*
— Мой досточтимый визирь, слышал ли ты о несчастье, что свалилось на правящую семью острова Боллхан? Принц Ронгар пропал, а его сестра спуталась с каким-то торговцем и поведала тому секрет Меча Имры! — Ужасная трагедия, — подтвердил Дим -Дим и, согласно восточному обычаю сопереживания, возвёл глаза к позолоченному потолку. Хотя, как никто, знал, что Вечные сущности, обитающие, помимо прочего, в небесах, равнодушны к подобным событиям и, не важно, возносят ли смертные искренние молитвы в дворцовых залах или под открытым небом. — Трагедия, дающая нам возможность повернуть ситуацию в пользу Багдада! Нет принца — нет помолвки! — удовлетворённо хмыкнул калиф. — Неудивительно, что правители мелких островков-государств так переполошились! Каждый из них готов попытать счастья в Хадасаре и, словно изголодавшаяся крыса, вцепиться в приданое моей племянницы, а затем — в гарийскую казну. Только и мы — не промах, — и правитель Багдада похлопал визиря по плечу. — Арии Хадасары исполнится восемнадцать лет через два месяца. А празднование совершеннолетия — лучший из предлогов присмотреться к женихам, — с нарочитым спокойствием ответил Дим-Дим на такой порыв дружеского расположения. При этом белый маг поглядывал на окованные бронзой и украшенные резьбой двери, ожидая, когда же в зал войдёт тот, кого воистину стоило бы оценить властителям Хадасары. — Дело говоришь, о мудрый визирь! Но мой сын должен получить преимущество любым способом и любой ценой, — голос калифа дрожал от волнения. — На кого же мне взвалить такие хлопоты? — При всём желании служить вам, незаметно попасть за магический щит невозможно для меня, — осторожно произнёс белый маг. — Почувствовав на территории Хадасары присутствие моей скромной персоны, Афилепа, зная о нашей дружбе, заподозрит Багдад в каком-нибудь заговоре, и её гнев пылающими стрелами обрушиться на ваших людей. — Ты намекаешь, что в моём окружении не найдется никого, кто бы рискнул головой ради Багдада? — калиф сдвинул брови, но так он выглядел скорее смешным, чем грозным. — Плохой посланник может разрушить план вне зависимости от реального положения дел, — поспешил разъяснить свою позицию Дим-Дим. — Возьму на себя смелость предложить для этого задания достойных воинов и моих учеников… Будто в подтверждение одной из самых нужных добродетелей — появляться вовремя, у входа послышались мужские голоса и тяжёлые размеренные шаги. Высокие двустворчатые двери дворца распахнулись, и в просторный холл с мраморными колоннами и куполообразным потолком вошли Синдбад и Дубар. Придворные разглядывали их с преувеличенным вниманием: мужчины были крепки телом, энергичны в движениях, одеты в свободные одежды и хорошо вооружены, а по причине кочевой жизни среди неизведанных морских просторов — ещё и не по годам суровы. Порывистые ветра наполнили паруса их душ, готовых сорваться с места ради благородных целей. Синдбад из-за страстной, но целеустремлённой натуры, а также благодаря редкому таланту лавирования меж бесчисленных жизненных мелей и подводных камней, двадцати лет отроду стал обладателем лучшего двухмачтового торгового судна в Багдаде — «Нанны»* и долгожданных капитанских полномочий. Дубар же променял место первого помощника на «Дагданеше» на румпель «Нанны» с правом давать советы и, если того требовала ситуация, подзатыльники её капитану. У него была самая универсальная среди членов команды должность — старший брат. В настоящее время этим неразлучным братьям выпал шанс подтвердить репутацию бесстрашных мореходов и весьма удачливых авантюристов. — Храбрец-Синдбад, — прошептал себе под нос калиф, и его лицо расплылось в благодушной улыбке. Он кивнул поднявшемуся с дивана навстречу морякам Дим-Диму, давая понять, что доволен рекомендацией. И тотчас же, обращаясь к вошедшим, воскликнул: — Это же мои верные подданные! Синдбад, Дубар, что за счастливая перемена ветра направила вас к моему порогу в час нужды?! — Истинно разбушевавшиеся волны задержали нас у берегов Багдада дольше обычного. Но, мой калиф, вам я желаю штиля и в душе, и в семье! — отреагировал капитан «Нанны». — О моей семье и пойдёт разговор! Доводилось ли вам бывать в ХА-ДА-СА-РЕ? — произнёс калиф, выговаривая каждый слог в названии страны-соперницы Багдада. — На «Дагданеше» вместе с искателями приключений с Пульсара мы заплывали в её неспокойные воды. Было некоторое недопонимание с воинами Хадасары, пришлось показать им сколь тяжелы удары наших мечей. Калиф уже торжествовал в мыслях победу, и Синдбад, заметив это, сделался осторожнее в ответах. — Что могут знать о стране простые моряки, рассматривающие Хадасару издалека, кроме внешних очертаний местности и берегов, — маневрировал капитан. — Это — три золотых броши, что моя сестра передала в дар Багдаду для меня, моей жены и сына, — калиф сделал знак слуге открыть сундучок, находившийся по левую руку от него на миниатюрном мраморном столике. — Если пролить на брошь каплю своей крови и приколоть на одежду у сердца, такой человек сможет пересечь защищённую магией границу Хадасары. Готов отдать эти ценные магические артефакты в обмен на услугу, что для меня — бесценна. Когда будущее моей династии будет обеспечено, эти украшения станут вашей привилегией посещать Хадасару в любое время. Синдбад с полминуты постоял молча, обдумывая велико ли его желание находиться в числе таких избранных. — Мы сошлись в цене — и это нерушимо, — дал согласие мужчина, тем самым приняв предназначавшийся ему подарок рока. — Завтра — в дальнюю дорогу, а капитану необходимо посетить ещё немало мест, а посему откланиваемся, — вклинился в беседу Дубар. Он склонил голову в прощальном кивке сначала перед калифом, затем перед Учителем и настойчиво потянул Синдбада за рукав белой рубашки к выходу. Ему удалось увлечь улыбающегося каким-то своим мыслям младшего брата на аллею апельсиновых деревьев, ведущую к пристани. Убедившись, что рядом никого, Дубар проворчал: — Что ты надумал?! — Как капитан, я выбираю за какое дело нам браться. А ты обещал мне доверять! Между прочим, Дим-Дим не посоветовал бы отправиться в Хадасару, если бы не верил, что мы справимся! — Пусть так. Ладно уж… Плывём в Басру за подкреплением? — уже по-деловому спросил первый помощник. — На этот раз Фарузу с нами нельзя, — покачал головой Синдбад. — Ты верно спятил, братишка! Фаруз не простит нам такой несправедливости: его мечта — побывать за магическим щитом! — И оттуда вернуться, — невозмутимо ответил Синдбад. — Но с этим могут возникнуть проблемы. Подумай сам, останутся ли независимыми Багдад, Басра, Барония, Пульсар и другие известные нам земли, когда такой неординарный человек, как наш друг Фаруз, попадёт в поле зрения правителей Хадасары? Если их амбиции совпадут со стремлением Фаруза к научным открытиям?! Пусть он не захочет им помогать, но его могут заставить, к примеру, растянув нас на дыбе… — Иногда ты пугаешь меня, — серьёзно произнёс Дубар. — Какие пытки? Мы из Багдада подарки везём, поздравления и предложение о брачном союзе! Синдбад посмотрел на старшего брата с прищуром, как бы говоря, что прожил Дубар на свете двадцать семь лет, а всё такой же простодушный. — О, праведное небо! Ты же не собираешься похищать арию Хадасары? — глаза Дубара округлялись по мере осознавания последствий сумасбродства Синдбада. — Не исключаю такого исхода дела, — во взгляде Синдбада зажёгся огонек азарта. — Эх, братец, почему бы сразу не поджечь нашу лодку и не пойти на корм морским чудищам?! Нас будут преследовать боевые драккары её отца. Молчу уже о том, что её мать — ведьма! — Дим-Дим отправиться с нами, так что магическое прикрытие в море нам обеспечено. — С каких пор мы поддерживаем тех, кто отбирает у других свободу личного выбора? — Дубар глядел на брата с осуждением. — Торговля с Хадасарой не стоит сделки с нашей совестью! — Думаешь, родственники позволят наследнице выбрать мужа по велению сердца?! Наш принц — не хуже других, — заявил Синдбад, как можно увереннее, убеждая в первую очередь себя самого. Дальнейший путь к пристани, где на волнах покачивалась их красавица-лодка, братья проделали без пререканий. Дубар думал над тем, как ему повезло родиться не в семье благородных кровей, где богатство и положение в обществе считается важнее личных чувств и стремлений, а Синдбад тихонько насвистывал мелодию известной в Багдаде со времён его детства песенки. О простом моряке с небесно-голубыми глазами, которого выбрала себе в мужья наследница титулов и земель. Шуточную, ведь девушки, если чего-то избегают, так это — морскую качку и бедность.**
…Темноволосый маг с блестящей короной на голове, созданной из полупрозрачных кристаллов обсидиана*, гладко отшлифованных и заострённых, словно клыки гарпии, в чёрном развевающимся на ветру плаще, стоял у края… Скалы, очертания которой напоминали гигантский человеческий череп. Пустые глазницы, эти ниши, неизвестно кем выдолбленные в базальте, служили смотровой площадкой, а лоб и темя застывшего давным-давно каменного исполина были куполом страшного дворца. Сам по себе силуэт в чёрном вызывал трепет, но его чертоги, доминируя над окрестностью, повергали в состояние тревоги даже море. Всё остальное, куда простирался взор мага, было — море. Глубокое. Безбрежное. С исступлением бросающееся на отвесные скалы, что с незапамятных времён носили красноречивое название — остров Слёз. Полость там, где в черепе предполагается быть рту, была входом не только в громадный грот, но и в лабиринт из более мелких пещер, что уходили в глубину острова. Внутри каменной глотки, куда не проникал дневной свет, сквозь трещины в базальтовых плитах пробивалась лава. Это были ещё одни Врата, его собственные Врата в потустороннее. — Эблис-ин-Шат*! — рявкнул Турок, и в карих, практически чёрных глазах вспыхнул красноватый огонь. — Призываю тебя, демон! В этот миг церемониальная чаша из обсидиана, словно обретя чужую волю, выскользнула из его рук, упала на пол и раскололась на множество камней, острее стекла. Демон сопротивлялся, в свою очередь, Хадиса требовала жертвы. Маг, выругавшись, схватил один из осколков и изрезал ладони, чтобы струйки алой крови текли по кистям и капали с кончиков пальцев на растёкщееся на полу зелье вызова. Пришлось усилить его состав кровью, в избытке насыщенной тёмной энергией и родовой магией. Чтобы сломать защиту Эблиса и отдать дань Хадисе. Ибо лучше пролить малую кровь, чем чуть позже — большую, когда демон, явившись на зов и столкнувшись с разъярённой Стражницей Врат, таки прорвётся в мир людей, но опустошённый и, как следствие, голодный. Торжествующая улыбка мелькнула на лице Турока, когда чешуйчатая морда Эблиса, одного из тринадцати принцев — демонов, показалась из расщелины в полу. Не спуская с мага злобных узких глаз, демон прорычал: — Я закончил с твоими делами, тера* гар*! — Твой долг, Эблис, оплачен не полностью, — огрызнулся Турок. — Я придумал новое задание. — Почему я должен слушать тебя, тера гар? — выпрямившись, заявил демон. Он возвышался над магом не меньше чем в два человеческих роста и расправил перепончатые крылья, принимая боевую стойку. — Потому что моя дочь может отпустить своего особенного узника домой, — пояснил Турок. Короткой фразы хватило, чтобы монстр, рождённый с алчной жаждой убивать и пожирать, вздрогнул коричнево-зелёным телом, предвкушая встречу с кем-то более опасным. — Иди ко мне, — произнёс Турок, обращаясь в никуда, но уверенный, что услышан. Молодая темноволосая женщина, что полулежала на атласных подушках в соседней пещере, повернула голову в ту сторону, откуда донёсся голос Турока. Затем колдунья движением руки отослала согнувшихся от страха и почтения слуг, ранее обмахивающих её опахалом из павлиньих перьев. Нехотя поднялась и двинулась по коридору, грациозно изгибая упругий, как у храмовой танцовщицы, торс. Тотчас в полумраке грота распространился волнующий запах мускуса и сандаловых благовоний, обычно предшествующий её появлению. Когда женщина вошла под своды высокой арки, на её правой ладони затанцевали яркие языки пламени, освещая путь по коридору. В левой руке она держала окончание тонкой серебряной цепи, намотанной на изящную женскую кисть в несколько витков. Остальная часть цепи уходила вверх и заканчивалась внушительного размера кольцом из серебра, надетого на шею сильному и подвижному зверю, который передвигался по потолку и время от времени крутил змееподобной мордой, отчего драгоценный ошейник поблёскивал в непроглядной темноте. Женщина ритмично перебирала в руке звенья цепи, и от её прикосновений на серебре проступали древние символы. То, что могло бы быть незамысловатым украшением для колдуньи, для демона наверху было тем, что сковывало свободу и волю, удерживало лучше самых крепких кандалов. Из полумрака неслышно вынырнула другая девушка. Она среагировала на голос Турока с задержкой, потому что вернулась из путешествия в Багдад и потратила много магической энергии на восстановление приемлемого облика. Нирб спешила прийти в грот, там в данное время происходило самое интересное. Возле высокой арки она настороженно посмотрела вверх. Потолок в коридоре покрывали изображения чудовищ, без жалости терзающих тела своих жертв. Уродливые фигуры борющихся монстров переплетались, превращаясь в страшный, но притягательный орнамент, во многих местах исцарапанный когтями не менее уродливых гарпий, живущих в углублениях в стенах под потолком. Внезапно вокруг Нирб закружилась стая мерзких крылатых охотниц, таких свирепых, что от их клекотания в жилах обычного человека застыла бы кровь.Усилием воли девушка отвела взгляд от неразумных существ, преграждающих ей путь, естественно, по чужой указке, и в ярости до хруста сжала зубы. Хотя удача на её стороне, а Турок доволен её успехами, а следовательно незачем поддаваться на провокации. Сейчас Нирб — стройная, с прямыми тёмно-русыми, как кора деревьев, волосами и бледной гладкой кожей, поэтому Румине, признанной красавице, есть чему ей завидовать. Ещё Нирб способна постоять за себя и не только с помощью магии. Пусть старшая сестра решила в очередной раз похвастаться способностью управляться с домашними питомцами, младшая — не останется в долгу. Румина подошла к отцу, поцеловала его в щёку и расположилась у края расщелины на расстоянии вытянутой руки от покрытого ядовитыми чешуйками хвоста Эблиса. На её красивом загорелом лице, словно выточенном из золотисто-коричневого камня, застыла издевательская полуулыбка. Младшая же приветствовала родителя лёгким поклоном, зная, что если бы у Турока и было сердце, для неё не нашлось бы в нём даже уголка. — Отец, почему бы не послать на ответственное задание Нирб? Пусть полукровка попытается, — промурлыкала Румина, и нечто, вроде злорадства, промелькнуло на её губах. — Отец, почему бы не послать на ответственное задание твою любимую дочь — Румину, — с интонацией, далёкой от почтительной, произнесла Нирб. — Хватит, хищницы! Вонзите друг в друга коготки, когда уничтожим светлых магов, — прикрикнул на дочерей Турок, а затем обратился к гостю: — Демон Ядовитых Пустошей, что скажешь? Могущество моего рода доказано?! Румина дёрнула цепь, и тень Эблиса накрыла большая тень.Тот не столько увидел, сколько догадался, что мощное тёмно-зелёное тело его заклятого врага зависло над ним. Тварь с разинутой пастью и раздвоенным языком, мелькающим между рядами мелких зубов и двумя кинжаловидными клыками, с которых стекала ядовитая пена, была так близко к Эблису, что, не выдержав напряжения, он нервно дёрнул хвостом. В ответ Шакрр-ам-Шат-ин-Тэнат*, подчиняясь мысленному приказу Румины, ударил длинным массивным и усаженным острыми шипами хвостом по потолку. От необычного орнамента остались жалкие обломки, пыльной крошкой осевшие на морде Эблиса. Изрядный кусок стены откололся и с грохотом упал под ноги демону. Тот зарычал, а Румина звонко рассмеялась. Заметив, что Турок одобряет вызывающее поведение Румины, Нирб напряглась. Мать девушки была родом с Ядовитых Пустошей. Нирб бывала там в далёком детстве, даже стеснялась называть домом песчаные бесплодные просторы, продуваемые вдоль и поперёк подвластными Шату ветрами, вечно встречными, как бы ни пытались его потомки изменить их потоки, но кое-что она запомнила твёрдо: выходцы из-за Врат признавали над собою власть лишь существ своей крови. Сейчас её сводная старшая сестра издевалась над её Повелителем. Нет, не над Эблисом, этим жалким подобием демона, что хвастается своим статусом перед каждым смертным, кого собирается сожрать. Нирб не могла смириться с бесславным пленением Шакрра, которого обещаниями объятий и ласк заманила в ловушку коварная ведьма. Ранее Первый принц демонов являлся на зов Румины, будто привязанный невидимою цепью, теперь же связь эта стала осязаемой и подавляющей. Шакрр-ам-Шат-ин-Тэнат смотрел на Эблиса совершенно безучастно, не узнавая родственника и давнего соперника, не чувствуя ничего иного, кроме того, чего желает его госпожа, не управляя ни разумом и сердцем, ни даже хвостом. «Неужели отец также мучил мою мать? По капле точил её чёрную кровь, проводил всякие ритуалы, пока не получил ответ, как создать из меня — меня?!» — спрашивала себя Нирб. Турок не скрывал, что младшая дочь была плодом не страсти, а любопытства, магическим экспериментом, логическим завершением его практик. Но стала ли она его победой или поражением, как считала Нирб, на этот вопрос тёмный маг и сам не знал ответа. В этой ситуации девушка корила себя за сострадание к чужой беде — странный брак воспитания, что часто отталкивал от неё отца, и, чтобы справиться с собой, резко выступила вперёд. — Если Эблис сомневается, и у меня найдутся аргументы! — Нирб сделала пасс рукой, и в воздухе появился характерный запах приближающейся грозы. Морду демона исказила злобная гримаса, но Эблис не позволил проклятиям сорваться с чёрного языка. Слишком хорошо знал, что он-то точно выиграет от продолжительного безволия и беспомощности Первого принца. — Итак? — преспокойно переспросил маг. — Сделаю, что скажешь, — сдался Эблис, — но после покорения Багдада, мы — квиты! — Само собой разумеется, — закивал головой Турок, оглядываясь на дочерей и тем самым давая понять, что противостояние с демоном отменяется. В ближайшее время.***
…Румина сидела у каменного жёлоба с бурлящей прозрачной жидкостью, отражающей по требованию окрестные земли и воды, закинув ногу на ногу, постукивая ногтём по каменной кладке и наблюдая, как отец и демон согласовывают детали сделки. Слева замерла в ожидании Нирб, лелея мысль швырнуть воздушным потоком демона об стену, если тот попытается навредить Туроку. Ещё один невольный участник этих напряжённых переговоров притих, или по приказу Румины затаился, где-то в темноте под потолком. — Сделаю, что скажешь, — повторил Эблис. — С чего мне начать? — Откроешь в Багдаде лавку, где будешь продавать редкие эликсиры. Я сам их изготовлю, и они будут помогать, — Турок поморщился, — какое-то время! Об этом должны узнать в городе, и когда тебя пригласят во дворец… — Долго ждать приглашения, тера гар? — демон проявлял недовольство от самой мысли жить среди смертных, притворяясь одним из них, примерив на себя подобную им оболочку, такую омерзительную на вид, но сладковатую на вкус. Турок вопросительно посмотрел на Нирб. Девушка, задумавшись на пару мгновений, сообщила: — Яд проник в тело жены калифа, на вторые сутки в Багдаде за любой дельный совет лекаря будут готовы отдать пол казны. — Что за яд? — заинтересовался демон, считая себя знатоком в делах губительных. — Если справятся без твоих эликсиров? — Отрава и противоядие — суть одно, — раздражённо подала голос Румина. Играть роль послушной папиной девочки перед демоном ей надоело. — В этом мире только наша семья ими владеет, как и всем остальным, что в совокупности является, — женщина подняла палец вверх, — тем крылатым выродком! Эблис не стал спорить: Шакрр-ам-Шат-ин-Тэнат был необыкновенным, даже среди единокровных. Неподвластен Шату и другим Вечным, неуловим для Хадисы, ненавидим братьями и, точно, одним племянником. Определение «выродок» гармонично сочеталось с его положением в потустороннем мире — во всём первый и единственный. Для младшего демона не была тайной характерная особенность Шакрра: чешуйчатое тело Первого принца демонов ядовито везде. По обе стороны Врат болезненная смерть уготована любому существу от его смрадного дыхания, при соприкосновении со слизью, покрывающей шипы, или слюной и слезами. Хотя насчёт последних, установить нюансы действия именно этой отравы не представилось случая, ведь никто не видел сотни лет, чтобы старший сын Шата за кем-нибудь горевал. Итак Эблис получил подтверждение, что не только телодвижения, но и ядовитые выделения Шакрра контролировала семья Турока. — Твоё задание в Багдаде — остановить проявления неизвестной болезни у возлюбленной жены калифа, чтобы завоевать доверие царственных особ. Вот это, — Турок вручил демону непроницаемую склянку, — итог моих экспериментов с чёрной кровью! Тёмный маг не счёл целесообразным упомянуть, что именно Румина делает надрезы на шкуре Шакрра, получая уникальный ингредиент для лекарства от всевозможных ядов, болезней и ран, а Эблис не стал спрашивать очевидное. По слухам нескольких капель крови Шакрра, добавленных в воду, могло хватить для излечения от заразы крупного поселения. Что возможно было бы сделать с целой склянкой такой крови, у Эблиса не хватало фантазии представить. Между тем, Турок далее развивал свой план: — Ты напросишься остаться во дворце. В подходящий момент моя младшая дочь доставит тебе новую дозу яда. Научись придавать морде скорбное выражение — пригодится для прощальной церемонии! Демон скривился. То ли оскорбился на тон, каким отзывались о его совершенном образе, то ли уже тренировал подходящую мимику. — До совершеннолетия наследника ты должен развратить юную душу, чтобы не только народ Багдада возненавидел его, но и собственный отец засомневался в способности принца Касиба нести бремя власти. Тогда прийду я — Турок Всемогущий, — пафосно закончил тёмный маг, ни на секунду не сомневаясь в успехе своей стратегии. — Можно, можно я? — Румина рассмеялась и захлопала в ладони. — Обожаю подбирать имена зверушкам! Турок и Эблис обернулись в её сторону, а Нирб тихонько фыркнула из-за очередного трюка сестры, имевшего целью захватить внимание отца. Румина, как ни в чем не бывало, продолжила неуместное щебетание: — Отец… Пусть демон назовётся АДМИРОМ… — Прояви уважение к нашему союзнику, моя дорогая, — голос тёмного мага фонтанировал плохо скрываемой язвительностью, как раз в сторону союзника. — Имя — слишком символично! — Турок все-таки расхохотался, оценив дерзкий намёк дочери. Нирб дёрнулась, будто шпилькой укололи её, ведь Румине удалось выслужиться на пустом месте. — Откуда людишкам из Багдада знать язык Вечных?! — зарычал Эблис, не понимая истинной причины веселья. Всего лишь простенькое гарийское слово. Не популярное в Ядовитых Пустошах, там предпочитают не называть сыновей «предателями». Турок прекратил смеяться резко, как и начал. Более искушённого в магических практиках, чем этот демон, такое порывистое поведение предупредило бы о переизбытке в крови мага стихии воздуха. Но Эблис оказался тугодумом и не придал должного внимания усилению роли стихий в мире людей, в сущности враждебного демонам. Он согласился с каждым пунктом плана Турока: создал себе человеческую оболочку, выбрал неприметную одежду, как у большинства смертных, живущих случайными заработками, сложил в деревянную коробку разные эликсиры и одно, спасающее от всего на свете, зелье. Румина взмахнула рукой, после чего торговец по имени Адмир появился на борту корабля, что направлялся к берегам Багдада.****
В узком семейном кругу Турок, наконец-то, был готов выслушать отчёт Нирб о начатых ею интригах по всему Востоку. — Ты нашла того, кому стоит вручить Меч Шата? — обратился тёмный маг к младшей дочери. — Я передала оружие одному безвестному главарю шайки головорезов, пьянице и сластолюбцу, который ухватился за него обеими руками, как за последний шанс добиться столь желанной власти. Крисс Катта* готовит поход на Баронию* и ближайшие к ней острова. — Прекрасно! Знатные мужчины отправятся на войну в Баронию, некому будет поддержать Багдад и Хадасару. — Кое-что тревожит меня, — Нирб потупила взор, предугадывая, что вот-вот вызовет гнев отца. — Что такое? — Турок недоуменно изогнул бровь, ожидая подробностей. — Крис Катта упорно называет Меч Шата «мечом Аида», кичится обретённой неуязвимостью, нагло приписывая себе силу ветра. — Интересно, — ввернула Румина. — Неужели этот слабоумный был самой подходящей кандидатурой для воплощения нашего плана? «Неужели никак не угомонишься, сестричка», — подумала Нирб, а вслух произнесла: — Он и его громилы были ближе всех к Баронии. Когда до совершеннолетия нашего врага остались считанные дни, не каждая ли минута дорога? Я приняла решение… — …И тебе за него расплачиваться, — оборвал Турок оправдания дочери. — Итак, твоим вторым заданием было принести голову хранителя Меча Имры. — Когда я пришла в тюрьму в Боллхане, оказалось, что принц Ронгар сбежал. Хотя Али-Рашид* заверял меня, что пленнику некому помочь. — Замечательный расклад: оба величайших меча в руках самоуверенных болванов, — подлила масла в огонь Румина. — И это ты, Нирб, допустила такое! — Турок обращался к младшей дочери по имени, лишь когда был не на шутку зол или обеспокоен. Девушка склонила голову, чтобы не раздражать родителя и выиграть время для обдумывания оправдания. Румина тут же затянула сладкоголосую песнь: — Не волнуйся, отец! Крис Катта и Али-Рашид тебе не соперники. Когда прийдёт время, ты с лёгкостью отберёшь сокровища Вечных из их недостойных рук. — Да, не волнуйся, отец, — Нирб изо всех сил старалась придать лицу выражение беззаботности. — С Боллхана принцу Ронгару не выбраться: он искалечен, к тому же народ больше не верит, что такой правитель способен защитить их от разбойников. Принц не умер в тюрьме, но от ран и голода погибнет на задворках собственного города, и никто не вступится за него, никто не приютит… Турок, игнорируя Нирб, подошёл к Румине и погладил старшую дочь по голове: — Ты права, моя дорогая! Но надо быть начеку. Есть несколько раса гаров*, способных связать наши хаотичные действия на Востоке в конкретный умысел. Меня беспокоит тот, что нашёптывает идеи калифу Багдада, он может распознать в Адмире демона… — Мы до сих пор не объявили на него охоту? — с показным удивлением спросила Румина. Казалось, женщина только узнала, что старейший противник её отца защищает правящую семью в Багдаде. — Трудно достижимая цель! При малейшей опасности старый хитрец прячется на острове Рассвета. Тогда как мы, тера гары, не можем ступить на безмятежные пески… В разговор вмешалась Нирб: — Я узнала, что калиф Багдада отправляет подарки в Хадасару на торговом судне, — произнесла она, стараясь произвести на отца впечатление своей осведомлённостью. — Роковая ошибка! — недобро ухмыльнулся Турок.— Ценный груз, без военной поддержки, может и не добраться до Хадасары. Нирб взглянула в ярко-зелёные глаза Румины, расширившиеся от любопытства, и, с деланным безразличием, произнесла: — Отец, позволь мне заняться этим мелким вопросом… На самом деле Нирб трясло. Тончайшее покрывало из золотистой органзы, что прикрывало голову и плечи девушки, подрагивало, выдавая её крайнее возбуждение. В рассказе о событиях в Багдаде девушка сознательно и крайне самонадеянно скрыла один существенный нюанс. Что в Хадасару на торговом корабле некоего капитана Синдбада, отплывал известный неуловимостью белый маг, вспоминая о деятельности которого тёмный маг досадливо морщился. Нирб верила, что победа над Дим-Димом убедит Турока в её полезности. Одна единственная похвала из уст отца значила для этой ведьмы куда больше, чем покорение Востока. Получив согласие Турока, девушка сдержанно попрощалась и быстрым шагом направилась в привычное обиталище. Она почти бежала, предчувствуя приближение ненавистного припадка. Из-за кровной связи с тёмной тварью из рода Шата магическая сила Нирб имела оборотную сторону, как и её прекрасный образ. Бледное лицо девушки покрылось серыми пятнами, губы дрожали, а зубы разрывали дёсны, отчего рот был полон горячей крови. Гортань горела, как после трёхдневной жажды, позвоночник ломало, ноги подкашивались. Нирб, пытаясь отвлечься от нахлынувших болезненных ощущений, начала царапать ногтями базальтовую плиту в своём углу. Хотя считать своим угол сырой пещеры без каких либо удобств было явным преувеличением. — Развлекаешься? — Румина подошла незаметно. — Пришла позлорадствовать? — выплюнула жёлчную реплику Нирб, вместе с кровью. — Хотела поздравить сестричку, — проворковала Румина, будто не замечая затруднительного положения Нирб. — Какое оригинальное времяпровождение — потопить корабль, что полон сокровищ. Поэтому ты так хотела это поручение? Несмотря на тягучую боль в висках, мешающую не только думать, но и связно говорить, Нирб было очевидно, что Румина заметила лишнее и без убедительной истории не оставит её в покое. Поэтому девушка сорвала с себя полупрозрачную золотую накидку, бросила на пол и почти прорычала: — Скоро у меня будет десяток таких тряпок! Тех, что не достанутся арии Хадасары! — Все шелка мира не украсят твою звериную мордашку, — засмеялась Румина, но, вроде бы, поверила. Нирб молча согнулась пополам, так что Румина более не могла игнорировать её состояние: — Отец попросил меня передать зелье, чтобы укрепить твоё тело и магию. Выпей, выпей же прямо сейчас! — елейный голосок Румины разбавили нотки паники, когда на губах Нирб показалась пена, как у Шакрра, возможно, тоже ядовитая. В глазах двоилось, но Нирб приложила немало усилий, чтобы разглядеть цвет и консистенцию раствора в пузырьке. Она сознавала, что брать что-то из рук Румины так же опасно, как сунуть руку в корзину с коброй. Жидкость была однородной, характерного чёрного цвета, соответствовала средней густоты вину и без зловонного запаха. Трясущейся рукой Нирб приняла пузырёк и удивилась, что Румина поддержала её руку, помогая не расплескать содержимое, пока она пила. — Чувствуешь силу Шата? — уже спокойнее спросила Румина. Вместо ответа девушка откинула ладонь сестры и, жадно хватая воздух, направилась к ближайшей нише в каменном черепе, служившей площадкой для вылета гарпий. Остановилась на краю крутого обрыва, закрыла глаза, глубоко вдохнула и кинулась в пропасть. Через мгновение некое существо, быстро махая мощными крыльями набрало высоту, и, размеренно двигаясь, скрылось за горизонтом. В той стороне, где находится остров, бывший когда-то безымянным. Румина едва заметно ухмыльнулась. Она не рискнула бы подменить зелье, потому что её сводная младшая сестра звериным обонянием распознала бы подделку, но вместо необходимых трёх капель чёрной крови Шаккра добавила только одну, а это значило, что поддерживающее зелье перестанет действовать гораздо раньше, чем рассчитывает Нирб. В это же время из гавани в Багдаде отплыл корабль, трюм которого был заполнен дорогими подарками, а мысли капитана и его единственного пассажира — разнообразными надеждами, и пришвартовался другой, что на борту привез в Багдад лицемерие и смерть.