***
Чикаго. Некогда величественный город с сияющими небоскребами, а теперь — по большей части руины, пережившие глобальную войну. Озеро Мичиган у его границ давно иссякло и превратилось в болото. Город обнесен стеной, через которую проведен электрический ток, для защиты выживших жителей или наоборот — никто не знает. Те районы города, что сохранились в хорошем состоянии, разделены между пятью фракциями, основанными на основных чертах характера: отречение, эрудиция, дружелюбие, искренность и бесстрашие. Они контролируют город и его жителей, и каждая вносит свой вклад, чтобы выжить. Несмотря на то, что город был восстановлен только частично, это не помешало эрудитам продвинуть некоторые технологии, которым предки могли бы позавидовать. Дружелюбие снабжает другие фракции провизией, Бесстрашие — обеспечивает защиту, Искренность — судит провинившихся и принимает решения на основе фактов эрудитов о дальнейшей политики Нового Чикаго, а Отречение заботится об остальных. Есть и те, кто не подошел ни одной из фракций — афракционеры, или изгои. Части города, находящие в самом плохом состоянии, населяют именно они. У них нет нормальных домов, кровных семей рядом, прав и им приходится терпеть много унижений. Некоторые предпочитают умереть, нежели стать изгоем. Будучи вне общества, основанного на системе фракций, изгои получают работу затем, чтобы их существование имело хоть какой-то смысл. Они работают на заводах, водят грузовики, убирают улицы либо выполняют какую-нибудь другую низкосортную работу, за которую получают только еду и одежду, но даже этого часто не хватает, чтобы не голодать и не мерзнуть. Чаще всего изгоями становятся по своей воле или потому, что не вынесли образа жизни выбранной фракции. Но есть и те, кто был изгоем с самого начала, и это самая большая несправедливость в мире. Сквозь летнюю жару в Чикаго направлялся поезд, наполненный продовольствием: мясо, картофель, зерно, кукуруза, капуста, морковь, лук, яблоки, груши, апельсины и многое другое — все это было выращено энтузиастами из фракции Дружелюбия. Для еженедельных поставок был организован пункт у самой окраины Чикаго, а оттуда еда распределялась по фракциям. Пункт охранялся представителями Бесстрашия, чтобы изгои не пытались стащить еду, пока работали. Поезд со скрипом и сигнальным гудком остановился на станции, и они принялись разгружать его под пристальным надзором солдат в черном. Среди рабочих-изгоев были старики, больные и даже дети, поэтому процесс шел медленно, что и разозлило одного из нетерпеливых бесстрашных. — Пошевеливайся! Крикнул он на старика, и тот, как назло, споткнулся и уронил ящик с фруктами, которые тот же час покатились по платформе. — Да что за неуклюжий старикан! Собирай, живо! Трясущимися руками старик один за другим клал фрукты обратно, ровно пропорционально тому, как раздражение снова закипало в крови солдата от медлительности грязного изгоя. Когда старик костлявой рукой потянулся за очередным яблоком, его опередила чья-то рука. — Я помогу вам, — раздался из-под серого капюшона с выглядывающими оттуда рыжими волосами девичий голосок. Девушка помогла старику собрать все фрукты обратно и даже подсобила дотащить их до грузовика. Старик поблагодарил юную леди, после чего та поспешила вернуться к своей точке разгрузки, но на полпути туда она завернула за железные контейнеры, куда никому уж точно не следовало ходить. — Эй, куда собралась? — раздался позади тот же голос злобного солдата, отчего девушка резко затормозила. — Ты сюда уже не первый раз ходишь. Если что-то удумала… — Что? — девушка повернулась лицом к солдату, но тень от капюшона не позволяла разглядеть его полностью. — О чем это вы? Солдат начал подходить ближе, и в какой-то момент уловил взглядом, как из-за угла одного из контейнеров выглядывает полупустой мешок. Его шаг ускорился, он оттолкнул девушку, нарочно вставшую у него на пути и наклонился к мешку. В нем находились самые разные продукты, овощи и фрукты, которые дружелюбные никак не могли положить в одну кучу. — Ты что, еду вору… Но не успел солдат договорить, как девушка со всей силы пнула его ногой в голову так, что тот ударился виском о железный угол, потеряв сознание. — Не был бы таким любопытным, был бы целее, — процедила сквозь зубы рыжеволосая, пополняя содержимое мешка еще парой яблок. Трущобы. Самодельные дома, собранные преимущественно из шифера и железных труб, в которых теперь жили изгои, да и то не у каждого был такой навороченный дом. Многие жили в остатках руин, предпочитая привлекать как можно меньше внимания бесстрашных, так как такие обжитые дома часто становились целью для слежки. В один из таких домов под полуразрушенным мостом и направилась рыжая девушка, по-прежнему со склоненной головой, чтобы капюшон лучше скрывал ее лицо. Вместо двери висел кусок ткани, который даже не доходил до земли и едва держался за притолок, поэтому в дом приходилось осторожно проскальзывать. Внутри было не лучше: пол представлял собой остатки от разрушенного дома, столы были вытащены с помойки, а единственным источником света и способом что-то приготовить был бак, находящийся в центре комнаты, который было принято зажигать только по вечерам. Мешок с разношерстной едой был оставлен на импровизированной кухне, где уже чистила картофель женщина средних лет с грязными темно-русыми волосами, собранными в пучок. — Это все, что удалось стащить, — сказала рыжеволосая, снимая свою серую мантию. Женщина даже не глянула на мешок, вместо этого она повернулась и с беспокойством спросила: — тебя заметили? — Да, но все обошлось, — устало выдала девушка в ответ, пока складывала куски досок в железную бочку. — В последнее время они стали быстрее замечать, — заметила женщина, рыжеволосая промолчала. — Табита, когда-нибудь тебя поймают, ты сильно рискуешь. — Честно заработать так, чтобы нам всем хватало, не получается, сама видишь. Женщина опустила глаза: принимать этот факт ей не хотелось, но Табита была права. В конце концов, они пытаются отрабатывать то, что воруют, но расценки с каждым разом растут, а воровать приходится только больше. Нора была бывшим членом фракции Искренности. Она никогда не врала и, более того, всегда старалась поступать по совести, поэтому ее больше беспокоило, сколько людей из фракций будут голодать из-за них, нежели собственный урчащий живот. Ее изгнали за обвинение во лжи. Процедура с сывороткой правды только усугубила ситуацию, когда она указала на одного из высокопоставленных членов Искренности. Ему хватило власти, чтобы доказать свою невиновность, поэтому теперь женщина была вынуждена питаться тем, что добудут другие изгои: работать она не могла, а воровать — и подавно. — Не пожалела, что выбрала такую жизнь? — поинтересовалась Нора. — Нет, — отрезала Табита. — А по семье скучаешь? — дружелюбно ухмыляясь, она уже знала ответ на этот вопрос. Рыжеволосая помедлила с ответом, вглядываясь в разгорающийся огонек в бочке, постепенно осветивший тусклым игривым светом всю комнату. Только теперь стало лучше видно насыщенные рыжие локоны Табиты, уже доросшие до уровня талии, и глаза. Нора любила шутить, упоминая рассказы ее дедушки о том, что когда-то за такую красоту женщин сжигали на кострах, обвиняя тех в колдовстве, но Табита не верила во все эти сказки: какая разница, какие обычаи были у предтечей, если сейчас приходится голодать? В конце концов, Нора самолично делала ей растительную краску, чтобы скрыть натуральный цвет. — Только по брату, — задумчиво выдала она. В дом зашел темнокожий мужчина с темными дредами по плечи и разноцветной вязаной шапочкой. Как и все изгои, включая Табиту и Нору, он ходил в обносках, которые даже одеждой было сложно назвать: части порванных кофт; легких тканевых желеток; несколько штанов, которые только вместе могли полностью закрыть ноги, а на плече он нес мешок покрупнее того, который недавно принесла Табита. — Привет, Айзек. — Табита, ты уже здесь? — Айзек потер кулачком рыжий затылок. Девушка поджала губы. — Сегодня пришлось уйти пораньше, принесла не так много. — Ну, не могу похвастаться тем же. Мужчина прошел к Норе и положил мешок на деревянную столешницу рядом с ней. Женщина развязала его и заглянула, ощупывая содержимое руками, а потом глянула на Айзека, разинув рот. К ней подскочила и Табита, удивляясь принесенному не меньше: мешок был буквально забит едой. — Да у нас сегодня пир! — Но скромный, — улыбнулся мужчина, — нам нужно экономить. — Да брось. Сегодня можно съесть немного больше. — Кстати, Айзек. Где Логан и Натан? — Они подойдут позже. А пока давайте накроем на стол. — Верно, — протянула Нора, — у нас сегодня праздник. — Праздник? — изумилась Табита. — Что еще за праздник? — Увидишь, — Айзек и Нора переглянулись, хитро ухмыляясь. Айзек раньше входил во фракцию Дружелюбия. Как и все его представители, он всегда улыбался и старался веселить других. Тяжелая работа на полях ранее позволяла ему теперь неплохо подрабатывать грубой силой, поэтому основным добытчиком в семье был он, что в самой фракции, что за ее пределами. Он был изгнан за вспыльчивость, равную по величине его энтузиазму. Лидер Дружелюбия опасалась, что драка из-за резко оброненного слова, которую он устроил за обедом, повторится где-нибудь еще, поэтому она решила, что его «неполноценная» доброта больше пригодится шугливым изгоям. Все то время, что Табита знала его, Айзек не проявил ничего, кроме доброты. Возможно, страх того, что давняя ошибка может повториться, до сих пор сидит в нем, и он просто не показывает его из принципа. На улице окончательно стемнело, Айзек закрыл пару имеющихся окон деревянными ставнями, сооруженными из ящиков из-под фруктов, и дополнительно занавесил их тряпками, чтобы дом не маячил как новогодняя елка. Нора и Табита поставили на стол рядом с их самодельной печкой последние тарелки с едой, и все трое разместились у стола, когда в дом зашел еще один мужчина. Седина частично покрыла отросшие волосы на его голове, собранные в хвост, а вот бороду было уже не спасти. Он остановился, едва перешагнув порог, и не спеша оглядел присутствующих через свои толстенные очки. — Логан, — Айзек обеспокоенно поднялся с места. — Почему так долго? Где Натан? Логан замялся, а затем прошел к свободному месту и плюхнулся, дрожащей рукой снимая свои очки, пока Айзек пытливо сверлил его взглядом. Его поведение заставило взволноваться даже Табиту, не говоря уже о Норе. — Натана поймали, — вымолвил старик. — Что? — рявкнул Айзек. — Как? — Его заметили, когда мы уходили. Он отвлек Джанин, чтобы я успел спрятаться, но бесстрашные появились слишком быстро и схватили его. — Джанин? — к Айзеку присоединилась Табита. — Что вы забыли в Эрудиции? Логан промолчал, опустив глаза, но, что более того, его примеру последовала Нора и даже сам Айзек. Все они виновато опустили головы. — Вы что, скрываете от меня что-то? — в голосе Табиты начала прослеживаться злоба. Все трое продолжали молчать, и это злило Табиту еще больше. В конце концов, Логан потянулся в передний карман грязной рубашки и вытащил оттуда аккуратно сложенную бумажку, которую он протянул рыжеволосой. — С днем рождения, родная, — трепетно проговорил Логан. Табита не понимала ничего ровно до того, как прочитала содержание документа. То оказался билет на Церемонию Выбора, которая должна состояться завтра. Билетик на второй шанс, чтобы начать жизнь заново. Теперь все стало понятно. Старость среди изгоев грозила бесстрашным и дружелюбным, поскольку те уже не могли работать физически. Натан был бывшим бесстрашным, ловким и сильным, но с возрастом уже не таким быстрым. А Логан был бывшим эрудитом, не раз проводившим Церемонию Выбора и знавшим, что и где нужно сделать, чтобы обхитрить систему. Только они могли провернуть такое. — Из-за этого Натан пожертвовал собой? — требовательно выдала она, кидая бумажку на стол. — Это того стоило, — будто извиняясь, сказал Айзек. — Дорогая, — обратилась к девушке Нора, — это наша благодарность за все, что ты сделала для нас. — Мы подумали, что было бы нечестно, если бы такая молодая девушка вроде тебя провела всю жизнь среди изгоев. — У тебя все еще впереди, ни к чему тебе гнить здесь вместе с нами. Но Табита лишь покачала головой, сдерживая подступающие слезы. Эти люди объединились вокруг нее, когда она лишилась дома, и стали одной семьей. Они вместе боролись с голодом, холодом и болезнями, вместе построили этот дом, вместе справлялись со всеми проблемами. Она дала им силы и уверенность для всего этого просто нуждой в заботе взрослых. А теперь они говорят, что ей не нужно пропадать с ними. Это было равносильно тому, что ее вежливо попросили покинуть дом. Возможно, все в ее возрасте испытывают подобное чувство, но какое ей дело до других семей? Ей была важна ее собственная. — Я никуда не уйду! — с комом в горле воскликнула Табита. — Мое место здесь. — Табита, этот выбор делают все. Не ты одна покинешь семью, — начал Айзек. — А меня вы спросили? — ответила Табита. — Другие хотя бы могут выбрать свою фракцию, могут вернуться домой, а я… — Милая, — Нора встала с места и осторожно обвила Табиту руками, по-матерински прижимая ту к себе, — это все ради тебя. Натан очень хотел, чтобы у тебя был еще один шанс. — В противном случае, тебе будет куда вернуться, если ничего не получится, — подхватил Логан. — У других такой возможности нет. Табита вцепилась в руку Норы и зажмурилась, пока соленые слезы текли по ее щекам. Не в силах сдержать эмоций к ним присоединился Айзек, а за ним и Логан. Табите не верилось, что тепло облепивших ее тело скоро сменится пустым холодом. Их слова о счастливом будущем, новых друзьях и семье чудились ей лишь пустыми обещаниями, и пока она представляла себя совершенно одну. Солнце поднялось над Чикаго, освещая пяти фракциям путь в один из немногих уцелевших небоскребов — Центр, где ежегодно проводилась Церемония Выбора. По достижении шестнадцати лет каждый в обязательном порядке должен был сделать этот выбор, чтобы механизм работы фракций, основанный еще предками, не дал сбой. За день до Церемонии иждивенцы проходят тест, который должен показать им, к какой фракции они подходят больше. И все же окончательный выбор был за ними. Помимо кражи билета, Натан успел договориться со знакомой из Отречения, чтобы она провела Табиту на Церемонию в качестве своей внебрачной дочери. Уговорить одинокую женщину, помогающую изгоям, было проще всего, к тому же Натан умел быть убедительным. Также он успел забить в систему, что некая Данай Хестер, якобы прошедшая тест, больше подходит Отречению, чтобы на входе уж точно не возникло никаких вопросов. Он предусмотрел все. Представители фракции Отречения, подобно серым мышкам, носили неброскую одежду, но даже так рыжая головка выделялась на фоне серого потока. Рыжие волосы, подстриженные Норой только этим утром, были заплетены в две французские косы, теперь едва доходившие длиной до груди. — Расслабься, — сказал ей женский голос, и легкая ладонь легла новоиспеченной Данай на лопатки. — И иди чуть скромнее. Ты и без уверенной походки сильно выделяешься. — Что, если нас поймают? — замедлив шаг, прошептала Данай светловолосой женщине. — Не думай об этом. Лишнее беспокойство тебя выдаст, — София дружелюбно улыбнулась и подтолкнула девушку вперед. — Да и кто тебе прическу делал? В Отречении так не ходят. Зал, где проходила Церемония, представлял собой амфитеатр, а на сцене перед ним полукругом расположились пять белоснежных чаш. Люди расселись по фракциям, расположившимся пятью секциями, и бурно обсуждали предстоящее событие. Женщина, с которой пришла Данай, провела ее в обход, по верхнему коридору, к фракции Отречения, находившейся в самом конце, после чего они заняли места в последнем ряду. Галдеж прекратился, когда на сцену вышла глава Эрудиции Джанин, и зал заполнили аплодисменты. — Система фракций — это механизм, состоящий из маленьких деталей. Чтобы механизм работал как полагается, каждая деталь должна занять свое место. Церемония выбора нацелена на то, чтобы вы могли решить, где ваше место, ведь кому, как не вам, знать это лучше. Когда вы покинете этот зал, вы уже не будете шестеренками, лежащими где-то в стороне. Вы станете полноправными членами нашего общества, нашим двигателем. Фракция выше крови. — Фракция выше крови, — повторили все пять фракций в один голос. — Кей Миллоу, — вызвала Джанин первого иждивенца. Это оказался парень из фракции Искренности, носящей черно-белую одежду. Подойдя к чашам, он сделал надрез на нижней части левой ладони и пустил каплю крови в чашу с водой. — Эрудиция, — объявила Джанин, и люди в синей одежде одарили его бурными аплодисментами. Женщина продолжала называть имена, и молодые люди по одному выходили к чашам, оставляя крохотную часть себя в одной из них. Чаще всего они выбирали фракцию, в которой выросли, так ведь было проще, но были и те, кто решил, что они родились не там, где им следовало, как это сделал Кей. Это был крайне смелый выбор, оставить свою семью, друзей, привычную жизнь, чтобы начать все сначала в новом месте с другими правилами, принципами и ценностями. Данай только сейчас поняла, что она совершенно не имеет понятия, куда ей податься. Она не была ни умной, ни честной, ни доброй, ни бесстрашной, ни даже самоотверженной. Новая семья дала ей шанс стать кем-то значимым для общества, пусть и отвергнутого, но что, если она и была изгоем от рождения? Выбор, который она сделает сейчас, так или иначе приведет ее обратно к ним. Это просто трата времени… Но Натан пожертвовал своей волей или, возможно, даже собой, чтобы дать ей этот шанс, поэтому она не имела права не попытаться. — Данай Хестер. София толкнула Данай локтем, и та очнулась от раздумий. Ее имя эхом раздалось в ее голове, и она только сейчас поняла, что настал ее черед. Шаг, другой. Она чувствовала, будто идет по красной дорожке. Именно сейчас ей хотелось провалиться под землю, чтобы никто и никогда ее больше не видел, и теперь она шла как истинный представитель Отречения, пугливо и зажато. Но вот, она встала перед пятью чашами, чувствуя на себе выжидающий взгляд Джанин. Холодное лезвие обожгло ее ладонь, согревая теплой кровью, и Данай застыла. Что ей выбрать? Ее рука зависла над первой чашей. Отречение. Речь шла уже не о качествах Данай, а о том, где ей будет лучше. Теперь вариант остаться с Софией показался не таким уж и плохим. Но путь туда ей уже был закрыт по личным причинам. Может, выбрать Дружелюбие? Там уж точно никто не скажет, что ее цвет волос странный, да и рабочие руки всегда пригодятся. К тому же… там ее научат улыбаться: Дружелюбие всегда всем довольно. Рыжеволосая собралась перенести руку к третьей чаше, но накопившейся в ладони крови некуда было деваться, и ее капля предательски выскользнула во вторую, зашипев на углях. — Бесстрашие, — без промедлений выдала Джанин.«Нет»
Аплодисменты Бесстрашия на фоне других фракций были более дикими, с присвистыванием и выкриками. Данай не могла поверить, что даже собственная кровь не дала ей шанса выбрать самой. — Подождите… — прошептала она, поднимая взгляд на лидера Эрудиции. — Это вышло случайно, вы же видели. Можно мне выбрать другое? — Извини, но выбор уже сделан. Пока девушка сверлила женщину взглядом, хаотично раздумывая над играми судьбы, кто-то из Бесстрашия подошел к ней, положив руки на плечи, и отвел к рядам людей в черном, с радостью усадивших ее вместо следующего иждивенца. Что теперь с ней будет? В Бесстрашии ей не место. Она не справится и ее снова отошлют к изгоям, а возможность, данная Натаном с таким трудом, будет потрачена в пустую… Впрочем, что и следовало доказать. Разочарование в самой себе поглотило ее целиком. Она перестала слышать голос Джанин, имена других кандидатов, аплодисменты фракций. Мир затих… и снова обрел звук, когда она мельком увидела парня в одежде Отречения, без раздумий пускающего кровь над чащей с раскаленными углями. — Тобиас… — невольно вымолвила она. Кареглазый шатен направился к фракции Бесстрашия, когда они встретились взглядом, и Данай поняла: если для нее и все будет потеряно, то это хотя бы будет иметь смысл для кого-то другого. Как же она могла забыть, что родному брату тоже нужно было выбрать сегодня. Когда Церемония подошла к концу, бесстрашные выбежали на улицу с криками и визгами. Поток молодых людей со всех ног понесся в сторону эстакады, взбираясь на нее со звериной ловкостью. Там их подобрал поезд, хотя как сказать… им пришлось постараться, чтобы запрыгнуть на него. Около пяти вагонов были забиты молодежью во всевозможно разукрашенной одежде, но знакомых лиц среди них так и не проглядывалось. Данай так настороженно выглядывала в толпе брата, что совсем не ожидала хлопка по плечу, от которого почти подскочила на месте. — Тобиас, — выдохнула Данай. — Табита, что ты здесь делаешь? — оглядываясь по сторонам, парень отвел рыжеволосую подальше от чужих глаз и ушей. — А ты? — Пошел за тобой. А что мне было делать? И выражение лица Тобиаса, и его голос говорили больше о том, что Данай совершила ошибку, из-за которой ей в очередной раз приходилось выслушивать нотации брата. — Я думала, при следующей нашей встрече ты будешь мне рад… — девушка расстроенно опустила глаза. — Я рад, — нахмурив брови, ответил он, но ни лицо, ни требовательный тон не изменились. — Что у тебя с волосами? — Подстригла и покрасила… Ты же сказал, чтобы меня не узнали, — обиженно пробубнила девушка. — Данай Хестер? — его голос смягчился. — Серьезно? — Лучше скажи, что нам теперь делать? — Данай оскорбленно толкнула его в плечо. — Бесстрашие не для нас. — Держаться вместе, — уверенно выдал Тобиас. — Отец больше нам не угрожает. Это самое главное. Тобиас огляделся через плечо, а затем снова взглянул на сестру. Данай бегала глазами по его лицу и телу и не могла налюбоваться тем, каким складным и красивым юношей он стал, а затем подалась в объятия. — Я скучала… Парень растерялся, но объятия принял и даже крепко. Они не виделись всего три года, но это время тянулось для них целую вечность. — Теперь все будет хорошо, — прошептал Тобиас. — Вот увидишь.