Корни

Корни гигантского дерева напоминали вены — и эти вены были словно живые. Они извивались, жадно подрагивали, поглощая человеческую кровь, становились все больше и агрессивнее, и Данте брезгливо морщился, глядя на них. Любой план его брата имел собственную эстетику, пусть иногда невидимую с первого взгляда. Но это... Действительно ли это имело эстетику? Действительно ли жертвы сотен тысяч людей, бесчисленные полчища уродливых монстров и тотальное разрушение города имели эстетику? Данте не задавался вопросом, правильно или неправильно. Нет, подобное ему давно не требовалось. Данте хотел узнать, нахрена все это произошло. Привлечь внимание? О дорогой брат, ты справился на ура. Вырастить чудовище из плоти и крови мирных граждан? Никаких вопросов, попал точно в яблочко, даже Данте оказался тут бессилен. И вот сейчас Данте смотрел на... скажем, на то, что некогда было его братом, но сейчас явно лишилось последнего ума и упало в развитии, заменив мозг чистой силой. Данте по очереди смотрел в каждый глаз Уризена, который мог заметить из такого неудобного положения, и медленно вычеркивал из своей приветственной речи ругательства. (В итоге остались только фразы «Привет» и «Ты сильно изменился за лето».) (Боже мой, какие же они идиоты.) * Корни, корни, корни... Корни были повсюду, и Данте уже устал отдирать их от своего разбитого и израненного тела. Корни были связью, безмолвным средством для получения силы, — и в то же время они казались живым существом вроде домашней собачки. Демоническое дерево ластилось к его рукам, ждало ласки и похвалы за хорошую работу, и Данте смеялся сорванным голосом, чувствуя отклик от брата на другой стороне. Они не говорили, но слышали друг друга, и, черт возьми, как же это было больно. «Пожалуйста, прекрати это делать». «Пожалуйста, закончи это». «Пожалуйста». — Дай мне умереть. Данте смежил веки, чувствуя, как Уризен одновременно моргнул десятком своих уродливых глаз, и провалился в туманный сон. Во сне они с братом снова были вдвоем.