Whatever I do
I'm thinking about you ~…
«Если бы я только знал, что всё будет именно так… Хах… С самого начала это всё попахивало последней стадией идиотизма… Боже…» Марк смотрел, как, сменяя друг друга, разноцветные самолёты взлетали и садились, вселяя животный ужас в сердца своих пассажиров, но абсолютно не трогая психику наблюдающих их сутками работников аэропорта… В каждый момент времени, находясь в своей системе координат, сотни людей в одном месте переживают совершенно разные эмоции в равнодушно параллельных плоскостях контекста, и даже те несколько персон, что сейчас находятся в одной комнате с канадцем, не видят ничего, кроме своей системы отчёта, не догадываясь о величайшем сражении жизни, происходящем в безмолвном тайнике до жути влюблённой души. Влюблённой впервые и вынужденной учиться принимать это со всеми вытекающими последствиями… «Я должен был настоять на своём… Я идиот…» Марк раздражённо вздыхает, а женщина за столом перед ним, как ни в чём не бывало, продолжает неторопливо заполнять бумаги, переговариваясь с коллегой. Жарко… Чёрная одинокая муха, в грузоподъёмности не уступающая ни одному вертолёту, рассекала душную комнату, опасно задевая туго натянутые нервы будущего психотерапевта… «Спокойно…» Что бы там ни было, никогда не принимайте жизнь слишком всерьез – вам из нее живьем все равно не выбраться. Вдруг телефон в руке вибрирует, и Марк тут же отвечает. – Хён… Только не говори, что решил прокатиться ещё кружок на багажной ленте. – Уж лучше бы я сам катался на этой чёртовой ленте! Они издеваются, Хёк… Оказывается, чемодан улетел в Алжур, и я сейчас жду, когда мне оформят все долбаные миллион бумажек просто потому, что таков регламент и… – АлжИр. – Что?.. – Страна называется «Алжир»… Вечно ты путаешь буквы у незнакомых слов. Ладно, всё нормально. Я подожду тебя в Старбаксе на втором этаже. – Хорошо… Хёк? – Да? – Прости… – …ты будешь наказан. Они не виделись чуть больше месяца. Марк не смог вырваться раньше, затянув сессию из-за того, что решил сдать зимнюю курсовую летом, удивив преподавателя объёмом проработанного материала. И вместо двух месяцев у них, по идее, оставалось полтора, однако… Канадец сглотнул. Мама совершенно не хотела его слушать, упаковывая во второй чемодан слоями кимчи, прочие маринованные заготовки, круассаны и соевую пасту для супа. Ни размеры доплат за дополнительный багаж, ни слова о том, что всё это помнётся и испортится, что это уже слишком, что «бедному одинокому худому ребёнку» это всё нафиг не сдалось – и прочие попытки переубедить заботливую по вселенским масштабам женщину не возымели положительного эффекта. Марк спорил долго, но безуспешно… И по иронии судьбы именно этот чемодан, после почти часового ожидания у багажной ленты, так и не выполз. Как так вышло, что два одновременно прошедших регистрацию багажа попали в разные самолёты – загадка, изрядно подпортившая впечатление от долгожданной встречи. Со дня, как вернулся в Штаты, Хёк звонил только два раза. Два. И сейчас Марк нервничал и умирал, то потея, то бледнея, не в силах совладать со всеми эмоциями, что безжалостно мяли, будто тесто, не по привычке взволнованное сердце, изобретая новую форму тревоги. Странно… Но сам он, сколько раз ни брал в руки трубку, не решался звонить первым. И дело было не только в неловком смущении… После всего произошедшего, Марк не знал, как должен вести себя с Хёком, что говорить и как, ведь… Хоть вслух это и не провозглашалось, новый статус их отношений обязывал следовать определённым правилам, которые так и не были обговорены и… Внезапно Ли Донхёк стал не просто «другом с привилегиями», обрушив на канадца данность богатства и положения в обществе своей непростой семьи, не говоря уже о всех психологических последствиях тяжёлого детства и пережитого насилия… Этот странный парень, так любивший капюшоны, сломал все убеждения канадца, открыв спрятанный на дне души тайник, и тот мир, что вышел оттуда, напрочь сбив все ориентиры, каждое утро ставил Марка в тупик. Желание обнять больше не несло в себе святые добрые мотивы, жадность до внимания карих глаз не оправдывалась детской ревностью и профессиональным интересом, а тоска по теплоте физического присутствия хотя бы в радиусе трёх метров неоднозначно намекала на прогрессирующую привязанность. Марк даже и не думал о подобном, пока однажды за завтраком, в день первого экзамена текущей сессии, отец вдруг не сказал, будто между делом: – Работа занимает гораздо больше времени, чем ты думаешь, сынок. И после окончания учёбы всё станет в тысячу раз сложнее для вас обоих. Но кто знает, что будет через год или через десять лет? Если мне скажут, что завтра наступит конец света, то еще сегодня я посадил бы дерево. – Что? Какое дерево?.. – Знаешь, Марк?.. В наше время можно учиться дистанционно. Идиотизм, правда? Вообще, я ужасно не одобряю подобное, но… Если я ничего не могу с этим поделать, то значит это и не моя проблема. – Извините? – Да? – Ваш чемодан доставят на указанный в анкете адрес в течение трёх дней, но дома должен кто-то быть, понимаете, да? – Отлично… Мало того, что мой багаж потеряли, так теперь я ещё и привязан к дому?! А если меня не будет? – Хмммм, – женщина посмотрела на него, сощурив глаза. – В любом случае, там должен кто-то быть. Вы свободны, господин Марк Ли. Добро пожаловать в Америку. – Ты же сказал, что твой чемодан в «Алжуре»… – развалившись на зеленом диванчике напротив выходов из зоны прилёта Хёк даже не встал, продолжая потягивать из трубочки непонятного цвета напиток. С усталым стоном Марк плюхнулся рядом и легонько пнул ногой багаж. – У меня их было два, – сейчас их ноги соприкасались коленями, а до чужой руки было не больше тридцати сантиметров, и Марк чувствовал, как сильно любит, понимая, что ещё сильнее, чем любит, скучал, ревнуя к тому самому, неизвестному ему одеялу, которое, в отличие от некоторых, имело возможность обнимать этого красивого парня каждую калифорнийскую ночь… – Два?! Уваааа… Хён, ты думал, тут нет магазинов? Или… Тут не продают арбузы иностранцам? – Хёк сделал ещё глоток и протянул стаканчик канадцу. – Держи… Ты, наверное, голодный… Вообще, я взял два, но тебя пока дождешься – помрёшь. «Ты… скучал хотя бы?..» Он чувствует знакомый запах, слышит мягкий голос, видит, как блестит шоколадно-медовая кожа на голых руках, и хочет скорее обнять, поделившись чувствами и подтверждая своё право на них. Марк действительно любит трепетно и немного неуверенно, удивляясь радости, что за секунду сменяла гнев, чтобы, задев навсегда, уступить место следующей эмоции. Марк пьёт и морщится, он не очень любит смузи из кислых фруктов, как вдруг Хёк придвигается ближе и закидывает свою коленку на чужую, переплетая ноги. Когда голова падает на плечо, чужие волосы немного щекочут, и нос улавливает приятный аромат женьшеневого шампуня… – Mister Mark Lee… – Хёк перебирал пальцами свои кожаные браслеты, слегка качая свисающей с чужой коленки ногой, заставляя Марка чувствовать приятное тепло, что сладко разносила возбуждённая кровь по всеми телу. – Did you miss your boyfriend? – How about you? – Марк кладёт руку на чужое бедро, слегка сжимая его… Если эти игры теперь часть его жизни, то ради этого стоило тащить ещё хоть двадцать два чемодана с кимчи… – Me?.. Хёк поднимает голову, впиваясь искрящимся взглядом в чужие глаза. Он закусывает нижнюю губу, медленно переводя внимание на шею, и Марк сглатывает, безуспешно пытаясь подавить восстание мурашек… Всё происходит слишком быстро. Канадец не успевает задержать дыхание, чувствуя влажные поцелуи мягких губ на своей шее, но стоит ему поддаться знакомой мелодии приятных ощущений и слегка склонить голову, подставляя новые участники кожи, как вдруг Донхёк сильно кусает. От резкой боли Марк вскрикивает, ненадолго привлекая внимание прохожих, и пытается отстраниться, но будущий дипломат крепко держит его за одежду, с силой вдавливая в сиденье и не разжимая зубы. Борьба под возмущённые восклицания канадца продолжается несколько секунд, пока Донхёк наконец не отпускает жертву и отстраняется, довольно посмеиваясь. Марк тут же проводит пальцами по красным следам от чужой челюсти. (♫) – Блять… Это было больно, Хёк! – Хён? – мальчик из аэропорта счастливо улыбается, нежно теребя хёна за мочку уха. – Я скучал по тебе… «Hung up on love on a Thursday But can't shake it off by the Friday night ~… I fall for you on a Saturday But I'm on my own on a Sunday ~…» Всю дорогу до дома, пока едут в такси, парни смеются и болтают, перебивая друг друга, иногда вдруг начинают спорить и драться, затем опять смеются, стараясь между делом касаться друг друга как можно больше. Совершенно не обращая внимания на пейзажи за окном и водителя, Марк никак не может насмотреться на красивое лицо парня, поражаясь тому, насколько его живость и эмоциональность отличается от прежнего, совершенно не читаемого враждебного отчуждения. Он наслаждается его звонким голосом и тщательно скрываемым жадно пожирающим взглядом, забыв обо всём на свете, пока Хёк вдруг не замолкает и, приблизившись вплотную, не целует в уголок губ. Канадец тут же бросает быстрый взгляд на водителя и сжимает чужую ладонь… «Как же хочется обнять его… Боже… Это какое-то безумие» Место от укуса всё ещё болит… «Whatever I do I'm thinking of you ~…» Хёк помогает затащить чемодан на крыльцо и держит дверь, пока Марк протискивается вместе с багажом внутрь. Он достаёт для гостя тапки, бросает ключи в корзинку возле зеркала, и хочет что-то сказать, указывая рукой куда-то вглубь огромного дома, но Марк хватает его за запястье и резко тянет на себя. Они обнимаются молча. Долго. Крепко. Так, как будто этот миг – их первый и последний. Марк чувствует чужое сердце. Нет времени на слова, но… Он делает глубокий вдох и отстраняется. – Слушай… Я… Я не покупал билет обратно… Хёк хмурит брови, молча ожидая продолжения. Марк не просто так затянул сессию: ему нужно было решить все вопросы об организации дистанционного обучения пока он был в Корее, оформив всё документы и дождавшись официального разрешения… О решении канадца знали все, именно поэтому мать так основательно собирала его, будто провожая в армию, а Лукас ревел в аэропорту, умоляя звонить ему хотя бы раз в неделю. Не в курсе были лишь двое… Юте его любимый оппа сказал, что едет путешествовать и постарается вернуться как можно скорее, привезя с собой много подарков. А Донхёк… – Почему ты не звонил мне, Хёк? – Я звонил. – Хах… Пару раз! – Я… Я боялся, что… мммм… ты быстро от меня устанешь… Не хотел надоедать. Но почему ты не звонил? – Я… – Ты должен был звонить каждый день. – What? Я бы точно тебе тогда надоел, разве нет? – Нет. Каждый твой звонок делал бы меня счастливее, превращая обычный день в особенный. В следующий раз звони мне каждый день, хён. – Следующего раза не будет, Хёк… – В смысле? – Я… Я не купил билет назад. – Хён, ты… Сбежал из дома?! – What?! Хах… Нет, конечно! – Ты решил бросить универ?! Но… Мне, конечно, тяжко без твоей шеи, но не думаю, что это стоило таких жертв. Не успел Марк открыть рот, как в дверь позвонили. Девушка, привезшая пиццу, явно была здесь не впервые, мило переговариваясь с хозяином дома, будто с приятелем, пока тот искал по карманам деньги. Она о чем-то пошутила, и Хёк засмеялся, а в голове Марка, появившись из ниоткуда, вдруг родилась совершенно безумная мысль, захватив все свободные места… «Она сейчас в него влюбится!! Нет… Я не хочу…» Это было так глупо, но… Так страшно. Хёк наконец заплатил и, забрав пиццу, закрыл дверь. – Ты голоден? Я заказал, пока ждал тебя в аэропорту… Одна – пепперони, вторая…. Не помню. – Я буду учиться дистанционно, Хёк. Мне нужно будет ездить в Корею только на сессии. Будущий дипломат замер, удивлённо всматриваясь в лицо гостя и всё ещё не веря до конца... – Что ты хочешь сказать, Марк? – Я решил, что, пока мы учимся, я хочу жить с тобой, Донхёк. Потому что я не знаю, что будет, когда мы вырастем и начнём работать, а сейчас… Я хочу быть рядом каждый день, не теряя ни единой твоей улыбки. Хёк шумно выдохнул, смотря куда-то поверх головы канадца. Однако, как бы он ни старался, слёзы всё же нашли путь к свободе, закапав на картонную крышку предстоящего ужина. – Чёрт… – шмыгая носом, он запрокинул голову ещё сильнее. – Да положи ты уже куда-нибудь эти дурацкие коробки! – Марк отобрал пиццу, кое-как пристроив её на свой чемодан. Не успел он обернуться, как чужие руки обхватили его за шею, а мягкие губы вторглись на самые заветные территории, мгновенно завладев ртом, и на мгновение канадец выпал из реальности, погрузившись в приятные ощущения и пьяный вкус страстного желания… Хёк целовал настойчиво и торопливо, будто боясь, что конфету отберут так и не дав попробовать, пачкая их подбородки слюной и совершенно не делясь инициативой. Жар его тела чувствовался даже сквозь одежду, и Марк больше не контролировал не только мягкий язык в своём рту… Он терял голову и наслаждался тем, что разрешает себе это. Наконец Донхёк отстранился и, тяжело дыша, уткнулся носом в чужую шею… – Хён… Я знаю, ты голодный и… устал… но… Я так долго тебя ждал… Я больше не могу… Сделай мне приятно, хён… Ааахх… – парень вздрогнул, когда Марк укусил его за ухо, запустив руки под футболку. Прижимаясь сильнее, он тихо застонал, сжимая чужие плечи. – Я так скучал… Боже…. Я так скучал, хён… Больше никогда не оставляй меня… Слышишь?.. Пока он любил его прямо на полу в прихожей, Донхёк был ещё громче чем обычно, царапая до крови спину и зовя по имени, но Марк ничего не слышал… Он ещё никогда не чувствовал себя таким живым и свободным, вместе с тем понимая, что с каждым толчком его тело и разум всё больше привязываются к талантливому сыну министра, подчиняясь всепоглощающей любви без права на спасение. Марка больше не волновал смысл игр Бога, как и то, играет ли он вообще. Единственное, что имеет значение – это данный момент и любящее сердце Ли Донхёка, что он крепко держал в своих руках.