Огонь и вода

1. Ранним утром становилось прохладно. Пахло травой и речными водорослями. Сочная зеленая листва слегка колыхалась под легким дыханием ветерка. Вэнь Жохань чуть склонил голову набок, наслаждаясь приятной прохладой, смахнул с лица выбившуюся из прически прядь. Украдкой бросил взгляд на друга – Цзян Фэнмянь совсем не следил за поплавком, мечтательно глядя куда-то в сторону. - Смотри, Фэнмянь-сюн, клюет. - А? И в самом деле… Сейчас в юношах, сидящих с удочками на берегу, вряд ли кто узнал бы молодых господ из могущественных кланов. В простых одеяниях, с незатейливо собранными волосами, они отдыхали в тихом уголке после недавней ночной охоты. Почти не говорили. Было спокойно и уютно вдвоем и так, без слов. * Вэнь Жохань любил гостить в Юньмене, охотиться на нечисть вместе с молодежью из Пристани Лотоса. Здесь он чувствовал себя одним из многих беззаботных юнцов, которым бои еще кажутся забавой. Вдали от отцовской власти, придирок матери, вдали от старшего брата, который не упустит повод доказать свое превосходство… Цзян Фэнмяню не нужно было кому-то что-то доказывать. Он жил так, как привык: помогал отцу управлять поместьем, внимательно выслушивал жалобы горожан и крестьян, сочувствовал, улаживал споры, собирал заклинателей на охоту, если причиной бед было что-то сверхъестественное. Веселился со сверстниками и сверстницами после удачной охоты. Ни хвастовства, ни трюков, ни уловок. Он напоминал полевой цветок, и в том была его особенная привлекательность для Вэнь Жоханя, уставшего от роскоши, зависти и интриг родного Безночного города. В родном доме второй молодой господин Вэнь должен был постоянно быть настороже: в любую минуту его успехами мог поинтересоваться отец и строго спросить с него за малейший промах, а от матери и брата всегда следовало ожидать коварных вопросов. Вэнь Хэй всегда подчеркивал, что он – первый, лучший, самый красивый молодой господин, самый умелый воин, идеально владеющий шестью искусствами и способный победить любое чудовище. Долгие дни на тренировках или в медитации, бессонные ночи за трактатами по наукам и поэзии – вот из чего состояла жизнь второго молодого господина Вэнь. Слуги побаивались его: он был невероятно строг и придирчив в выборе одежды и прически. Лишь самые смелые и самые лучшие в своем мастерстве отваживались расчесывать и укладывать его длинные густые волосы, заплетать самые сложные косы и украшать их золотыми заколками с кроваво-красными рубинами. Только в Пристани Лотоса он мог вот так сидеть на берегу реки, ничего не опасаясь, ни о чем не думая. Свободные темно-синие рубашка и штаны не стесняли движений, а без тяжелых заколок и шпилек было хорошо, боль не сдавливала виски, словно железный обруч. Именно Цзян Фэнмянь когда-то, застав его в саду, едва держащимся на ногах от безумной боли, довел его до скамьи, сел рядом и вытащил из высокой, словно башня, прически, сначала одну шпильку, затем другую, третью, расплел ленты, коснулся кончиками пальцев висков, лба, бережно поглаживая, тихо спросил: - Жохань-сюн, разве можно вот так не беречь себя? Сочувствие и внимание товарища по учебе отозвалось болью в сердце, и, скрывая слабость, Вэнь Жохань усмехнулся через силу, пошутил: - Как смело с твоей стороны, Фэнмянь-сюн! Будь я из клана Лань, после такой вольности ты был бы обязан на мне жениться. - Из вас вышла бы очаровательная невеста, второй молодой господин Вэнь! – беззаботно засмеялся Цзян Фэнмянь. В Безночном городе все, от главы клана до последнего слуги, взвешивали каждое свое слово. В Юньмене в вольных шуточках никто не видел ничего возмутительного или обидного. Год учебы в ордене Юньмен Цзян оставался для Вэнь Жоханя самым лучшим воспоминанием. Да и позже второй молодой господин радовался возможности побывать на совместных ночных охотах и провести время с приятелем где-нибудь в глуши. Разные, как огонь и речная вода, они почему-то легко нашли общий язык. Отчего же безмятежное спокойствие этого прекрасного летнего утра вдруг показалось отравленным ядовитой горечью? Украдкой любуясь тонкими чертами лица и мечтательным взглядом Цзянь Фэнмяня, Вэнь Жохань понимает: дружбы ему мало. Цзян Фэнмянь должен принадлежать одному ему. Целиком и полностью. 2. Неужели он не замечает?! О небо, этот наивный мечтатель не видит ничего, кроме своей любви. Вэнь Жохань нервно махнул рукой, шпильки со звоном посыпались со столика. Невыносимая мука – быть рядом с любимым, но слышать только о ней, о Цансэ-санжень. Как она мила и талантлива, как весело она смеется. «Неужели ты не видишь, Фэнмянь, как я стремлюсь к тебе, ловлю каждый твой взгляд? Не чувствуешь, как меня пробирает дрожь, когда мы лишь случайно соприкасаемся рукавами?». Всего несколько дней назад, когда они отдыхали после ночной охоты, им было так хорошо молчать вдвоем. Никто третий даже в воспоминании не мог разрушить этот уют. И вот, вновь и вновь, Цзян Фэнмянь заговаривает только о ней. Что она училась у великой отшельницы, и знает чары, которыми не владеют другие заклинатели. Что она изобрела какой-то особенный талисман… Что прекрасная талантливая Цансэ-санжень любит другого. Полутьма спальни из приятной вдруг обернулась невыносимой. Прежде милая сердцу глубина лиловых тонов и созданная заклинаниями прохлада напомнила не о безопасной ракушке, а о темнице. «Фэнмянь, зачем тебе эта серая пташка… она же не красавица даже… притом, сирота без роду-племени! А мы вдвоем покорили бы весь мир. И неважно, что наша страсть была бы запретна. Те, кто стоит на вершине, не подчиняются правилам, а устанавливают их сами». Следом за шпильками в угол полетели кое-как свернутые ленты. Успокоиться. Следовало успокоиться. Вэнь Жохань достал из рукава шифрованную записку, доставленную недавно верным слугой. Развернул тонкий, свернутый трубочкой листок, прочитал и усмехнулся. А старший брат далеко не так идеален, как полагают многие. Но еще не время воспользоваться этим знанием. Щелчок пальцами, алая вспышка – и листок сгорел, оставляя лишь горстку пепла. Стремиться к невозможному – так звучит девиз ордена Юньмэн Цзян? Вэнь Жоханю эти слова всегда внушали надежду. Судьба предназначила ему место второго молодого господина, тени за спиной брата. Судьба отнимала у него человека, без которого он не мыслил своей жизни. Но лишь на время. То, что ему не дано добровольно, он возьмет силой.