Истории

Он не двигается. Дышит, но абсолютно неподвижный. Всё, что может Арисугава это почесывать, водить пальцами и гладить, зарываться в эти розовые волосы, иногда подбираясь к кончикам, к таким отличимым кончикам лилового цвета. Он всегда про себя отмечает, каждый раз как прикасается к голове Амемуры, что у него неимоверно мягкие волосы: одному богу известно сколько денег его парень тратит на уход за ними, за ними, вечно пахнущими ягодами волосами. Свет от ночника распространялся по комнате туда-сюда, освещая яркие пятна краски и брызгов на потолке, а постельное белье приятно отливало на практически слабом свету нежным-нежным, чутка уловимым фиолетовым. Постель смята, потому что её не складывали несколько дней. Сама комната пропиталась сигаретным дымом с тонкой ноткой клубники. Дайс любил обычные сигареты, аромат его не волновал, но сейчас игрок курил сигареты Рамуды, потому что его закончились. Он сверлил потолок взглядом, но тут же ощутил движение. Сам даже не двинулся. Ну, а вдруг Амемура спит и он его разбудит? Но нет, пусть медленно, но это хрупкое тельце поднялось самостоятельно, сонно потирая глаза, потому что залипли. — Прости, я тебя разудил? Я старался не двигат… — Дело не в этом… Мне просто стало неудобно, я захотел лечь рядом… Хотя Дайсу, очень теплый, прямо, как батарея, – Рамуда мгновение тому назад был такой сонный, заспанный и до сих пор лохматый, но так резко изменился в лице. Он улыбнулся, а тонкий палец пробежался вдоль от груди до пупка по черной майке своего парня. Знакомый тон. Значит ему лучше. — Тебе лучше?! — громковато для трех утра, но у этого огромного колючего кота так вскочило настроение, что его это не волновало. Но его нрав чутка усмирил голубоглазый, просто и чувственно, как всегда — прислонив палец к губам. На вопрос ответил кратко — кивнул. Дайс громко вздохнул, но с уловимым облегчением. Он вспомнил как несколько часов назад он не мог успокоить Рамуду, как он видел эти еле заметные наступающие пеленой слезы, которые розовласый пытался стереть так быстро, как только мог.

У него болела голова. Впервые в жизни.

Нет, боль от чужой лирики он ощущает. У него бывают мгновенные болевые ощущение от атак соперника и последствия в виде минутной пелены, которую нужно терпеть, чтобы заткнуть всех, у кого изо рта льется дерьмо — он привык к ней. Самое страшное, это когда ты понимаешь, что тебя накрывает новой, неизвестной болью: словно вода в черепе кипит, пульсация мозга и левая половина отдается нереальной болью, так, будто тебе в висок вонзили кучу игл. Болит не только голова, но и спирает дыхание, ощущение что сейчас вырвет всё нутро — стерпеть и это сил нет, пробивает на истерику и слёзы. Впервые в жизни Дайсу пришлось справляться с такой истерикой. Даже та волна слез и злости, что он вылил на них с Гентаро, когда вскрылась правда о Рамуде, была не такой страшной. Он схватил в тиски своих объятий и просто не выпускал. Рамуда гнал его куда дальше, потому что ему показалось стыдным, чтобы Арисугава видел его вот таким: слабым, немощным, блюющим кровью и хватающимся за голову от дикой боли? Только вот это не было похоже на приступ слабости, скорее на то, что сейчас произойдет что-то страшное — он и так полуживой. Он наркоман. Он сидит на этих важных для жизни леденцах, как на таблетках. Таблетки, которые вызывают рвоту одним своим видом, когда знаешь зачем и от кого они. Дайс накормил его этими злосчастными леденцами — одна проблема решена, но другая… Это впервые.

У Амемуры никогда не болела голова.

Никогда не было мигрени.

Не было приступов на погоду.

А ведь точно, сегодня была плохая погода. Гентаро звонил и жаловался на давление — он буквально не взялся за перо из-за этого. И никто не подозревал, что из-за этого ливня и похолодания, прямо во время лета, может случиться такое… Да, Амемура клон, эксперимент. Многим кажется, что вот такие экземпляры и пробирочные «изделия» — не люди и вовсе: не болеют, не страдают, не имеют ничего общего с людьми, не ощущают. Да, Рамуда не ощущал боли, он не болел, но вот эта его головная боль означала, что в нём есть людская восприимчивость к природным страданиям людей, даже на ебаную смену погоды. Он удивительный тем, что страдает. Сквозь собственные слабые хныканья и шипение своего огромного кошко-парня, которого дизайнер укусил за палец в припадке боли, он принял таблетку от головы. Первую в жизни. Мерзкая и горькая. Вонючие леденцы и то приятней — сладкие. Ненавистно сладкие. Прошло лишь полчаса, и Амемура ощутил легкость: ему становилось лучше, а острая боль начала отступать. И живот не крутило, тошнота ушла. Давление и пульс были в порядке. — Ты завис, Дайсу~? — Арисугава ощутил потыкивания в свой нос. Неприятные воспоминания, от которых не то что зависнуть, да и вообще не отвисать — так и сдохнуть в таком положении. Дайс не любил страдания. Чьи угодно. — Пока ты тут так и лежал бревном, я сбегал за молоком и клубникой. Сливок не было, к сожалению, мы их уже опустошили. Пооооомнишь, Дайсу~? Минуту назад хотелось подохнуть, а теперь забиться в угол, под одеяло, постель, да куда блять угодно!!! Слегка смуглая кожа покрылась румянцем, а потом и дикой краснотой. Будь прокляты те блины и те сливки, которые должны были быть добавкой к блюду, а стали добавлением в груди азартного игрока. И те две долбаные вишни!!! Рамуда Амемура монстр, который любит сладенькое, а еще больше любит употреблять сладкое на своем парне. — Я же не люблю молоко, и ты это знаешь, — буркнул Дайс. Фиолетовые глазенки стрельнули на тот злосчастный стакан молока, но он так и стоял на тумбочке. Аккуратные плечи Рамуды лишь двинулись, мол «ну и ладно~». — Знаю, так что это мнееее. Но клубнику с пивом мы не будем кушать, так что будешь с кефиром видимо, котоооорый я также взял! — Опа, а кефир другое дело. Кефир Арисугава любил пить, в любых количествах и с любой едой, потому что он не такой привереда. Он вредничает лишь в отношении молока и всё. Это заставляло проявляться нежную улыбку на губах голубоглазого, а потом и зацеловывать лицо Дайса чуть ли не до смерти, после чего фиолетововласый едва смущаясь, но дрожа, обнимал крошечное тело своего розовласого бойфренда. Клубника была сочной и сладкой. Амемура всегда получал самые свежие и спелые ягоды через многих сестренок. Макнуть бы в сахар, но так лень за ним идти… Дайс отрывал назойливые зеленые хвостики кидая их на салфетку, а ягодки в тарелочки — Рамуде тарелку побольше, потому что он после принятия его мерзких леденцов становился неимоверно голодным. Да и Дайс не любил объедаться клубникой, зато мандарины любил до потери пульса, точнее, до аллергии, но сейчас был не сезон, так что пара налегала на клубничку. Скоро рассвет. Хоть немного поспать… Еще немного… Закидывая последнюю клубнику в рот, Рамуда вылазит на Арисугаву, по-хозяйски, потому что он его, весь, целиком — его парень, ясно? И только он будет так лежать, умостив голову на эту широкую грудь, слушая глубокие и мурчащие вдохи и выдохи. — А мой поцелуй на ночь? — послышалось над головой Амемуры. Обычно это было требование розовласого дизайнера. — Предыдущих 35 поцелуев Дайсу не хватило~? Дайсу так жаден или это потому что мои губы приятно кисленькие с оттенком молока~? — он кашлянул, смущенно отводя голову. Дайс невероятно милый и такой наглый! Это так роднит с Рамудой… — Ну, не хочешь, как хочешь… — одно мгновение и Арисугава ощутил быстрый, слегка кислый поцелуй на губах. Он жадно хотел бы впиться в них, но Амемура не даст — наказание за жадность. Розовый черт. — Я люблю тебя, Дайсу~! Спокойной ночи! Или доброго утра…