Глава Девятнадцатая
Монтекки и Капулетти
POV: Джагхед
— Это здесь? — Вроде да. — До чего мрачное место… Я и мой отец вышли из его дышащего на ладан джипа. Перед нами возвышалось старое здание, которое представляло из себя что-то между психиатрической больницей и военной базой. На самом деле, ни того, ни другого я в этой жизни не видел вживую, но именно так эти места представлялись мне в моей голове. Вокруг росли огромные кусты, которые были голыми, и они делали здание ещё более суровым. Издалека моё больное воображение решило, что это мог бы быть терновник. Что может быть более мрачным? Итак, вы явно думаете, что я и мой папа шли туда с чётким планом действий. Если вы действительно в этом убеждены, то вы, ребята, забавные. Мы двое знали одно: нужно было как-то отвлечь персонал (не имею понятия, что он из себя представляет), чтобы я сумел хотя бы найти Бетти, узнать, всё ли в порядке, а дальше уже придумывать взрослый рациональный план её спасения. Этот взрослый план должен придумать я. Ну… вы же понимаете… Я и взрослый план… Мы вошли в здание. Почти прямо напротив входа находилось этакое подобие регистратуры, за длинной стойкой сидела монашка. Ну… я же ничьи чувства этим словом не оскорблю?.. Папа подошёл к стойке, а я продолжил осматриваться. — Добрый день. — сказал он любезно, и монашка за стойкой ему улыбнулась, — Я хотел бы узнать кое-что об одной девушке. Мы хотели бы увидеть её. Монашка нахмурилась. — А кем вы ей приходитесь, сэр? — спросила она с недоверием. Я вздрогнул и быстро подошёл к стойке. — Я… её парень. — ответил я. Монахиня посмотрела на меня сначала с удивлением, а потом с недоверием. — Я не знаю, смогу ли я вам помочь… — сказала она. — Мэм… — мой отец решил начать вести переговоры. Я отошёл от стойки. Этим чудесным утром здесь было довольно пусто. Я зашёл в какой-то коридор и прошёл его до конца. Я оказался перед большими дверьми, какие обычно ведут в холлы, и вдруг услышал: — Я что, не имею права читать?! — Дитя, не надо возражать, тебя накажут… — Вы не имеете права удерживать здесь детей против их воли… — Вы здесь пичкаете детей странными препаратами, которые делают их восприимчивыми, неадекватными… — Элизабет… Элизабет. Моё сердце пропустило удар, я замер. Тут послышалось, как все всполошились. — Боже мой, она потеряла сознание! — послышался незнакомый мне голос. Я неосторожно подошёл к двери, она была настолько трухлявая, что не закрывалась до конца. Мне удалось заглянуть в щёлку. Я увидел, как сёстры милосердия столпились вокруг кого-то. — Вставай, дитя, вставай! — пожилая женщина трясла за плечи лежащую на полу девушку. Прищурившись, я сумел рассмотреть её. На полу лежала Бетти. Кто-то поднёс к её носу ватку, и я увидел, как она поморщилась, а затем закашляла. — Бог наказал тебя, дитя… — сказала пожилая монашка. — Отведите её в комнату, нам предстоит с ней серьёзный разговор вечером. Они подняли её на ноги и повели в мою сторону. Я быстро отошёл от двери и судорожно стал искать, где спрятаться. Я увидел открытую дверь, в комнате, в которую она вела, были одни швабры и вёдра. Когда несколько монахинь вышли из холла вместе с Бетти, я спрятался в эту комнату, не закрывая дверь. В коридоре всё равно не было ни окон, ни света, как и в этой маленькой комнатке, так что они не смогли бы заметить меня. Они повели Бетти куда-то, и я решительно вышел из своего укрытия, чтобы проследить за ними. Я шёл за ними по всем коридорам, держа дистанцию, и вот наконец они довели Бетти до её комнаты, одна из монахинь зашли вместе с ней, а остальные ушли в противоположном от меня направлении. Это был, на этот раз, светлый коридор со множеством комнат. Полагаю, это было крыло, где воспитанницы жили. Я вздохнул и повернул назад, чтобы уйти. Но, когда я обернулся, я увидел перед собой ту самую пожилую женщину. Она была ниже меня на две головы минимум, но всё равно умудрялась смотреть на меня сверху вниз. — Я полагаю, вы мистер Джонс?.. — сказала она ледяным голосом. — Мать Элизабет мне о вас рассказывала.POV: Бетти
— Ложись, дитя… — приговаривала сестра. — Меня накажут сегодня вечером?.. — спросила я. — Не задавай глупых вопросов… Молчи. — сказала она и вышла. Я села на свою кровать. В моей груди смешались все возможные чувства. Обычно я могу их контролировать, но не сейчас… Я расплакалась. Я упала на кровать и уткнулась лицом в подушку. Где он?.. Спасёт ли он меня отсюда?.. — Я полагаю, вы мистер Джонс?.. Мать Элизабет мне о вас рассказывала. Я замолчала. Резко подскочив на ноги, я подошла к двери, чтобы лучше слышать. — Знаете ли вы, мистер Джонс, что судом вам запрещено приближаться к мисс Купер? Судом??? Ему?.. — Я должен увидеть её. — послышался этот тёплый голос. — Боюсь, я не могу вам помочь. Убирайтесь! Я резко распахнула свою дверь. Я увидела его. Наши взгляды встретились, и сердца снова забились в унисон. — Джагги… — вымолвила я. — Моё счастье… — произнёс он, и его лицо посветлело. Я ринулась к нему, но мою руку сковала чья-то крепкая хватка. За спиной у меня стояли две монашки, а пожилая женщина неподвижно стояла. — Охрана! — крикнула она, двинув лишь губами.POV: Джагхед
— Джагги, уходи, тебе нельзя здесь оставаться! — навзрыд закричала Бетти. Её оттащили так резко, что она едва удержалась на ногах. — Отпустите её, вы делаете ей больно! — отчаянии вскрикнул я. — Сэр, — сказал мне голос за моей спиной, — пройдёмте со мной. — Нет, нет! — я судорожно отпрянул от охранника-громилы, но тот скрутил мне руки. Я почувствовал боль, и, хоть я и не издал ни звука, на глазах выступили слёзы. Охранник до хруста вывернул мне руки. Бетти разрыдалась, а сёстры всё тащили её назад. Она упиралась всеми силами. — Не трогайте его! — кричала она, — Я люблю его, оставьте его в покое! Он ни в чём не виноват!.. Я чувствовал, что всё моё тело судорожно трясётся. Два безумно влюблённых, сказать по правде, ребёнка рвались друг к другу. Нас разделяла огромная стена формализма, общество стояло за нашими спинами и крепко удерживало нас за руки, чтобы, не дай бог, мы не перестали быть скованными одной цепью. Люди вокруг кричат, что общество обесценило и опошлило любовь, и в это же время они держат возлюбленных, не давая приблизиться друг к другу, потому что их любовь не соответствует шаблону. Я был Монтекки, а она — Капулетти, и не было объективной причины для войны между нашими семьями. Они ненавидели друг друга, потому что так диктовали традиции. И эта ненависть убила их детей. Тюремная камера была холодной. В ней пахло одиночеством, и запах этот словно резал мои лёгкие изнутри. Из-за нарушения условия, при котором меня выпустили под залог, я оказался здесь. Я, простой учитель литературы, был осуждён за то, что полюбил девушку. Мой отец и мой адвокат думали о том, как вытащить меня на свободу. Шли дни, я медленно забывал о солнце, об оставленных мной учениках… Но я не забывал о Бетти ни на мгновение. Я думал лишь о том, как вернуть свободу ей.POV: Бетти
Я перестала говорить. Я обменивалась лишь парой фраз с Этель. Я не разговаривала с матерью, посещающей меня периодически. Я перестала улыбаться. Мне снова казалось, что я превратилась в куклу. Но у этой куклы появился смысл в жизни. Я ждала его. Я ждала Джагхеда Джонса днём и ночью. Я ненавидела себя за то, что из-за меня он потерял работу и, скорее всего, даже свободу. И не только… Иногда нас отпускали, чтобы дойти до аптеки. Раз в месяц. Здесь было запрещено разговаривать о «тех самых» днях, потому что разговоры эти считались противобожественными. Здесь также могли наказать в случае, если кто-то узнает, что у девушки на данный момент менструация. Средства гигиены мы должны были покупать сами. И вот раз в месяц девушку под надзором монахини отпускали в аптеку. Но монахиня не всегда могла уследить за тем, что её подопечная там покупает… Я заперлась в туалете в своей комнате. Я сидела на полу и смотрела в стену абсолютно пустым взглядом. Тяжело дыша, я считала в голове секунды… Я просидела так где-то три минуты. Моё сердце дрожало из-за тревоги, волнения и ожидания. Тогда я опустила взгляд на свою руку, в которой держала малюсенький прибор, совсем тонкий и длинной в мой указательный палец. На нём были отчётливо видны две красные полоски.