Пленница

Pov Эрик       У вас когда-нибудь возникало чувство, словно вы потеряли часть себя? Именно физически, когда кажется, будто у тебя отняли конечность или изъяли какой-то жизненно важный орган. Это как раз то, что я ощущаю сейчас: щемящее чувство в груди и дыра, растущая с каждым часом, грозящая достигнуть размеров Чикаго.       Даже не знаю, чего мне хочется больше: придушить рыжую сучку, как только найду, или затрахать до обморока, зацеловать её сладкие губки, чтобы она не могла говорить, только стонать подо мной так громко, что будет слышать всё Бесстрашие. А я непременно её найду, переверну весь этот гребанный город, выверну наизнанку каждого изгоя, который встретится на моем пути. Я обязательно верну эту несносную девчонку во фракцию и выдолблю из неё все её идеи и грандиозные планы.       Шагаю по коридору семимильными шагами, сжав до хруста кулаки. В грудной клетке всё сжимается с такой силой, что мне едва удаётся делать короткие вдохи, и только ярость, которой объят мой мозг, не позволяет мне загнуться от боли, рвущей на части меня изнутри. Я больше, чем уверен, что старый засранец знал о её плане, и даже сам принял в нем непосредственное участие.       Дверь в кабинет открываю с ноги, в результате чего та, с силой ударившись о стену, слетает с петель и падает на пол плашмя вместе с наличником. Охрана, которую Лидер предусмотрительно поставил у двери, реагирует незамедлительно и хватает меня за руки с двух сторон, повиснув на них мертвым грузом, но этого оказывается катастрофически мало, чтобы угомонить мое уязвлённое эго. Резко дёргаю руками, сведя их вместе, и двое бесстрашных, с силой ударившись лбами, валятся на пол. Макс продолжает сидеть в кресле, обречённо закрыв лицо ладонями.       — Ты знал? — подлетаю к нему, сразу приставив пушку к его лбу. — Это ведь твоих рук дело? — ору так, что от моего баса, кажется, звенят стекла в окне.       — Кажется, у меня дежа-вю, — командир вздыхает и поднимается с кресла, пока я продолжаю держать пистолет у его лба. — Да, я обо всем знал и лично помог ей, покинуть фракцию, — обходит стол и становится прямо передо мной.       Быстро вернув оружие в кобуру, замахиваюсь и бью другу в лицо, стараясь причинить боль, но контролировать силу удара, чтобы не сломать ему челюсть. Парни, наконец очухавшиеся на полу, подлетают ко мне с двух сторон, но не решаются даже наставить на меня пистолеты. Макс, сплюнув на пол кровь, продолжает стоять передо мной, в его взгляде я вижу сочувствие, и это бесит меня ещё сильнее. Ища выход своему гневу, хватаю стул и швыряю его о стену, едва не снеся башку несчастному охраннику, который, на свое счастье, успевает отскочить в сторону.       — Ты ведь понимал! Не мог не понять, что отправляешь её на смерть!       — Свободны, — Макс жестом указывает охранникам на дверь, и те поспешно съёбывают, столкнувшись в развороченном мной дверном проёме. — Сынок, ты должен успокоиться, — делает шаг назад, с опаской раскрыв перед собой ладони в защитном жесте.       — Серьёзно?! Ты так считаешь? — снова сжимаю кулаки с такой силой, что белеют костяшки. — Ваша идея — полное дерьмо! Может, среди них и есть такие, как Ева, но большая их часть, это сброд и отребье. А ты позволил ей вернуться туда, где ее не ждёт ничего, кроме, разве что, публичной казни на потеху этим варварам! — снова двигаюсь в сторону Лидера, и Макс отступает, вжимаясь спиной в стену.       — Эрик, на твоём месте я бы вдохнул поглубже и, для начала, хотя бы вспомнил о субординации, — в его глазах мелькает недобрый огонёк, и это немного меня отрезвляет.       Делаю глубокий вдох, словно по его совету, отхожу на несколько шагов, пока не упираюсь ногами в подлокотник старого дивана.       — А теперь присядь, и мы поговорим, — указывает жестом на второй, оставшийся целым, стул перед своим столом, но я присаживаюсь на край дивана, устало опустив плечи.       — Этот одноглазый ссыкун не сможет её защитить.       — Вопреки твоим опасениям, на её стороне ещё осталось достаточно много людей. Сейчас я хочу поговорить о другом. Почему ты так боишься за её жизнь? Я не верю, что всё дело в одной только твоей прихоти. Ты ведь что-то чувствуешь к ней.       — Макс, какого хрена? Сейчас речь совершенно не об этом. Мои чувства тут не причем.       — Это мне решать, о чем пойдет речь. Ты не ответил на мой вопрос. Что ты чувствуешь к ней? Это на самом деле важно, потому что от твоего ответа будет зависеть дальнейший разговор, — Лидер подходит к сейфу и достает два стакана с едва начатой бутылкой.       — Я не знаю, — говорю громче, снова начиная злиться на старика, который с какого-то хрена возомнил вдруг себя моим личным психологом. — Я не спец по сердечным делам, но…       — Хорошо, можешь не продолжать, — останавливает меня жестом, подтолкнув в мою сторону стакан с вискарем. — Я ещё в прошлый раз понял, что ты влюблен в эту девушку, — пытаюсь раскрыть рот, чтобы возразить, но он снова меня затыкает. — Тогда напрашивается следующий вопрос: как ты собирался действовать дальше? Каким образом ты хотел оставить ее во фракции? Ты ведь не думал, что всё образуется само собой? Что Совет просто закроет глаза на вашу идиллию? Конечно нет, — сам ответив на вопрос, он качает головой и делает глоток янтарной жидкости из стакана. — Тебе оставалось лишь оттягивать момент, копаясь в собственном мозгу, пока тот окончательно не расплавится.       — К чему весь этот бред? — поднимаюсь на ноги и начинаю мерить кабинет шагами. — Это ничего не меняет. По крайней мере, она осталась бы жива. Мы могли просто подождать, пока не состоится Совет.       — На совете должна присутствовать Эвелин. А эта свора мятежников не позволила бы этому случиться.       — Для этого есть МЫ! Чтобы разбираться с мятежниками.       — Эрик, большая часть из них — это ее люди. Как Лидер, ты должен в этом её понять, — сказанное Максом повторяет её слова из записки, и я болезненно морщусь. Противное чувство того, что они правы, начинает душить, не позволяя даже раскрыть рот. — Ты должен отпустить ее, Эрик.       — Я знаю, — вздыхаю, чувствуя, как неприятный ком подбирается к горлу. — Просто, я не был к этому готов, — облокотившись на колени, роняю голову на руки, зарываясь пальцами в волосы на макушке.       — К этому нельзя быть готовым, — Макс поднимается с кресла и, обойдя стол, садится рядом со мной на диван. — Но у тебя есть одно утешение: остаться с тобой или нет, будет зависеть не от исхода событий и не от решения совета, а только от неё одной.       — Объясни, — приподнимаю голову, устало глядя на Лидера исподлобья.       — Ева бесстрашная по праву крови. Мы выяснили это, когда она рассказала мне о своей матери. Она дочь Джона и Арианы Гордонов. Ты наверняка слышал эту историю, — Макс улыбается, приподняв бровь, а я, задыхаясь от приступа тахикардии, пытаюсь понять, сдохнуть ли мне от радости, что она может остаться со мной, или от боли, что идеалы для неё оказались важнее меня.       Из кабинета Макса я прямиком направляюсь в спортзал. Стоит мне появиться, как многочисленная публика странным образом стихает. Бесстрашные поглядывают в мою сторону, кто с откровенной опаской, а кто даже с недоумением. Усмехаюсь сам себе — заебись блять, видимо, на самом деле плачевное зрелище я сейчас собой представляю.       Скинув китель, стаскиваю футболку за ворот, положив вещи на ближайший тренажёр, мотаю бинты и сразу приступаю к делу. Пока колошмачу снаряд, представляю поочерёдно рожу Макса, её одноглазого дружка, сраного ублюдка Эдгара, хотя, и понятия не имею, как эта сволочь выглядит. Периодически достаётся Фору, просто потому, что скотина меня бесит, а ещё за то, что столько времени он крысятничал за нашими спинами, плетя какие-то интриги со своей чокнутой мамашей. Я просто чертовски злюсь на весь мир, на суку-судьбу, за то, что не позволила нам встретиться при иных обстоятельствах. И в конце концов, злюсь на самого себя за то, что не сделал ничего для того, чтобы стать для неё важнее всего на свете: её грёбанных идеалов, народа, фракции, которая даже не фракция.       Выбив наконец дух вместе с песком из несчастной груши, понимаю, что легче мне ничуть не стало, натягиваю обратно футболку на мокрое от пота тело, и прихватив китель, покидаю спортзал под всё те же недоумевающие взгляды.       День проходит относительно спокойно, в режиме «глаза б мои всё это не видели». Как ни странно, мне удаётся собраться с мыслями и привести в порядок свой рабочий стол, и провести ревизию в делах выбывших, которые всегда хранятся в моём компьютере. После чего просто сижу и пристально изучаю карту Чикаго, которую, без малого, давно уже знаю наизусть, и изо всех сил напрягая мозг, пытаюсь хотя бы примерно предположить, где же может находиться этот чёртов Кратер, а значит, и Она. Убиваю два часа времени на это бесполезное занятие и решаю наконец, что с меня хватит, и зацепив из сейфа бутылку, отправляюсь домой.       По привычке прихожу к своей старой квартире и сначала с недоумением кручу в руках ключ-карту, секунду колебаюсь, входить или нет, всё же решаю войти, но тут же об этом жалею. Всё: запах, обстановка, смятая после ночи постель — каждая мелочь напоминает о ней, и это оказывается настолько невыносимо, что я выскакиваю в коридор, как ошпаренный.       В Лидерских апартаментах всё по-другому: здесь пахнет краской и новой мебелью (кухню пришлось заменить полностью). Конечно, и здесь многое, да что там, почти всё для меня уже связано с Евой. Улыбаюсь, вспомнив всё, что недавно вытворила тут маленькая негодница, но душу скребут пресловутые кошки — не зря я всегда недолюбливал этих противных животных. По крайней мере, её аромат, такой возбуждающий и жизненно необходимый, не разъедает сейчас мои ноздри, не проникает в мозг, вызывая такие же сладкие, как и болезненные теперь воспоминания.       — Сука! — выматерившись, ставлю на стойку вискарь и тянусь в шкаф за стаканом, но понимаю вдруг, что их тут нет. Ещё нет. Мне просто некогда было распорядиться, чтобы их сюда принесли, как и другую посуду. Пока мы с Евой жили вместе в своём маленьком раю, мне и в голову не приходило заниматься подобными вещами, было, как говорится, не до того.       Достаю из кармана сигареты, и закурив, падаю в кресло. Открутив зубами пробку на бутылке, делаю глоток и позволяю огненной жидкости обжечь моё горло и согреть внутренности. Стараюсь не думать ни о чём, просто дать передышку мозгу, который, кажется, скоро просто расплавится и вытечет через все отверстия, которые только имеются в моём черепе. Разгоняю постепенно все мысли до единой, и остаётся лишь одна: какого хрена я такой неудачник? Прожив столько лет, я понятия не имел о том, что значит, любить кого-то, а узнал об этом именно с той, для которой оказался не настолько важен, чтобы поступиться своими принципами. А самое главное, что Ева и понятия не имеет о том, что именно я к ней чувствую, что я готов был пойти даже против самой системы, только бы она осталась со мной.       Прикончив бутылку и почти всю пачку сигарет, понимаю, что утопить свою тоску в бурбоне у меня не выходит. Плюнув на сие бесполезное действо, снимаю пропахшую потом одежду и направляюсь в душ. Стоя под горячими струями, чувствую, как понемногу смывается с моих плеч этот день, и остаётся лишь одна тоска в чистом виде. Если бы я плохо знал Еву, мог бы, конечно, предположить, что она вернётся ко мне в любом случае, так или иначе. Но вся беда в том, что за эти короткие полтора месяца я успел изучить девчонку, как самого себя (спасибо эрудитскому мозгу и генам родителей с высоким ай кью). И я прекрасно понимаю, что если, в конечном итоге, у неё вдруг возникнет необходимость выбирать между тем, чтобы вернуться и жить в Бесстрашии, со мной, или остаться и помочь своим людям, то она почти наверняка выберет второе. Идеалы, мать их!       После душа выхожу и голышом сразу забираюсь под одеяло. Вовремя пожара, устроенного мелкой пьянчужкой, квартира провонялась дымом и всё в ней, включая мою одежду и постельное бельё, было тщательно выстирано и вычищено. Делаю глубокий вдох и понимаю, что здесь, в этой стерильной постели с ароматом кондиционера для белья я точно уснуть не смогу. С обречённым вздохом поднимаюсь с кровати и натягиваю на себя чистую одежду из шкафа. Плетусь обратно в нашу с Евой (уже привычно её так называю) квартиру и там, зарывшись лицом в подушку, которая ещё отчётливо хранит её запах, убеждаюсь в том, что легче не становится, если не сказать больше. Теперь я практически уверен, что поспать мне не удастся, но уйти отсюда я уже точно сил в себе не найду. Pov Ева       — У тебя получилось! — Эвелин обходит стол и останавливается перед окном. Она внимательно смотрит куда-то, даль, и если бы я не знала, что за стеклом находится кирпичная стена, то подумала бы, что она действительно видит что-то прекрасное, вроде счастливого будущего.       — Да, — стараюсь прогнать от себя лишние мысли и горько улыбаюсь, моё будущее точно не будет счастливым, только не без Эрика. Без него я вообще не представляю свою жизнь, желание — подняться и бежать к нему сломя голову, буквально душит меня, и только когда я ловлю взгляд нашего Лидера, понимаю что пути назад нет.       — Я уверена, он попытается найти способ, чтобы вы были вместе, — мягко произносит женщина, и я не могу удержаться от сардонической усмешки.       — Правда, Эвелин? Считаешь, ему нужно искать пути?       — Конечно, если ты ему дорога, и…       — Не надо, — поднимаю ладонь, прерывая её. Кажется, впервые на моей памяти, да и в её тоже, ведь она удивлённо приподнимает брови. — Мы обе прекрасно знаем, что если всё получится, ему нужно будет только попросить меня остаться, ведь я Бесстрашная по праву рождения! — наступает долгое молчание, и я вижу, как моя наставница усердно пытается подобрать слова, но мне они уже не нужны. — Мама знала? — спрашиваю, сделав глубокий вдох.       — Сперва нет. Она вспомнила, когда тебе исполнилось пятнадцать, на кануне своей смерти.       — Ты должна была сказать! — меня душат слёзы, но я упрямо продолжаю, игнорируя предательское жжение в горле. — Ты была обязана сказать мне!       -Я не могла, Ева, пойми! Она не хотела, чтобы ты знала! Мы уже были так близко, и не знали, какой будет твоя реакция.       — Да всё в порядке, — я поднимаюсь с кресла и направляюсь к двери, не в силах больше справиться с чувствами. В данный момент мне нужно только одно: не сойти с ума.       Не слушая больше ничего, я выхожу, и закрыв за собой дверь, направляюсь к своей квартире. Сразу же на первом повороте натыкаюсь на Эдгара, и почему-то замираю на месте. Чёрт. Только тебя не хватало.       — Вернулась, значит, — хмыкает парень, опирается на стену и достает с нагрудного кармана жилетки пачку сигарет.       — Вернулась, — отвечаю, не смея перестать смотреть на него. Выудив сигарету из пачки, он закуривает. Делает глубокую затяжку и пускает дым, который густым облаком обрамляет его силует, а я хмыкаю, вдруг понимая, что мне до жути противно. Ему совершенно не к лицу этот процесс, в мыслях возникает образ Эрика — он божественен даже когда курит. Только Эрик может выглядеть, как чёртов Бог с сигаретой в зубах! Моё сердце пропускает удар от воспоминаний, и прокашлявшись, я наконец возвращаюсь в реальность. — А ты, я вижу, скучал, — ухмыляюсь, сама не знаю, почему продолжаю «беседу». Видимо, старая привычка злить его при первом удобном случае даёт о себе знать.       — Даже не представляешь, как, — улыбается он в ответ, и почему-то его улыбка выглядит слишком уж искренней. Но я прекрасно знаю — Эдгар мастер лицемерия.       — Мне всё равно, — дёргаю плечами. — Но то, что ты за моей спиной смел строить козни, меня совсем не радует. Ты должен знать своё место! — гордо задираю подпорок, сверля его суровым взглядом.       — С какой это стати? — начинает смеяться. — Ты трахалась с Лидером врагов, а я должен был блюсти тебе верность?       — Эдгар, — теперь уже смеюсь я. — Все прекрасно знают, что я выполняла миссию, но ты был против меня ещё до того, как я попала в Бесстрашие.       — Да, был. Они выбрали тебя и сделали ошибку! — шипит он мне прямо в лицо, откинув окурок и подойдя вплотную. — И я докажу всем, что ты всего лишь жалкая подстилка врага, а не лидер для нашего народа.       — Удачи тебе в этом, — улыбаюсь, совершенно не злясь на его высказывание. За мной поддержка Бесстрашия, а самое главное — Эрика. Теперь я ничего не боюсь. Обходя его, я ускоряю шаг.       Эд ждёт меня у моей квартиры. Когда я вернулась в Кратер сегодня рано утром, мы толком не успели переговорить. Он только мельком рассказал мне, что здесь произошло за то время, пока меня не было, и, честно говоря, я была совсем не удивлена.       Сказав другу, что мы обо всём поговорим позже, я отправилась к Эвелин, теперь же Эдвард встречает меня у дверей квартиры.       — И всё-таки, зря ты отказалась от охраны, — он обеспокоенно осматривает меня с ног до головы. — Я места себе не находил!       — Эд, я действительно не настолько слаба, чтобы в своей собственной фракции передвигаться с охраной, — открываю дверь, не обращая внимания на его недовольство, и впускаю парня вперёд. Как только закрываю, сильное чувство тоски буквально обрушивается на меня, и я болезненно морщусь. Здесь всё так, как я оставила в тот день, и я могу поклясться, что моя постель всё ещё хранит Его запах.       — Рассказывай, — Эд прерывает поток моих больных мыслей, опускаясь на скрипучий стул, и я сажусь напротив него на край кровати.       Делаю глубокий вдох и рассказываю ему обо всем, что произошло в Бесстрашии. Естественно пикантные моменты пропускаю — это только моё, личное. Но друг и без слов всё понимает, да и наверняка Линн уже давно ему рассказала, чем именно мы занимались с Лидером весь этот месяц с лишним.       — Ну что же, — Эдвард поднимается, а я остаюсь сидеть. — Нам необходимо достучаться до людей и убедить их, что война принесёт только смерть и разрушения.       — Займемся этим сегодня же, — устало потираю шею. — Но сперва я приму душ и переоденусь, а ты собери наших и ждите меня в зале.       Парень, кивнув, уходит, а я наконец оставшись одна, падаю на постель. Беру подушку и подношу к лицу — как я и надеялась, его запах остался, слишком слабый, но и этого достаточно, чтобы моё сердце пустилось вскачь.