В глубине одиночества

Так невыносимо ей было только в тот год, когда позвонили из больницы и сообщили о смерти матери. Она долго болела, но они надеялись и верили, и это сплочало их, помогало держаться вместе. В тот злосчастный миг вместо такой необходимой ей поддержки она ощутила отцовское разочарование. И злость. Эми ластилась то к ней, то к Эдварду Харрисону, не понимая, что их семья уже никогда не станет прежней. Лора Харрисон была всем для мужа — любимой и драгоценной, единственной. Без неё две бесполезные девчонки ему не были нужны. И пусть Андреа и Эми с самого детства охотились и рыбачили с отцом, старались ему угодить и делать всё, как он скажет, это не меняло того факта, что сыновьями им никогда не стать. Андреа, которой уже исполнилось пятнадцать, начала целыми днями пропадать с друзьями, пропускать школу. Затесавшись в компанию Мэрла Диксона, она попробовала наркотики, алкоголь, перестала ночевать дома, но отцу было совершенно наплевать. Майкл Лернер — тогдашний шериф — однажды привез её домой в почти бессознательном состоянии и заявил, что ещё немного и придется вызывать социальную службу, а возможно, и положить её в специализированную клинику. Эдвард не захотел скандала в небольшом городке, по которому и так гуляли нехорошие слухи о его старшей дочери и её приятелях, поэтому заверил шерифа, что обо всём позаботится. Отец впервые за много месяцев пришёл к ней в комнату и, нехорошо сузив глаза, отчитал по полной. А затем сказал: — Я намеревался отправить тебя к родне твоей матери в Коннектикут, но такая оторва никак не сможет унаследовать то, что принадлежало Лоре, поэтому я связался с твоей бабкой и в завещание включили одну Эми. Я никогда не говорил, но они чертовски богаты. Мне и твоей матери эти грязные деньги не были нужны, поэтому мы и переехали сюда, но когда я известил их о том, что Лоры больше нет, узнал, что её отец и старший брат погибли в автокатастрофе, так что старуха осталась одна и не желает, чтобы налетели какие-то прихлебатели и растащили семейный бизнес. Андреа приподнялась с кровати и пригладила спутанные волосы, от которых отвратительно пахло сигаретным дымом, потом и рвотой. После того, как шериф сам занес её в комнату почти на руках, она изо всех сил боролась с последствиями похмелья. Отец, разумеется, не пожелал ждать, когда она хотя бы немного придёт в норму и обрушился на неё почти сразу. Как же отчаянно ей когда-то хотелось его внимания! Заботы. Может, чуточку тепла. Но теперь… — Мне ничего не надо, — выплюнула она хрипло, вложив в голос побольше презрения, — обойдусь без подачек. — Вот и ладно. Но позорить себя я тебе больше не дам, уяснила? Будешь учиться и попробуй только ввязаться в неприятности… — Иначе что? Отец мерзко ухмыльнулся. — Я отошлю Эми к старой карге и ты её больше никогда не увидишь. Андреа тут же захлопнула рот. Эдвард прекрасно знал, что единственным дорогим человеком для неё была маленькая Эми. И ради сестры она была готова на всё. — Мы нашли общий язык, Андреа? — отец испытывающе на неё взглянул и, дождавшись сухого кивка, вышел, аккуратно закрыл за собой дверь. Она вернулась в школу и быстро стала лучшей ученицей. С компанией Диксона быстро и легко распрощались и всех их, особенно Мэрла, она с тех пор обходила десятой дорогой. Они сначала пытались — звонили, караулили у школы, но затем им наскучило. Они были старше лет на пять — кто-то сел, кто-то остепенился, остальные уехали из Ла-Кросс. Только Мэрл остался где-то рядом с ней — не близко, но чуть что — был готов помочь. Кажется, она ему нравилась, хотя больше, чем пьяный флирт, Андреа никогда не позволяла. Чтобы быть как можно ближе к сестре, она поступила в местный колледж, находящийся в двух часах езды от дома. Она идеально училась, став лучшей студенткой юридического факультета, а затем открыла частную практику в соседнем городке. Всё изменилось, когда Андреа познакомилась с Филиппом Блейком на какой-то юридической конференции пять лет назад. Они поженились, но Эми он не нравился, поэтому она не пожелала покидать Ла-Кросс и перебираться к сестре. К тому же, когда Эдвард Харрисон заболел и умер, это только укрепило Эми в желании остаться там, где похоронены её родители. Быть полезной. Делать что-то важное. А теперь она мертва. Андреа, лежа на старом диване, смотрела в потолок убогой гостиной дома братьев Диксонов и не могла сдержать сухие спазмы, сотрясающие её грудь. Слёз совсем не осталось — она вчера выплакала все, запивая их текилой, так и не сумев добиться того, чтобы увидеть сестру. Если бы она не поссорилась с Эми тем вечером, когда приехала, всё, скорее всего, было бы иначе. Она не убежала бы в темноту, а Андреа не отправилась бы искать свою старую компанию в бар старика Барри. Стук в дверь прозвучал, как выстрел. Она вздрогнула и скатилась на вытертый серый ковролин, путаясь в полосатом пледе, которым Мэрл вчера укутал её, укладывая на этот самый диван. Проковыляв к двери, Андреа рывком распахнула её, столкнувшись лицом к лицу с шерифом, показавшимся ей таким симпатичным тога, в участке, в день приезда. — Миссис Блейк, — Уолш галантно коснулся своей шляпы, — могу войти? — Чёртов Диксон, — проворчала она, прислонившись к косяку и запоздало вспоминая, что на ней надета рубашка Мэрла, её собственные грязные после падения в переулке джинсы, носки с дыркой на большом пальце, а на лице потёки туши и тонального крема. Шериф хмыкнул, осторожно обходя её. Андреа кое как закрыла за ним дверь. — Чувствуйте себя как дома, — вложив в голос весь сарказм, на который она была способна, заявила женщина, — воды? Виски? Пива? — Воздержусь, — Шейн уселся на стул, показавшийся ему в комнате самым чистым и сцепил пальцы в замок, глядя на сестру Эми. — Я сочувствую вашей утрате, Андреа. Правда. Не только вы потеряли её, я тоже. И Гленн. Да что там говорит, весь Ла-Кросс скорбит. — Кроме её убийцы, — хрипло бросила Андреа, вернувшись на диван и снова набросив на себя плед, — мне ваш пустой трёп не нужен. Говорите, зачем явились, раз уж не пустили меня даже поцеловать её и сказать последнее прости. Шериф смерил её странным взглядом, и Андреа тут же захотелось почистить зубы и расчесать волосы. Вместо этого она медленно положила ногу на ногу и с вызовом глянула на мужчину. Усмехнувшись, он явно оценил её попытку и спросил: — Почему вы вернулись в Ла-Кросс? Точнее так: почему вы вернулись в Ла-Кросс именно сейчас, миссис Блейк? Что произошло в вашей жизни такого, что вам потребовался захолустный городишко, из которого вы радостно сбежали? — Я не сбегала. Я вышла замуж, а бизнес Филиппа в Милуоки, -начала Андреа, — а ещё я иногда навещаю сестру. Это что, преступление? — Разумеется, нет. Вы звоните Эми раз в месяц и приезжаете на день благодарения… с момента замужества вы были здесь дважды. — Я скучала по сестре! — Андреа вскинула подбородок. — Вы разводитесь с мужем, точнее, он с вами. В последний год вы не работали, крупные дела в вашей юридической практике были три года назад, — вкрадчиво произнес Шейн, — умерший отец оставил дом Эми… мне продолжать? Андреа вспыхнула. — На что ты, мать твою, намекаешь?! Что я убила её? Она была единственным близким мне человеком! Единственным, кому было не плевать! Филипп хотел красивую игрушку и мамочку его детей, но родить я не смогла, отец меня ненавидел… Больше… больше у меня никого нет! У Кэрол своя жизнь, а Мэгги слишком молода, чтобы понять меня! Шериф вздохнул. — Я хочу понять, что произошло с моей помощницей — милой и славной девушкой, которая заслужила жить, а не лежать в городском морге. Помоги мне, Андреа, — он перешёл на ты, когда женщина всхлипнула, — что-то же заставило Эми уйти вечером из дома? Она так торопилась тебя увидеть, вся сияла. Отпросилась пораньше. Что произошло между вами? Уронив голову в ладони, Андреа зарыдала. Подождав, пока она успокоится, Шейн снова заговорил: — Мы во всём разберемся. Просто расскажи. Больше не думая о том, что она ужасно выглядит, и что от неё несет перегаром, Андреа подвинулась к шерифу поближе. — Наследство… Моя мать была из богатой семьи, но когда она вышла за Эдварда Харрисона, то оставила всё. Так вышло, что осталась только бабушка и она сделала единственной наследницей Эми — по просьбе моего отца. Я никогда не была достаточно хороша для… для них. Одни проблемы. Наркотики, парни… — она усмехнулась. — Дружба с братьями Диксонами. Особенно с Мэрлом. Он решил начать меня опекать в год смерти моей матери, до сих пор на что-то надеется, кажется. Он позвонил, когда мой дражайший отец наконец-то умер. Эми нашла документы и позвонила бабуле — старушка вполне жива и бодра и с нетерпением ждала младшую внучку в гости, но Эми… моя принципиальная Эми отказалась ехать без меня. Я приехала убедить её перестать ломаться и поехать в Коннектикут. В Бриджпорт. Налаживать свою жизнь, может, пойти учиться в какой-нибудь Йель. Что мне было всегда недоступно. Сестрёнка обиделась, когда я назвала её святой и заявила, что мне не нужны подачки. Она всё же уговорила бабулю включить меня в завещание. Я… пришла в дом родителей найти эту чёртову бумажку и сжечь. Эми застала меня. И убежала… Я… я виновата. Я кричала на неё. Я не остановила… Голос Андреа затих, оборвавшись мучительным шёпотом. — Это трагическая случайность, — Шейн пересел на диван, — убийцы, как мне думается, всё тщательно спланировали. Кроме твоего приезда и того, что в доме рядом с местом преступления кто-то всё ещё живет, — шериф похлопал её по руке, утешая, — я разберусь. Обещаю. Куда она могла пойти после ссоры? К кому? Андреа вытерла слёзы и, подумав, проговорила: — К Бет. Бет Грин. Она её самая близкая подруга. Лицо Уолша на миг нахмурилось, а потом он пробормотал: — Ну конечно. Как я сразу не подумал. Слушай, Андреа, я не пустил тебя к Эми не потому, что я мерзкий бесчувственный гад, хотя я именно такой порой. Поверь, тебе не надо пока что её видеть. Когда расследование закончится, мы все вместе проводим её в последний путь. Она будет в красивом белом платье, а её гроб будет усыпан розами. Я лично скуплю все до единой. Просто… постарайся это пережить. Она смогла только кивнуть, глядя, как шериф Уолш встает и поправляет ремень форменных брюк и кобуру. Если бы Филипп был таким же заботливым… таким же порядочным, то она никогда бы не подала на развод. Он любил её, но в то же время она постоянно должна была соответствовать его заданной планке. Он был слишком похож на её отца. Она устала. Чертовски устала. У порога Шейн обернулся. — Попробуй поспать. И в душ сходи — лишним не будет. Выйдя на улицу, он обнаружил мрачного Мэрла Диксона, растянувшегося на видавшем виды плетеном кресле на веранде и прихлебывающего пиво прямо из горлышка бутылки. — Как блонди? Оклемалась? — вместо приветствия осведомился он. — Надеюсь, что ты не довёл её до истерики, а то я за себя не отвечаю, даром, что на тебе пижонская шляпа! — Ты меня с кем-то путаешь, Диксон, — Шейн мимолётно улыбнулся, — а она будет в порядке. Не сейчас, так завтра. Не завтра, так позже… В общем, ты понял. Ей нужна забота и участие, а не дармовой косячок и текила. — Учить меня будешь? — Диксон сбросил ноги со стола и со стуком поставил бутылку. — Я не ради тебя стараюсь… — Я ранен в самое сердце! — Уолш прижал ладонь к левой половине груди. — Но попытаюсь это пережить. И… Дэрил пока побудет в участке. Не потому, что он виноват, если ты понимаешь, о чём я, но распространяться об этом не надо. Пелетье всё ещё прячется… — Так может словишь на живца? — Диксон шмыгнул носом. — Варианты есть. — Я думаю, — медленно сказал Шейн, — что ты на сегодня сделал достаточно для этого города. Присмотри за Андреа. А я… сам разберусь. — Как знаешь, шериф. Бывай, — Мэрл кивнул ему на прощание.