В глубине одиночества

Дневник Шейна Уолша В первые месяцы моей службы шерифом захолустного городка, я бросался на каждый вызов, как оголодавшая собака на сочную кость. Я всё ждал какого-то знака провидения, громкого дела, еще чего-то значительного — чтобы с триумфом вернуться в Атланту, разумеется. Посмотреть в глаза Лори и бывших коллег, скучающе бросить пару фраз о том, что профессионализм выковывается годами, и что я всегда знал, что с этим «чертовым местом что-то не так». В моих фантазиях Лори приползала ко мне на коленях, моля принять её назад, а я обнимал за плечи крутую красотку с куда более впечатляющей попкой и говорил, что мое сердце отдано ей — она спасла меня от отчаяния и одиночества, сразу разглядев во мне своего суженого. А потом мы с Лаки (Бриджит, Стейси, Лаурой — ненужное зачеркнуть) уходили в закат, держась за руки, а Лори сотрясалась от беззвучных рыданий, протягивая нам вслед тонкие руки. Через полгода я понял, что в Ла-Кроссе ничего не происходит серьезнее драки, единственный наркоман и алкоголик-дебошир — это Мерл Диксон, а крутобедрые красотки тут отроду не водились. Ах да, еще изредка подростки давят машинами куриц или врезаются в припаркованные автомобили на пикапах, взятых у родителей «покататься». Я начал скучать, приходить на работу все позднее, а иногда и вовсе не появляться. Я брал машину и ехал на озеро Мичиган. Просто сидел на берегу, иногда обходил близлежащие леса, пару раз рыбачил. Однажды наткнулся на младшего Диксона с ружьем в руках и сделал вид, что не узнал его. С тех пор Дэрил, завидев меня, наклонял голову в знак приветствия. По истечении года моей службы (а контракт я подписал на четыре), я обзавелся помощницей — юной Эми, которая трогательно заботилась обо мне, варила вкуснейший кофе и боялась Мерла Диксона и еще одним полицейским — Гленном Ри. Он был неплохим парнем — добрым, ответственным и неопытным. Он вообще не был похож на того, кто способен держать в руках оружие, не то что стрелять из него. Но благо, здесь это умение, скорее всего, никогда ему не понадобится. Гленн закончил академию в Милуоки и вернулся в родной город, чтобы исполнить свою мечту стать полицейским. А еще за девушкой — судя по тому, как он начинал краснеть и заикаться, видя Мэгги Грин. Глядя на них я испытывал странную смесь веселья и зависти. Мне уже не светит такое чистое и светлое чувство, как влюбленность, и взаимная, судя по тому, как Мэгги поглядывала на парня и отпускала в его присутствии провокационные шуточки. Дом, который прилагался к должности шерифа, был ужасающим. Войдя туда в первый раз, Эбби наморщила нос и заявила, что тут явно кто-то недавно сдох. Возможно, опоссум. Её стараниями запах исчез, но обшарпанные стены нужно было заново красить, древняя мебель годилась только для помойки, а полы скрипели так, что можно было разбудить даже мёртвого, сделав парочку шагов. Особенно меня угнетал душ, то бодро окатывающий меня ледяной водичкой, то плевавшийся грязной едва не кипящей водой. Вызванный сантехник Аксель только пожал плечами, и, шмыгая носом, под которым топорщились жидкие усы, заявил, что менять надо все трубы и стояки, а это обойдется в несколько тысяч долларов. Я не планировал выбрасывать деньги на ветер, поэтому терпел то, что есть. Моим единственным приобретением стал нормальный и удобный диван, на котором я спал, ел и просто лежал, бездумно пялясь в телек и заливаясь пивом. Благо, пиво было шикарным, импортным — владелец местного магазина Эд Пелетье и сам до него был большой охотник. Когда кузина спрашивала меня, как я планирую вылезать из своей депрессии, я молча выпроваживал её за дверь и со временем Эбби перестала, только хмурилась и приносила мне лазанью, пироги и мясные запеканки. Подозреваю, что поставщиком отменной дичи был Дэрил Диксон, но проверять у него лицензию и право на хранение оружием я не стал. Вряд ли та девочка, что до меня была шерифом, обратила на это внимание — я не нашел в отчетах, заполненных её ровным округлым почерком ничего о Диксоне-младшем. В магазине Пелетье продавалось свежее мясо, местные были счастливы, ну, а я не совал нос куда не следует. Кстати, сама она тоже была какой-то непонятной загадкой — никто толком не мог понять, почему Доун Лернер внезапно отказалась от должности шерифа, которую до нее занимали ее дед, а затем и отец. Джим Лернер был местной легендой, да и Майкл отличился в свое время, арестовав приезжих, вздумавших торговать в Ла-Кроссе метамфитаминами. Эбби сказала, что у девочки просто сдали нервы, но я в это не верил. В этом месте не происходило ничего такого, что могло бы сбить с толку потомственного копа. Видимо, она просто не захотела умирать со скуки, оставив эту незавидную участь мне.

***

— Доброе утро, шериф Уолш! Как ваше здоровье? — вежливо поинтересовался судья Хорват. — Спасибо, не жалуюсь, — Шейн остановился, упираясь руками в колени, насквозь мокрый после пробежки, — а ваше? Доктор Грин говорил, что вы недавно заходили к нему. Старик ему нравился — в неизменной белой панаме, с улыбкой заговаривающий с каждым прохожим. Ему совсем немного оставалось до пенсии и он с нетерпением ждал, когда же у него появится преемник. Пожалуй, только он и Эбби с детьми были причиной того, что шериф еще не пустил себе пулю в лоб. — Колени пошаливают, особенно в дождь, — застенчиво признался Дейл, — раньше я, помнится, тоже любил побегать. Нет ничего лучше, чтобы взбодриться, правда? — Согласен, — Шейн кивнул, — нужно держать себя в форме. Если что нужно, говорите. Съезжу в Милуоки, привезу. На будущей неделе. — Спасибо, шериф, вы так добры и любезны, все бы были такими! — Хорват похлопал его по плечу, не обращая внимания на мокрую футболку и окликнул проходящую мимо Кэрол Пелетье: — Доброе утро, милая Кэрол. В церковь? — Да, Дейл, — женщина подошла к ним, мягко улыбнувшись, — и вам обоим доброго утра. Шериф, вы как обычно, даже в выходные не даете себе послаблений? — Люблю спорт, — буркнул Шейн. Кэрол Пелетье его отчего-то настораживала, что-то было в ней неестественно — то ли её неизменная улыбка, то ли то, как она всегда виртуозно переводила разговор с себя на другие темы. Как будто что-то скрывала. Хотя, возможно, ему просто мерещится, и ей нечего сказать о себе. Обычная скучная домохозяйка, светом в окошке для которой является её муж Эд. О нём она говорила охотно, особенно в его присутствии. — Я знаю одного человека, который жить не мог без пробежек… раньше. Зависимости опасны, шериф Уолш, не стоит становиться их заложником, давайте себе иногда немного отдохнуть, — неожиданно сказала Кэрол и удалилась, оставив его стоять с открытым ртом. И что это она, чёрт побери, имела в виду? — Не могу представить Эда Пелетье на пробежке, — протянул судья, в его темных глазах плясали веселый искорки, — а вы? — Я тем более, — Шейн пожал плечами, — да мне собственно, и всё равно… — Бегать любила Доун Лернер… — задумчиво произнес Дейл. — Вот как. И что же с ней стало? — спросил Шейн. — Это только она сама знает, дорогой мальчик, — вздохнул Хорват, — ты бы тоже сходил в церковь… Людям нужно знать, что шериф поддерживает их во всех начинаниях, и отец Стоукс постоянно про тебя спрашивает. Хочет помочь… Уолш медленно выдохнул и мысленно досчитал до пяти, прежде, чем проговорить: — Спасибо за заботу, но молитва мне не поможет. И вообще религия это бред, вы уж простите. Мне пора, судья. Заходите как-нибудь, выпьем кофе. И бросился прочь бегом так, словно от этого зависела его жизнь. Он не хотел видеть сочувствие в глазах старика. Если уж священник заметил, что у шерифа не все ладно в жизни, то что говорить о тех немногих, кого он подпускал к себе! Эбби не в счет, она семья, а вот Хорват и Ри… это было обидно, осознавать, что они его, кажется, жалеют. Сходив в душ, сегодня выдавший ему теплую и почти чистую воду, непонятно в честь чего, Шейн быстро проглотил миску хлопьев и направился в участок. Была пара рутинных проверок, немного документов и ежемесячный отчет, который он в понедельник повезет в Милуоки. Эми в офисе не было, он никогда не просил помогать ему в выходные, к тому же, она молодая и красивая, ей нужно больше бывать с ровесниками, а не корпеть над никому не нужными пыльными бумажками. Гленн обещал заглянуть, но после слов Кэрол и Дейла на душе было муторно, видеть никого не хотелось еще больше, чем обычно. Где-то час он потратил на работу, а когда отвлекся, чтобы сделать себе кофе, раздалась резкая трель древнего телефона, стоявшего на столе Эми. Отбросив пачку с кофейными зёрнами, Шейн схватил трубку: — Шериф Уолш слушает. — Это Кэрол Пелетье, — он сначала подумал, что ослышался, ведь звук голоса в трубке совершенно не походил на мягкий и певучий тон женщины, с которой он разговаривал утром. — Что-то случилось? — он безошибочно распознал надвигающуюся истерику. — Да. Приезжайте скорее. Она… кажется… — Кэрол всхлипнула. — Карсон-стрит, дом двадцать девять. — Еду. Никуда не уходи, Кэрол, хорошо? Я буду через пятнадцать минут! Шейн швырнул трубку на рычаг и побежал. Захлопнув дверь офиса и не потрудившись запереть его на висячий замок, он бросился в сторону церкви. Дом, который назвала Кэрол, стоял на отшибе, и он не знал, кто там живёт. Рядом была автомастерская Алекса Пратта, церковь и домик отца Стоукса, а еще два заброшенных после смерти хозяев участка. Один из домишек уже сгнил и развалился — не без помощи местной детворы, а второй был еще крепким. Он был закрыт на замок с цепью — обычно закрыт. Прямо напротив находился дом, адрес которого назвала ему миссис Пелетье. Кэрол сидела прямо на земле, прислонившись к стене дома, а в её руках была садовая лопатка. Рядом валялись рассыпанные семена — судя по всему, она собиралась посадить их, когда случилось то, что напугало её почти до бессознательного состояния. Шейн присел на корточки рядом с женщиной и успокаивающим жестом коснулся её руки, которая мелко дрожала. Широко распахнутые голубые глаза невидяще смотрели вперед, а дорожки из слез на щеках явно свидетельствовали о том, что она пережила сильное потрясение. — Где она, Кэрол? Ты же по телефону сказала «она», верно? — мягко спросил шериф. — Просто скажи, куда мне идти. В дом? — Нет… в доме… это дом Доун, и туда нельзя… А она… она там… на траве… Господи, я ничего не смогла сделать, бедная девочка, такая юная, я… уже поздно, шериф, слишком поздно… — бессвязно пробормотала Кэрол. Проследив за её взглядом, он поднялся и шагнул к дому напротив. Так значит в этом, выкрашенном веселой жёлтой краской, живет та самая таинственная шериф Лернер? Точнее, бывший шериф. И что значит, что туда нельзя? Как это понимать? Не дойдя пары шагов до крыльца заброшенного дома, он словно споткнулся, и его сердце сжала невыносимая боль, которую он не ожидал почувствовать когда-либо снова. Она лежала в траве на боку и издалека её сложно было разглядеть — высокая растительность явно нуждалась в уходе и хорошей газонокосилке. Попытавшись отбросить эмоции, Шейн изучил тело профессиональным взглядом, отметив синяки на белоснежной шее и руках, разбитые колени и кровоподтеки на повернутой к нему нежной щеке. Летний легкомысленный сарафанчик бежевого цвета, так хорошо ему знакомый, был усеян бурыми пятнами сзади. Сглотнув от подступившей в горлу желчи, он осторожно присел, стараясь не задеть ничего, чтобы не уничтожить возможные улики и прижал пальцы к шее, зная, что уже не почувствует биения пульса, но отчаянно и глупо на это надеясь. Кэрол была права — помочь было нельзя. Тело уже окоченело, а значит, смерть наступила не меньше, чем три часа назад, а может, и раньше. Кровь высохла и потемнела, так что, вполне вероятно, что убийство было совершено ночью. Но почему тело здесь, в траве? Неужели она была еще жива, когда преступник ушёл и сама выбралась из дома, где он её изнасиловал? Смаргивая непрошенные слезы, он вскочил на ноги. Следовало позаботиться о Кэрол. Вызвать экспертов из Милуоки или соседнего округа. Поговорить со свидетелями. Чёрт, в Ла-Кросс не было даже лаборатории! Солнце уже высоко, все возможные следы на улице, скорее всего, исчезли. Сейчас лето, пока не знойное, но вполне тёплое. Остается надежда на то, что убийца был не слишком умён и на теле девушки обнаружится его ДНК. То, что это был мужчина, шериф Уолш нисколько не сомневался. Бежевый сарафан, как и ноги сзади, были в высохшей крови, а это обозначало только одно… — Прости, девочка… — пробормотал Шейн. — Господи, как мне жаль… Если бы я только мог что-то сделать…