С ароматом тмина

Пьяное тело Музыченко с грохотом таранит двери тату студии, попутно врезаясь в бетонные стены. Даже наличие двух сопровождающих в лице жены и Кикира дело не спасает, бухой Юра совершенно не поддается управлению. С горем пополам они добираются до комнаты, включают свет и... Стоп, что? — О, а я думал, Пашка домой уехал, — радостно выпаливает Саня. Серговна, уже порядком подзаебавшаяся от таких гулянок, финал которых всем хорошо известен еще задолго до открытия первой бутылки спиртного, лишь вздыхает, окидывая взглядом спящего на диване Пашу. Тем временем Юра, на минуту оставленный без присмотра, решает, что на полу ему будет удобнее, а потому быстро скатывается по стенке вниз, больно врезаясь задницей в паркет. Аня с Кикиром тут же принимаются крутиться около развалившегося под ногами Музыченко. — Я возьму за плечи, а ты бери с другой стороны и дотащим так до дивана, — командует Анна Серговна. — И чего мы их друг на друга класть будем? Диван не резиновый, — озадачивается кудрявый басист. Аня замолкает, обдумывая, как бы получше все устроить. — Значит так, — наконец нарушает тишину Аня, опуская руки, державшие верхнюю часть тела скрипача, — сейчас стащим Пашу, подсадим к этому, — кивает она, указывая на Юру, — и потом спокойно разложим диван. — Ну, давай. Они начинают проворачивать не самое простое дело. Личадеев высокий, весьма неповоротливый, даже поднять его оказывается сложной задачей. Видя, как Аня тщетно пытается сдвинуть хоть на миллиметр тело аккордеониста, Кикир берет инициативу (точнее Пашу) в свои руки, и у него, в конце концов, удается кое-как убрать того с дивана. Анисимов, пыхтя и вздыхая, таки дотаскивает отключившегося Личадеева до Юры. Он аккуратно усаживает Пашу к стене, сам становится лицом к Ане, и тут же слышит шум сзади. Окей, кажется, травм не избежать. Боясь представить, что там случилось за то время, пока он стоял спиной к ребятам, Кикир медленно оборачивается. Оказывается, что Пашина голова просто устала держаться ровно, и вместе с Личадеевым упала на плечо Юры. Аня шустро раскладывает диван и застилает его покрывалом, которого едва хватает на 2/3 всей площади спального места. А что делать? Придется парням немного померзнуть одну ночь… После того, как оба тела оказываются на поверхности кровати, Анисимов уходит. Серговна накрывает одеялом Пашу и Юру, заботливо убирает с лица мешающие волосы у второго, и затем тоже покидает комнату.

***

Ночь действительно выдается холодной, но только не для Юры Музыченко. Все, конечно, знали, что он парень горячий, но чтобы настолько, вряд ли кто мог предположить. Не вставая с кровати, Юра начинает раздеваться. Сначала в сторону летит футболка, потом штаны, и, в конце концов, Музыченко избавляется от трусов. Дома ему и слова бы никто не сказал на это, но сейчас он не в своей квартире, а рядом вовсе не Аня. Но на это Юре откровенно похуй. Он не желает контролировать не то, что свои действия, да даже приоткрыть глаза никак не соизволит. Все происходит машинально, на автопилоте. Раздевшись целиком, Юра расплаcтывается на не шибко широком диване, а потому одна половина его конечностей оказывается заброшена на Пашу. Скрипач лежит без движений в течение десяти минут, отрывками проваливается в сон, но до конца отключиться не выходит. Спустя еще время Юра начинает подмерзать. Казалось бы, какая неожиданность... Низкая температура в помещении, раздетый человек, и чего это ему вдруг холодно стало? Проблему можно было бы решить, стянув с аккордеониста законную часть покрывала, ну или закрыв распахнувшуюся от порыва ветра форточку, но Музыченко не способен на анализ ситуации, он вынужден использовать то, что сейчас под рукой. Паша. Идеально. Юрон поворачивается лицом к широкой спине Личадеева, и обвивает его пояс, подсовывая одну руку под бок, а вторую закидывая сверху. Паша, кстати, так сладко храпит и причмокивает, если забыть в какую говнину он сейчас, то можно бы было даже умилиться, наблюдая за тем, как он спит. Хотя на Юре это все равно срабатывает. Паша, чей покой так вероломно пытаются нарушить, начинает недовольно возиться. Спустя несколько вариантов поз для лежания, которые пробует Личадеев, он все-таки успокаивается. Ложится на лопатки, что позволяет Юрцу пододвинуться вплотную и уткнуться носом в пашину футболку. Прижимаясь к теплому телу, Юре, наконец, становится комфортно. От Паши исходит запах, еще более пьянящий, чем все то, что Музыченко выпил за вечер, да за всю жизнь. Сквозь ресницы он рассматривает профиль Личадеева. Свет луны выделяет каждый изгиб и ямочку, обводит припухлые губы аккордеониста, придает какой-то космический блеск его коже. Все это выглядит более, чем прекрасно, и у Юры что-то щелкает внутри. В нетрезвой голове вдруг всплывают воспоминания с концертов, во время которых Паша бывает ахуенно-сексуальным, это же касается и репетиций, Личадеев такой везде: на сцене и за ее пределами… Юра по-прежнему невероятно пьян, может потому не гонит эти мысли, а, наоборот, сильнее в них подгружается. От внезапно нахлынувших чувств вспыхивает химия, которая обычно появляется во время выступлений, у скрипача возникает непреодолимое желание быть еще ближе, хотя куда еще то? Он нависает над лицом Личадеева, прядь непослушных волос падает на немаленький нос Паши, щекоча и выбивая того из сна. Юра все стремительнее сокращает расстояние между ними, наклоняется так, что чужое дыхание приятно обдает щеку. Запах, исходящий от Личадеева сложно описать словами. Что-то с нотками тмина, что-то влекущее и сводящее с ума. Поддаваясь эмоциям, Юра мягко целует. Проникая все дальше и дальше, раскрывая языком чужие сомкнутые губы. Второй спросонья не сразу понимает, что происходит, но Юра не спешит прекращать, предоставляя Паше достаточно времени для размышлений. Когда дыхания уже совсем не хватает, Юра с неохотой открывается от влажных губ. Немой вопрос, повисший в глазах Личадеева, вынуждает Музыченко как-то объясниться. — Как будто ты против, — не подобрав других слов, решает атаковать Юра, ведь лучшая защита — это нападение. Затем он вновь врывается языком внутрь. — Ньяо, — слышится растерянно-пьяное мяуканье Паши. Над руками контроль был утерян давно. Юрец начинает хаотично лапать части тела аккордеониста, переходя с шеи на грудь, с груди на бедра. Паша все еще прибывает в ахуе, однако по итогу Музыченко удается подстроить его под себя. То ли от прикосновений, то ли от дикого напора ему не хочется останавливать все происходящее. Личадеев — марионетка в руках Юры. Он разрешает любые манипуляции над собой: выгибается от поглаживаний, щипков, срывается на стон от едва уловимых поцелуев. Юра лишь довольно хмыкает. Что ты, Пашуль, это только начало. Задрав повыше пашину футболку, Юра начинает накрывать губами нежную кожу, прикусывая в самых чувствительных местах. — Черт, — скулит Паша. Музыченко лениво спускается по торсу, оставляя дорожку едва ощутимых поцелуев, от которых бьет дрожью, и с головой ныряет под одеяло. Темнота и отсутствие доступа к кислороду, кажется, только больше подогревают его интерес и увеличивают желание. Едва отодвинув руками резинку трусов Личадеева, Юрцу прилетает полувставшим членом по губам. Паша, может, и мало чего понимает сейчас, зато тело, в особенности одна его конкретная часть реагируют отлично. — Ну привет, — говорит Юрка куда-то в темноту, давя дурацкую лыбу. Колючие усы Музыченко мучительно щекочут пашину кожу, от чего тот постоянно дергается, один раз даже чуть не заезжает коленкой в живот Юре. Дабы уберечь себя от возможных увечий, Музыченко фиксирует чужие бедра, сдавливая их ладонями. Рубрика "Предварительные ласки" завершается, и Юрочка переходит к активным действиям. Набрав побольше слюны, сначала он обводит гладкую головку, уделяя особенное внимание нижней ее части, затем кончиком языка движется вниз вдоль основания и снова поднимается, попутно выписывая узоры. Время от времени Юра выбирается из-под душного одеяла, во-первых, для того, чтобы не помереть от кислородного голодания, ну и, во-вторых, конечно же, чтобы полюбоваться на бессовестно-довольного Пашу, у которого от наслаждения уже сводит мышцы. Личадеев лежит на локтях, откинув голову назад так, что Юре открывается неебически великолепный вид на его шею и выпирающий кадык. Еще его невероятно веселит реакция Паши, когда Музыченко отрывается от своего занятия. Пашку каждый раз словно чем-то с силой бьют по голове, а на лице читается недоумение, он искренне не понимает, к чему все эти паузы. Но потом Юра вновь скрывается под покрывалом, и все становится на круги своя. Язык — второй инструмент после скрипки, которым Музыченко владеет в виртуозной степени. А сегодня вот он опытным путем выяснил, что член Павла теперь стоит... Стоит на третьем месте. Музыченко все сильнее расслабляет горло, позволяя немалых размеров органу продвинуться глубже. Юра почти давится, но не прекращает. Ради рваных вздохов и периодически срывающегося бляяяядь с пашиных губ он готов на любые жертвы. Пашенька уже не знает каким словом или звуком выразить весь кайф, который доставляет ему рот Музыченко, а потому накрывает лицо подушкой и просто воет в нее. У Юры под слоем ткани стекает десятый пот, но он лишь ускоряет темп. Ритмично скользит вверх-вниз, помогая рукой, доводя себя и Пашу до звезд в глазах. Черт, как же сейчас хорошо. — Ммммм... Юрм.. ещщ — мычит сквозь подушку Личадеев. И у Юры окончательно сдают тормоза. Еще пара таких движений, и Юра просто обкончает здесь все к хуям. Паша, кажется, тоже. Температура в комнате находится на пределе, о форточке все давно забыли. Однако градус подлетает еще выше. На пиковом моменте дверь в комнату открывается. Блядь, Серговна? — Мальчики, вы каа... — начинает шепотом Аня, но потом резко замолкает. Картина, открывшаяся перед ее глазами, выдает парней с потрохами. Не нужно быть Шерлоком, чтобы догадаться о происходящем. — Э-э, мы тут с Анечкой, ну ты понимаешь, можешь выйти, пожалуйста? — пытается выкрутиться Личадеев. По итогу же, аккордеонист только глубже закапывает себя, ведь его Анечка уехала домой два часа назад. — Аааа, ну я тихо, — со страной улыбкой хрипит Серговна, подходя к дивану, — плохо играешь, Пашенька, плохо, не так тебя в театральном учили. Не церемонясь, она грубо срывает одеяло, оголяя тело мужа. — Слууушай, не знала, что Аня перекрасилась! Ей рыженькой то больше шло! — она наигранно всплескивает руками, — Юрочка, а чего это ты делаешь? А чего это он делает? Он сосет, все же очевидно. Да ведь так жене не скажешь... Юра шумно сглатывает, готовя нелепый ответ, но ему не удается ничего сказать. Анна Серговна забирает у Паши подушку и начинает колотить ею по пьяной юриной башке, выбивая последние остатки разума. Прилетает и Личадееву, причем по самому больному месту, от чего тот корчится. — Вы че здесь совсем ахуели? Я сижу внизу, жду, когда вы оба проспитесь, специально не уезжаю домой, а вы тут обжимаетесь? Музыченко, блядь, почему ты голый? Я тебя в одежде укладывала!!! — вопит Аня. Она за волосы сталкивает мужа с кровати, сгребает с пола одежду и кидает в его растерянное лицо. — Одевайся, я вызываю в такси, — со злостью бросает Серговна. Пашу она лишь смиряет холодным взглядом, — если через пять минут тебя не будет возле выхода, я уезжаю одна, и вы тут хоть обтрахайтесь, — заканчивает Аня и хлопает дверью. Что-то пошло явно не по плану Юрца...