза и засыпать в твоих руках, хочу чувствовать себя живым рядом с тобой, забывая обо всём мире. Я уже люблю тебя. Я улыбаюсь чуточку больше и искренней, когда ты рядом. Наверное, именно это и заставило меня влюбиться; рядом с тобой легко, уютно и весело, а ещё ты пахнешь не пеплом, как мне казалось вначале, а домом — просто это надо почувствовать. Я люблю тебя до цветов в лёгких, которые уничтожают меня, какие ещё доказательства тебе нужны? — Даби смотрит на него своими бирюзовыми шокированными глазами, не моргая, пока Ястреб не заканчивает говорить. Он утыкается в плечо любовника — любимого человека — и всхлипывает, всего один-единственный раз, крепче сжимая героя в своих руках. Ястреб призывает все свои перья обратно, укрывает их от всего мира своими крыльями, скрывая от пронзительных взглядов за ярко-алой стеной. Наверное, даже вечность способна показаться мгновением, если провести её так. — И ты серьёзно в меня?.. — Сам в шоке. — Блять, — Даби легонько целует его шею, и герой кожей чувствует чужую улыбку. — А я ведь просто хотел наггетсов. Ястреб ржёт.Когда человек умирает, он не может возродиться таким же — он возвращается, но становится абсолютно иным. Такова плата за воскрешение, которую принесли Кейго Таками и Тойя Тодороки однажды, до конца жизни заклеймив себя Ястребом и Даби — чужими, неправильными именами. Сейчас, в объятиях друг друга, они вновь испытывают то же самое. Перерождение. И лишь Дьяволу известно, к чему это приведёт на этот раз.